Михаил Макаров
Реверс
Судя по деревянной реакции, Бочкарёв не понял, что такое ЧМТ, СМО и какое преступление предусматривает статья 112 УК РФ. Но признаваться в этом он не подумал.
– Гарантирую, что о-очень скоро! – в этом месте голос прокурора сорвался на взвизг. – Я наведу порядок и в бюро судебных экспертиз! Эксперты будут в первый же день давать окончательное заключение!
– Дилетант! – презрительно хмыкнул моложавый крепыш-подполковник, сидевший от Кораблёва через проход.
Саша мысленно развил его тезис: «Откуда у Терминатора возьмутся навыки по части предварительного расследования, коли он – замшелый аппаратчик?! Пять лет отбарабанил начальником отдела кадров! Из прокуратуры в своё время свалил на повышение в обком КПСС. Прибежал обратно в девяносто первом, когда партия приказала долго жить».
Эти вехи трудовой биографии Бочкарёв скромно умалчивал, когда вещал массам о своём гигантском надзорном опыте. Их раскопала в интернете продвинутая следственная молодёжь.
Начальник областного УВД Малышев решил вставить слово, интонационно стараясь сделать его веским:
– Товарищ прокурор, проверки в отношении сотрудников не должны дезорганизовать нашу деятельность по охране правопорядка.
На разочарованных лицах его подчинённых явственно читался вопрос: «И это всё, на что способен генерал?»
А что мог предпринять в сложившейся ситуации человек в погонах? Призвать к силовому противостоянию с прокуратурой? Обнажить наградное оружие и заставить Терминатора прилюдно сожрать приказ Генпрокурора, а заодно казённый галстук?
Кораблёв видел, как сквозь растерянность на лице генерала проступает выражение озлобленного упрямства. Вероятно, указания им будут даваться за плотно закрытыми дверями в родной вотчине. С учётом мощного административного потенциала милиции, вариантов помериться приборами имелась масса. Можно, к примеру, ГИБДД дать команду на отлов прокурорских, частенько управляющих автотранспортом в состоянии алкогольного опьянения…
Следующий контрудар Саша смоделировать не успел, начался второй акт Марлезонского балета. Ещё более нелепый, чем первый. Бочкарёв начал стругать подначальных в присутствии ментов. Вооружившись толстым синим карандашом, открыжил первую строчку подготовленной ему справочной таблицы.
– Острог!
Аркадьич вскочил, бурый, как варёная свекла. Оправдывая таким образом свою фамилию.
– Застегнитесь! – повелел Бочкарёв.
Аркадьич засуетился и не с первого раза сумел протолкнуть золочёную пуговицу в петельку кителька.
– Буров, у вас двести семь дел возбуждено из отказных за три последних года и первый квартал текущего. Больше всех в области! А сколько процессуальных проверок в отношении работников милиции проведено?
– Сто десять.
– Почему так мало?! Приказ был к сегодняшнему дню проверить все факты укрывательства!
– Объём очень большой. Не успели.
– Что вы там бубните, Буров? Говорите членораздельно!
– Не успели.
– Когда начали?
– В четверг, как только факс от вас пришёл.
– В четве-ерг?! Вы три года назад должны были озаботиться данной проблематикой!
– Дык, не поступало раньше таких указаний! – Аркадьич развёл в стороны руки, открыл широкие вспотевшие ладони.
Вылитый трудяга-землепашец, распекаемый злым барином. Для полного сходства межрайпрокурору оставалось только с хрустом почесать в затылке.
– А уголовных дел сколько возбуждено?
– Дык, ни одного пока…
– Бездельники! – взбеленился Бочкарёв.
Личина безнадёжного простака, с которого нечего взять, в очередной раз спасала Аркадьича.
– Сади-итесь уже! – брезгливо дал отмашку облпрокурор.
Аркадьич опустился на сиденье мокрый. Сунул руку за борт мундира, помассировал левую сторону груди, тяжко выдохнул.
Бочкарёв поднимал подчинённых по списку. Процедура публичной порки выглядела унизительно. Прокурорский авторитет игнорировался напрочь.
Особенно фарсовым вышел диалог с Евдокией Фадеевной Токаревой, прокурором маленького райцентра Клеверово, граничившего с Нижегородской областью.
– Что вы не сделали?
– Не проверили проверки в порядке статей 144–145 УПК РФ, Виктор Арнольдович! – Токарева, пышка предпенсионного возраста в нелепо сидевшей на ней форме сильно напирала на «о».
– А что нужно сделать?
– Провести проверки в порядке статей 144–145 УПК РФ, Виктор Арнольдович!
– А по результатам проверок что нужно сделать? – Бочкарёв, словно с умственно отсталым ребёнком говорил.
– Возбудить уголовные дела, Виктор Арнольдович!
Саша опустил голову, прикрыл глаза ладонью. Стыдно было за коллег перед милиционерами.
Избиение младенцев дало осечку на прокуроре Григорьевска, второго по величине города области. Он сидел слева от Аркадьича и поднялся стремительно, но без колготы. Это был поджарый, спортивного толка брюнет с умным и смелым взглядом. Непокорный расчёске вихор, нависший над высоким лбом, придавал старшему советнику юстиции Белкину хулиганистый вид.
Григорьевск соседствовал с Подмосковьем и потому криминогенная обстановка в нём зашкаливала. Город сотрясали настоящие гангстерские войны. Милиция была никудышной. Столица переманивала сотрудников большими зарплатами. Областному УВД то и дело приходилось командировать в Григорьевск личный состав из других районов. Вахтовым методом затыкали кадровую прореху. Понятно, что КПД временщиков стремился к нулю. Раскрываемость была фантастически низка. Правоохранительные органы грызлись меж собой, обвиняя друг друга в смертных грехах. Прокуроры менялись, как перчатки, пока в двухтысячном году не назначили Белкина. Методом кнута и пряника тот сумел установить баланс среди силовиков, направить их энергию в общее русло. Начали раскрываться резонансные убийства. Бандосы пошли за решётку, воздух в районе стал почище. Ситуация более-менее стабилизировалась. До настоящего времени она оставалась сложной, однако контролируемой.
Руководство ценило Белкина. Он не зазнался, но цену себе знал. Его отличала самостоятельность во взглядах, порой отдающая вольнодумством.
Низкий процент раскрываемости вносил в работу Григорьевской милиции свою специфику. Укрывали там относительно немного. Какой смысл «жать» заявки, если, один пёс, не выбраться из аутсайдеров? Соответственно, количество преступлений, поставленных на учёт из укрытых, было небольшим.
Этот показатель вызвал сомнение у прокурора области. Потеребив верхнюю губу, он заявил, что разницы нет – пять преступлений сокрыто или сто пять, виновные должностные лица обязаны понести наказание.
– Почему ни один из руководителей ОВД не привлечён к уголовной ответственности? Мне кажется, вы срослись с милицией! – такой упрёк он адресовал Белкину.
Разумеется, Бочкарёв понимал, что перед ним не трепещущая лань Токарева и не покладистый Аркадьич. Потому интонацию избрал индифферентную. Но ему важно было показать, что неприкасаемых для него не существует.
В эту минуту Саше Кораблёву больше всего хотелось, чтобы Белкин опроверг несправедливое обвинение в панибратстве с ментами. Рассказал бы пришельцу с Урала, как, заступив на должность, лично расследовал уголовное дело в отношении тогдашнего начмила Григорьевска, заказавшего убийство банкира. Как в прошлом году посадил отмороженного опера РУБОПа за вымогательство.
Но Белкин и не подумал оправдываться. Уверенным, чуть ироничным тоном круглого отличника, назубок знающего предмет, он выдал складную тираду:
– Предлагаю разобрать конструкцию статьи 285 УК РФ, по которой предлагается квалифицировать действия начальников органов дознания, утверждавших незаконные решения. Самое уязвимое место – доказывание субъективной стороны. Второй скользкий момент – последствия. Признает ли суд существенным нарушение прав граждан либо интересов государства, если возбужденное прокурором дело останется «глухарём»?
Саша слушал очень внимательно. О невозможности доказать умысел они с Аркадьичем говорили. А вот толковая мысль о последствиях им в головы не пришла, её следовало взять на вооружение.
Прокурор области, не ожидавший подобного демарша, опешил и поэтому прервал Белкина не сразу.
– Это всё теория! – губы его змеились. – Если вам нечего ответить по сути, не транжирьте драгоценное время!
– Это судебно-следственная практика. А то, что предлагается, иначе, как подрывом правоохранительной системы, я назвать не могу. Кто-то наверху задумал столкнуть нас лбами с милицией и развязать, таким образом, руки криминалу.
– Воровской ход! – громко поддакнул дерзкий подполковник, отделённый от Кораблёва проходом. Такое выражение было популярно два года назад, когда принимался новый процессуальный кодекс, наделивший преступников небывалыми правами.
– Довольно демагогии! Алла Тарасовна! – по щелчку пальцев в первом ряду сделала стойку кадровичка. – Подготовьте внеочередную аттестацию на этого… м-м-м…
То ли Бочкарёв действительно запамятовал фамилию полемиста, то ли своим «м-м-м» хотел продемонстрировать степень пренебрежения к нему.
– Члена коллегии прокуратуры области, почётного работника прокуратуры, старшего советника юстиции Белкина, – блистая взором, чётко подсказал григорьевский прокурор.
Сохраняя спину прямой, а плечи развёрнутыми, он с достоинством присел.
Прокурор области покинул трибуну. Выполнявший роль конферансье его первый зам предложил «перейти, перейти к обсуждению проекта решения коллегии».
Участие в процедуре принял узкий круг. Картина разительно отличалась от обычной, когда раздавался единодушный «одобрямс».
Генерал Малышев заявил, что проработает решение со всеми заинтересованными службами УВД и представит предложения в письменном виде.
Григорьевский прокурор Белкин, словно и не ему прописали внеочередную аттестацию, заведомо не сулившую ничего хорошего, бодро объявил, что он уже накидал поправки. Так как ему несподручно было выбираться из середины ряда, он с приязненной улыбкой попросил сидевшего с краю Кораблёва передать записку в президиум.
Саша, пока шёл, отсканировал первый пункт: «Проверки проводить исключительно по фактам, сопряжённым с фальсификациями и обманом заявителей».
Когда он положил листок перед Насущновым, тот метнул из-под клочковатых сивых бровей взгляд, полный укоризны. Вспомнив, как в древности гонца карали за плохую весть, Кораблёв пожалел, что не пустил крамольный листок по рядам.
21
25 мая 2004 года. Вторник.
12.00–12.30
На скорости резко крутанув налево, Жидких едва успел среагировать на бабку, ковылявшую по пешеходной «зебре». Истерично завизжали тормоза. «BMW» дёрнулся и встал намертво. Выручили сухой асфальт и гидравлика экстренного торможения. А то бы к случившейся параше добавилось ДТП с трупаком.
– Лезет под колёса, слепошарая! – как путный, за спиной возбух Молотков.
– Заткнись, сука! – швырнул через плечо Жидких.
Чувствовал – ещё слово под руку и у него сорвёт крышу. Тогда он бросит руль и уроет грёбаного наркота, втравившего их в блудняк. У Костяна хватило мозгов расчухать, что Валеру колбасит. Больше он не вякал.
Путь отхода был продуманным – в сторону от оживлённых улиц, автопатрулей ГИБДД и ППС, вниз на Малеевку. В гараже-отстойнике намеревались поделить добычу, вернуть тачке родные номера и разбежаться.
Угнав ментов на другой конец города к «заминированной» школе, Жидких рассчитывал на фору в полчаса. Связанных тёток в офисе обнаружить должны были не раньше. Пока мусора рюхнутся, пока объявят свой долбанный «Перехват» и заткнут выезд из города, он должен был выскочить на трассу. Уходить на Ярославль хотел кружным путём через Суздаль и Иваново.
Кудрявый план лопнул. «Разгон»[111] обернулся кровавой мяснёй[112].
…Скромно припарковавшись возле торца пятиэтажки, Валера сёк за обстановкой в зеркало заднего вида. Ногу держал на педали акселератора. Движок ровно урчал. Задние двери были прикрыты, но не захлопнуты, чтобы парням не терять драгоценных секунд, запрыгивая в тачку.
Первым из-за угла дома боком высигнул Молотков. Голова обтянута броско-зелёным, на макушке из прорехи торчал хохол волос, как у Чиполлино в старом мультике. Забыл маску снять, клоун!
Бежавший следом Пандус отчего-то хромал. Кособочась, он волок объёмистый мешок. Его содержимое было непонятно массивным и угловатым. С каждой секундой ком дурных новостей рос. В салон налётчики принесли резкую пороховую вонь и дикую ошарашенность.
Не транжиря время на расспросы, Жидких плавно тронулся. Подмывало газануть, но он сдержался. Устраивать ралли – только умножать поднятый кипеж. Вести себя нужно было смирно, с понтом – добропорядочный. Выбравшись из путаницы жилмассива на длинную узкую улицу Циолковского, пристроился за маршруткой. Встречное движение не позволяло её обогнать.
Процедил сквозь зубы:
– На х…я шмаляли?!
– Лерыч, она газом в меня пырснула! – не расставшийся с дебильной маской Молотков косноязычил.
Глазницы маски были прорезаны криво, и оттого таращилась только правая фара. Вторая дыра пришлась на левую щёку и хрящеватое поломанное ухо без мочки.
– Разуй калган[113]! – Жидких трясло от злости.
Посунувшись к осевой, он чуть не зацепил кативший навстречу морковного цвета уродливый «пирожок»[114].
Молотков безбожно матерился. Выворачивая наизнанку, стаскивал с головы узкий рукав от кофты-«лапши». Избавился и сразу кинул гнилую отмазку:
– Чё ты меня крайним делаешь?! Я раз шмальнул, а Славян твой – три!
Подробности парни вывалили в отстойнике.
…За газовый баллончик схватилась рыжая бухгалтерша.
– Реакция у неё, лахудры, как у Майка Тайсона! Малёха я без шнифтов[115] не остался! – горячился Молотков, собственную реакцию пропивший и проторчавший.
Валера крутящим жестом показал ему убавить громкость.
Костян засандалил бухгалтерше в брюхо. По ходу, наглухо заделал, хоть и с одного ствола. Патрон-то полукартечью был снаряжен!
Вторая сучка, которая главная, заорала, как пожарная сирена. Её стрельнул Пандус. Но самоделка есть самоделка. Да и патроны старые, отсырели, видать. Оттого несколько осечек кряду вышло. Коза драная развизжалась так, что стёкла в окошках ходуном тряслись. Не заткнулась и схлопотав пулю. Пришлось ещё жать на курок. Когда они сваливали, директриса тихонько стонала под столом, сучила ногами, шпильками стену корябала. Подыхала.
Деньги из сейфа выгребли до последней мятой бумажки.
– Ключ был там, где ты сказал, Лерыч, – впервые за время корефан-ства Жидких уловил в голосе Пандуса подхалимаж.
«Догоняет бычара, что накосорезили».
Попутно парни прихватили у баб мобилы и лопатники[116]. А Пандус запихал в мешок системник от компьютера, принтер и маленький ксерокс. Хотел до кучи монитор зацепить, но, когда провода отсоединял, уронил и разбил экран.
– Ништяково, Лерыч, – Славян был уверен в своей правоте. – Я знаю, где за хорошие бабки толкнуть можно.
Молотков, затирая пальцем извилистую царапину на чёрной бочине системного блока, с умным видом кивал, соглашаясь.
«Дебилы конченые. Сидели ведь оба, хорошо сидели, знают, на чём палятся», – подумал Жидких, но рта не раскрыл.
Начал тасовать деньги. Подсчёт обескуражил – сто шесть «кусков»[117] с копейками. То есть, его навар – полста кусков. Слёзы! Если сминусо-вать расходы на подготовку, останется на пару-тройку раз зачётно пожрать с подругой в центровом кабаке. Овчинка не стоила выделки.
– Ты говорил – полтора ляма хапнем! – Молотков вроде как предъявил[118] ему.
Говорил, а сквозь шуршащий пакет обрез наглаживал. Разумеется, Валера помнил – второй ствол заряжен, а с мозгами у Костяна – напряжёнка.
По понятиям выходило, что предъява справедливая. Агитируя на делюгу, Жидких не сказал ведь: «Можем взять от ста кусков и выше». Конкретно обещал полтора ляма. Но виниться нельзя было, лицо потеряешь.
– И сто кусков на дороге не валяются. Работать надо не под кайфом! Ты, падла, ноги делал в маске! Запалил нас на районе!
Тут, похоже, до Пандуса дошло, что групповой разбой с двумя мертвяками тянет на пожизненное.
Глухим эхом поддакнул он Валере:
– Конкретно запалил!
Молотков опустил взъерошенную башку. На темени сквозь слипшиеся волосы ослепительно белел страшный шрам в форме буквы «V». Поднимал голову медленно – глаза налиты мутной кровью. Вылитый вампир перед тем, как прокусить жертве сонную артерию.
Не хватало ещё перегрызться на радость ментам. Жидких срочно развёл рамсы[119], признавая за собой нечаянный промах.
– И на старуху бывает проруха!
Бабки разделил поровну, уменьшив свой процент. Ему было фиолетово – полтос или тридцать пять кусков. Проблему такие деньги не решали.
Телефоны и оргтехнику, сгруженную на верстаке, искурочили кувалдой и свалили в мешок. Когда у парней остыл адреналин, они, кривя морды, согласились, что номерное барахло – палево. Славка взялся утопить мешок в Клязьме, благо отсюда до неё пять минут ходу, а гаситься он собирался на мызе у Лешего. То есть, вполне по дороге ему было.
Наглючий Молотков спросил, можно ли на время заныкать в гараже кочерыжку. Расставаться с железом они с Пандусом не собирались. У Валеры не хватило авторитета, чтобы их разубедить. Хотя, ежу понятно – найдут мусора стволы, проведут экспертизу и намертво привяжут к нападению! Превращать отстойник в арсенал Жидких не позволил. Через дядю Серёжу, покойного отцовского брата, мостик от гаража легко перекидывался к нему.
Отказав Костяну, задумался: «У него ведь не заржавеет с обрезом по городу блондиться».
– Прикопай в кустах на берегу. Волна уляжется, заберёшь, – посоветовал.
Молотков, как шёлковый, кивнул: «лады», а в глазах его читалось: «нашёл лоха». Посулил надёжно залечь на грунт. Но и тут, по ходу, фазана заряжал[120]. На какой, бляха, грунт он упадёт, когда карман ему прожигают башли[121], по его меркам – несусветные? Наверняка уже скалькулировал пробитой черепушкой, сколько доз герыча закупит у барыги.
Пятнадцать лет назад в сходной по накалу ситуации Валера не менжевался[122]. Достал нож и искромсал в лоскуты двух урок с Текстиля, объявивших войну их бригаде. Ценою пары жизней, таких же никчёмных, как и Костянова, сберёг себя и правильных пацанов. Миллион раз всплывал в памяти тот яростный миг и миллион раз Жидких повторял себе, что был прав.
Следуя проверенной логике, сейчас надлежало убрать неуправляемого торчка. Если этого не сделать, Молотков очень скоро угодит в мусарню, где его расколют до просака.
Потом на суде адвокат задвинет про эксцесс исполнителя, скажет, что подзащитный Жидких ни сном, ни духом не знал о намерениях других подсудимых. И благодаря высокой квалификации и крутому гонорару «доктора»[123] огребёт Валера не пожизненное, а пятнашку. Разница для него будет так же непринципиальна, как в случае с полюсом и тридцатью пятью тысячами. По любому – не выйти из зоны своими ногами. Значит, попадать туда нельзя.
Но кручёного Костяна голой рукой не вальнёшь. Он на стрёме, спину не кажет, обреза из рук не выпускает. И со Славкой не проговорили они варианта, чтоб гуртом накинуться по условному знаку. Вдвоём бы наркошу уделали легко, тем более, Славян при стволе.
Однако и тут не просто. У Пандуса в мозгу одна извилина – пацанская. А чисто по понятиям Молотков не накосячил настолько, чтоб его грохнуть. Идти на дело при железе благословил Валера. Да, он говорил: «Не шмаляйте там». Ну и чё? Расклад вышел другой, мокрый. Ну, завалили терпил, на то они и терпилы. Судьба у них такая – горемычная.
Нет, не поддержит Славка затею избавиться от подельника.
Меняя номера на машине, Жидких лихорадочно кубатурил. Правильный ход никак не нащупывался.
Гнать на своей тачке в Ярославль, как и планировал? Но менты, возможно, дали уже ориентировку на автомобиль. Сто пудов кто-нибудь из жильцов видел в окошко, как двое отморозков, не обратить внимания на которых было невозможно (один – в маске, другой – с тяжеленным мешком), чесали вдоль пятиэтажки, а потом прыгнули в ожидавшую их иномарку неброского цвета «зелёный металлик»…
Или сказать Пандусу: «Повесь снаружи замок», да загаситься в гараже дня на три? Хавчика немного есть, в багажнике – две резервные полторашки воды. Курева – початая пачка и полная, ноль-семь водки. В бардачке – книжка обожаемых с детства Стругацких. На улице теплынь. Перекантоваться можно.
Но нельзя завтра не дать ответа по долгу. В таком разе не счётчик включится, а вилы нарисуются тройные.
Из носу – кровь, надо двигать в Ярик. Но как? Оставить здесь тачку, и на попутках? Или тихариться до темноты и рискнуть-таки своим ходом? Дороги две, на обоих – стационарные посты ГИБДД, в Соломинских Двориках и в Прудках.
Первый вариант как будто вернее. Не надо через весь Острог переться. В город вообще соваться нехрен. Ночью улицы пустые, «гиббоны» по-любому тормознут. Но в Двориках постоянный пост, а в Прудках мусора не всегда пасутся.
«Стопэ! А пересменка? Они ж не роботы-полицейские! Меняются ночью в три или в четыре часа. Причём, на сдачу дежурства в город шпиляют. Забыл, что ли, как раньше с пацанами проскакивали через Дворики с трассы? Но то в молодости было, в другом измерении».
– Я пошёл? – Пандус закинул на просторное плечо мешок, громыхнувший изувеченной оргтехникой.
На фейсе его – ноль эмоций. Будто к соседу по гаражу сигаретку стрельнуть заглядывал.
Костян свалил пятью минутами раньше.
– Погодь, брат. Возьми до кучи, утопишь, – Жидких протянул согнутые вдвое номера, засветившиеся на разгоне.
– Угу.
Оставшись один, Валера вдруг остро испытал забытое чувство детской обиды. Словно взрослые бросили его, и не в чужом городе даже, а в страшном лесу на съедение волкам.
