Михаил Макаров
Идеальная совокупность. Том 2
После инфаркта Птицын проработал до обидного мало, прежние нагрузки ему оказались не по плечу. С его уходом обе темы заглохли.
Комаров волок службу по инерции, не халтурил, но и не пахал глубоко. Считал месяцы до минимальной выслуги. Насчёт незадавшейся карьеры не парился. В начальники он не рвался, не хотел лишней обузы. Довольствовался должностью старшего опера, которую ему вскоре дали.
В «одно местечко» им было по дороге. Пообещав слетать мухой, Яна ускакала вверх по ступенькам.
ДК «Победа», очаг культуры скончавшегося на рубеже веков экскаваторного завода, несмотря на солидный возраст, сохранил товарный вид. Косметика его обветшалому грязновато-жёлтому фасаду не помешала бы однозначно, и тем не менее общая картина благодаря монументальной колоннаде внушала почтение. Породу никуда не денешь. Умели, умели строить при товарище Сталине.
Заполняя паузу, Ломидзе в очень уважительной форме беседовал на родном языке по мобильному с отцом.
Паша со вкусом потягивал сигаретку. Жену он предупредил, что вернётся поздно. Известие было встречено спокойно. Их брак находился в фазе продолжительной ремиссии. Семье Комаров теперь уделял неизмеримо больше времени, чем во время службы в РУБОПе.
Тут в заднее левое окошко «шкоды» постучали. Паша резко обернулся – возле машины тёрлась особь цыганского обличия, умудрившаяся подкрасться незаметно. От церкви что ли притащилась? На паперти ромалы наладили промысел гораздо более безопасный, хотя и менее доходный, чем продажа наркотиков, – попрошайничество.
Комаров собрался шугануть побирушку, но в последний момент осекся:
– Думала, не узнаю?
– Видел бы ты свою моську! – довольная, как слон, заржала Янка.
Она вернулась в экзотическом прикидоне – по плечам рассыпана блестящая грива и не банально чёрная, а с синим, как у воронова крыла, отливом, в ушах – огромные серьги качаются, на шее червонным золотом блестит чешуйчатое монисто, поверх бровей смоляные коромысла нарисованы, цветастая юбка подметает асфальт. Немного не в тему был клетчатый пиджачок, погода вынудила утеплиться.
– На кого-то ты похожа. Не пойму – на кого?
– Вон на кого! – Ломидзе указал на большую афишу на стене ДК.
Там красовалась аналогичная цыганка-сербиянка. Музыкальная постановка «Кармен» по новелле Проспера Мериме, поясняла надпись внизу щита.
Что за кекс этот Проспер, Комаров не знал. Вместе с тем о Кармен примерное представление имел, не совсем дремучий.
– Падай в тачку, артистка, путь в жопу мира неблизкий.
– Паша, ты растёшь в моих глазах. Никак в рифму заговорил?
Кукушкин пруд – самая окраина, дальше – окружная дорога, за ней – лес. Имечко у водоема народное, изначально он назывался Красным. Переименовали его, вероятно, из-за присутствия пернатых, умеющих предсказывать срок человеческой жизни. Прежде тут был сплошь частный сектор, ему пруд полагался по противопожарным нормам.
В восьмидесятые годы, в пору расцвета КБ «Абажур», здесь выросло несколько ведомственных девятиэтажек. Пруд стал любимым местом досуга новосёлов. Тут гуляли с детьми, собирались на пикники, летом купались, загорали, ловили на удочки сорную, но вполне съедобную рыбёшку и просто отдыхали на травянистом бережку, причём не обязательно с бутылочкой.
Тогда же был разработан перспективный проект благоустройства района. Территорию намеревались окультурить, озеленить, высадить цветники, установить фонари. План предусматривал даже детский клуб, аналог «Родничка», гордости орденоносного механического завода.
По известным историческим причинам осуществиться грандиозным планам было не суждено. Пруд зарос осокой и ряской, теперь здесь не купались, а мыли машины. На берег и в кусты тащили хлам из гаражей. Нормальные люди забыли сюда дорогу, а гопота, напротив, проторила. Где пьянки-гулянки, там обязателен уличный криминал.
Комаров выезжал сюда на заре своего милицейства, инспектором ОДН будучи. Не на драку, не на грабеж, на труп. В пруду по недосмотру отца утонул шестилетний мальчик, игравший у воды. Как тогда страшно кричала мать мальчика – растрёпанная, как кикимора, на глазах поседевшая. Босиком пришлёпала, а ведь дело было, если память не изменяет, в октябре.
Остаточное украшение заброшенного водоёма – стайка уток, обитающая тут до заморозков.
Оперативники прикинули оптимальный маршрут «приманки».
– Идёшь повдоль пруда, там тропа к сто второму дому по Матросова, – инструктировал Комаров. – Во дворе стоишь. Под козырьком у подъезда встань, чтоб не отсвечивать. Покуришь, вертайся. По другой уже стороне пруда вертайся. В нашу сторону не гляди.
Они выставились возле строящегося коттеджа по улице Лизы Чайкиной. Позиция была укромной и выгодной. Многоэтажки давали достаточно света, чтобы не терять Янку из вида.
Сама затея, конечно, тупая. Шастает по спальному микрорайону пришлая лахудра в идиотском наряде. Но, по-крайней мере, она не кружит волчком на одном месте. Не сразу будет резать глаза населению.
– Сойду за городскую сумасшедшую, – Темрюкова хорохорилась, при том что нервоз скрыть не могла.
– Травмат держи наготове.
– На месте, – Яна хлопнула ладонью по карману пиджака. – Но сперва я нашего альфа-самца трахну извращённым способом. Не скучайте, мальчики!
Забросили крючок. Уставились на поплавок. И на удивление очень скоро увидели поклёвку.
Подозрение мужик вызвал не сразу. На его первом проходе Комаров дежурно отметил общие приметы, подходившие под портрет серийщика. Пол, возраст, телосложение. Таких совпадений на улице – двенадцать на дюжину. Проход был мотивированным. Работяга поставил в гараж машинёнку и шлёпает домой, ко щам. Наломался за неделю, поэтому шагает медленно. Трезвый. Девицу под фонарём заметил стопудово, но интереса к ней не проявил. Добропорядочный семьянин, бывают такие.
Протикала всего пара минут, и добропорядочный нарисовался вдругорядь. Точняк это был он. Та же куртка, бейсболка та же, и знакомая походка с ленцой. Топал он обратно в гаражи. Объяснение заднему ходу можно было дать простое. Забыл что-то в машине. Или проверить решил, закрыл ли замок.
Паша, разумеется, сделал стойку. Целиком обратился в зрение.
Ещё несколько минуток отсчитали наручные, и тот же самый мужичок возник в следующей линейке гаражей. Чтобы оказаться там так быстро, ему нужно было перейти на бег в тот короткий отрезок времени, на который он выпадал из поля зрения сыщиков. Теперь он стоял в густой тени, спиной подпирал торец гаража. Он явно наблюдал за женщиной, бредущей вдоль пруда к жилмассиву.
– Наш клиент, – шепнул Ломидзе.
Идентичный ход мыслей объяснялся равным стажем оперативной работы.
Разбор ситуации напоминал игру в быстрые шахматы:
– Ему сподручно пройти за кустами.
– Нам бы вперёд продёрнуть.
– Услышит движок, испугается.
– Придётся стометровку рвать.
– Ненавижу спринтерские дистанции.
Мужик у гаража вытянул шею, как гусь. В уме продолжив траекторию его взгляда, Комаров разгадал причину беспокойства фигуранта.
Куда-то пропала наживка. Случилось это скоропалительно. Где наша чернобровая Кармен?! Подсказку дала трель свистка, пронзившая вечернее умиротворение.
Опера вывалились из «шкоды» и, не захлопывая дверей, чесанули на сигнал тревоги. Доносился он от ближней девятиэтажки.
Ломидзе, некурящий, к тому же футболист, лидировал в забеге.
На проезжей части дороги, на повороте к дому кипела тусня.
Паша, добежав, следующую картину застал. Темрюкова держала за руки двух пацанят, оба росточком ей по плечо. Пацанчики извивались ужами, шипели, рвались на волю.
Третьего, такого же мелкого, с налёта сцапал Ломидзе. Сгрёб так, что хрен вырвешься.
Комаров кинулся на помощь Янке. При виде его один малец брызнул в сторону, в темень, с воплем: «Суки черномазые!»
Преследовать его опер не стал. За двумя зайцами погонишься… С наличностью бы разобраться.
Держа за шиворот принятого у Темрюковой шкета, Паша включил на телефоне фонарик. Посветил под ноги. Возле бордюра обнаружил круглую железяку, похожую на здоровенную сковороду без ручки.
Пазл сложился, впрочем, был он незамысловат, дошкольнику по зубам.
Скучая под фонарем, Яна срисовала ребят, тащивших крышку от канализационного люка. В тот же миг она забыла о цели мероприятия, в котором участвовала, и ринулась на защиту муниципальной собственности. Отважные малолетки её не испугались. Завязалась борьба, и неизвестно, кто вышел бы из схватки победителем, не подоспей оперативники.
Воришкам – годков по одиннадцать-двенадцать, то есть они не субъекты преступления. Заведомо отказной материал. Работа на корзину.
На правах старшего группы Комаров решил – повоспитываем и отпустим. Иначе застрянем в отделе до утра.
Ломидзе безоговорочно поддержал товарища.
Профилактика эффективна, лишь когда она адресный характер носит. Когда ты знаешь воспитуемого. А он, в свою очередь, знает, что ты его знаешь как облупленного.
Опера развели пацанву в разные стороны. Выяснять, как кого зовут и кто где живёт, надо по отдельности. Редко попадаются прошаренные настолько, чтобы заранее сговориться насчёт ложных имен-фамилий друг дружки.
Про сбежавшего они, конечно, заявят, будто познакомились с ним пять минут назад.
Ещё нужно обоих сфоткать на долгую и добрую память.
Пацаны нахохлились. Кумекали, кто их повязал. Чего надо больной на голову цыганке и ее нерусским корефанам? Тот, что был ростом повыше, хоть и рыжеватой масти, но с горбатым шнобелем и акцент у него чурбанский. Второй, коренастый, смуглый, с черной бородкой, подстриженной квадратом, вообще, смахивал на латиноса из боевика про мафию.
В следующую минуту их осветили фары лихо вывернувшего из-за угла автомобиля. Комаров, сощурившись, заслонил глаза рукой. Водитель догадался переключить свет на ближний. Экипаж ПМГ[35], патрулировавшей Эстакаду, был предупрежден об операции уголовного розыска. Чуть чего, пэпсы должны были подскочить.
Но до «чуть чего» дело, вроде, не дошло. Помощи не запрашивали. Или кто-то инициативно адреснулся к коллегам?
Из «уазика» с автоматом в руке десантировался Игорь Рублёв, суровый плечистый дядя под сорокет. В его активе три командировки на Северный Кавказ, каждая по полгода. При этом серповидный шрам на скуле старшего прапорщика заработан в глубоком тылу. Пьяная девка полоснула опасной бритвой в баре «Лель». Застала врасплох ветерана боевых действий.
У Рублёва стойкая репутация службиста-святоши. Его зрение не различает полутонов.
Если дать малолеткам пенделя, Рублёв накатает рапорт. Не из вредности, а потому что считает – так правильно. Начнётся разбор полетов. Наружные службы сейчас в фаворе, а оперативные – в немилости, соответственно, выводы будут сделаны не пользу последних. Плёвый случай может дать повод для наказания начальника КМ, кресло под которым и без того шатается.
– Вот так значит? – с презрительной ухмылочкой Паша повернулся к Темрюковой.
Янка глаз не спрятала, наоборот, вылупилась, как полярная сова.
– А ты думал? Пускай родители за своих сопляков ответят! Заворовали!
Комаров оглянулся на гаражи, хотя можно было не утруждаться. Стрёмного типа в бейсболке там нет и в помине. Испарился, как только начался шухер. И колесить по округе в надежде его сыскать бесполезняк. Здесь сто путей отхода.
– Чтоб мы ещё раз с вами, с деревянными солдатами Урфина Джюса, связались! – зареклись опера.
8
22 сентября 2007 года Суббота
Весь мозг Клыч сломал в поисках решения. Просьба вора была просьбой лишь по форме. Ответ «извини, брат, не срослось» исключался. Часики тикали неумолимо.
Клыч терзал извилины и злился на упёртого Барона. Никак не разубедишь его в том, что в Остроге так же проблемно купить боевое оружие, как в любой другой точке России. Да, в городе есть военные заводы, однако магазины при них не функционируют и распродажи под Рождество не устраиваются.
К режимным предприятиям не подступиться, на каждом – служба безопасности из бывших ментов. Более того, оборонку теперь обихаживает персональная милиция. Мусарня прямо на территории мехзавода базируется.
На дворе не девяностый год, когда на том же механическом шустрые ребятишки слямзили партию автоматов. Шуму было, гаму. Много кто из братвы попал под раздачу мимоходом. Но и самих крадунов повязали, громкое дело слушалось в большом зале горсуда, оборудованном железной клеткой, которая тогда выглядела зловещей диковинкой. Это сейчас зверинцы в судах в порядке вещей.
Канал в дивизии перекрыт наглухо. Дорога к воякам заказана.
Куда адреснуться? Объявление «куплю стволы» в газетке не тиснешь.
Была надежда на одного деловара. Позавчера пересеклись с ним на «бугорках». Ожидаемо встал вопрос о взаимной услуге, только не за марафет, как предполагал Клыч, а покруче. Делаш попросил вальнуть своего конкурента и даже назвал фамилию, которую у него никто не спрашивал. Клыч оторопел, подумал, что разговор пишется, подумал – мутка[36] ментовская, сызнова легавые хотят его на строгач законопатить.
Базар оборвал на полуслове. Велел прикусить язык и забыть о разговоре. Прыгнул в тачку и был таков. Чепушила, кинутый на крутом берегу Клязьмы, только руками в изумлении развёл.
Следующие тёрки получились беспонтовыми, и каждая по миллиону нервных клеток убила.
Людишки страдают недержанием речи, это факт. По городу, кровь из зубов, поползут слухи, мол, Клыч ищет железо. Не угомонился старый! Передел затевает! – пойдёт звон. А у ментов и у фейсов везде свои уши. Докатится до них – жди беды…
Отчаявшись, Клыч вызвонил одного из последних могикан, Павлуху Комендантова. Вечером тот заехал в «Страйк».
Пашка всегда был здоровенный, а с возрастом прямо-таки шкафом трёхстворчатым стал. В дверь протиснулся боком.
Постарел заметно чертяка, обрюзг, сутулится. Виски седые, покатый лоб морщинами вспахан. Одышка донимает. Но главная беда – со зрением. Московский профессор прописал Павлухе операцию, а пациент менжуется, предпочитая слепнуть дальше. Очки у него – в пол-лица, в массивной роговой оправе с толстенными стеклами.
Раньше, когда земля покоилась на четырёх слонах, у Комендантова была небольшая, но духовитая бригада, наполовину состоявшая из кавказцев. Паша умел ладить с «пиковыми».
Промышляли они классическим рэкетом. Особо не таились. А чего таиться? Коммерсы были плюшевыми, а менты ещё по совдеповским законам работали.
Пашку и его лепшего кореша Эдика Рамазанова приземлил вновь созданный «шестой отдел»[37]. Ввалил ребят кооператор, барыживший сахарным песком.
К слову, Клыч вскорости на том же дефицитном товаре спалился. Стрёмной темкой оказался сахар-рафинад.
Потом нерусские из Пашкиной шараги стали по одному загибаться, видать, климат для них оказался неподходящий.
Эдик – каратист, чёрный пояс, крутизна – расхворался в лагере так, что его актировали[38] и отпустили помирать в родной Дагестан.
Кручёного Мацо завалил терпила, которого подсевший на герыч ара достал до печёнок.
Еще водился у них Армен, катала и фармазон. Сейчас он чалится в Мордовии за мокруху, якобы за чужую. До конца срока ему, как до Пекина раком.
Откинувшись, Павлуха обнаружил, что остался один-одинёшенек. Долгое время о нем не было слышно. Говорили, будто он продал городскую квартиру, купил дом в деревне и сидит там, как отшельник.
Затем узналось, что Комендантов мутит бизнес по заготовке древесины на корню. Причём под крылышком лесокомбината «Дубрава». В олигархи не выбился, но на ноги встал твердо. Сейчас у него в личной собственности «КамАЗ» с фискарсом[39], тягач и ленточная пилорама. Он – коммерс в чистом виде, но коммерс, уважающий понятия. На общак отстегивает без напоминаний. Посему тереть с ним не западло. При условии, что целуясь в дёсны с Савелием, капитально подментованным хозяином «Дубравы», Паша не заразился любовью к мусорам.
– Ты же шаришь в теме, бродяга! – Клыч пытался растормошить старинного приятеля.
Выпуклые линзы превратили Пашкины глаза в крохотные ртутные шарики, выражение они имели оторопелое. Гигант похож на марсианина, заблудившегося на чужой планете.
– Ну, ты вспомнил, – его улыбка выглядела виноватой.
Клыч знал, что собеседник темнит. Любовь к железу у таких – до гробовой доски. По молодости Павлуха фанател от оружия.
Не зря, помимо вымогалова, в его приговоре фигурировала двести восемнадцатая статья[40]. При задержании у него изъяли стреляющую ручку, она торчала в нагрудном кармане скрипучего кожаного пиджака, из которого Паша не вылезал зимой и летом.
Тогда мода была на подобные игрушки. Бесполезный сувенир приплюсовал лишний год к сроку. Ни на воле, ни в зоне не слышал Клыч, чтобы такая штуковина пригодилась кому-то в критический момент. Зато на этапе один пассажир сетовал, как отхерачил себе палец из самопального «пен-гана»[41] при случайном выстреле. Ударный механизм по принципу оконного шпингалета был крайне ненадежен.
– Неуж Кулибины перевелись в славном городе оружейников?
– Кулибины теперича шпалеры из газулек переделывают. Вкладыш – в ствол, и гуляй, рванина!
– Слышал. А посерьёзнее если? Нарезное? Автоматическое? Хорошую цену дам.
– Не ко мне.
– Может, поспрашиваешь?
– У кого? Извини, Володя, но с нарезным – голяк. Благодарствую за угощенье, – за разговором Павлуха в одиночку схомячил большую пиццу «карбонара» с пармезаном и беконом.
У самого Клыча кусок не лез в горло.
– Хоть за переделки из газового спроси, – авторитет ухватился за соломинку.
– Без «бэ». Ну, давай, Володя! На звоночке.
Только Паша за порог, в кармане Клыча завибрировал мобильник. Можно было не смотреть, кто напедаливает.
Барон записан в контактах как «Шиномонтаж». Наивная конспирация на случай изъятия телефона. Как будто менты не знают номера их сотовых? Полюбасу знают и вполне вероятно, что прослушивают.
– Часик в радость, братское сердце! – Клыч отозвался с душой.
– Как успехи? – вопрос заменил вору приветствие.
– Так, это… Делаю шаги в нужном направлении.
– Медленно, бл*дь! Долго! – агрессия выдавала, что звонящий хорошо на кочерге.
Когда Веня слетал с нареза, вся его фирменная рассудительность улетучивалась. Он сатанел, по малейшему поводу взрывался, как порох. Неслучайно его первая ходка была за кулак. С другой стороны, без этой особенности характера он оставался бы заурядным мозгоправом. Кто бы тогда считался с ним всерьёз?
– Есть вариантик. Не по телефону. Давай, брат, я подскочу к тебе? Когда удобно?
– Ты задрал! Завтра крайний срок!
Не прощаясь, вор нажал отбой.
Клыч капитально озадачился. Что ему надлежит предпринять завтра? Пообщаться «не по телефону»? Где? Во сколько? Или завтра нужно выставить на кон товар, которого нету? Курочка ещё в гнезде…
«Panasonic» вновь ожил, затрепетал и пополз по столешнице. Клыч успел догнать гаджет на самом краю обрыва.
На секунду от сердца отлегло. По ходу вор решил обосновать свои хотелки. Сменил гнев на милость.
Нет, на экране другое имя высветилось. «Димон». Подручного шифровать смысла не было, каждая собака в городе знала, на кого батрачит Дихлофос.
Этому чего понадобилось, внутри заклокотало раздражение.
– Да! – с угрюмым вызовом полетело в микрофон.
Пяти минут хватило Клычу, чтобы забыть, как безответное хамство унижает собеседника.
– Босс! – Димона распирала гордость. – Мы, короче, нашли жопника…
– Какого?
– Как какого?! Который, ну, это, в красной куртейке…
– А-а, – к Клычу вернулось понимание. – Точно он?
– Гадом буду! Красный, какжопа у макаки… Шарится вокруг школы, в которой учится твоя… ну… ты понял, босс, кто… Дрочит в открытую! Гоняет лысого на маромоек[42]! Чё нам делать-то?
Вязкая тревога мгновенно трансформировалась в гнев. Вот кто повинен во всех бедах! Вот кто ответит!
– Чё делать, говоришь? Че ты, как первоход? Не рубишь фишку?!
– К тебе везти, босс?
– На хера он мне сдался? На месте разберись!
– Как?
– Как?! Как?! По-взрослому!
Авторитет оборвал разговор на полуслове, непроизвольно копируя Барона.
С громыханьем он откатился в кресле от стола, в центре которого разинула пасть картонная коробка из-под пиццы. Вокруг нее валялись скомканные бумажные салфетки. Одна разбухла коричнево, напитавшись пролитым кофе.
– Русла-ана! – заорал Клыч через дверь, отделявшую кабинет от игрового зала. – Что за срач тут?! А ну, приберись!
9
22 сентября 2007 года Суббота
С огромного рекламного щита, днями установленного напротив одиннадцатой школы, сурово взирал амбал в чёрной майке с дюралевым «медальоном смерти» на шее. Ручищи здоровяка сжимали карабин «Сайга», для обывателей неотличимый от автомата Калашникова.
Броская надпись на билборде гласила: «За пару секунд из весёлого ГРАБИТЕЛЯ сделаю грустного! Сергей Паршин. Сотрудник ЧОП “Оберег”».
– Вот, Антоныч! Вот орёл! – искренне восхитился Кирьянов.
Реплика вызвала ехидную усмешку Славы Остроухова, развалившегося на заднем сиденье патрульного «уазика».
Третий раз сегодня едем по Чехова, и каждый раз Вован, как попугай, одно и то же талдычит, свои мысли, не желая провоцировать ссору, старшина оставил при себе.
Но отмолчаться не смог, процедил:
– Ну, прямо кинозвезда Антоныч! Ну, прямо на «Оскар» его номинировали.
– То ли ещё будет! – Кирьянов сарказма не уловил.
Смена пока проходила без эксцессов. Суббота традиционно спокойнее пятницы, когда народ празднует конец рабочей недели, но расслабляться не стоит.
В пару адресов скатались по ерунде. Следующий выезд получился забавным.
В супермаркете «Грошик» страждущий тянулся за четвертинкой «Беленькой», качнулся и локтем смахнул с другой полки сразу три пузыря дорогой водки. Вдребезги!
Денег у трюкача было в аккурат на заветную чекушку, о чём он честно сообщил кассирше. Та поспешила нажать тревожную кнопку.
Милиционеров встречала деловитая брюнетка в зелёном стёганом жилете с принтом «ВСЕГДА РЯДОМ» на спине. Несмотря на верный полтинник в анамнезе, мадам отчаянно молодилась.
– Привет, защитники! – протезированная улыбка заменяла ей визитную карточку. – Извините, что потревожили.
– Здравия желаю, Вера Платоновна! – давнее знакомство допускало взаимные необидные колкости. – Это вы его приголубили?
На заросшей щеке незадачливого покупателя багровела ссадина.
– Я после того, как мужа выгнала, слабый пол не обижаю! – ответ прилетел симметричный.
Заводя разговор, Кирьянов, разумеется, видел, что ссадина давняя, под корочкой.
Мужчинка, ростом метр с кепкой, вёл себя тише воды ниже травы. Захмелённый еще до похода за добавкой, ситуацию он оценивал упрощённо.
– Бывает! – ища понимания, разводил чумазыми «клешнями».
Документов при нём не имелось. Данные о личности Остроухов пробил через дежурную часть. Всё было в ёлочку. Прикрыться чужим именем возмутитель спокойствия не пытался.
Трезвея, он начал оценивать свой поступок критически:
– Вандали-изм!
– Красиво ваша новая должность называется. Директор по свежести! – оценил Кирьянов, расписываясь в акте.
– А то! Держите копию документа.
На прощанье Вера Платоновна сунула патрульным по упаковке мятного «Орбита».
– За беспокойство, ребята! Хорошего дня!
– Как она спишет жвачку-то? – Остроухов отправил в рот сразу пару пластинок. – Затем и на охране экономят, чтоб воровать! Видал, они охранников сократили? Куда на пенсии пойдём работать, Вов?
– Рано о пенсии запел, салага! – Кирьянов имел на год больше выслуги, чем напарник.
Гостевая стоянка магазина в честь выходного была забита. Милицейский «уазик» вынужденно приткнулся на тротуаре, сузив его до тропы, пролегавшей, как назло, через грязную лужу. Пешеходы от ноу-хау оказались не в восторге.
– Башкой своей тупой постучи! – посоветовал Вова парню, пнувшему ногой по колесу «бобика».
– Вы куда пропали?! – в форточку высунулся толстый пористый нос водителя. – Дежурка рвёт и мечет!
– Чего-то серьёзное, Батя?
– На, сам говори! – аксакал баранки протянул переговорное устройство.
– Нервный какой, – упрекнул прапорщик, включая тангеиту[43] на передачу. – «Клёновка», «Клёновка», я «Сто первый»! Приём.
– Прими…хр… ызов, – голос помдежа заглушали радиопомехи. – Космодемьянская, три дробь один…хр… хр…хр… дворе поджог мусорного бака…хр…
– Пожарных поднимайте! Чего мы-то?
– Им сообщил. Наш выезд…крр… бязателен. Не занимай эфир, «Сто первый». Принял?
– Принял, – вернув манипулятор водиле, Кирьянов проворно обогнул капот автомобиля и плюхнулся на командирское сиденье. – Погнали. Очередное дело века!
Для прикола врубили сирену. Попутный транспорт полосу уступал нехотя. В лобовуху летела мокредь. Стирая её, дворники издавали натужный резиновый скрип.
На повороте Вова прильнул к стеклу:
– Стоять, Зорька!
«УАЗ» встал, как вкопанный, у бордюра. Распахнув дверь, Кирьянов выпрыгнул наружу. Расчётливый маневр преградил путь велосипедисту, катившему по тротуару.
– Уважаемый! – фамильярное, с кавказским душком обращение активно входило в лексикон сотрудников МВД, вытесняя уставное «гражданин».
От резкого торможения велосипедиста занесло юзом.
– В чём дело?!
– Прапорщик милиции Кирьянов, – представился Вова. – Разрешите посмотреть номер вашего транспортного средства?
– Зачем? – мужчина нахмурил брови.
Ему было прилично за сорок, он крепко сложен, одет соответственно занятию – трико с лампасами, толстовка с капюшоном, накинутым на голову. На спине – яркий туристический рюкзачок с множеством карманов.
– У нас ориентировка о краже велосипеда такой же марки, как ваш.
– Бредятина какая-то. Я его в магазине купил, в «Спортмастере».
– Замечательно. Смотрим номер, проверяем по базе, если всё в порядке, расходимся, довольные друг другом.
– Я спешу.
– Пять минут буквально. Дольше пререкаемся. Согласны?
– А если скажу, что не согласен?
– Тогда мы будем вынуждены проследовать в УВД.
Мужчина заиграл желваками. Они выделялись на загорелом лице, словно за каждой щекой по ореху было спрятано.
И чего Вован докопался? Нормальный мужик. Трезвый, опрятный. Едет по велодорожке, ничего не нарушает. «Форвардов», вроде-ка, не было в списке похищенных великов, досадовал Остроухов, пощипывая тоненькие тёмные усики.
В разговор он не вступил, но настежь открыл свою дверь, чем обозначил численный перевес.
– Ну, если вам делать нечего, смотрите, – мужчина сдался.
Присев на корточки, Кирьянов стал выискивать на раме заводской номер.
– Где он тут?
– Без понятия, – содействовать проверке хозяин велотранспорта не собирался.
– Ага. Вот где ты спрятался. Восемьдесят шесть… восемьдесят три… шестьдесят один… Чёрт, дальше замазано…
Последние цифры не читались. Оттереть пальцем пачкотню, их закрывшую, не удалось. Не грязь это оказалась, краска. По уму поскоблить бы ножичком, но клиент попался проблемный, можно нарваться на жалобу.
– Всё?
– Почти. Паспорт у вас при себе?
– Господи, паспорт-то зачем?
Корректно, но настоятельно Вова объяснил причину.
Велосипедист, нервничая, принялся вжикать молниями рюкзака. Документ нашёл в боковом отделении, куда до этого дважды заглядывал.
Переписав данные в служебную книжку, милиционер козырнул:
– Теперь всё. Извините за беспокойство.
– Подождите, – мужчина вынул телефон. – Разрешите знак ваш нагрудный сфотографирую?
Наступила очередь Кирьянова задавать вопрос «зачем».
– Схожу к юристу, проконсультируюсь относительно законности ваших действий, – после того как велосипедист обуздал эмоции, к нему вернулась способность грамотно строить фразы.
Он явно имел за плечами образование, возможно, даже высшее.
– Фотосъёмка сотрудников не предусмотрена, – подобные умники встречались «пэпсам» и раньше, ответ для них в репертуаре имелся. – Если вам невтерпёж, запишите.
– У меня ни ручки, ни бумаги.
– Это ваши проблемы.
– Тогда хотя бы фамилию вашу повторите.
– Кирьянов.
– Запомню. В телефильме «Вечный зов» персонаж был Кирьян Инютин. Помните?
– Не смотрел.
– Ну, да, когда его показывали, вы ещё в ясли ходили.
Вова на провокацию не повелся. Сделал физию кирпичом.
– Ну и на хрена тебе это? – спросил Остроухов, когда они остались одни.
– Он на фоторобот маньяка похож. Скуластый, и шея мощная. Плюс велосипед.
– Скулы – да, как у бурундука, но шея обычная. Вован, я тебе чего хочу сказать? Учёба на тебя фигово влияет. Охрененно делопутным ты стал. Мало нам проблем? Ты новых хочешь? И так нас таскают из-за очкастого, которому ты в лесу накернил.
– Тебя, Славян, прямо затаскали! Подумаешь, сходил один раз.
– Один раз тоже не в кайф.
– Ладно, не ной. Начальство спрашивает работу по маньяку, вот им работа. Пускай опера Голованя этого проверят. Повезло мужику с фамилией…
От вызова в прокуратуру, часть которой теперь называется СК, Кирьянов восторга также не испытывал. Кому понравится, когда спесивый чинуша в дорогом костюме пугает тебя тюрьмой и требует признаться в беспричинном избиении мирного гражданина? С порога на «ты» и чуть ли не матом, как барин – холопу!
Идёт он в баню! Я по закону действовал. А может, он хочет поквитаться за того зампрокурора, которого мы с Антонычем прихватили в парке, когда он писюном перед девочкой тряс[44]? Сколько прошло? Три что ли года? Или больше? Его, конечно, отмазали тогда. Ворон ворону глаз не выклюет! Отделался увольнением с хлебной должности. Может, новый – дружбан его? Тоже ведь пришелец с Андреевска.
Тут ожила рация.
Предупреждая упрёк в нерасторопности, Кирьянов доложил:
– На подъезде к Зое!
– «Сто первый», поворачивай обратно! – в эфире фонило, но давешний скрежет отсутствовал. – Димитрова, один, гаражи. Труп мужчины.
– Принял! – прапорщик повесил переговорное устройство на панель. – Батя, слышал?
Старое правило: «Не спеши выполнять приказ – его могут отменить» – избавило от лишних покатушек. Разворачиваться не пришлось, как раз удачно поравнялись с поворотом на улицу Димитрова. «УАЗ» круто ушёл влево и понёсся вдоль ограждения парка механического завода, свежий асфальт позволил развить рекордную скорость в 70 км/час без риска развалиться на ходу.
Дорога упиралась в пятиэтажную хрущобу, чьи жильцы загородили въезд во двор крепким штакетником, а калитку оборудовали железной вертушкой. Она была здесь, сколько Вова себя помнил. В детстве прибегали на ней крутиться. «Карусель, карусель! Тра-та-та! Тра-та-та! Прокатись на нашей карусели!»[45] Кособокую и скрипучую, при большом усердии её можно было раскрутить, как центрифугу, на которой проверяют вестибулярный аппарат космонавтов. Иногда вертушка исчезала, вероятно, ее выкорчёвывали завистники, но актив дома отыскивал свой оберег и вкапывал обратно.
– Объезжай!
– Без сопливых, – приветливо отозвался Батя.
Во дворе теснились металлические гаражи, всякий на свой лад: узкие – под мопед, и побольше, способные вместить мотоцикл с коляской. Вместилищ для авто не было, когда гаражики произрастали, автомобиль являлся роскошью в чистом виде. Крыши у построек тоже разнились – плоские, покатые и двускатные, последние преобладали. Мэрия сто лет грозила снести уродливые самострои, но дальше угроз дело так и не продвинулось. Часть гаражей была бесхозяйной, такие отличались ржавыми боками, проломленной кровлей и отсутствием запорных устройств. Имелись и вполне себе приличные, заботливо выкрашенные масляной краской на олифе. Навесные замки на их дверях были защищены от осадков колпаками из пластиковых бутылок.
