Михаил Ходяков
Цвета весны
Через некоторое время она закончила опрос, выдала мне направления, и мы попрощались. Год назад или может быть даже пару недель назад я возмутился бы некорректными вопросами и замечаниями врача, а брошенная в конце фраза про молитвы вызвала бы у меня открытое недовольство. Однако в этот раз отчего-то ничего не произошло. Ничего не щелкнуло ни в груди, ни в голове, вообще ничего. Из-за того, что прошло много времени? Или просто врач не показалась мне бестактной? А может, это я сломался, смирился, и превратился в человеческое безэмоциональное желе ничего не чувствующее вокруг и внутри?
– Ох… – вырвалось у меня, – Да, не знаю я! – сам не заметил, как проговорил это вслух, но рядом никого не было, и странная привычка осталась незамеченной.
Пока я забирал вещи из гардероба, одевался, снимал бахилы и протирал руки противным слизким антисептиком из диспенсера около выхода, в голове почему-то крутилось одно особенно отвратительное воспоминание.
…стояла середины зимы, несколько дней валил снег, который теперь постоянно засыпался в ботинки, стоило лишь немного оступиться с протоптанной людьми тропы от больницы до остановки. Я уезжал из больницы, где лежала моя мама. Настроение было не кстати, и погода была соответствующая, ледяной ветер бил своими хлыстами по лицу и любой незакрытой части тела, а закрытые части пронизывал насквозь, не оставляя ни шанса на спасение. Снег, который летал подгоняемый ветром, пытался забраться под одежду. Автобус был битком набит людьми вместе со мной уезжающими из больницы. Обстановка в автобусе была пусть и не траурной, но близка к ней настолько, насколько это возможно. Доехав до своей станции, я зашел в магазин за ужином и уже поднимался домой, когда телефон зазвонил. В трубке раздалось «…мама умерла…». Я не смог ничего ответить и просто молчал в трубку, пока на той стороне провода не подумали, что их не слышно и не сбросили звонок…
Смирившись с тем, что эта картинка еще какое-то время будет крутиться передо мной я вышел из больницы и неспешной, унылой походкой двинулся в сторону метро. Далеко не первый раз, когда на меня вот так, из-за случайно брошенной кем-то фразы накрывали воспоминания, которые могли испортить мое настроение на несколько часов или суток. Нет определенных причин почему этот раз должен был стать исключением. Тем не менее мне было грустно и больно, но не больнее чем раньше, не хуже, чем всегда, ничего не изменилось, это стало обыденностью, жестокой реальностью, шуткой судьбы, которая из-за множества повторений перестала быть смешной, перестала быть шуткой, перестала быть вообще чем-то.
