Михаил Иванов
М. Берг. Чашка кофе (Четыре истории)
И вот тогда алхимик действительно сошёл с ума. Чудо, что он вообще не погиб в пламени первозданной энергии, однако все чувства выгорели в нём без остатка. И никто не взялся бы определить, насколько цел и здрав сохранился его рассудок, поскольку тех чувств и желаний, что заставляют человека совершать хоть какие-нибудь поступки, – всех их алхимик лишился. С тех пор он так и существует безразличной ко всему тенью, самостоятельно способной лишь выпить пригоршню воды, сжевать кусок хлеба да иногда, может, спустить штаны, чтобы справить нужду…
***
Сердце Марта взволнованно билось, поражённое рассказом старика. На короткое время Март будто сам стал алхимиком – великим гением, хитрым мерзавцем, одержимым, безумцем, тенью…
Магуш же явно наслаждался произведённым эффектом, и даже выдержал паузу, позволив Марту прочувствовать всё как следует. Но вот, решив, что достаточно насладился триумфом, он снова заговорил:
– Алхимик, как и ты, – Магуш с усмешкой наставил на Марта острый узловатый палец, точно решил пригвоздить им ученика к стенке, – использовал энергию эмоций для творчества. Однако он напрочь забыл о контроле, вследствие чего совершенно потерял голову… а затем и рассудок, – и хихикнул невесело. – Вот так.
Март почесал середину груди, куда секунду назад был направлен «указующий перст» мага, и покачал головой:
– Я представить не мог, что эмоции скрывают подобную мощь. И такие возможности. Да, это… Это на самом деле невероятно! Удивительно, насколько ловко алхимику удавалось изымать у людей отдельные чувства! Должно быть, он был настоящим экспертом…
– Я не знаю никого, кто лучше него разбирался бы в глубинной сути человеческих чувств! – клятвенно заверил маг.
– Значит, для алхимика не являлась секретом и суть любви?
– Наверняка. Но этой тайной бедняга уже вряд ли с кем-то поделится.
– Как жаль!
– Да уж…
Веко старика дёрнулось раз, другой, и он пошевелил бровями, как будто пытался прогнать ими кого-то. Март решил, что таким образом старый маг готовит неофита к восприятию очередной «магической мудрости», и сосредоточился на учителе, стараясь ничего не пропустить.
– Как по мне… – начал говорить Магуш, но что-то продолжало мешать ему, и, сморщив лицо, он мелко потряс головой, отчего тюрбан, помотавшись, съехал на ухо. – Как по мне, суть любви слишком глубока и непостижима для человека. Она доступна для осознания разве что ангелам небесным… Ну и, конечно… и, конечно… самому Создателю. Однако… – тут старик не утерпел – запустил под тюрбан пятерню и со злостью погонял там кого-то, заодно хорошенько начесавшись. – Однако, – выдохнул, наконец, облегчённо, – некоторые аспекты любви относительно доступны для манипулирования ими…
Март похлопал глазами (наблюдая за процессом ловли, он несколько упустил смысл слов учителя).
– О чём ты говоришь? О… приворотном зелье что ли? – предположил он первое, что пришло на ум (ничего более соответствующего его пониманию «магической мудрости» явиться не удостоилось).
– Ну… – Магуш скривил лицо и неопределённо поваландал в воздухе рукой. – Вроде того.
– Сексуальная сторона любви не так объёмна и интересна, как та жизненная сила, которую вдохнул в человека Создатель! – ощущая глубину собственной мудрости, изрёк Март.
– О, да! Ты безусловно прав! Безусловно! – бурно согласился Магуш. – Однако ты молод, а молодость даёт некоторые преимущества в любовной сфере. Отсюда и твоё легкомысленное отношение к этому вопросу. Но я вполне могу представить, что ты скажешь лет эдак… – старик прищурил на Марта глаз, отчего стал похож на торговца, оценивающего упитанность курицы, – …через тридцать, – закончил он и кивнул, подтверждая свой вывод. – Сейчас твои энергии горят, но…
– Но это же неправильно!
– По… почемуй-то? – опешил старик.
– Я имею в виду, что манипулировать людьми, их чувствами – разве Создатель не осуждает это? Существуют же какие-то границы, рамки…
– Только что ты восхищался мастерством алхимика, а теперь…
– Да, то, что он сделал, это, конечно, ошеломляет, но…
– Если Создатель наделил человека чувствами, желаниями и в то же время свободой воли, то «делать» и «не делать», следовать правилам или их нарушать – по сути равнозначно, поскольку ни то, ни другое не противоречит воле Создателя. А рамки и границы – они только здесь, – маг похлопал ладонью себе по затылку, затем аккуратно поправил съехавший на глаза тюрбан. – Вот что, к примеру, заставляет меня носить этот головной убор? Следование традициям, некоему общепринятому стилю, привычкам… И это единственное, что не позволяет расстаться с ненужным, в общем-то, хламом. Ты понял, о чём я?
Март неопределённо качнул головой.
– Значит, алхимик, проводя свой эксперимент, следовал подобной логике? – спросил он.
– О да, ведь алхимик был настоящим учёным! Достиг бы он своей цели при ином раскладе? Никогда! Так!
– Ну, пусть так…– пожал плечами Март. – И всё-таки, чего же на самом деле удалось добиться алхимику? Боюсь сравнивать, но разве не таким же образом Творец создал человека – вдохнув в него свою любовь?
– Сравнивать, действительно, не стоит. Любовь Творца, единственная реальная созидательная сила во Вселенной, – Магуш выставил ладонь наподобие чаши весов, – и… – тут он с изумлением уставился на вторую выставленную «чашу», – та сумбурная смесь отголосков энергий, что называют любовью люди? – и покачал головой. – О чём тут говорить? Для нас, жалких самовлюблённых невежд, мнящих себя вершиной творения, вообще характерно впадать в разного рода заблуждения. И вот, имея лишь отдалённое представление о сути вещей и не умея даже такую убогую малость внятно описать, мы называем явления совершенно несопоставимых уровней одним и тем же словом, а в довершение абсурда – сами же начинаем верить, что эти явления суть одно и то же!
Магуш даже хлопнул себя по коленкам от негодования и, кажется, переборщил с приложенной силой – зашипел. Проводив хмурым взглядом поднявшееся от удара облачко пыли, он вздохнул:
– Любовь… Хэ-м-м… Любовь Творца можно назвать «любовью» лишь условно. Наверное, это просто наиболее близкая аналогия, которую способен понять ограниченный ум человека. В действительности любовь Творца принципиально не поддаётся нашему описанию. Человек не владеет подобной энергией и потому не готов к акту настоящего – с большой буквы! – Творения – ни своей любовью, ни чем-либо ещё. Человек слишком примитивен, мелок и слаб. Он хитроумен хитростью животного, его сознание зашорено иллюзиями и ложными представлениями, а дух отягощён желаниями и стадным инстинктом. Всё, на что способно его творческое начало, – создавать невнятные, подобные облачку дыма, и столь же быстро, как дым, тающие измышления…
– И всё же алхимику удалось совершить то, на что, как ты утверждаешь, человек совершенно не способен! – горячо возразил Март. – Ты сам сказал, что в кристалле оказалось заключено именно живое существо! Может быть, даже ангел!
– Ангел? Брось! Такого я и в мыслях не имел! Если бы существо, появившееся в кристалле, являлось ангелом, то это бы означало, что алхимик сравнялся с самим Творцом всего сущего, а такое попросту невозможно – не того полёта птица! Мудрейшему из мудрых, алхимику, несомненно, удалось привлечь к исполнению задуманного все знания и силы, доступные человеку. Но что он мог получить – и получил – в итоге? Сгусток низших энергий, не способный более ни на что, кроме как питаться чувствами своего создателя?
– Он хотя бы попробовал… – пробурчал Март, не найдя, чем ещё возразить магу.
– Попробовал… – махнул рукой тот. – И я когда-то пробовал… Много чего… Много чего…
Голос мага стал тихим и усталым, а взгляд замер, остановившись на тлеющих в очаге углях. Марту показалось, что старый отшельник забыл о его присутствии и разговаривает сам с собой, продолжая давно начатый монолог:
– Чего я только не испытал за свою жизнь… Некоторые мои опыты приводили к тому, что я оказывался на том самом лезвии, которое рассекает наше бытие на две неравные части – жизнь и то, что после. Сколько раз я видел, как мрачная тень встаёт над моей душой и протягивает костлявую руку, собираясь вынуть её из тела! Невозможно противостоять той силе… Сколько раз она тянула, влекла меня всё дальше, в темноту, за грань, миновав которую, не жди возврата. И вот, когда я, бывало, находился уже так далеко, что лишь дрожащий от напряжения тонкий луч света – буквально нить! – всё ещё цеплялся за мою душу, я находил в себе силы, чтобы вывернуться из леденящей хватки Посланника смерти и вновь оказаться в мире живых! Хэ-э-х-х… Как же меняет человека время… В голове всё чаще крутится мысль: стоило ли так упираться, раз за разом хватаясь за тот лучик, что с некоторых пор неуклонно становился слабее и слабее? Хэ-х-х… В этой схватке не победить, и исход её предрешён. Скорее улитка сможет взобраться на гору, нежели человеку – стареющему, тленному – удастся преодолеть вечность… Так не лучше ли было уйти ещё тогда, по своей воле и с гордо поднятой головой, а не дожидаться, когда тебя поволокут насильно, обмочившего штаны, трясущегося от страха и старческого слабоумия?! – старый маг почти сорвался на крик.
Его слова влетели прямо в очаг, и язычки пламени, оживлённые этим неожиданным всплеском эмоций, охватили тлеющие угли, подбросили несколько искр… но тут же опали, обессилев. Старик закашлялся. Март подал ему плошку с водой, и тот, опустошив её в несколько судорожных всхлипов, выдохнул – длинно, безысходно, окончательно – будто душа отлетела.
– Сейчас мой луч совсем померк. Я чересчур задержался на этом свете. Многие мои ровесники давно ушли. А я… Ползи, улитка, ползи… Я вот всё ещё… Хэ-х-х… Скорее тлею, чем живу… И чем дольше влачу я свой век, тем больше убеждаюсь, что таков уж удел человека: ослеплённый самоуверенностью и иллюзией силы, он упрямо пытается сравняться с самим Творцом, но в попытках этих лишь навлекает на себя ещё большие беды и страдания. Мало ему? Видать, всё же мало. Вот так вот…
Старик надул губы и замолчал. Он сидел ссутулившись, и его брошенные между колен тощие руки замерли. Длинные узловатые пальцы скрючились, словно корни умершего дерева. Даже тюрбан отшельника поник – вот-вот коснётся носа. И куда девались вся бравада и пафос этого чудаковатого, удивительно живого старца?
Март не решался уронить хоть слово в возникшую пустоту – какие слова были способны заполнить открывшуюся бездну? И старик тоже молчал – думал о чём-то, нахмурив брови. Но вот, вздохнув, словно пробуждаясь от гнетущего сна, маг поднял взгляд на гостя.
– А может, я зря взялся тебя учить? Живи себе, как жил: путешествуй, радуйся жизни, страдай и люби – не заморачиваясь над тем, какой смысл спрятан в тумане всех этих слов. Что магия может дать тебе? Выбивающее почву из-под ног прозрение? Страх в утлых душонках невежд? Косые взгляды и брошенные сквозь зубы проклятия в спину, а затем и открытое преследование толпы, чей ужас перед неизведанным таков, что она способна растерзать каждого, кто видит дальше и глубже неё? Ты желаешь всю жизнь болтаться между проблеском надежды и тьмой разочарования? Тебе не терпится пережить потерю друзей и забвение родных? Ты готов быть ввергнутым в бездну одиночества в обмен на… На что? Может, ты считаешь, что принеся все эти жертвы, тебе посчастливится изменить мир? Я, конечно, не могу утверждать наверняка, однако, насколько знаю, никому из смертных подобного ещё не удалось… И не раскатывай губу: чего бы ты не достиг – высот власти или глубин знаний, сокровищ духа или богатств материального мира – однажды со всем придётся расстаться – раньше, позже… Лучше, конечно, не затягивать, ведь если тебя угораздит дожить до глубокой старости, в какой-то момент случайного просветления ты обнаружишь себя намертво увязшим в однообразной тянучке сменяющихся друг за другом дней, в которой тебе досталась роль даже не улитки – абсолютно пассивного наблюдателя! И вот – день за днём, час за часом – ты наблюдаешь, как угасают сила и память, и не имеешь возможности передать свои знания и опыт просто потому, что никому они уже не интересны… И это после всего, чего ты когда-то достиг!
Старый маг воздел руки к потолку хижины и замер на долгое мгновенье: вздувшиеся вены на длинных костлявых руках, страдание в измождённом лице, вопль отчаяния во взгляде, направленном к скрытому за глухим потолком небу… У Марта мелькнула мысль, что, сумей он передать всю экспрессию и драматизм этого образа в камне или бронзе, получившаяся скульптура несомненно явилась бы шедевром мирового искусства. Какое название получила бы она? «Прозрение старого мага»? «Финальное откровение»? Нет, для настоящего шедевра слишком длинно… Может, просто – «Откровение»?..
Магуш оторвал взгляд от невидимого неба и провёл ладонями по лицу, проскрипел опустошённо:
– Всё, что имеет начало, имеет и конец. Это банальная истина, но она станет откровением, когда прочувствуешь её смысл на себе.
У Марта мурашки по спине пробежали: настолько близки оказались слова мага и его, Марта, мысли…
– Так было до нас, так будет с нами, так будет и с теми, кто только шагнул в этот мир. Человеку не изменить того, что устроил сам Создатель. Ну и пусть же всё идёт как идёт. Кто мы такие, чтобы вмешиваться в замысел Его?
Март прикусил губу. В эту минуту он почувствовал острую необходимость найти какой-то мощный, способный определить всему сказанному своё место, аргумент. Дряхлый маг, изживший свою силу, уже расставил точки над «i» – по-своему справедливо расставил, – но не такой расклад нужен был сейчас, Март всей душой чувствовал, что не такой…
Слова пришли сами. Доверить собеседнику самое сокровенное – возможно, лучший способ если не снять, то ослабить, пусть на время, его приступ безысходности и одиночества.
– Я, конечно, очень молод по сравнению с тобой, хаджи Магуш, но и в моей жизни были случаи, когда я оказывался в серьёзной переделке. Положение подчас оказывалось действительно безвыходным, и, уверенный, что жизнь моя потеряна окончательно и бесповоротно, я смирялся с неизбежным и наблюдал отрешённо за последними мгновениями собственного существования. Но затем… Затем происходило чудо…
Март чувствовал, как краснеют уши: несвойственная ему откровенность перед совершенно незнакомым человеком и отчего-то взятый им ненароком возвышенно-пафосный слог заставили смутиться. Он запнулся, однако отступать было поздно.
– Ангел. Ангел являлся мне. То есть, я думаю, что это ангел. Он… Она каждый раз выручала меня.
Старик медленно поднял голову. Глаза его были, как глаза кошки, до слуха которой донеслось тихое шуршание – непонятно пока чьё и откуда.
– Правда, несколько раз я встречал её и не в таких трагических обстоятельствах – как будто совершенно случайно… А ещё… Ещё ангел снится мне иногда: он выходит из сердцевины цветка, раскрывающего бесчисленные, излучающие тёплый свет лепестки. Раньше, когда я был маленький, это происходило особенно часто, и я ждал его – светлое существо в сияющем ореоле…
Старый маг слушал очень внимательно. Март отметил, как у него расширяются зрачки, и отчего-то сбился, замолчал.
– Это очень интересно, – мягко проговорил Магуш, выждав паузу: он явно рассчитывал, что Март продолжит рассказ. – Так что же, ты можешь вызвать своего ангела, просто пожелав этого?
– Нет-нет, – поспешно замотал головой Март. – Хотя… Не сказать, чтобы я действительно целенаправленно пытался…
– Да ты что?! – Магуш вскочил, вытянул морщинистую шею и уставился на Марта округлившимися глазами, отчего стал похож на грифа, возмущённого наглостью откровенно потерявшей страх мелкой зверушки. – Ты всё это время имел уникальную возможность и до сих пор не воспользовался ею?!
– Но я даже не знаю, как…
– «Как»? «Как»?! Ты что, издеваешься?! – маг навис над Мартом, всматриваясь в его лицо недоверчиво и так яростно, словно готов был при малейшем подозрении во лжи и насмешке тут же уличить его – да и казнить на месте безо всякой пощады.
Непонятно, выдержал ли Март проверку, но Магуш громко фыркнул и заметался по хижине, нервно теребя бороду и время от времени взмахивая руками. Создавалось впечатление, что он спорит сам с собой. Не иначе, бедолага окончательно подвинулся рассудком: старость, одиночество – и вдруг внезапное появление чужеземца… Наблюдая в полной растерянности за этой беготнёй, Март ругал себя последними словами, что пошёл на поводу у жалости и сдуру развязал язык, спровоцировав припадок у и так явно не вполне нормального (а к тому же, судя по возрасту, и весьма близкого к маразму) аборигена.
Внезапно маг остановился, и взор его горел.
– Ты хочешь увидеть своего ангела ещё раз? Наяву? И именно тогда, когда будешь готов к встрече?
– Ну… Конечно… – не решился перечить убогому Март. – Хотя…
– Уговорил! – махнул рукой Магуш, как саблей рубанул, и восторженно погрозил пальцем: – Ай, какой хитрый юноша! А я-то, глупый старый хрыч! Простодушный деревенщина, я решил, что путник из далёких земель забрёл в мою лачугу случайно! Ай-ай-ай! Но теперь-то я понял!
Старый маг больше не улыбался. Он склонился к Марту, и багровые отсветы догоравших в очаге углей превратили его лицо в зловещую маску.
– Что ж, – сообщил он громким шёпотом, – ты нашёл того, кого нужно!
Затем он степенно прошествовал к своей циновке и некоторое время устраивался на ней поудобнее. Видимо, таков был его излюбленный метод: заинтриговав собеседника, заставить ждать, всё больше сгорая от нетерпения и любопытства. Март действительно затаил дыхание, и всё же в его нервозном ожидании очередной сумасбродной выходки эксцентричного старика, возомнившего себя чародеем, любопытства содержалось значительно меньше досады. Однако, помимо досады и беспокойства, в душе возникло, дав знать о себе едва ощутимой дрожью, и совсем иное чувство…
Магуш замер. Сейчас он отнюдь не походил на отжившего свой век отчаявшегося бедолагу. С осанкой и взглядом верховного судьи старик взирал на своего гостя, словно решал, достоин ли сей юный чужеземец того, чтобы открыть ему великую тайну. Наконец кивнул утвердительно. Март сглотнул.
– Да будет тебе известно, юноша, – взвешивая каждое слово, заговорил старик, – что дряхлый грязный оборванец, которого ты, явно без особой радости, лицезреешь перед собой, один из немногих, кто способен изловить джинна. Или ангела – как повезёт. Есть верный способ… Так, значит, ты действительно жаждешь увидеть ангела?
– Да, – отчего-то вдруг севшим голосом выдохнул Март.
«Только не спорить…» – скользнула тенью боязливая мысль.
– И ты готов встретиться с ним лицом к лицу, не убоявшись и не отвернув с полпути?
– Да!
«Только не спорить! Пусть выговорится – это его успокоит…»
Но… что случилось, почему замерло сердце и вспотели ладони?
– Ты полон решимости и будешь делать то, что я тебе велю?
– Да, учитель!
«Это не всерьёз – старик безумен…»
– Без колебаний?! Без сомнений?! Без сожалений?!
И тут, вопреки рассудку, сердце Марта сорвалось в галоп!
– Да! Да! Да! – воскликнул он, вскочив на ноги.
Неужели, это произойдёт?! Загадка, так долго не дававшая ему покоя, решится, и ответ, каждый раз ускользавший пугливой златопёрой рыбкой, наконец придёт прямо в руки?! И тайна, сопровождавшая Марта всю жизнь и ставшая неотъемлемой частью его самого… прекратит своё существование? Навсегда?!
– Мы выманим его, – глаза мага хищно блестели. – Я знаю, как это сделать. Но заставить его появиться – ещё не самое сложное. Природа ангела нематериальна, однако, являясь в мир материальный, ему приходится обретать и соответствующую оболочку. В этом его слабая сторона. В священных текстах есть доказательства того, что человек способен одолеть ангела в его плотном, земном теле. Но поймать ангела – всего лишь полдела. Много ли толку от строптивого узника, который сидит на цепи и ожидает подходящего шанса, чтобы вырваться на свободу, превратив в пепел своих тюремщиков? Заставить его подчиняться – вот основная задача! Поэтому ловушка для ангела будет не так проста…
– Но что за необходимость – заставить подчиняться? – робко возразил Март, едва понимая смысл сказанного – так звенело в ушах и давило изнутри на виски.
– Действительно… – маг озабоченно зачесал в бороде. – Ангелы невероятно стойки, и наш пленник может заартачиться… или того хуже – обмануть, чтобы использовать наше великодушие и простосердечие против нас самих! Хэм-м… Что ж, даже если эта коварная тварь откажется служить нам, существует метод выкачивать необходимую для дальнейших манипуляций энергию без её согласия! Правда, здесь возникает ещё одна загвоздка – алхимик… Но это уже значительно проще…
– Да зачем?!. Я всего лишь хотел… – попытался вставить слово Март, но старик положил руку ему на плечо и посмотрел в глаза.
– Я понимаю, мальчик, ты напуган! Но страх – вечный спутник мага. Со временем ты привыкнешь. Преодолей же свой страх, стань выше его – и награда будет велика! Ты даже не в состоянии представить, насколько! Ты будешь обладать могуществом, которым способна наделить лишь первородная энергия! Я же, как твой наставник, попрошу немногого: малой толики той энергии хватит для того, чтобы вернуть мне молодость и силу…
– Да нет же! Нет! Нет! – не выдержал Март. – Нет…
Старый маг выглядел обескураженным. Он смотрел на Марта широко раскрытыми глазами, и алчность в них сменялась искренним недоумением, растерянностью…
– Я не могу… Так нельзя… – сбивчиво повторял Март, со сжавшимся сердцем наблюдая, как на глаза старика наворачиваются слёзы.
– Что же ты морочил мне голову? – чуть слышно выдохнул маг. – Старому, доверчивому человеку, не способному отличить истинное желание помочь от злой насмешки?!
– Прости меня, почтенный Магуш. Прости… – вовсе упавшим голосом проговорил Март, чувствуя, как лицо заливает краской. – Я и в мыслях не держал смеяться над тобой…
– Но если это не насмешка, то что?! Да в чём же тогда твой интерес, если ты не хочешь даже попытаться использовать выпавшую тебе возможность?! Может, ты считаешь, что ангелы являются всем кому ни попадя, и мы спотыкаемся о них на каждом шагу?! Может, ты решил, что эти твои встречи будут продолжаться бесконечно?! Вспомни, чему я учил тебя: время! Когда-то я тоже был полон романтических иллюзий и тратил время на пустяки, а теперь – погляди на меня! Я профукал всё, что только мог…
Вспыхнувший было в глазах мага огонь совсем погас, и теперь, понурый, с поникшими плечами, старик в точности походил на сломленный остов не до конца сгоревшего дерева.
Глядя на согбенную, придавленную грузом прожитых лет фигуру отшельника, Март подумал, насколько тот всё-таки стар. Старость… Когда-нибудь и он, Март, превратится в старика. Будет ли тогда сожалеть о прожитых годах? О выборе, который сделал? Или не решился сделать…
Тусклым безжизненным голосом, как человек, у которого на месте души остался лишь пепел, старый маг продолжил говорить:
– Река времени течёт, безжалостно вымывая из тебя иллюзии, питающие беспечность и наивность юности. Набивая шишки и получая раны, ты постепенно приходишь к пониманию: мир создан вовсе не для твоего удовольствия – ему вообще нет до тебя никакого дела, а те подарки судьбы, которые ты поленился (или даже побрезговал) когда-то принять, посчитав их положенными тебе потому только, что ты есть, – всего лишь случайность. Ты смотришь вокруг и видишь, что вовсе не единственный, возомнивший себя пупом земли: за любую малость приходится бороться с другими такими же «венцами творенья», а кроме того – с Миром и даже с самим Создателем! И никто не будет к тебе снисходителен! Никто! Ты один на этом поле бесконечной битвы! Один против всех! Один… И вот, ты стар, бит, исполосован шрамами, но всё ещё не сломлен – ты готов ухватиться даже за призрачный шанс, однако… – маг развёл руками и, просунув сквозь сжатые губы язык, издал неожиданно громкий, раскатистый звук. – Вот на что ты можешь рассчитывать в итоге! Пройдёт ещё немного времени – и останется лишь вспоминать… И ты вспоминаешь… Ты вспоминаешь все упущенные тобой возможности, ты представляешь, каким образом мог бы использовать каждую из них… О, как бы ты хотел изменить принятое когда-то решение! То самое, что повлияло на всю дальнейшую жизнь! И ты молишь всех богов о последнем шансе – о самом-самом последнем! Но… Хэ-х-х… Нет. Нет, мой дорогой, богам нет до нас никакого дела, а реку времени не повернуть вспять. Сейчас ты молод, непостоянен и капризен – однажды ты пожалеешь о своём чистоплюйстве, но будет поздно. Поверь тому, кто опытнее тебя и мудрее. Ты многое теряешь – действительно многое! Так!
Старик глядел на Марта пристально – ждал. Но Март отрицательно помотал головой:
– Нет, хаджи Магуш, прости.
– Ну, дело твоё… И всё же… не будем считать твой эмоциональный порыв окончательным ответом: возможно, наутро ты передумаешь…
***
Март лежал, глядя в темноту перед собой. От жёсткой циновки затекла спина, и что-то мелко покалывало то там, то здесь, – но способны ли такие пустяки всерьёз побеспокоить измотанного дорогой путешественника? Однако, несмотря на усталость, сон не приходил.
Время как будто остановилось: ни звука, ни движения воздуха… И даже дыхания старого отшельника не слыхать – жив ли он? Тусклой каплей янтаря застыл огонёк в наполненной топлёным жиром плошке. Забыл ли расстроенный хозяин погасить его или оставил нарочно, чтобы гуще и страшнее выглядела окружающая тьма?
Безысходность… Возможно ли осознать всю глубину тьмы, если в ней не присутствует капля света? Возможно ли во всей полноте понять боль и отчаяние дряхлого, одинокого человека, не прожив его жизнь? Вправе ли хоть кто-нибудь осудить старого мага за то, что тьма в его душе оказалась сильнее света? Как вообще судить человека за то, что он такой, какой есть? За то, каким он создан? Вопросы, вопросы… Они мутили душу, отгоняли сон.
«Изловить ангела… Кто бы мог подумать, что такое возможно? Погоди-ка… А с чего я взял – что возможно? Почему я вообще поверил старику? Почему… Усталость, дискомфорт, ночь… Байки про ангелов… Да старый шут просто-напросто надул меня! Попался в кои-то веки наивный простачок, вот он и рад: устроил себе театр! Скучно ему, видите ли, одному… А я-то хорош! Уши развесил: „Великий маг соизволил взять меня в ученики!“ Цивилизованный, просвещённый, не глупый, в общем-то, человек попался на россказни дикаря и шарлатана! Действительно смешно!»
Марта бросило в жар. Вонь от шкуры, которой он укрылся, опасаясь ночного холода, стала особенно невыносимой.
«Вот же лукавый старый хрыч! Если года прибавляют хитроумия, то этому хитрецу из хитрецов, должно быть, лет сто! Похоже, прохвост настолько стар, что пережил не только, как он сам утверждает, собственную силу, но и совесть, и… и рассудок? Ведь он даже не помнит собственного имени!»
Март едва не плюнул с досады – побоялся разбудить отшельника.
«Ладно, бог с ним… Утро вечера мудренее. Переночую – и поминай как звали…»
На крыше заворочалось, завозилось. Послышался вздох. Пленённый неутихающим хороводом мыслей, Март не сразу понял, что происходит.
– Мэ? – коротко вякнул снаружи (тоже, вроде бы, с крыши) недовольный басок.
– Мэ, – ответили ему после недолгой паузы откуда-то возле хижины (или это был тот же самый голос… вот только когда его обладатель успел спуститься?).
Встревоженный, Март сел и прислушался: тихо. Старик как улёгся со своей стороны очага, так и лежал кучей пыльного тряпья, никак не реагируя на посторонние звуки.
«Разбудить, что ли?..»
Лачуга заскрипела и вроде даже зашаталась. Казалось, снаружи ходит кто-то большой, сопит нетерпеливо и трётся о стены, ощупывая их в поисках слабого места.
– Мэ-э-э! – заорало сердито и требовательно, и уже как будто на два голоса.
Хижина вздрогнула, затрещал, ломаясь, хлипкий косяк дверного проёма, и, едва не сорвав напрочь обрывок ковра, внутрь ввалилось нечто. Покрытое грязной свалявшейся шерстью, оно тяжело и шумно дышало, наполняя жилище откровенно козлиным смрадом.
Март от неожиданности завалился на спину – да так и пополз лицом вверх, пока не уткнулся затылком в стену. Сел, весь дрожа. Сердце било в грудную клетку, как в бубен. Воздуха не хватало.
Существо сдвинуло лапищей развешенный на жердях хлам и распрямилось. Пришелец оказался человеком, однако наружности столь дикой, что немудрено было ошибиться. Высокий, с лицом сплошь покрытым чёрным волосом, он повёл из-под нависших бровей тёмными глазищами, будто взглядом своим, как саблей, намеревался распороть надвое сумрачную утробу хижины.
Март сжался и замер – не соображая, инстинктивно, будто что-то внутри него решило: это единственный способ остаться в живых.
Взгляд дикаря скользнул по Марту, не причинив, однако, никакого вреда, и упёрся в старика-отшельника – тот уже стоял на ногах, выставив перед собой плошку с дрожащим огоньком, наподобие пистолета. И тут они оба, дикарь и маг, загалдели, загыкали друг на друга! Магуш при этом усиленно помогал себе жестами, став похожим на шатаемое ветром дерево с подожжённой веткой.
Затаив дыхание, Март наблюдал за диалогом. Ничего ужасного пока не происходило, однако напоминать о своём присутствии он всё же не спешил.
– Это пастух… – вспомнил о своём постояльце старый отшельник, когда взгляд его случайно упал на Марта.
И снова – дикарю:
– Гы-ым гэлег!
– Гы-ым?! – возмутился дикарь, который так и не удостоил Марта ни каплей внимания, будто того вовсе здесь не было.
Старик же успевал говорить с обоими, бросая Марту фразы в перерывах между очередной серией тарабарщины:
– Они иногда забредают сюда… Эгщ-щ, гэлег-мэ гмэ-э!.. Этого я знаю: Малик… Ы-ыг гмэ-э!.. Глухонемой он…
– Гмэ-э, гы-ыг! – не глядя на Марта, кивнул в его сторону глухонемой Малик.
В ответ старик разразился длинной нечленораздельной тирадой, сопровождаемой яростной пантомимой.
Пыхнув, как паровоз, сбрасывающий лишнее давление в котле, Малик достал из-за пазухи увесистый свёрток и сунул его в руки мага:
– Ы!
Старик в задумчивости отставил светильник и свободной рукой зачесал в ухе, поглядывая то на свёрток, то на своего юного протеже: прикидывал что-то. Наконец решился – «Хэх!» – и спрятал свёрток в ларь.
– Бывает, что за мелкую услугу, вроде ночлега под крышей, кто-нибудь из пастухов дарит мне ненужную шкуру или кувшин молока… – пояснил старик Марту, тщательно приладив на ларь крышку и вытерев об себя руки. – Но сейчас дело серьёзное: брат Малика, Максуд, искал отбившуюся от стада козу и упал то ли в пещеру, то ли в колодец – я не разобрал. А вход, как на зло, привалило камнем, и в одиночку Малик не может сдвинуть его.
Помимо старика, и ночной гость уставился на Марта, и теперь оба глядели на него: пастух – набычившись, как, должно быть, смотрели древние люди на врага, прежде чем броситься в драку, а маг – выжидающе и, кажется, с затаённым ехидством.
