Михаил Макаров
Идеальная совокупность. Том 2
Розыскники с усмешкой переглянулись: ну, понятно – кнопочная милиция, коммерсы!
– Подойдёте ко мне с планом расположения постов, – крайнее слово обязано было остаться за Коробовым.
Хитрюга гибэдэдэшник беспрекословно взял под козырек, предупредив однако, что в южной части города работает единственный экипаж ДПС, который систематически отлучается на ДТП, происходящие на федеральной трассе.
– Задачу понял, товарищ полковник. Можно мне один фоторобот? Размножу у себя и раздам инспекторам. Дело общее, – Журавлёв правдоподобно играл роль идейного мента.
Совещание проходило в абсолютно штатном режиме, но под ложечкой у Кораблёва возникло беспокойное томление. Что-то было не так. Но что?
Причина, похоже, крылась в аномальном поведении Самандарова. Рафаил, всегда говорливый, подозрительно отмалчивался. Не иначе замыслил каверзу.
Едва Кораблёв подумал об этом, как зампрокурора с притворным смирением молвил:
– Разрешите два слова? У меня к следователю вопрос. Как у нас обстоит дело с проверкой похищенных мобильников по сотовым компаниям?
Удар был нанесен расчётливо. С трафиками телефонных переговоров вечная канитель. На их получение требовалось разрешение суда, но это было полбеды. Операторы сотовой связи очень долго исполняли запросы, ответы у них приходилось буквально выцарапывать. Каждый трафик стоил двух поездок в областной центр. По ряду дел сведения были получены, но остались дела, по которым у следователей до этого хода, вне всяких сомнений крайне важного, не дотянулись руки. Оправдание так себе…
Гена Каблуков, забыв про наказ хранить молчание, зашуршал бумагами.
– Тут это, как его… Я звонил вчера в «Мегафон», они велели перезвонить, я не успел с утра, я по Хомяковой работал…
Кораблёв поспешил на выручку:
– Рафаил Ильич, предлагаю также узким кругом обсудить. Не будем грузить руководителей наружных служб лишней информацией. У них своих проблем выше крыши…
Самандаров ехидно заулыбался, предвкушая, какое грозное представление он накатает. Требование о наказании за волокиту будет вполне обоснованным.
Читая его мысли, руководитель СО виртуально возразил: хрен тебе в шляпу, Рафаил! Теперь прокуратура не может влезать в ход расследования. Ни одного дела, находящегося в производстве, я тебе не дам!
6
20 сентября 2007 года Четверг
Сан Саныч – опер по жизни и креативщик по совместительству – к ОРМ подошёл творчески. Прямо с совещания рванул к друзьям-приятелям в дивизию, откуда вернулся с прибором ночного видения.
– Вот! Взял в аренду, – с пристуком водрузил на стол увесистый кейс.
Бонусом шёл футляр аналогичного цвета хаки, но поскромнее габаритами. В нём прятался зарядник для аккумулятора.
– Подберем НП[23], чтоб всё «Поле дураков» как на блюде! – судя по душевному подъёму, в артполку Борзов хватил соточку. – Будем по очереди мониторить. Злодей нарисуется, сразу – звонок другу. Подлетают «пэпсы», отрезают гаду путь отступления. Дальше дело техники. Мы – в парнях, враги Отечества – в окурках! Роман Александрыч, не в службу, а в дружбу. Достань нарзанчика из холодоса. Набегался, аки сайгак!
Открытие сезона было доверено старому погранцу Каленову. Спорить начальник розыска не стал.
Отмантулю и к стороне, подумал. Дождя, вроде, вечером не обещают.
В напарники он взял Сердюка. Тому пришлось тащить прибор от машины, оставленной на Комсомольской, через пустырь. Чапыжник за лето вымахал, где по колено, а где и по пояс, путь торили сквозь заросли, как два ледокола.
Закинутый на плечо футляр перекосил старшего опера на бок.
– Тяжёлая бандура, – пожаловался Сердюк, когда добрели. – А ремешок, зараза, узенький. Чуть до кости не прорезал.
– Ничё, ара, тебе полезно! Поиграй мальца в войнушку, раз от армии откосил. Знаешь, сколько в наряде по охране государственной границы на горбу прёшь? Загибай пальцы! Автомат. Четыре полных рожка. Один присоединён, три в подсумке. На ремне – штык-нож, эспэша[24], к нему сигнальные ракеты, фонарь следовой, фляга с водой. Это, не считая всякой мелочи типа ипэпэ[25]. А ты с одним бээн-два[26] разнылся.
– Чей-то с одним? Ещё ствол у меня, браслеты, сумка. Минералки вот полторашка.
– О, дай-ка хлебнуть! Сушняк после селёдочки.
Перед вахтой оба заскочили домой поужинать. Война войной, как говорится.
Само собой утеплились, не май месяц. Калёнов – в бушлате, на бритой голове – вязаная шапочка. Сердюк – в чёрной плечистой кожанке, экспроприированной у тестя. Объёмная куртка в сочетании с тонкими конечностями и маленькой головой делала фигуру опера ещё более комичной.
Из островков деревьев облюбовали тот, что расположен на отшибе, вдалеке от народных троп.
Сумрак густел на глазах. Минута, другая, и потёмки в условиях сплошной облачности стали чернильными.
Майор бережно вынул из кейса дорогостоящую «бандуру». Смахивала та на гибрид бинокля и фотоаппарата с телескопическим объективом. Сняв крышку с оптики, Рома включил прибор и приник к окуляру. Резиновый налобник маскировал ядовито-зелёное свечение экрана. Мощная бинокулярная лупа позволяла обнаружить фигуру человека на расстоянии в триста метров.
Калёнов плавно вел объективом слева направо. Неряшливые контуры бурьяна были мультипликационно чёткими. Оп! Наткнулся на соседнюю компашку берёз. Никто не затаился в ней? Нет. Поехали дальше.
Недостатком чудо-прибора был ограниченный обзор. Телевиком надо постоянно водить, как хоботом, туда-сюда. Второй минус – масса, БН-2 – реально не пушинка. Руки отсушишь державши. Треногу бы под него.
Ничего, потерпим, был бы толк, настраивал себя майор. Ну, а если вхолостую сработаем, у нас Саныч есть, виртуоз доклада. В цветах и красках распишет, как мы рвали попу: «С применением спецтехники, товарищ полковник!», «Не считаясь с личным временем, товарищ полковник!»
Оп! Движение на двенадцать часов… Замер Калёнов, напряг зрение. Показалось…
Наигрался майор быстро. Десяти минут не прошло, как он вручил прибор Сердюку.
– Осваивай, ара. В жизни пригодится.
Тугой резиной потянулось ожидание. Для моторного Калёнова сидячка – самая гадская часть оперского ремесла. Хуже писанины даже.
Тишина, зависшая над пустошью, истязала слух, приученный к какофонии промышленного города.
Рома успел застать время, когда в частном секторе люди держали скотину. Тогда на «Поле дураков» паслись флегматичные коровы, суетные овечки блеяли. И немаленькое было стадо, голов двадцать.
Пацаном мать посылала его на улицу Орджоникидзе покупать у одной бабули свойское молоко для сестрёнки.
Мысли сыщиков перетекли в семейное русло. Не сговариваясь, так бывает, заговорили на одну тему.
– Всё равно раньше двенадцати мелкая спать не даст, – Сердюк утешал себя за угробленный вечер. – Верезжит и верезжит, как резаная. Я наладил от неё на кухне прятаться. Дверь закрою и кемарю на диванчике.
– Как ты там помещаешься? – бывавший у приятеля в гостях Калёнов удивился.
– Я же маленький, свернусь калачиком, – с трогательным откровением признался опер.
– До трёх лет такая байда! – поведал с видом знатока Калёнов и в ту же секунду вспомнил, что скоро у него закрутится по новой.
Они с Олеськой решили, как сейчас модно говорить, сходить за вторым. Инициатива исходила от жены.
Ей хорошо! Прилив раздражения заставил перекривиться. Сиди в декрете, качай люльку, а стаж ментовский год за год идёт!
Жена в своей затее видела сплошные плюсы:
– Надо сейчас, Ромик, рожать, пока разница небольшая. Пять лет разница – самое то. Родим девочку, будет мне помощница. И Никитка не вырастет эгоистом. А ещё материнский капитал получим.
Последний довод искушал, как пресловутый змий. Родное государство нежданно-негаданно расщедрилось. С января текущего года при рождении второго ребенка на отдельный счёт падало двести пятьдесят «штук». Деньги большие.
Вот он – шанс улучшить жилищные условия. Свою халупу толкнём, возьмём трёшку в новостройке. Они там дорогущие, конечно, но если подсобят Олеськины старики и мои, потянем, мотивировал себя Каленов.
Локти кусать поздно. Дело сделано – долго ли умеючи. Любимая на втором месяце уже.
Чего я раньше времени паникую? Дожить ещё надо, майор поставил мыслительный процесс на паузу.
Отвлечься помог Серёга, приставший с расспросами на куда более злободневную тему:
– Ром, в натуре Саныча хотят того? Ну, с должности турнуть? Как же мы тогда?
– Как, как? Каком кверху! Меня – в опера, кхм, в старшие… Тебя, ара, участковым на Восход!
– Восход – глухосрань. Дотуда – сорок кэмэ пилить. Я туда не хочу.
– Не все по любви, Серый.
Коварные помыслы Коробова секретом не являлись. Полковник сам запускал мульки, дабы внести сумятицу в стан сотрудников, внесённых им в чёрный список.
Валька Хорев, с которым Калёнов был по корешам, поведал, какие перлы выдал начмил на дне ГИБДД[27].
– Ни одного комиссара Мегрэ в нашем розыске не наблюдаю! – завелся полковник после тоста за профессионалов. – Ни одного Эркюля Пуаро! Да они по большому счёту и не нужны! От вундеркиндов этих один геморрой. На должности первого сыскаря нужен организатор с крепкой хозяйственной жилкой. Эффективный менеджер! И у меня на примете такой имеется. Вы все его хорошо знаете. Анатолий Романович, чего покраснел? Дурака хвалят в глаза, говоришь? Ничего подобного! Страна должна знать своих героев! Тебе есть чем гордиться. Боевой офицер! Орденоносец! Отделал ПОМ за счёт спонсоров под дуб и под ясень. Служебный транспорт содержишь в образцовом порядке. В подразделении – комплект и дисциплина. Показатели выдаёшь стабильные. И с раскрываемостью ажур. Пора расти, Романыч! Давай за тебя!
Слухи в ментуре распространяются с гиперзвуковой скоростью. Оперативники сходились во мнении, что Корбут – сапог, в их деликатной кухне он не рубит ни бельмеса. При этом, однако, утешались доводом, что лучше уж в целом вменяемый, пусть и дубоватый Корбут, чем какой-нибудь залётный карьерист. Большинство готово было принять любые реформы, рабочие лошадки понимали свою незаменимость.
И только присные[28] Борзова, такие как Сердюк с Калёновым да ещё пяток перцев, одним местом чуяли засаду.
– Понятно, зачем Толяна наверх тащат! – кипятился Феликс Кобылянский, первый кандидат на выкинштейн в случае смены власти. – Он же крышует всю незаконную рубку леса в районе. А пилорамы самые крупные где? Правильно, в городе. Ему надо под себя ресурс подмять. Займёт кресло начальника КМ, ему и карты в руки! Ясный-красный, Толян – исполнитель. Дёргает за верёвочки, сами знаете кто…
Сан Саныч адреснулся за защитой в УУР. Там ему была обещана поддержка. Но гарантийный талон выписал Болчуков Юрий Фёдорович, а он уходит на пенсию. Кто его сменит? Безбашенный Сапега по кличке Чапаев? Этот, конечно, своей масти, оперской, но с Борзовым он на ножах. Сапега вообще в силу своего скандального характера мало кому на «земле» симпатизирует. Но Чапая особо опасаться не стоит. Его шансы возглавить управление знающие люди расценивают, как маловероятные. Тогда кто? От персоны грядущего начальства напрямую зависело будущее многих.
– Не хочешь участковым, просись в ОДН, – Калёнов подкинул полешко в затухающий разговор и вдруг взвился. – Ты чё на службу забил, ара?! Давай, секи за обстановкой!
Ко всему нужна привычка, в том числе к тишине. Час спустя она уже не казалась кладбищенской.
Улица Комсомольская далече, шум машин не слышен. Вот мотоциклетная хулиганская трескотня долетала. В одном из крайних коттеджей басовито взлаяла псина. И снова безмолвие.
Калёнов без желания закурил, какое-никакое, а – занятие. Сигаретку привычно хоронил в горсти. Задрав голову, разглядывал проясневшее небо. Наверху включили иллюминацию. Интересно, что за созвездие нам подмигивает? Или это спутник?
На заставе пшенарь[29] Олег Нечуговских офигенно рубил в астрономии, ему бы в планетарии работать. Часами Олежка мог про звезды травить.
Сердце у Калёнова заныло. Эх, родимая высокогорная застава «Чатырташ» Нарынского погранотряда! Пятнадцать лет, как дембельнулся, а память свежа, будто вчера было.
– К нам гости, – тревожным шепотом сообщил Сердюк.
– Рю-умка во-одки на столе-е! – подтверждая, фальшиво заблажил женский голос примерно в сотне метров.
– Гашёная, и по ходу одна, – комментировал Серёга. – Десерт для маньячеллы. Лакомство.
Калёнов отобрал у опера бинокль, навёл на объект. Поклонница творчества Григория Лепса надвигалась со стороны больничного комплекса. Как любая пьяная, она совершала много лишних движений. Бодала свежий воздух кудрявой головой. Взбрыкивала, как норовистая кобылка.
Любую аналитику майор считал заумью, но по части практики сто очков вперёд мог дать любому очкастому профессору.
Наш маньяк ни разу не напал на бухую, констатировал. Бухие ведут себя непредсказуемо. Их труднее запугать. Они плохо реагируют на болевые приемы. Случай не наш, но пропасти голосистую надо. Чтобы её малолетки в кусты не уволокли. Профилактика.
6
21 сентября 2007 года Пятница
Оперативное мероприятие «ловля преступника на живца» – настоящая экзотика. Главная организационная проблема заключается в «приманке».
Это в кино сотрудница МВД радуется возможности пофланировать ночью по Битцевскому парку в мини-юбке. Ау, маньяк! Выходи, подлый трус! Чего отважной барышне бояться? Её надежно страхуют киношные опера-невидимки. Да и сама «подсадная утка» – обладательница чёрного пояса по карате.
А где сюжет не предусматривает «наживки» прекрасного пола, там опер бодренько натянет колготки с лайкрой, намалюет макияж, встанет на шпильки и, виляя бедрами, поцокает на охоту. Так суперменничал герой молоденького Димы Харатьяна в одной из последних комедий Гайдая.
В жизни иначе. Кандидатки на роль «живца» в остром дефиците. Под номером один значилась капитан милиции Сырова.
– Ещё чего?! Нашли дуру! – такой была её реакция на ангажемент.
Встав в позу самовара (сжатые в кулаки руки упёрты в крутые бока), Сырова испепеляла оферента[30] гневным взором.
Лева Муратов знал её повадки. Зря что ли два полных года в одном кабинете отбатрачили?
– Присядь, Ирина Булатовна, – для начала подполковник указал карандашом на стул у стола-приставки.
Сырова хмыкнула, но просьбу выполнила. Вполне обоснованной выглядела просьба.
– Служебное удостоверение при себе?
– А что?
– Просто ответь.
– В сумочке, в кабинете.
– Принеси, пожалуйста.
– Зачем? – Сырова напряглась, гадая, куда коварное начальство клонит.
– Хочу прочитать, кем ты значишься по должности.
– Во-от чего! Оперуполномоченный уголовного розыска. Дальше?
– А я думал, воспитательница детского сада.
– Лев Николаевич, не надо! Я свои должностные обязанности знаю, как таблицу умножения. Я – оперуполномоченный розыскного отделения.
И вновь Муратов проявил ангельское терпение. Знал – нажмёшь покрепче, Ирка свалит на больничный. Когда тетеньке под сороковник, а её милицейская выслуга за пятнашку перевалила, болячки придумывать не надо.
Наездом и вопрос не решишь, и участок оголится. Полноценно заменить Сырову некем. По части запросов, справок и других бумаг, которые по линии потеряшек[31]и неопознанных трупов пишутся в изобилии, она – мастерица. К её делам не придраться. Руку Ирина набила ещё в Томске, откуда перевелась в Острог из-за смены места службы мужем, он – военный. Но как оперу в прямом понимании этого слова цена ей – медный грош в базарный день. Даже объяснения нормального отобрать не может. О квалифицированных ОРМ и говорить нечего.
После того, как Муратов ушёл на повышение, Сырова полгода вваливала в одиночку. Из кожи вон лезла, надеялась, что её утвердят начальником отделения. Опыт, стаж, усердие – все при ней. Карты легли по-другому. На должность назначили молодого оперативника, летёху, выросшего из привилегированных водил. За парня настоятельно просил сам Вадим Львович Птицын. Как не уважить ветерана сыска?
Муратов мог пристыдить подчиненную за то, что она не ценит хорошего отношения. В СОГ её ставят дежурить раз в месяц, вторым резервом, и не на целые сутки – в одиннадцать вечера смена для о/у Сыровой заканчивается. Её крайне редко задействуют в разного рода усилениях.
Но искать кнопку «совесть» у прожжённой ментовки – пустой номер. Нужен экономический стимул.
– Это шанс отличиться, Ирина Булатовна, – произнёс Лёва с доверительной интонацией. – Кто не рискует, тому майорские погоны не светят.
– Они мне и так не светят.
– Почему? Вакансия старшего опера свободна.
– Мне всё равно не дадут.
– За красивые глаза не дадут. А за результат по громкому делу – могут.
– Кто меня, если что, страховать будет? – переход от категорического отказа к принципиальному согласию был по-женски спонтанным.
Эмоций на прогресс в переговорах со стороны Муратова не последовало. Он знал свой маневр. Рыбка клюнула, теперь главное – не дать ей сорваться с крючка.
– Кобылянский подстрахует. Ты поработаешь на «Южной правой».
– Э-э, Феликсу я косметичку из «Фикс Прайса» не доверю, не то что себя любимую! Он меня пропьёт и в карты проиграет.
– У него ребята ответственные. Вася Ермаков с ним будет.
– Который из конвоя перешёл? Ну, этот, вроде, путный.
– Давай детали проговорим.
– Не гони лошадей, Лев Николаевич. Я тут хотела отпроситься на следующую пятницу. Мастера придут лоджию отделывать, в выходные они не могут.
– Следующая пятница в твоём распоряжении! – ответной фразе сопутствовал широкий жест.
Отпрашиваться Сырова любила. То на родительское собрание ей надо бежать, то к стоматологу ребёнка вести, который, на одну минуточку, десятиклассник, то свекровь в стационаре навестить. Причина каждый раз называлась уважительная, и Муратов сперва отпускал сотрудницу без слов. По ходу пьесы он понял, что его добротой злоупотребляют, и начал выбраковывать просьбы, не носившие экстренного характера. Получая отказ, Ирина не сдавалась, донимала начальника уговорами. Не добившись желаемого результата, дулась.
Сейчас овчинка стоила выделки. Чай, не развалится в крайний день недели милиция без о/у Сыровой И.Б.
…Мероприятие решено было проводить в Малеевском парке. Там серийщик отметился в июне месяце.
Выдвинулись в двадцать ноль-ноль, уже по темноте. Парк невелик, по документам он значился сквером. Объект культуры и отдыха был сильно запущен. У муниципалитета традиционно нет денег, а завод металлоконструкций, содержавший парк со дня его основания до передачи на баланс городу, дотировал лишь самые насущные нужды.
Достижением было то, что летом на спонсорские денежки удалось демонтировать ветхие аттракционы, грозившие обрушением. Попутно законсервировали облезлую кирпичную коробку общественного туалета. Источавшая зловония клоака была готовой декорацией для фильма ужасов.
План разработали следующий – Сырова прогуливается по тротуару вдоль ограды. Взад-вперёд. Заходить на территорию парка, в глубине которого чудом уцелел единственный фонарь, Ирина отказалась наотрез. Настаивать Муратов не счёл возможным.
Оперативникам – Кобылянскому с Ермаковым – предстояло страховать «подсадку» на другой стороне улицы. Фонари отсутствовали и там, зато падал свет из окон домов постройки середины прошлого века.
– Прикроемся кустами, – заверил Феликс.
Для самообороны у Сыровой имелся перцовый баллончик «Шок».
Идущий в ногу с прогрессом Кобылянский выложил на стол беспроводную гарнитуру к мобильнику. Тщательно протерев наушник антибактериальной салфеткой, Ирина вставила его в ухо и замаскировала причёской.
Насчет длительности моциона подискутировали. Сырова заявила, что часа на «вашу идиотскую комедию» хватит за глаза. Муратов возразил: час – ни о чём. Два! В итоге сторговались на полутора.
Спровадив шумных подчинённых на оперативный простор, замнач КМ распахнул форточку. Пропитавшаяся негативными эмоциями атмосфера кабинетика срочно нуждалась в притоке свежего воздуха.
Второй день, как из отпуска, а будто и не уходил, Лева с хрустом потянулся.
Выйдя из-за стола, он подпрыгнул. Кончики пальцев коснулись свисавшего с потолка раритетного светильника.
Есть ещё порох! – в юности Муратов играл в баскетбол за школу, потом за техникум.
…Трио заняло исходные позиции. Сырова придирчиво оценила свой участок. Протяжённость около пятисот метров, асфальт – в буграх да рытвинах. Надо под ноги смотреть внимательно.
Одета Ирина в тёмную юбку миди, голубенькую ветровку интересного фасона, полусапожки с низким каблуком. На плече – сумочка на длинном ремне. Смоляную шапку волос ерошил ветер, творя причёску на свой вкус.
На пустынной улице столь поздний променад выглядел странно. Дамочка гуляет в одиночестве, не иначе – ищет приключений.
Создатель, увы, обделил участников ОРМ режиссёрскими талантами, исполнение шло на уровне колхозной самодеятельности.
Транспортное средство – броская «Audi А4» Кобылянского – припарковано было за углом возле аптеки.
Убрав в барсетку брелок сигнализации, Феликс целенаправленно двинул в магазин «24 часа».
Нашествие желающих культурно отдохнуть объяснялось пятницей и погодой без осадков. Последние денёчки тепла! Торговая точка принадлежала местному коммерсу Дениске Великанову. Доморощенный бизнес неуклонно вытеснялся с рынка супермаркетами-гигантами, загнулись уже многие. Ушлому Великану покамест удавалось выживать, окучивая периферию города. Ну, и цены у него были демократические.
Толкаться в очереди Феликс не подумал. Маякнул знакомой продавщице. Любаха без вопросов нажала кнопку под прилавком, разблокировав холодильную витрину. Старший опер открыл стеклянную дверь, с верхней полки снял бутылку «Балтики». В этом сезоне он отдавал предпочтение «семёрке».
На улице Кобылянский поддел зажигалкой пробку, отработанным движением отправив её в короткий полёт, завершившийся на газоне. Крупно глотнул из горлышка.
– Холодненькое! Кайф!
Утолив жажду, Феликс обернулся к напарнику:
– Иди, возьми пива́са!
Белобрысый крепыш Вася Ермаков за счёт крупной головы, посаженной на широкие прямые плечи, коротких мощных рук и скупых резких жестов смахивал на работа. Неудивительно, что в розыске к нему прилипло псевдо «Эр-Два-Дэ-Два»[32], сокращённо «Эр-Дэ».
– Мы ж на задании, командир!
– Вот именно! Нам надо обставиться. С понтом встретились два одиночества. Пьём пивас, курим, базарим. Еще семечек прихвати, полузгаем. А так чего? Стоят трезвые мужики с протокольными рожами, явно менты, явно кого-то пасут.
Вася согласился: «резонно», занырнул в магазин и там пропал. Феликс устал его ждать, когда дождался, в бутылке оставалось на донышке.
– Ты чего так долго?
– Очередь.
– Какая на хрен очередь? Ты при исполнении, на своей «земле». Погоди, может, быть ты ещё и заплатил?
– Ну, да.
– Эх, святая ты простота! А взял чего? «Нулёвку»? Смотри, Васисуалий, безалкогольное пиво – первый шаг к резиновой женщине!
– Ну, ты скажешь, – стушевался старлей.
К слову, в свои за тридцать «Эр-Дэ» был холост и не замечен в дружбе с девушками.
Кобылянский посетил «24 часа» ещё разок. Смакуя любимую «Балтику», попыхивая ароматизированной сигариллой «Captain Black», он вполголоса возмущался прокурорским беспределом. Такое хорошее дело по кражам из садовых домиков тыловые крысы развалили!
– Сколько мы с тобой, Васенька, пахали. Сутками напролёт! И весь наш скорбный труд – псу под хвост!
Васенька соглашался. Пахал по крадуну-бомжу преимущественно он, участие старшего товарища ограничивалось мудрыми наставлениями. Но на то он и командир, чтобы рулить.
Поддерживая беседу, Ермаков не упускал из виду женскую фигуру, на манер челнока сновавшую вдоль ограды парка.
На перекрестке у пожарной части с монотонной безучастностью, пощёлкивая, моргал жёлтым глазом светофор. Движение было редким, оно здесь в основном каботажное. Малеевка – окраина, прижатая к реке. Выезда из микрорайона всего два: по улице Кирова можно подняться на Комсомольскую, а если ехать прямо, то, минуя лесопилку, уйдёшь на ДСК и дальше на большое село Погост, обитель богатеев.
Войдя в роль, Сырова дефилировала, как по подиуму – модель. Аппетитной фигурой хвасталась. Всё было при ней. Округлый задок, выпуклая грудь, и талия в наличии. Мелькали в полутьме в меру полноватые ножки в колготках телесного света. Мордочка у обладательницы стройных ножек – губастенькая, глазастенькая, с тугими щечками.
Уважающему себя лицу мужского пола не попытаться склеить эдакую грацию – грех.
Ирине свистнули из компашки, пересекавшей проезжую часть в неположенном месте. Затаренный пивом молодняк направлялся в парк.
– Присоединяйся, красота!
– Размечтались! – Сырова презрительно фыркнула.
Посмотрела на часики. Только двадцать одна минута проползла с начала мероприятия. Впереди – страшно подумать сколько.
«Подсадная» сделала «налево кругом» и не спеша двинулась обратно. Коротая время, выстраивала планы на выходные. Как обычно, их было громадьё.
Отвлеклась на постороннее и на опасность отреагировала с опозданием, по факту.
Из дыры в ограде, там, где не хватало прутьев, шумно вывалился здоровенный дядька. В костюме и блестящем галстуке с «огурцами». Он лыбился и протягивал растопыренный пучок зубастых листьев.
– Клено-овый лист! Клено-овый лист! – заблажил, обдавая термоядерным алкогольным выхлопом. – Ты мне среди зимы присни-ись!
Ира взвизгнула, отпрянула.
Дядька в нарядном галстуке навис над ней:
– Куда же вы, сударыня?!
Сырова выбросила вперёд руку с баллончиком. Прыснула мутной струей. Получилось не метко, вскользь пришлось по уху, кажется.
Отвергнутый кавалер взревел, как марал. Позабыв хорошие манеры, всплеснул ручищей. Пьян был в лоскуты, но попал, кулачина шаркнул женщине по щеке, костяшками ей досталось по носу. Сырова заверещала.
По закону подлости именно в эту минуту Кобылянскому приспичило. «Балтика-7» рвалась на волю.
Зато не мешкал Ермаков. Нёсся через дорогу Васька, на пятой передаче летел, только ножки короткие мельтешили. На визг тормозов едва успевшего остановиться «жигуля» – ноль внимания. Тем паче – на матерную тираду, которую выдал перепугавшийся водитель.
С треском опер проломился через заросли акации. Выставив вперёд плечо, протаранил здоровяка. Наземь рухнули на пару.
– Нос сломал! Мамочки… Сломал! – причитала Сырова, шаря в сумочке в поисках платка.
Поверженный дядька не сдавался. Используя превосходство в габаритах, вывернулся, и вот он уже лежит на Ваське, рычит по-собачьи, душит за шею.
Феликс подоспел крайне вовремя. Без прелюдий – с ноги чужому в бочину. Херак! От удара по почкам алкогольный наркоз не спасает, проверено.
Бегемот в двубортном пиджаке обмяк. Ермаков, натужившись, кувырнул его на сторону.
Опера навалились на злодея вдвоём. Ломали, выкручивали руки, щёлкали браслетами. Неугомонный мужик продолжал барахтаться, не сдавался падла.
Пришлось Феликсу ещё один финт исполнить. Классический расслабляющий удар по «шарам». Дядек отчаянно вскрикнул, зажал мотню лапами и размяк окончательно, потёк киселем по асфальту.
Ловя момент, оперативники завернули ему ласты за спину. Щелчок наручников возвестил о чистой победе.
Покряхтывая, Кобылянский вернулся в вертикальное положение. Машинально проверил, на месте ли ствол, застёжка кобуры имела дурную привычку расстёгиваться в такого рода потасовках. Заправил в брюки выехавший подол рубахи в стиле «милитари».
Прихромал к ноющей Сыровой.
– Дай заценю! – отнял от лица растопыренную ладошку.
– Где? Где вы ходите? Га-ады… – тоненько скулила Ира.
Феликс бережно пропальпировал распухший нос.
– Не сломан, – майор знал, что говорил, два года срочной службы фельдшером в медсанбате – хорошая школа.
– Вызывай ПМГ, Васисуалий, – к старшему оперу вернулась обычная уверенность. – Я вас таких гарных в салон к себе не пущу. Эх, ребятушки, вот уволюсь скоро, что вы будете делать без дяди Фели?
Насчёт увольнения Кобылянский не хлестался. Он пребывал в постоянном поиске. Не выгорело с госком-дурью[33], теперь он вострил лыжи за льготной выслугой во ФСИН. В кадрах ему предложили должность начальника отряда, но мантулить отрядником Феликс не пожелал. Он претендовал на работу по профилю. Вакансий в оперчасти шестой колонии не было, но все ждали, что в конце года наконец свалит на пенсион динозавр пенитенциарной системы Иван Иванович Кафтанов. Тогда случатся подвижки.
7
21 сентября 2007 года Пятница
Роль «подсадной утки» в другой группе была предложена кинологу Темрюковой.
– Я за любой кипеж, кроме голодовки! – рассыпала хрипловатый смешок Яна. – Вдруг словлю маньячеллу. А то чё-то давно у меня секса не было.
Имидж своей в доску, приправленный налётом цинизма, выполнял защитную функцию. Годы службы в мужском коллективе закалили характер девушки до крепости ферросплава.
При этом прапорщик милиции Темрюкова – бард, она пишет лирические песни, с которыми выступает на самых разных площадках. Ни один эмвэдэшный смотр-конкурс «Щит и лира» без неё не обходится. На сцене голос Яны звучит совершенно по-другому – высокий и звонкий, он чист, как фамильный хрусталь. Творческая жилка даёт возможность подхалтурить без криминала – от приглашений на корпоративы нет отбоя.
– Прикид продумай, – посоветовал по дружбе Комаров, ему предстояло страховать.
Янка озадаченно поскоблила стриженую макушку.
– А ведь реально проблема, Паш.
Стиль гражданской одежды у Темрюковой пацанский. Она забыла, когда ходила в юбке. Не помнила, есть ли вообще в её гардеробе такой нефункциональный предмет.
– Ладно, завернём в одно местечко, там прибарахлюсь.
Темрюкова плотно сотрудничала с самодеятельным театром при ДК «Победа».
Комарову велено поработать на Эстакаде. Поводить жалом в районе гаражного массива и Кукушкиного пруда.
Восьмого марта серийщик напал там на женщину, возвращавшуюся с лыжной прогулки. Ничего святого у отморозка! Испоганил гендерный праздник.
По уму Темрюкову не линейники[34] должны опекать, а зональные опера с «Южной левой». Эстакада – их «земля». Но у них случился кризис кадров. Просидевший ночь в засаде Сердюк отдыхал. К нему нет вопросов, заслужил. Малов – на сутках, тоже причина уважительная. А где их человек-гора? Где Ефим Загадкин? Снова по синьке забил болт на службу?
Крайний срок нарушителю дисциплины Борзов установил до понедельника.
– Не появится, выгоню на улицу, как ссаного кота! Достал! В мае бухал по-чёрному и опять!
– Ну, выгоним. А кто работать будет, Саныч? – задал риторический вопрос Калёнов, стоически борясь с зевотой, бессонная ночь сказывалась.
Майор в обязательном порядке впрягался за близких, не очень умный, но очень сильный и не менее безбашенный Ефим Загадкин был одним из них.
В напарники Комарову назначен Дима Ломидзе, спец по борьбе с кражами автотранспорта.
Сам Комаров – линейник широкого профиля, «свободная касса», по его собственному выражению. Когда Паша, не вынеся коммерциализации РУБОПа, перевёлся в ОУР простым опером, это было обидное понижение и чувствительная потеря в деньгах. На первых порах ему нашли применение на линии квартирных краж, в город зачастили гастролёры-домушники. Птицын, выйдя с больничного, решил использовать своего выученика по профилю. Львович всерьёз намеревался культивировать на районном уровне линию по борьбе с оргпреступностью. Рассуждал так: РУБОП деградировал, а бандиты в городе остались. Их надо сажать. Кто это будет делать, если не мы? Попутно он планировал готовить Пашу на начальника розыска, чертолом Калёнов его категорически не устраивал.
