Мерси Шелли
Верёвка
16. Бегство
Он ждал больше часа. Выпил крепкий кофе, потом заказал омлет и ещё кофе, и неплохо пообедал, но профессора всё не было. В голову приходили байки о том, что питерские легко опаздывают на полдня в тех случаях, когда москвичи извиняются за пятиминутную задержку. Да и профессор выглядел довольно рассеянным, как все подобные чудаки. Небось вспомнил, что у него следующая лекция. Или место перепутал. Егор поспрашивал, есть ли в здании ещё какое-нибудь кафе. Нет, нету. Было, но сейчас закрыто.
С другой стороны, сам же сказал – «никуда не тороплюсь». Хотя это не совсем правда. Из Москвы он уехал как-то спонтанно, но уже в поезде решил, что сразу после лекции рванёт на вокзал и вернётся домой до полуночи. Поэтому и Ольге не сказал о своей поездке. А теперь придётся…
Он написал ей в чат, что пришлось срочно уехать по работе, с расплывчатым «могу вернуться поздно». Заодно полистал новости. Предполагалось, что агрегатор учитывает его интересы, но если этому верить, интересы были исключительно нездоровые:
«В Париже очередной взрыв велосипедиста-смертника»
«Посетителям московских парков рекомендуют не кормить белок в связи с эпидемией беличьего гриппа в Китае»
«Компания Microsoft объявила повышенные бонусы для найма сотрудников с синдромом Аспергера»
«В Великобритании ширится подпольное движение лучников Robin Club, которые соревнуются в сбивании чужих летающих дронов»
«Рейтинг самых заражённых устройств Интернета Вещей возглавили камеры безопасности»
«Хакеры, взломавшие базу голосов абонентов одного из федеральных операторов связи, начали использовать эти голоса для массовых поддельных звонков»
Чем дольше он читал, тем сильнее крепло ощущение, что новостной бот специально нагоняет депрессию. Можно даже заподозрить происки западных спецслужб. Впрочем, если хочется теории заговора, давай сразу по-крупному, как тот толстяк на лекции. Очевидно же, что Интернет – это атака внеземного разума. Операция «Бог спускается». Причём этапы атаки чётко отражают уровень проникновения. Началось с захвата самого внешнего периметра человеческого мозга – неокортекс, абстрактное мышление, формальная логика. Таков был первый Интернет: гипертекстовая библиотека, символьные языки запросов.
На втором этапе пришло то, что ты называешь «мозгом истерички»: онлайновые СМИ и социальные сети, эпидемии депрессивных новостей и ржачных мемов. Это атака по нашему среднему мозгу, эмоциональному интеллекту.
А дальше коварным инопланетянам остаётся лишь подчинить твой самый древний мозг с базовыми инстинктами. Как они его взломают? Через следующий, невербальный Интернет. Тихо вибрирующая в кармане мобила собирает твою биометрию, самые тонкие непроизвольные реакции, а в ответ доставляет тебе персональные страхи – через какую-нибудь странную мелодию в наушниках, а может, прямо через эту вибрацию в кармане. Кстати, вполне годное обоснование для того стартапа, что ты присоветовал Паше: продажа жуков в коробках. Это ж будет самый передний край «третьей волны».
Но всё-таки странно: новостное приложение никак не заметило, что в последнее время юзер активно скачивал кучу этнографических материалов. Или просто не было новостей по такой пыльной тематике? Попробуем руками поискать в Google News…
Уж ты, кто бы мог подумать! The Wall Street Journal. Статья называется «Спасёт ли кошачья колыбель наши школы?». Согласно гарвардскому исследованию, выпускники американских колледжей проигрывают выпускникам тридцати других стран по уровню знания математики. Преподаватель индейского происхождения Джеймс Мёрфи считает, что проблема в гиподинамии. Развитие мозга связано с движениями, а школьников нагружают только текстами да картинками. Мёрфи провёл эксперимент: собрал двоечников и устроил им курс верёвочных фигур. Оценки по математике заметно улучшились.
Значит, не ты один до этого допёр. Есть и другие чокнутые. Но в Штаты смотаться на «сапсане» не получится. Правда, и тут всё небыстро. Полтора часа ожидания, а белой эспаньолки так и нет. Пожалуй, можно уходить.
На улице уже смеркалось. Хотя нет, это же Питер, у них тут всегда такое небо, словно сейчас ливень будет. Егор почти дошёл до набережной, но остановился посмотреть памятник Ломоносову. Бронзовый Ломоносов, откинув бумажки, смотрел куда-то в небо. Ещё один типичный профессор, завис в раздумьях и потерял счёт времени. Может, вернуться на факультет и там его поискать? Не зря же приехал, в конце концов.
У дверей истфака он увидел «скорую» и непроизвольно ускорил шаг. Блин, всяких гадостей уже успел подумать про этого профессора – а такой простой мысли не пришло, что дядька пожилой и…
Несколько человек стояли в арке рядом со «скорой». Егор узнал охранника, которого он так ловко обошёл сегодня, чтобы попасть на лекцию. И ещё пара знакомых лиц: толстый любитель инопланетян и девушка с плеером. Он подошёл к ним.
– Кому-то стало плохо?
– Говорят, наш профессор совсем тронулся, – вздохнула девушка. – Пытался повеситься, зацепив свою верёвку за ручку на окне. А вторым концом за шею. Вроде откачали, но он ещё не в себе, забирают в больницу.
– Может, он пытался сделать какую-то фигуру? – предположил Егор. – Есть такие, в которых верёвка на шею надевается.
– Ага, конечно! – ухмыльнулся толстяк. – А сзади подкрался кто-то, кому зачёта не досталось. И затянул хорошенько.
– Что ты несешь, Иван! – Девушка хлопнула его по руке, потом обернулась к Егору. – А вы ведь не с нашего курса? Я вас раньше не видела.
– Нет, я… перевожусь из московского…
Он замялся, пытаясь придумать название какого-нибудь вуза. И от этого, наверное, враньё стало совсем очевидным, потому что девушка и толстяк посмотрели на него как будто с подозрением. Он отступил в сторону и потихоньку пошёл – но не к открытой набережной с Ломоносовым, а в противоположном направлении, к углу здания, словно хотел скрыться.
На углу остановился, набрасывая вторую лямку рюкзака, и посмотрел назад. Девушка и толстяк разговаривали с охранником. Охранник смотрел на Егора. Он пошёл дальше. Свернул за угол – и побежал.
# # #
Необъяснимая паника прошла минут через двадцать. Он уже не бежал, а быстро шагал по прямой неизвестной улице, среди старинных зданий с изящными башенками и лепниной. Стены домов ровно стыковались друг с другом, сменяя один пастельный цвет на другой; такие же каменные коридоры открывались в обе стороны на перекрёстках; простая прямоугольная структура успокаивала, возвращая трезвый рациональный ум.
Это от кофе такой мандраж, конечно же. Чересчур крепкий, две чашки подряд в той душной кафешке. А перед этим – два часа на лекции, тоже дефицит кислорода. Вот и накатила шиза. С чего ты вообще взял, что на тебя смотрели с подозрением? Сумасшедшие профессора везде бывают. И это, кстати, бывает заразно, тоже могло повлиять…
Надо возвращаться домой. Улицы тут прямые, всё просто: свернуть направо до набережной, там будет Дворцовый мост, а с него прямо по Невскому – к вокзалу.
Он бодро шагал ещё с полчаса, однако набережная так и не показалась. И хотя страха уже не было, непривычно пустые ряды старых зданий под низким пасмурным небом навевали что-то мистическое. Названия улиц ни о чём не говорили, но когда он выскочил на широкий проспект, именовавшийся «Каменноостровским», то понял, что это уже не Васильевский остров, а какой-то другой. Каменный, что ли?
Нет, это где-то совсем далеко. А рядом с Васильевским должна быть Петроградская сторона, где крепость. Он вспомнил, что в панике действительно перебежал какой-то мост.
Значит, ушёл не в ту сторону. Он вытащил смартфон, чтобы посмотреть карту, но тут случился ещё один сюрприз: Интернет вырубился из-за дурацких лимитов в роуминге. Значит, и карты нет, и билет не заказать, и такси не вызвать.
Ладно, не страшно. Просто ещё раз свернуть направо.
Через некоторое время город как будто смилостивился над ним. Проспект вывел к Неве с той самой крепостью, и на открытом пространстве вся остальная география встала на место. Дворцовый мост – справа. За ним начинается Невский, он идёт наискосок, влево. Можно просто перейти ближайший мост и двигаться прямо. В итоге всё равно выйдешь на Невский.
Среди деревьев мелькнул космический корабль инопланетян – павильон станции «Горьковская». Кто-то ленивый внутри Егора заныл, что проще на метро. Но пешеходная движуха уже овладела им; далековато, конечно, зато разомнусь, а то в поезде опять сидеть. Он пошёл через мост.
Пожалуй, даже хорошо, что карта вырубилась. В этой движухе было что-то знакомое, и хотя он давно так не делал, но сразу вспомнил это развлечение студенческих лет: запрыгнуть в первый попавшийся троллейбус, увозящий неизвестно куда по лабиринтам московских улиц – а потом выбираться оттуда пешком, и радоваться, когда незнакомые куски города вдруг стыкуются со знакомыми. Именно тогда он заметил, как люди одушевляют транспорт. Лишь немногие, подходя к водителю троллейбуса за уточнением маршрута, спрашивают о намерениях самого водителя: «Вы едете до Войковской?». Но большинство говорит не так. Они задают отстранённый вопрос в третьем лице: «До Войковской идёт?» Они спрашивают про троллейбус, будто он – самостоятельное существо, а шофёр – лишь мелкий шаман, который может только предсказывать планы этого существа.
И в этом есть своя правда. Водителя могут заменить, но троллейбус всё равно будет ходить по заданному маршруту. А чем определяются троллейбусные маршруты? Устройством города, извилинами его улиц. Смешно: люди ждут пришествия искусственного разума из электронных гаджетов, не замечая, что он давно построен, он вокруг них – огромный каменный мозг большого города ежедневно водит их по своим тропам, разговаривает с ними шершавым языком асфальта и гранита…
За Марсовым полем надо было пересечь ещё одну речку, маленькую, с горбатым мостиком. Егор остановился на этом мостике передохнуть. То ли Фонтанка, то ли Мойка – он всегда их путал, но места уже знакомые. Он бывал в Питере всего несколько раз, и почти всегда прогулки шли от вокзала в центр или обратно к вокзалу, пересекая эти самые речки, что так забавно искажают геометрию: дома на набережных прямоугольные, но сама набережная извивается туда-сюда.
Что-то ткнулось ему в щиколотку, и в тот же миг обе ноги потянуло в сторону. Он опустил глаза: смешной каштановый щенок с большими ушами обмотался поводком вокруг него, обнюхивая ботинки. Хозяйка щенка, лет семнадцати, с такими же каштановыми волосами, стояла рядом.
Егор поднял ногу, пытаясь выбраться из кожаной петли. Но девушка просто отпустила поводок, пёс распутался, и они вместе побежали на набережную. Непонятно было, кто из них ведёт другого на поводке – кажется, они менялись ролями каждую минуту. С моста девушка сбежала за щенком, но на набережной она села у воды, и пёс послушно развалился рядом. Потом щенок решил обнюхать каких-то туристов, и девушка побежала на поводке за ним… А Егор обнаружил, что медленно идёт следом за этой каштановой парой, хотя ему совсем в другую сторону.
Так они прошли вдоль реки до следующего мостика, и хотя он держался на расстоянии, его всё-таки смущала роль преследователя. Поэтому он даже обрадовался, когда его нагнала группа молодых и весёлых иностранцев с такими же рюкзачками, как у него, и он легко смешался с ними, отвечая на их улыбчивые «Hi» и «How are you» как старый знакомый.
Проходя по разноцветным плиткам перед отелем, первый из них стал прыгать только по красным квадратам, и остальные все запрыгали так же, включая Егора. Потом они играли на ходу в футбол пустой пластиковой бутылкой, потом увидали старушку – и все стали изображать, как она идёт вперевалочку…
Их было пятеро, три парня и две девчонки. Вроде бы все говорят по-английски, но явно не американцы. «Where are you from?», крикнул Егор, и один из них, высокий блондин, крикнул «We are Japanese!» и для убедительности оттянул пальцами уголки глаз к вискам, и то же самое сделали все остальные.
Из бара впереди донеслась музыка, Егор узнал Doors, и вся компания хором затянула «Oh show me the way to the next whiskey bar!». И вот они уже в баре, а потом в следующем баре, продолжая общаться на том же шуточном языке всеобщих повторов, передразнивая то мрачных мужиков с пивными кружками («Na zdorovie!»), то любителей рок-н-ролла на танцполе, то футбольных болельщиков, которые вскрикивают и машут руками при каждом движении бессмысленных фигурок на экране телевизора.
Что-то выключило их игру в третьем или четвёртом баре, и Егор не сразу понял, что это сделала музыка. До этого везде звучали известные композиции на английском, и вся компания время от времени начинала хором подпевать, останавливая разговоры и возвращаясь в коллективное дурачество. Но тут из колонок плеснуло другим, прохладным и ветреным, как питерское небо:
Вот дождь пошёл, намокли лица.
С души моей свалилась глыба.
Наверное, я просто птица,
хотя возможно, что и рыба.
А может, это просто пиво.
А может, это просто водка.
А может, ты проходишь мимо.
А может, погоди, красотка…
Дождь, дождь идёт.
Всё, всё пройдет.
Компания примолкла. Кто-то поднялся, разглядывая исполнителя через головы плотно набитого бара. Кто-то попытался изобразить игру на гитаре с печальным лицом. Но общая хохма уже не получалась, им оставалось только слушать, не понимая слов.
А может быть, ты тоже рыба.
А может быть, ты тоже птица.
И что с того, что ты красива,
когда вокруг одни тупицы.
И город над тобой смеётся.
И голоса, и взгляды ранят.
И лишь тогда тебе поётся,
когда по крышам барабанит
Дождь, дождь идёт.
Всё, всё пройдет.
«What's he singin' about?», спросил высокий блондин, наклонившись к Егору и пытаясь перекричать гитарное фламенко. «About rain», ответил Егор. Но больше говорить не хотелось. Гитара била по чему-то больному внутри, а слова и вовсе добивали.
Так может, нам отсюда вместе
с дождём по рекам – и до моря…
Но дождь кончается, хоть тресни,
и снова этот город горя.
И на душе всё та же глыба.
И снова хочется напиться.
Наверное, я просто рыба.
Хотя возможно, что и птица.
Музыка ещё не закончилась, а он уже подхватил рюкзак, и помахав всем на прощанье, выскочил на улицу. Дождя не было, но в свете жёлтых фонарей мокрый каменный город блестел, словно только что поднялся со дна океана. Блестела и река, расчерченная отражениями фонарей, а на противоположной набережной он снова увидел каштановую девушку с каштановым щенком – наверное, они возвращались домой с прогулки.
Это было вроде знака, два раза подряд такие встречи не происходят случайно, и Егор пошёл параллельно с ними по своей стороне реки, ожидая, что они вернутся к тому же горбатому мостику, где щенок обмотал его ноги поводком.
И они почти дошли, мост уже виднелся впереди, но внезапно девушка и щенок свернули в боковой переулок, а Егору оставалось только двигаться вперёд вдоль воды. Он ускорил шаг, перешёл мост, и не зная зачем, побежал по другой стороне реки назад, к переулку, где скрылась эти лохматые. Но там уже никого не было.
17. Солнце
Плеск волн. Приятный, колыбельный такой звук. Он снова закрыл глаза, надеясь вернуться в сон, который оборвался на самом интересном.
Ему опять снилась университетская общага, но никаких долгих поисков, на этот раз всё было хорошо и правильно: и веселье с друзьями, которых он сто лет не видел, и красивая спокойная подруга, в которой он узнал одноклассницу из другого старого сна. А когда настало время расставаться, при сборке рюкзака ничего не терялось, всё было под рукой, и он брал только самое необходимое – нож и верёвку, фонарик и блокнот, цветные карандаши и пластилин для детей…
Да-да, во сне у него были дети, и пока он собирал рюкзак, самый мелкий залез в какую-то вентиляционную трубу, но его было хорошо слышно оттуда, и Егор пошёл вдоль стены, перестукиваясь и перекликаясь с ребёнком, который полз внутри стены по вентиляции. Так они добрались до места, где стена была трухлявая, Егор отломал большой кусок, и ребёнок вывалился из стены прямо ему на руки, весь испачканный извёсткой и зелёной краской. Но тут оказалось, что в процессе этого похода они попали в недостроенную часть здания, и дальше можно двигаться только по лестнице на отвесной стене. А руки-то заняты – надо либо ребёнка держать, либо по лестнице карабкаться. В конце концов он придумал: засунул ребёнка за пазуху, пристегнул к себе покрепче ремнём и ступил на лестницу. Тут и проснулся.
Волны плескались за окном, иногда доносился шум проезжающей машины, это звучало похоже на прибой, но всё равно не спутать, волны булькали по-настоящему.
Всё-таки правильно, что остался. Ночью, после исчезновения девушки с собакой, он по какой-то пьяной логике решил, что дальше нужно идти только вдоль набережных. В результате опять забрел чёрт знает куда и жутко замёрз, но зато протрезвел, встретил банкомат и заплатил за Интернет. На экране мобильника всплыл ольгин ответ на его дневное сообщение: она снова отправилась ночевать к маме, какие-то родственники там приехали и хотели её увидеть. Так что его отсутствие дома она даже не заметит.
С поездом хуже: оказалось, что уже полвторого ночи, ближайший поезд на Москву через пятнадцать минут, и судя по карте, за это время Егор никак не смог бы добраться до вокзала. А следующий только полпятого.
Поэтому, когда на глаза попалась вывеска небольшой гостиницы, он решил, что на сегодня хватит. В номере сразу вырубился, сняв только куртку и ботинки. Но как ни странно, выспался отлично, во всём теле чувствовалась приятная расслабленность. Его и раньше поражал этот феномен: в отелях, в гостях, в походах зачастую спалось лучше, чем дома.
И ещё, как всегда в поездках, радовало отсутствие вещей вокруг. Дома они имеют свойство накапливаться, а в поездки он всегда брал самый минимум. И даже эти немногие вещи в отпусках он не спешил раскладывать по полкам, используя рюкзак в роли эдакой раковины улитки: вещи понемногу расползаются, но, если что, быстро собираются обратно в рюкзак. Вот и сейчас он стоит наготове у кровати. А кроме этого в комнате – лишь тумбочка да шкаф, две пустые ракушки других улиток. Кайф гостиничной пустоты, белый лист жизненной истории.
Он полежал ещё, раздумывая, что делать дальше. Позвонить Инне? Встретиться, наверное, уже не выйдет, надо возвращаться в Москву. Но хотя бы рассказать ей про лекцию и про то, что случилось потом. Может, она узнает через подругу, как там дела у профессора и что с ним произошло на самом деле.
Внутри рюкзака зазвонил телефон. Ну всё, придётся вставать… Номер незнакомый.
– Слушаю.
– Привет, – раздался в трубке голос Паши. – А ты где?
Странно, что без «горыныча» и прочих прибауток, заметил Егор. Может, он узнал, что я уехал без предупреждения, и злится теперь? Так он и сам должен быть на каком-то семинаре.
– Привет, Пабло. Я в Питере. Извини, что не…
– Значит, так и есть. Свалил по-быстрому. Ну смотри, я тебя всё равно найду. Заплатишь за всё.
Паша дал отбой, и Егор с удивлением посмотрел на трубку. Паша звучал очень странно. И с чужого номера. Может, он там набухался в Красной Поляне и телефон потерял? Можно позвонить Вере и… Стоп. Забыл, что ли, про «кундалини»? С учетом этого странный звонок Паши может означать нечто иное.
Пока он набирал номера, подозрение крепло: никто из агентства не отвечал. Ни сисадмин Жора, ни креативный директор Андрей, ни одна из аккаунт-менеджеров. Паша тоже не брал трубку. Егор понял, что у него и номеров-то больше нет, с остальными не общался близко. Разве что SMM-щица Света, она сама часто звонила с вопросами, её номер должен быть в журнале входящих.
Она ответила «Да, слушаю» практически сразу, как он набрал номер.
– Привет, Свет, это Егор… Что у вас там случилось, ни один телефон не отвечает?
– А ты не знаешь?
– Нет, я вообще не в Москве. Уехал вчера утром. А сегодня никак не могу… алё, ты слушаешь?
Видимо, нет. Из трубки раздавался ритмичный шорох, как бывает, когда человек положил телефон в карман и пошёл куда-то, забыв нажать “отбой”. Егор послушал этот звук ещё с полминуты, и собирался уже отключиться, но в трубке опять раздался голос Светы:
– Я наружу вышла, чтобы в офисе не услышали. Короче, у нас тут эпидемия вируса-вымогателя. Говорят, такого ещё не было. Кросс-чего-то-там.
– Кроссплатформенный?
– Ага. Блокирует и айфоны, и андроиды, и виндовские компы. У меня старый мамин «Блэкбери», поэтому не заразилась. А остальных всех накрыло, через корпоративную почту. Требует с каждого по пять бетховенов за расшифровку. У нас тут полный Ад и Израиль по такому случаю. Ни договоров теперь нет, ничего. И говорят, ко всем клиентам эта зараза тоже полетела от нас по почте. Началось вчера днём. Паши не было, он только сегодня вернулся, и у него тоже телефон заражён.
– Он мне звонил с другого номера. Угрожал, но я ничего не понял.
– А-а, это я могу рассказать, почему. Паша позвал каких-то спецов по безопасности, чтоб они расшифровали всё наше зашифрованное. А они говорят, этот вирус вообще не планировал расшифровку. Он только для вида шифровальщик. А на самом деле просто стиральщик. И ещё они сказали, что такую заразу иногда запускают, чтобы скрыть кражу, или утечку, или другой какой внутренний мухлёж. А Вера после этого сказала… даже прям целое представление закатила со слезой… Якобы ты заходил позавчера вечером в офис и к ней грязно приставал. А она тебя отшила. И как будто ты обещал отомстить.
Ловко, подумал Егор. И правда ведь, заходил за распечаткой, охранники видели. А Паше сказал, что в театр поехал. И про Питер не предупредил. И про Веру с «Грейдом» не успел рассказать. Очень удобный подозреваемый.
– И что, все так и поверили в этот бред?
– Я не поверила, конечно! – фыркнула Света. – Верка та еще змея, по глазам же видно. Но тебя не было, никто ничего против сказать не может. Ты надолго уехал?
– Не знаю пока. Собирался сегодня вернуться, но… Не знаю.
– В общем, если что, я за тебя. Правда, тут даже меня уже стали подозревать. Ну, поскольку мой «Блэкбери» не заразился…
– Не переживай. Скоро мы все перейдём на голубиную почту. И у всех будет один общий птичий грипп.
Они попрощались. Егор отложил телефон и посмотрел в окно.
Всё то же питерское небо, клочковатое, низкое. Хотя что-то там движется на ветру, время от времени проступают более светлые пятна. Он чувствовал, что к нему постепенно возвращается утреннее спокойствие, сбитое звонком, но не ушедшее. Он снова наполнялся пустотой, а рабочие интриги становились чем-то далеким и незначительным. Не своим. Что же тогда своё?
Да вот именно это, что сейчас вокруг. Эта пустая комната гостиницы, и то, что к ней привело. Он долго отмахивался от этих вещей, но теперь вдруг ощутил, что собранные вместе, они как раз и являются его собственными “ключами счастья”. Эта особая бодрость, что включается всякий раз в чужих городах. Удовольствие долгого похода, поиска, преследования. Минимум вещей в рюкзаке, минимум связей. Покой в движении, крепкий сон на новом месте. И плеск волн.
И ещё кое-что, конечно же. Он вытащил верёвку. Последняя фигура, которую он пытался сделать тогда в сумраке офиса, так и осталась недоделанной, слетела с пальцев – и всё пошло наперекосяк.
С неё и начнём. Стартовая позиция: верёвка натянута на больших пальцах и мизинцах. Теперь надо взять ртом дальнюю сторону этого прямоугольника, потянуть к себе. Верёвку на левой ладони подцепить снизу правым указательным и оттянуть вправо. Верёвку с правой ладони – оттянуть левым указательным, симметрично. Затем вся правая ладонь ныряет под левую вертикальную верёвку и оттягивает её вправо. А левая ладонь точно так же ныряет под правую вертикаль, и вместе с ней идёт обратно влево. Сбросить верёвку изо рта, сбросить петли с больших пальцев. Развести ладони, слегка затянуть. Вот и готово: верёвочный круг в центре и четыре луча с каждой стороны.
Он повернул руки в сторону окна, так, чтобы в верёвочный кружок попало едва заметное пятно света на хмуром небе. И стал ждать.
Тучи медленно таяли, светлое пятно становилось всё ярче.
=============================
Продолжение – во второй книге
Блог автора – lexa.livejournal.com