Мери Ли
Туман. Полное издание
Глава двенадцатая
Я уже упоминала, что человек гибок и ему легко привыкнуть к новым условиям, даже если эти условия куда хуже предыдущих.
Уже на протяжении недели я являюсь желтым никчемным уровнем нашей общины. И знаете что? Меня это устраивает. К моей скромной персоне минимум просьб и ожиданий. С легкостью сливаюсь с серой массой и ничем не выделяюсь среди других таких же никчемных, как и я. На базе номер восемь существует всего четыре вида браслетов, то есть четыре ступени иерархии.
Самые нижние – красные, это те, кто может быть заражен. И они находятся под присмотром Дока и подобных ему ученых умов.
Следующая ступень – желтые, практически отбросы общества. Так считают те, кто носит черные браслеты. Я же считаю, что желтые своего рода нахлебники, даже несмотря на то, что большинство из них работает. Кто-то на кухне, другие занимаются уборкой, третьи работают с детьми, которых тут достаточно много. Я бы сказала, что их больше, чем мне хотелось бы. Дети, как и их выжившие родители, живут в отсеке, куда поместили выдуманную мной молодую семью.
Третья ступень – белые, доктора, медсестры и весь персонал, который спасает жизни, лечит заболевших и содействует новому проекту «Популяризация человечества».
Четвертая ступень и самая заносчивая – черные. Это военные и добровольцы. Все они носят черные браслеты, черную одежду и недовольную мину. Все с этим смирились, ведь не будь черных, мы бы уже давно были мертвы. Большая часть населения благодарна военным за спасение, остальные их просто боятся.
Но есть и те, кто вообще не носит браслетов. Их не так много, как я подумала, когда Синтия рассказала мне об этом. Во всей базе номер восемь всего тринадцать человек из управления, и они не носят никаких браслетов, что показывает – в нашей иерархии они равны богам. Из тринадцати я видела только четверых. Троих мужчин в кабинете, когда мне предложили участие в новом проекте, и одну до этого, еще на судне, спасшем нас из Дрим Сити. По словам Синтии, полковник Келлер является единственной женщиной в правлении базой номер восемь, и она имеет стальные яйца, которым остальные двенадцать членов правления могут только позавидовать.
Каждый день как близнец похож на предыдущий. Утром я просыпаюсь под горн, переодеваюсь вместе со всеми, выхожу и строюсь в шеренгу, отправляюсь в душ. Душ – это отдельная тема, о которой я предпочитаю не думать. Он общий, и этим все сказано. Следующая точка назначения – столовая, тут за неделю ничего не изменилось, и я по-прежнему ем меньше остальных. Проклятая метка съедает ровно половину порции. После приема пищи отправляюсь к Доку. Пока он меня не подпускает к испытуемым и не доверяет лечение раненых на вылазках. Я все время провожу в каморке, сидя на полу и разгребая бумаги, иногда разговариваю с Робертой, Док не против нашего общения, но единственное условие – я всегда должна быть по другую сторону стекла. Перед очередным приемом пищи я утаскиваю ампулу и шприц. Иду в свой отсек, строюсь и отправляюсь в столовую, после этого иду к маме и сестре. Лари действительно переселили к ним в комнату, и каждый раз, когда я оказываюсь там, то чувствую легкий укол в сердце, они действительно похожи на счастливую семью. У них даже монополия есть. Отдаю Лексе лекарство, но она по-прежнему со мной не разговаривает. И если быть честной, меня это злит. Злит настолько, что я ухожу из их комнаты намного раньше, чем мне того хотелось бы. Снова отправляюсь к Доку, иногда он отправляет меня по мелким поручениям. Отнести какие-то бумаги или же, наоборот, что-то забрать. Вечером снова столовая, потом опять каморка у Дока и сон. В таком ритме прошли семь дней, и я ни разу не нарушила правила, точнее, меня никто не поймал за нарушение одного из них. Десять правил.
Уважительно относиться к проживающим на базе номер восемь.
Следовать распорядку дня.
Выполнять приказы вышестоящих.
Кража, хищение и укрывательство подобных поступков запрещены.
Убийства запрещены.
Нанесение телесных увечий запрещено.
Надлежащий внешний вид, убраны волосы, никакой косметики, украшений, кроме обручальных колец и отличительных знаков религий.
Никогда не запирать двери.
Следовать правилам и никогда их не оспаривать.
В случае совершения или же свидетельства невыполнения правил тут же обратиться к главному в вашем отсеке.
И я следую всем правилам, кроме 4, 9 и 10. Это 33,3 процента нарушения местного порядка. Но у меня нет выбора.
Стараюсь не задерживаться в своей комнате дольше нужного, Хьюго постоянно косится на меня, и дело времени, когда парень предпримет очередную попытку своей мести. Но я настороже. Пусть гаденыш даже не надеется подловить меня.
Сегодня день, когда мне уберут метку позора. Об этой новости я узнала от Синтии, вечером она принесет специальный раствор и сотрет круг. Выходит, что завтра я смогу набить желудок до отвала. Что касается еды, то она однообразна, но вполне съедобна. Кстати, маму, Лексу, Лари и, естественно, Габи кормят по-другому, у них даже фрукты имеются. Вообще в семейном отсеке забота о проживающих на достойном уровне.
Мой отсек меня тоже вполне устраивает, тем более что большую часть дня я нахожусь у Дока на побегушках. С уверенностью могу сказать, что жизнь налаживается, мне все нравится, кроме замечаний Келлера. «Брукс, иди в ногу со всеми».
«Брукс, убери волосы». «Брукс, не опаздывай».
«Брукс! Брукс! Брукс!»
За эту неделю я слышала свою фамилию чаще, чем за всю жизнь. Я не перечу, не спорю и вообще стараюсь быть… адекватной, но с каждым «Брукс» моя чаша наполняется на одну, но достаточно большую каплю яда. Стоит хлипкой посудине заполниться, как она взорвется, и ее содержимое уничтожит всех на своем пути, и первым будет Келлер.
Уже вечер, и я по обычаю иду в логового Дока, люди за стеклом меняются, но с каждым днем их становится все меньше и меньше, но Роберта остается там неизменно. Вхожу в стеклянное царство, сегодня тут всего трое «пленных», два новеньких мужчины и Роберта.
– Алекс, я ждал тебя, – говорит Док, и я напрягаюсь.
Он узнал про воровство?
Стараюсь выглядеть обычной, а не так, что мое сердце вот-вот разорвется от натуги.
– Слушаю.
– Я бы попросил тебя сегодня остаться здесь на ночь. Я не могу, у меня есть срочное дело, а оставлять моих гостей без внимания нельзя.
Фух. Отлично.
– Да, конечно.
– Благодарю. И, кстати, иди сюда.
Подхожу к его столу. Док с торжественной улыбкой снимает с меня желтый браслет и надевает белый.
Вау! Не могу сдержать улыбку. Меньше чем за две недели я побывала обладателем трех ступеней нашей иерархии, осталось только черный примерить. Надеюсь, этого никогда не произойдет.
– Карьерная лестница, – с улыбкой говорю я.
– Да, думаю, ты это заслужила. Ты привела в порядок весь мой бардак. С завтрашнего дня ты будешь допущена до медблока, будешь помогать там днем, а вечерами приходить сюда. Как видишь, моих подопечных стало намного меньше, а вот медикам твоя помощь будет как нельзя кстати.
– Хорошо.
Еще одно место с лекарствами – это хорошо, ведь запасы Дока день ото дня мельчают, и я боюсь, что он может это заметить. Буду таскать по очереди из разных мест. Да и кому вообще в голову придет проверять лекарство для хронически больных, ведь тут таковых быть не должно. Именно так я себя успокаиваю.
Подхожу к кубу, в котором сидит Роберта.
– Привет, – говорит она и прислоняет руку к стеклу.
– Привет, как ты сегодня?
– Так же, как и всегда, – говорит Роберта и замолкает, в ее глазах грусть. Мне ее жаль. – Алекс, как там?
– Где?
– На базе. Я ведь ее толком не видела.
Сажусь на пол и раздумываю, как бы ответить на этот вопрос.
– Да я, честно сказать, сама мало что видела. Столовая огромная, очень много коридоров, еще больше людей.
– Скукота.
– Не то слово.
– Вчера Док сказал, что меня скоро отпустят, где ты живешь? Может, нас разместят вместе?
Роберта словно оживает, и я вижу искорку неподдельного интереса в ее глазах.
– Я в комнате 300, там есть пара свободных кроватей.
– Я была бы рада стать твоей соседкой.
– Я тоже, но не уверена, что тебе там понравится. Исключительная девушка хмурится и спрашивает:
– Почему?
– Да есть там один рыжик, пытается подпортить мне жизнь.
– У него получается?
– Не думаю.
– Скорее всего, ты ему просто нравишься.
Не дай боже.
– У меня на него аллергия, как только вижу его рыжую макушку, тут же чешутся кулаки.
Роберта смеется, а я поднимаюсь с пола.
– Я пойду, завтра еще поболтаем.
Девушка кивает мне и снова погружается в свои мысли. Нужно отдать ей должное, я бы уже сошла с ума сидеть в стеклянном гробу. Ухожу в свою каморку и приступаю к проверке срока годности на лекарствах, вчера я не успела закончить, продолжу сейчас.
Спустя какое-то время Док заглядывает ко мне и сообщает, что он уходит. Прощаюсь с ним и продолжаю рутинную работу. Уставшая, выхожу в стеклянное царство и сажусь за стол Дока. Все трое гостей спят, и меня тоже клонит в сон. Нужно было взять подушку. До моего слуха доносятся мужские голоса. Встаю и тихо крадусь к двери. Приоткрываю ее и вижу спины двух мужчин. Один в черном, второй в белом. Медик и военный.
– Меня уже начинают подозревать, – говорит медик и передает военному бумажный пакет.
– Ты сам пошел на это, – говорит Келлер.
Это точно он. Его голос я бы не спутала. Келлер прячет пакет во внутренний карман куртки и, не прощаясь, уходит. Закрываю дверь и оборачиваюсь на спящих заключенных.
Что это было? Медик передал Келлеру что-то незаконное? Зейн был в куртке, значит, сегодня у них вылазка за пределы базы.
Так-так-так. Очень интересно. Неужели Мистер Закон и Порядок сам не прочь нарушить правила? Думаю об этом и даже представить себе не могу, что там в этом пакете может быть.
Ночь проходит без происшествий, даже если что-то и было не так, мне об этом неизвестно, я уснула, сидя за столом.
Утром приходит Док и отпускает меня, сообщив, что я могу больше не следовать общему строю общества. Белый браслет дает мне право ходить в столовую и душ тогда, когда мне угодно, ведь медиков все уважают.
Первым делом отправляюсь в комнату, беру сменную огромную одежду и плетусь в душ. Смываю с себя сон и снова возвращаюсь к Доку, он отправляет меня в противоположное крыло, и там я заступаю на настоящую работу медика. Если быть точнее, принеси-подай, иди-отсюда-не-мешай.
Стою в небольшом кабинете доктора Эмета и раскладываю бинты в специальное ведерко. Дверь распахивается, и на пороге возникает сам доктор Эмет.
– Алекс, быстро за мной! – взвизгивает доктор и, схватив свой саквояж, несется к двери. – Возьми респираторы!
Подбегаю к стене, хватаю два ресторатора и следую за доктором.
– Что случилось? – спрашиваю я.
Входим в лифт, и только тогда Эмет говорит:
– Вернулся отряд Келлера, девушка тяжело ранена, ее нельзя переносить.
– Мы идем на улицу?
– Да.
Испытываю странное чувство безысходности, я не думала, что мне придется подниматься наверх. Но с другой стороны, я хочу снова увидеть мир, жаль, что он больше не прежний. Отдаю один респиратор доктору, второй натягиваю на себя.
Выходим из лифта и бегом преодолеваем расстояние до металлический двери.
Выскакиваем на улицу и бежим к большой военной машине, возле которой стоят Келлер и Синтия. Протяжно выдыхаю, я действительно рада, что раненная девушка – это не моя новоиспеченная подруга. Забираемся в открытый фургон. На полу лежит светловолосая девушка, рядом с ней парень, он зажимает ей рану на животе, из которой вытекает кровь. Кровь везде.
– Чем ее ранили? – спрашивает Эмет.
Голос Келлера за спиной поясняет: – Монтировкой.
– Вы ее вынули! – злится доктор.
– Не мы, зараженный воткнул и тут же достал.
Мы сразу поехали обратно.
Доктор разрезает куртку, кофту и футболку на животе девушки, и в этот момент она перестает дышать и стонать. Пустой взгляд смотрит в потолок фургона, губы слегка приоткрыты, а грудная клетка больше не поднимается и не опадает. Доктор оседает рядом с девушкой и рукой прикрывает ей глаза. Подносит часы к лицу и, смотря на них, говорит:
– Время смерти 18:23.
Минуту все молчат, а потом мы с доктором вылезаем из фургона. Келлер продолжает стоять, сцепив руки за спиной, и смотрит на тело девушки.
– Мне жаль, – говорю ему я, но он никак на это не реагирует.
Возвращаемся с доктором обратно в медблок, и он отпускает меня отдохнуть. Время позднее, и коридоры базы пусты. Бреду в комнату, а перед глазами маячит тот пустой взгляд. Вспоминаю все, что произошло со мной после прибытия тумана, и понимаю, что именно эти застывшие серые глаза самое жуткое, что я видела.
Тихо открываю дверь комнаты, все укладываются по своим местам, но Синтии и Хосе здесь нет. Достаю чистую одежду и отправляюсь в душ, ведь теперь я не привязана ко времени. Дорога до душевой занимает около пяти минут, база номер восемь огромная, уверена, что не была где-то в восьмидесяти процентах подземного здания.
Вхожу в дополнительный блок, снимаю с себя одежду, сразу вынимаю чистую и убираю в пакет грязную, оставляю его на крючке. Это место, где мы раздеваемся, и вы удивитесь, если я скажу вам, что мужчины и женщины тут делают это одновременно. Но сейчас я одна, и это самое лучшее, что было за день. Босыми ногами иду до двери, открываю ее и ступаю на прохладный металлический пол, встаю под самую первую душевую и включаю воду. Сначала, как и всегда, на голову брызгает очень прохладная вода, но через пару секунд начинает течь довольно сносная.
Когда Синтия впервые упомянула про душ, я себе представляла совершенно другое, нежели есть на самом деле. Душ выглядит как длинный коридор с металлическими стенами и полом, в ширину он не больше легковой машины, по обе стороны из стены торчат лейки, перегородок нет, и ты видишь, как моются другие, я же предпочитаю повернуться лицом к стене и смыть с себя сон как можно быстрее, я всегда выхожу отсюда одной из первых, а теперь мне и вовсе не придется глазеть на голые телеса.
Скрип двери вырывает меня из мыслей, я стою спиной к проходу и прижимаю к себе губку. Оборачиваюсь и вижу, как по центру мимо меня идет Келлер. Совершенно голый… Келлер. Он даже не поворачивается в мою сторону, проходит немного дальше и включает воду. Подставляет лицо под струи воды и проводит рукой по волосам. А потом он поворачивает ко мне голову.
– Брукс, у тебя ко мне какой-то вопрос? – спрашивает он, совершенно не стесняясь своей наготы.
– Нет. С чего ты решил, что я хочу что-то спросить?
Келлер приподнимает бровь, но ничего не говорит.
И тут до меня доходит, что я пялюсь. Вот чертовщина!
– Классное тату, – бросаю я.
– Оно не закончено.
– Я могу закончить.
Келлер снова поворачивается ко мне. Черт! Трижды черт! Это прозвучало максимально двусмысленно.
«Я могу закончить».
Ой ду-у-ура.
Отворачиваюсь, но краем глаза вижу, что Келлер не сразу приступает к мытью своего тела. Вырубаю воду и собираюсь сбежать, но вовремя останавливаю себя. Я не трусиха. Щеки горят огнем, сердце колотится о ребра, практически ломая их в щепки. Поворачиваюсь к Келлеру спиной и медленно, высоко подняв голову, иду на выход. Закрываю за собой дверь и протяжно выдыхаю. Быстро обтираюсь и, переодевшись, возвращаюсь в комнату. Ложусь спать, но сон, кажется, не собирается на свидание со мной. В голове рисуется голое тело Келлера, а точнее его тату. Оно охеренное. Деталей я не рассмотрела, но вся правая рука, плечо и часть спины изрисованы плавными линиями, которые отлично подчеркивают рельефное тело Келлера.
Фу, Алекс, ты мыслишь, как малолетняя дурочка.
Малолетняя. Через три дня мой день рождения. Не представляю, каким он будет. Скорее всего, никаким. Когда я жила с папой, то мои дни рождения были полноценными вечеринками, которые многие видели только по ТВ, два дня рождения с мамой проходили в кафе на Третьей улице, мы заказывали самую огромную пиццу и объедались до отвала. Помню, как я ждала, что папа позвонит, чтобы поздравить меня. Он не сделал этого ни разу.
Сейчас я даже не подозреваю, каким бы я хотела видеть день моего восемнадцатилетия. Думаю, если убрать физиономию Хьюго на сутки, это будет лучшим подарком.
Все же сон приходит ко мне, и сознание погружается в темноту.
На девятое утро моего пребывания на базе меня будит не горн, а чья-то теплая рука, которая расталкивает мое сонное тело.
Разлепляю веки и хочу послать того, кто это делает, но, увидев Лари, тут же сажусь.
– Лари? – шепчу я хрипло.
– Да. Нужно поговорить.
Осматриваю комнату, все спят. Поднимаюсь с кровати и в одной футболке иду следом за другом. Выходим из комнаты, и я натыкаюсь взглядом на Лексу.
– Что случилось?
Лекса шумно сглатывает и дышит так, словно пробежала марафон.
– Ну же.
– Лекс, скажи ей, – говорит Лари и проводит рукой по лицу.
Они оба взволнованы, и их нервозность передается мне.
– Я беременна, – говорит Лекса, и моя челюсть летит вниз.
– Что, прости? – спрашиваю я в надежде, что ослышалась.
– Я беременна, – повторяет сестра.
Бросаю взгляд на Лари, он тут же пожимает плечами и, подняв руки вверх, говорит:
– Я тут ни при чем.
Возвращаю взгляд на Лексу, на мою маленькую шестнадцатилетнюю Лексу. Что за хрень?
– Ты уверена?
– Да. Мне доктор сказал еще в первый день, когда мы сюда пришли.
Так вот почему она стала такой импульсивной. Перестала нормально есть и стала плохо спать.
Вот черт.
– Мама знает? – спрашиваю я.
– Нет. Алекс, что мне делать?
Тут бы я могла съязвить и напомнить Лексе о нашем последнем конфликте, но я этого не делаю. Подхожу к сестре и обнимаю ее. Лекса начинает тихо плакать, и мое сердце разрывается на части.
– Отец… кто?
– Зари, у меня больше никого не было.
Когда Лекса придет в себя, то станет ненавидеть меня в два раза больше. Ведь я лишила сестру не просто парня, но и отняла у ее будущего ребенка отца.
– Мы что-нибудь придумаем, – обещаю я, и Лекса еще теснее прижимается ко мне.
Встречаюсь взглядом с Лари и жду от него какой-то подсказки, но в этот раз друг мне не помогает.
Если подумать, то из сложившейся ситуации есть только два выхода, и оба они ужасны.
Глава тринадцатая
До самого горна я не сомкнула глаз. Лекса огорошила меня своим положением. Вся такая правильная и никогда не переходившая рамок приличия, она умудрилась забеременеть в шестнадцать лет. Да она ведь сама еще ребенок. Не представляю, что делать, но если рассуждать на холодную голову, то это не моя проблема, я буду только рада помочь, но решение принимать только сестре. Знаю, какой выбор сделала бы я, но, к счастью, я не попала в такую ситуацию.
Мысли о беременности Лексы не дают мне покоя. Ее положение усложняет и без того непростую ситуацию. Сестре нужно идти к врачу в любом случае, и тогда ей придется сказать о болезни, о нашей лжи, и что тогда? Нас тут же выставят вон или оставят?
Почему Лекса не рассказала маме? Побоялась? Вероятнее всего. Боже, бедная Лекса, мало того, что она беременна, так для этого сестра выбрала самое неподходящее время. Апокалипсис.
Жесть.
Горн звучит, но я даже не собираюсь вылезать из постели. Могу себе позволить пропустить прием пищи, тем более мне сейчас в горло ничего не влезет. Соседи по комнате просыпаются и тут же начинают собираться и заправлять кровати. Хьюго подходит к тумбочке и, смотря на меня своим бесячим взглядом, спрашивает:
– А что это наша красавица не встает, хочешь опоздать и получить очередное наказание от Келлера?
Достаю руку из-под одеяла и показываю ему средний палец, но рыжик обращает куда больше внимания на белый браслет, который показывает парню «Я круче тебя, упоротая ты псина». Парень лишь фыркает и закатывает глаза.
– Думаешь, это тебя спасет?
– Меня спасет только твое исчезновение из комнаты.
Хьюго выходит, и на его месте появляется Рики, одаривает меня кривой улыбкой и говорит:
– Поздравляю с новым рангом.
– Спасибо.
– Не обращай внимания на Хьюго, он перебесится, и ты поймешь, что он вполне нормальный парень.
– Сомневаюсь.
Рики еще раз улыбается и говорит:
– Надеюсь, твое мнение обо мне куда лучше, чем о нем?
Это еще что такое? Да Рики флиртует. Улыбаюсь ему в ответ и говорю:
– Безусловно.
Рики отходит от моей кровати, оборачивается, и мы делимся понимающими улыбками. А понимающие они потому, что Рики начал флирт, а я его подхватила.
Хоть что-то интересное. Да и Рики хорош собой, книжки читает и не несет бред, как его рыжий друг.
Оставшись одна, еще какое-то время валяюсь в кровати и понимаю, что флирт Рики немного сдвинул беременность Лексы из моих мыслей. Я благодарна ему за этот лучик тепла, который предназначен только мне. Если вспомнить, то с появлением тумана я ничего не делала для себя, только для Лексы и мамы. Думаю, я заслужила кусочек пусть даже мимолетного счастья. Хочу иметь в этом месте что-то свое, и Рики вполне может подойти на эту роль. Симпатичный, вроде неглупый флиртун с обаятельной улыбкой, смотря на которую не можешь не улыбнуться в ответ.
Выбираюсь из кровати, одеваюсь и отправляюсь в медблок, он находится недалеко от стеклянного царства Дока, на одном этаже, но немного дальше по коридору. Мне встречаются люди в белых халатах, я здороваюсь с ними, они кивают мне в ответ, все из-за того, что я теперь тоже ношу белый халат, буквально со вчерашнего дня. Начинаю ощущать себя частью этого нового мира. И самое главное, я больше не желтая, а белая.
Открываю дверь и вхожу в одну из палат, тут девять коек, расположенных у противоположных стен, пять из них заняты черными, которые были ранены на поверхности. У них самая опасная работа из всех, что существуют на базе номер восемь. Черные постоянно рискуют жизнью ради всех нас. Синтия рассказывала, что, выходя на поверхность, они выполняют совершенно разную работу, иногда ищут незараженных, но с каждым днем их все меньше и меньше, в других случаях добывают еду, лекарства, инвентарь, одежду и еще кучу всяких важностей.
Прохожу сквозь палату и открываю дверь, вхожу в кабинет доктора Эмета, он что-то записывает, сидя за столом.
– Доброе утро, – здороваюсь я.
– Доброе. Алекс, будь добра, сделай Паркеру перевязку, у меня сегодня незапланированное собрание. – Хорошо.
Прохожу к раковине, мою руки, надеваю перчатки, беру с собой все необходимое и возвращаюсь в палату. Над каждой кроватью есть табличка с именем больного. Нахожу Паркера, это взрослый мужчина. Увидев меня, от тут же садится, морщась от боли. Беру с прикроватной тумбочки планшет и читаю. Паркер Ото был доставлен вчера ночью, возраст тридцать пять лет, группа крови такая-то, ла-ла-ла, бла-бла-бла, ножевое ранение в бок.
Откладываю планшет и раскладываю на тумбочке все необходимое. Надеюсь, что больше, чем перебинтовать пациента, мне не доверят. А если и поступит от доктора поручение более серьезного рода, я честно признаюсь, что не умею. «Честно» удивительно, но я не помню, когда в последний раз говорила что-то не пропитанное ложью.
– Здравствуйте, мистер Паркер.
– Доброе утро.
– Поднимите футболку, я должна поменять повязку.
Пациент начинает выполнять мою просьбу и тут же морщится от боли. Помогаю ему, и в этот момент доктор Эмет вместе со своим ридикюлем уходит на важное собрание. Пока я снимаю старые бинты и промакиваю аккуратно зашитую рану, Паркер начинает говорить:
– Это все ни к чему.
Не понимаю, о чем он, и спрашиваю:
– Что именно?
Мужчина смотрит в стену перед собой.
– Не нужно лечить нас, скоро мы и так все умрем. – На базе безопасно.
Пытаюсь его успокоить, хотя успокаивать нужно и меня тоже. От безэмоциональности и пустого взгляда Паркера становится поистине жутко. Волоски на руках становятся дыбом, а во рту сохнет.
– Это пока, – говорит Паркер и переводит на меня взгляд, – но вы даже не представляете, что происходит за ее пределами.
– И что там происходит? – спрашиваю я, перебинтовывая торс мистера Паркера.
– Там ад, – отвечает он и не считает нужным добавить хоть что-то.
Выполнив свое занятие, я прохожу по койкам и читаю записи доктора на планшетах. Кому-то даю обезболивающие, другому мерю давление. Выполнив все, что планировал доктор на утро, отправляюсь в его кабинет, и тут Эмет возвращается.
– Алекс, тебя срочно пригласил Док.
– Сейчас?
– Да.
– Я обошла всех больных и выполнила ваши записи на утро.
– Спасибо, а теперь иди.
Страх моментально опускается на меня пеленой и просачивается в каждую клетку тела. Почему Док вызвал меня в экстренном порядке? Я знаю причину, он обнаружил воровство. Боже, что я ему скажу? Как буду умолять о прощении и о том, чтобы он не рассказал остальным о моем осознанном проступке?
Преодолеваю часть коридора, открываю нужную дверь и вхожу в стеклянное царство. Бросаю взгляд на люксовый номер Роберты – там пусто.
Док сидит за столом и внимательно на меня смотрит.
– Где Роберта? – спрашиваю я, ощущая еще больший страх, но Док не отвечает.
– Алекс, нам нужно серьезно поговорить.
Я встряла. Черт! Ну вот, ведь знала, что так будет, но подготовиться к разоблачению невозможно. Отпираться глупо, ведь мне по-прежнему нужны лекарства, значит, придется признаться.
Подхожу к столу и пытаюсь унять бешеный стук сердца. Я уверена, Док тоже слышит его.
– Не ожидал от тебя такого, ты предала мое доверие, я ведь думал, что ты действительно хочешь помочь, быть полезной. Жаль, что я ошибался. Как ни было бы печально осознавать, но я больше не хочу видеть тебя в моем окружении, – с нескрываемым осуждением говорит Док.
– Док, я не понимаю, о чем вы говорите.
Я передумала. Буду отпираться до последнего, Паркер сказал, что там ад, а я в ад не планирую отправляться. Мне страшно до одури.
– Воровство карается законом.
– Какое воровство?
Док отдает мне запечатанный конверт, и его взгляд становится печальным.
– Отдай это Зейну, пусть он решает, что с тобой делать, но здесь я тебя больше видеть не желаю.
– Док…
– Нет, Алекс, ты подвела меня.
– Я могу объяснить.
Сжимаю в руках письмо и молюсь, чтобы Док позволил мне хоть как-то обелить себя.
– Не имеет значения, можешь ты объяснить или нет, я действую, строго соблюдая закон, и он велит мне сообщить о твоем правонарушении Зейну. На этой ноте я вынужден с тобой попрощаться.
– Простите, – шепчу я и ухожу из стеклянного царства, последний раз бросаю взгляд на открытую дверь пустующей камеры Роберты.
Вот и все. Я попалась спустя десять дней. Всего десять дней, а я уже привыкла к адекватному ритму жизни. Что со мной сделает Келлер? Выгонит с базы? Поставит клеймо позора прямо на лоб? Или меня посадят в клетку? Понятия не имею, что меня ожидает, и поэтому иду в комнату 255, еле переставляя ноги.
Слишком много лжи было в последнее время, и я понимала, что рано или поздно я попадусь, но не думала, что это произойдет настолько быстро.
Останавливаюсь напротив комнаты Келлера, но в этот раз я стучусь.
– Войдите.
Открываю дверь и переступаю порог, глубоко вдыхаю и поднимаю взгляд на Келлера. Сейчас у меня нет к нему злости из-за «Брукс», нет стеснения из-за того, что я видела его голым, а он видел голой меня. На данный момент жизни именно Зейн Келлер является вершителем моей судьбы, и единственное, что я испытываю, – надежду. Надежду на то, что он поймет меня и оставит на базе, я даже мыть туалеты согласна, но за пределы защиты военных я выходить не хочу. До ужаса боюсь быть изгнанной. Мне очень-очень страшно.
– Брукс, закрой дверь.
Прикрываю и оборачиваюсь.
– Что у тебя? – спрашивает Келлер.
Подхожу к нему ближе и передаю заклеенное письмо. Не меняясь в лице, он вскрывает конверт и читает написанное Доком.
Переводит взгляд на меня, и я вижу в его глазах осуждение и брезгливость.
– Можешь попрощаться с семьей, вечером покинешь периметр.
– Пожалуйста…
– Нет. Правила для всех одинаковы. Ты воровка, а таким здесь не место.
Все так категорично. Я должна попрощаться с мамой, Лексой, Лари и Габи навсегда? Нет, я не смогу одна. Не сумею.
– Келлер, я могу объяснить.
– Я не прошу об этом. Брукс, собирай вещи.
В груди разливается огонь. Меня моментально бросает в жар, а потом резко в холод. Подступаю еще на шаг к Келлеру, вглядываюсь в его глаза, но в них нет и капли сострадания или принятия этой ситуации. Ему безразлично, что я умру через три секунды после появления на поверхности.
Я так просто не сдамся.
– Пожалуйста, моя сестра больна, и я не могу оставить ее тут. Вы бы не пустили ее на базу, если бы узнали. А она в мире не выживет.
– Брукс…
– Келлер, пожалуйста, – молю я и хватаю его за руку. – Я прошу тебя…
Зейн опускает взгляд на мою руку, которая мертвой хваткой вцепилась в его татуированную конечность, я тут же отпускаю ее и едва сдерживаю слезы.
– Брукс, собирай вещи.
– Нет.
– Правила для всех едины.
– Пожалуйста, я же там умру!
– Мой ответ не изменится.
Утираю слезы и разворачиваюсь. Будь он проклят! Выхожу за дверь, голова низко опущена, а слезы продолжают капать из глаз. Я облажалась. Как я выживу там одна? И почему Келлер ничего не сказал о моей сестре? Ее ведь не могут прогнать? Она беременна.
Останавливаюсь и со злостью утираю слезы. Боже, Алекс, да на кого ты стала похожа?! Не в твоей натуре так быстро сдаваться. Безусловно, страх перед неизбежным сжал меня в маленький пугливый комок, но если этот комок не покажет свои когти, то его растопчут и даже не заметят.
Именно это Келлер и сделал только что. Он растоптал меня.
Поднимаю голову, вздернув подбородок, разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов и уверенным шагом иду обратно в комнату Келлера.
Никакого стука. Пошел он. Открываю дверь и громко закрываю ее, войдя внутрь. Келлер оборачивается и, увидев меня, тут же говорит:
– Я не поменяю своего решения. Слезами меня не разжалобить.
– А слез больше и не будет.
Медленно подхожу к нему, внутренности трясутся, но я не позволяю своему духу расклеиться, а телу сбежать. Останавливаюсь, когда между нами остается не больше двадцати сантиметров. Мне приходится задрать подбородок, так как Келлер выше меня на целую голову.
– Что будет с моей сестрой?
– Она не в моем блоке, решать не мне.
– Вот как мы поступим, я остаюсь здесь, а ты делаешь вид, что ничего не произошло.
Келлер приподнимает бровь, что в его случае является крайней степенью удивления. – Боюсь, ты что-то перепутала.
– Ой, нет. Ты ведь несколько раз повторил, что правила для всех одинаковы.
– Это так.
Мой козырь, мой драгоценный козырь, который может оказаться бесполезным, но я буду полной дурой, если не воспользуюсь им.
– Тогда, боюсь, что мне придется донести на тебя.
Ведь именно ты выносишь за пределы базы нужные…
У меня не получается договорить, теперь уже Келлер наступает на меня, но я не делаю ни единого шага назад.
– Ты мне угрожаешь? – тихо спрашивает он.
– Да.
Уголок губ вздрагивает, и я уже думаю, что Келлер пошлет меня ко всем чертям, но он говорит:
