Вопреки уединенности места, где произошла стычка, закончившаяся, похоже, трагическим исходом, и ничтожности шансов найти ее очевидцев, имелся тот, кто услышал связанные с ней звуки. Выстрелы, крики, яростные восклицания достигли ушей человека, совершенно правильно истолковавшего их.
Нет округа в южных штатах, в котором не нашлось бы охотника за енотами. В большинстве из них они встречаются во множестве. Интересно, что такими охотниками всегда бывают негры. Охота эта слишком легка и непочетна, чтобы соблазнить белого. В прежние времена на каждой плантации имелся один или несколько черных охотников. Ловля енотов доставляла им и выгоду, и удовольствие. Деньги, вырученные за шкуры, они тратили на покупку табака и виски, так как любили выпить. Мясо, хоть и не ценилось белыми, для чернокожего, неизбалованного мясной диетой, сходило за настоящий bonne-bouche[10], и зачастую служило причиной устроить настоящий пир.
Негодяй наклонился, держа фотографию у Клэнси перед глазами
Плантация Эфраима Дарка не была исключением из общего правила, на ней имелся свой охотник за енотами. Это был негр по прозвищу Синий Билл. Такую кличку он получил вследствие того, что в иные дни на его черной коже выступал синий оттенок, а вообще-то, он был черен, как эбеновое дерево. Синий Билл был страстным охотником и любил гоняться за енотами в ущерб собственной безопасности и спокойствию. Охота увлекала его далеко, несмотря на то что дисциплина плантации требовала от него находиться близ дома, и не раз на плечах его оставались следы кнута за самовольную отлучку.
К несчастью для Ричарда Дарка, наказания не излечили охотника от его наклонностей. В тот вечер, когда был застрелен Клэнси, неутомимый Синий Билл бродил по краю кипарисового болота с дворняжкой, приученной искать его любимую дичь.
Гоняясь за старым самцом, эта парочка вышла на опушку леса. Негр готовился подкрасться к сикомору[11], где у енота было гнездо, как раздавшийся вдруг выстрел заставил его вздрогнуть. Опытный слух узнал «голос» двустволки его молодого хозяина, а это был человек, встречи с которым Билл боялся больше, чем с кем бы то ни было, так как опять ушел из дома без разрешения.
Первой мыслью его было залезть повыше на сикомор и укрыться между ветвями: но собака оставалась внизу и могла выдать его.
Пока он соображал, как лучше поступить, раздался другой выстрел, потом третий, послышались голоса и наконец вой собаки, перемежающийся рыком и лаем.
– Вот беда! – прошептал Синий Билл. – Там дерутся, и, похоже, до смерти. И я знаю, кто это. Первый выстрел был из двустволки массы Дика, второй – из винтовки Чарли Клэнси. Чтоб мне провалиться, но я здесь не в безопасности! Куда бы спрятаться?
Он посмотрел на собаку, потом на ствол дерева, обвитого громадными лозами дикого винограда, с помощью которого было легко взобраться на самый верх, и так легко, что смело можно было взять с собой и собаку. Именно по этой «лестнице» негр собирался лезть за енотом. Страх того, что молодой хозяин мог зайти сюда и заметить его, заставил не терять ни минуты: Синий Билл схватил собаку и полез на дерево, как медведица, уносящая медвежонка.
Через десять секунд он уже был между ветвями, совершенно скрытый листьями от тех, кто мог проходить внизу.
Почувствовав себя в безопасности, охотник снова навострил уши. И услышал те же голоса, что и прежде. Но они уже не звучали сердито. Тон был спокойный, как будто те двое мирно беседовали. Один из них произнес всего пару слов, остальные принадлежали другому. Наконец тот же самый человек разразился чем-то вроде монолога, на который второй ничего не ответил.
В этой перемене тона было нечто странное, необъяснимое.
Охотник на енотов определил, что говорил его молодой хозяин, но не мог разобрать слов, а тем более уловить их смысла. Расстояние было слишком велико, да и распространению звука мешали толстые кипарисовые «колена».
Наконец прекратился и монолог, а вскоре за ним прозвучало восклицание, произнесенное более громко и с чувством.
Затем наступила тишина, столь глубокая, что Синий Билл услышал стук собственного сердца, бьющегося часто и гулко. Удары казались еще более громкими из-за того, что негр плотно прижимался грудью к полому стволу дерева.
После прозвучавших из уст Дарка кощунственных слов повисла гнетущая тишина: незыблемая и похожая на смерть, как будто все живые создания в лесу внезапно онемели или тоже испустили дух.
Невыразимо, невероятно мерзко было поведение человека, сделавшегося хозяином поля боя. Во время схватки Дик Дарк выказывал хитрость лисицы вкупе с яростным коварством тигра. Оставшись победителем, он повел себя как помесь шакала со стервятником.
– Мертв, как пить дать, – сказал Дарк, наклонившись над поверженным врагом, чтобы убедиться в его смерти.
Слова эти были произнесены хладнокровно. Затем, словно все еще сомневаясь, он наклонился еще ниже и прислушался. И одновременно с этим взялся за рукоять охотничьего ножа, собираясь погрузить его в распростертое тело.
Но потом понял, что нужды в этом нет. Враг не дышал, рана почти не кровоточила – определенно перед ним лежал труп.
Уверившись в этом, Дик распрямился и воскликнул еще громче и развязнее, чем прежде:
– Да, мертв, черт его побери!
И когда он наклонился над бездыханным телом своей жертвы, никакое раскаяние, никакое сожаление не обнаружилось ни в его взоре, ни в лице. Напротив, холодные звериные глаза как бы еще сверкали ревнивой ненавистью, а ладонь продолжала сжимать рукоятку обнаженного до половины клинка. Красота соперника, пусть даже и мертвого, бесила его!
Но вскоре мысль об опасности промелькнула у него в голове, и душа поддалась влиянию страха. Он вдруг осознал, что совершил убийство.
– Нет, – сказал Дик, пытаясь оправдаться перед собственной совестью, – это не убийство. Правда, я умертвил его, но ведь и он в меня стрелял. Я могу доказать, что ружье его разряжено, а вот и отверстие от пули на моей одежде. И действительно, меня спасло только чудо!
Некоторое время он простоял, погруженный в размышления. Взгляд его опустился на распростертое тело, затем метнулся к деревьям, как будто в опасении, что кто-то идет с той стороны. Но едва ли его могли застигнуть тут. Место было совершенно уединенное, путники его не посещали, работники с плантаций – тем более. Дровосек никогда не забирался в эту глушь, сюда могли заглянуть только случайный охотник или беглый негр.
– Признаться ли прямо, что я убил его? – снова заговорил сам с собой Дик. – Я могу сказать, что мы встретились на охоте, что бой был честный – выстрел за выстрел, и волей судьбы за мной остался последний. Но поверят ли мне?
Он взглянул на труп, потом на деревья, ветви которых были окутаны, словно занавесками, испанским мхом. И подумал, что в таком уединенном месте не составит труда спрятать мертвое тело. Подобно сполохам молнии, замелькали эти мысли в уме убийцы. В итоге он отбросил наполовину уже созревшее решение признаться.
– Нет, – продолжал Дарк, подводя черту. – Это ни к чему! Лучше не рассказывать никому о том, что случилось. Наверняка никто не станет искать его здесь.
Он еще раз осмотрелся вокруг, ища подходящее место, чтобы спрятать труп. Решение было принято.
Неторопливая речушка петляла между деревьями, шагах в двухстах от тропы. В тени кипарисов вода казалась черной и была довольно глубока для задуманной негодяем цели.
Но чтобы перенести на берег тело, требовалось большое усилие, а если тащить волоком – останутся следы.
– Я брошу его здесь, где он лежит. Никто никогда сюда не заходит, – сказал Дарк, оценив трудности. – Однако не помешает укрыть его немного. Так что, Чарльз Клэнси, если я и отправил вас к праотцам, то в небрежении к вашим бренным останкам меня обвинить нельзя. Если я о них не позабочусь, ваш дух станет преследовать меня. Во избежание злой судьбы, я предам вас погребению.
Произнося эту жутковатую насмешливую тираду, Дик прислонил двустволку к дереву и стал обрывать с веток испанский мох. Похожие на бороду заросли паразита сдирались легко. Убийца набросал на еще не остывшее тело с дюжину охапок, потом придавил их сверху сучьями упавших деревьев, чтобы ветер не растрепал сероватый саван.
Разбросав вокруг еще несколько пучков мха, чтобы скрыть следы крови и сапог, Ричард решил отдохнуть от трудов своих и немного постоял, созерцая проделанную работу.
Явно удовлетворенный, он взял ружье и собирался уже уходить, когда до его уха донесся звук, заставивший его вздрогнуть. И неудивительно, потому что звук был похож на плач по покойнику!
Сперва Дарк испугался, причем изрядно, но быстро пришел в себя, разгадав причину.
– А! Это всего лишь собака! – пробормотал он, заметив скрывающегося среди деревьев пса.
Когда хозяин был убит, собака убежала, боясь, без сомнения, подвергнуться такой же участи, а потом вернулась, осторожно, шаг за шажком приближаясь к роковому месту. В животном сражались два инстинкта: привязанность к убитому хозяину и страх за собственную жизнь.
Ружье Дарка было разряжено, и он пытался приманить собаку, чтобы заколоть ее ножом, но, вопреки всем его стараниям, она не подходила.
Торопливо забив заряд в один из стволов, Дик прицелился и выстрелил. Пуля попала собаке в шею, но только разодрала кожу, вызвав фонтанчик крови. Испуганное животное громко взвыло и убежало, не выказывая намерения вернуться.
Поток грязных ругательств вырвался из уст Дарка, глядящего ему вслед.
– Черт побери! – воскликнул затем он. – Какую же глупость я сотворил! Эта проклятая псина побежит в дом Клэнси. Там наверняка встревожатся и отправят людей на поиски. А собака приведет их прямиком сюда, к этому месту. Адова сила!
Произнося эту тираду, убийца побледнел. Впервые ему стало по-настоящему страшно. Он знал, что в таком уединенном месте можно скрыть труп, а с ним – и свой кровавый поступок. Все шансы были на его стороне, но он позабыл о собаке. До поры все складывалось хорошо, но теперь, когда пес убежал, обстоятельства могли обернуться против него. Не требовалось большого ума, чтобы понять это. Как и сообразить, что и медлить в нерешительности тоже нельзя.
Ясно было одно – задерживаться на этом месте не стоит. Собака убежала, завывая. До дома Клэнси добрых две мили, но на пути к нему стоит лачуга скваттера[12] с расчищенным от леса участком земли. Если ее обитатели увидят окровавленную и насмерть перепуганную псину, они наверняка поднимут тревогу.
Дик Дарк недолго рассуждал о возможностях и вероятностях. Вопреки своей уединенности, кипарисовый лес не настраивал на философские размышления, по крайней мере, сына плантатора. Где-то далеко среди деревьев слышался вой раненой псины.
Игра ли это воображения, или ему действительно послышались и человеческие голоса?
Дожидаться и проверять Дарк не стал. У него не было ни малейшего желания пробыть хоть одну лишнюю минуту рядом с окровавленным трупом.
Вскинув ружье на плечо, он двинулся в лес: сперва быстрыми шагами, потом еще быстрее, наконец побежал. Но в сторону, противоположную той, куда удалилась собака, и не туда, где располагалась отцовская плантация. Путь вел его глубже в болота, через топи и грязь, на которой сохранялись отпечатки его ног. Дик спрятал тело, скрыл и уничтожил свидетельства схватки, но в панике не обращал внимания на следы, оставляемые теперь.
Убийца бывает дальновиден только перед преступлением – а после, если у него есть совесть или не достает хладнокровия, он теряет присутствие духа и всегда оставляет следы, способные послужить для сыщика ключом к разгадке.
Так случилось и с Ричардом Дарком, когда в испуге он сломя голову удалялся от сцены своего дьявольского деяния. Молодой человек желал только, чтобы как можно большее расстояние отделяло его от места, где он пролил невинную кровь, чтобы не слышать воя этой проклятой собаки, смешивающегося с криками людей – голосами мстителей!
Пока Дарк прятал тело Клэнси, а затем пытался убить собаку, охотник за енотами сидел на развилке сикомора, прильнув к стволу крепко, как «смерть к мертвому ниггеру», если использовать бытовавшую среди невольников пословицу. Его трясло от страха, и не без причины. Наступившая следом за обменом репликами тишина не обрадовала его. Билл предположил, что это не более чем передышка, остановка в ссоре, и оба ее участника до сих пор ходят по земле. А если остался лишь один, то это его хозяин – ведь его монолог негр слышал последним. За время молчания, несколько затянувшегося, охотник строил предположения, что это была за стычка и что ее вызвало. Определенно то был «обмен пулями» между Диком Дарком и Чарльзом Клэнси. Но чем закончилась дуэль, и закончилась ли? Убит ли один из противников или убежал? Или же оба покинули место, где пытались пролить кровь друг друга?
Пока Билл задавал себе эти вопросы, новый звук нарушил спокойствие леса: тот самый, который убийца принял первоначально за плач по его жертве. Охотник на енотов не питал подобных заблуждений. Едва заслышав вой, он сразу узнал голос гончей, принадлежавшей Клэнси. Озадачил его только тон, теперь совершенно переменившийся. Животное не лаяло и не рычало, и не скулило, как после полученной взбучки. То был негромкий протяжный вой, эхом отражавшийся от кипарисовых стволов. В нем угадывалась какая-то странная печаль, как будто пес уснул и видел сон!
Потом снова послышался голос человека, его хозяина. И его интонации тоже изменились. То не были сердитые реплики и не спокойный разговор, а вкрадчивые уговоры, адресованные явно не Клэнси, а его собаке. «Чудно все это», – подумал охотник на енотов. Не успел он толком поразмыслить, как по лесу раскатился другой звук, прервавший ход его мыслей. Еще выстрел! На этот раз, как и дважды до того, то был гулкий «бум!» гладкоствольного ружья, так отличающийся от резкого сухого щелчка винтовки.
Хорошо подкованный по части этих различий, по сути, настоящий знаток, Синий Билл сразу определил, из какого оружия был произведен выстрел – из двустволки Ричарда Дарка. Для Билла это была лишняя причина поглубже спрятаться в своем убежище.
А также озаботиться поведением собственной собаки, потому как, услышав голос другого пса, дворняга вздумала откликнуться. И откликнулась бы, не сожми сильные пальцы хозяина ей горло, не позволяя звуку вырваться наружу, и не шлепай он ее время от времени для острастки.
После выстрела гончая снова взвыла, но уже по-другому, и гораздо тише – похоже, животное отбежало прочь и продолжало удаляться.
Вскоре новый звук долетел до ушей охотника на енотов. Поначалу тихий, затем более отчетливый. Это были шаги, сопровождающиеся шумом раздвигаемых веток карликовых пальм, образующих подлесок. Кто-то ломился через них, приближаясь к сикомору, где укрылся негр.
Тот сильнее прежнего затрепетал на своем насесте, еще крепче сдавив горло своего четвероногого спутника. Он не сомневался, что это идет его господин, точнее, сын оного. Характер звуков намекал на спешку – поспешный, не разбирающий места бег. Это вселило в провинившегося раба надежду не быть обнаруженным, а значит, и наказанным. Он убедился в справедливости своих предположений, когда несколько секунд спустя между деревьями появился Ричард Дарк. Молодой плантатор бежал сломя голову, но время от времени останавливался, оглядывался и прислушивался.
У сикомора, а точнее, прямо под ним, он задержался на время, большее, чем обычно. Лоб его был покрыт каплями пота, они стекали по щекам, заливали глаза. Дик достал из кармана сюртука платок и утер их. Поглощенный этим занятием, он не заметил, как что-то белое вытащилось вслед за платком и упало на землю. Возвратив кусок батистовой ткани на место, молодой плантатор поспешил дальше, оставив утрату незамеченной. Он бежал и бежал, пока топот его шагов и шуршанье сухих веерообразных листьев не растворились в обычных звуках леса.
Только тогда и ни минутой раньше Синий Билл решил покинуть спасительную развилку. Он спустился и подошел к оставшейся лежать на земле вещи. Это обычное письмо в конверте. Негр взял его и заметил, что конверт распечатан. Он и не подумал вытаскивать наружу сложенный листок бумаги. Прока в этом не было, потому что читать охотник на енотов не умел. Но инстинкт подсказал ему, что эта находка может в свое время обернуться кладом и сыграть ему на руку. И потому Билл предусмотрительно сунул ее в карман.
А потом остановился и задумался. Теперь ни один звук не тревожил его. Шаги Дарка стихли в отдалении, болото и лес вернулись к первозданной тишине. Единственное, что слышал Синий Билл, это удары его собственного сердца, достаточно громкие, впрочем.
Он и думать забыл о продолжении охоты. Енот, еще недавно обреченный на верную смерть, мог спокойно спать в своем дупле. У Синего Билла появились теперь другие заботы, и ему стало не до добычи. Охотник хлопотал о собственной шкуре. Хотя молодой хозяин не видел его и даже не подозревал об его присутствии, что-то подсказывало невольнику, что несчастный случай поставил его в опасное положение. И было совершенно очевидно, что произошло какое-то трагическое событие.
Как же ему поступить в таких обстоятельствах? Пойти туда, откуда гремели выстрелы и собственными глазами увидеть, что произошло?
Поначалу негр порывался так поступить, но одумался. Он уже боялся того, что знал, и не смел выяснять больше. Вдруг его молодой хозяин – преступник? Это подтверждало и бегство Дика. Следует ли ему, Синему Биллу, влезать в дело об убийстве, давать показания против виновника? Показания его как раба не будут иметь веса для правосудия. А если он их даст, то за его жизнь, жизнь невольника Эфраима Дарка, никто и ломаного гроша не даст.
Последний довод оказался убедительным. Все еще держа под мышкой своего пса, Синий Билл крадучись пошел прочь. Он не остановился ни разу, пока не оказался в безопасности негритянского поселка.
Ричард Дарк бежал через густой лес так, словно кто-то гнался за ним. Насколько позволяли заросли, он держался прямой линии, идя напролом, как загнанный медведь, и время от времени спотыкался об упавшие деревья или путался в длинных ветвях ползучего винограда. Убийца мчался в надежде подальше убраться от места, где остался лежать его соперник.
Он не сбавлял хода и не останавливался, а если останавливался, то только для того, чтобы прислушаться или взглянуть, нет ли за ним погони.
Гадая, началась она уже или нет, Дарк снова пускался бежать. Лицо его перекосилось от страха, руки и ноги тряслись. Хладнокровие, которое он проявлял, скрывая труп, оставило его совершенно. Прежде он был убежден, что никто не видел его поступка и что не осталось ни малейшего следа, способного его обличить. Появление, или, лучше сказать, бегство собаки все изменило. Этот факт, а также игра собственного воображения были причиной такого состояния Дика.
Ричард пробежал сломя голову около мили. По мере того как усталость брала свое, ужас начал отступать, преувеличенные страхи несколько улеглись. Решив, что он удалился достаточно от опасного места, Дарк начал сбавлять шаг, а затем и остановился.
Усевшись на поваленное дерево, молодой человек вынул платок и утер с лица пот. Он весь взмок и запыхался. Успокоившись и поразмыслив, Дик сначала пришел к выводу, что такое поспешное бегство было лишено смысла, а потом отругал себя за опрометчивость.
– Как я был глуп! – пробормотал он себе под нос. – Предположим, что кто-нибудь меня видел? Я бы себе только навредил. От чего я убегал-то? От мертвого человека и живой собаки! С какой стати мне беспокоиться насчет обоих? Даже если пословица права, и лучше быть живым псом, чем дохлым львом. Будем надеяться, что собака ничего не расскажет. Я ведь точно в нее попал. Ну да ладно: кто возьмется определить, чья это была пуля и из какого ружья вылетела? Тут мне ничего не грозит. Ну и дурак же я, что переполошился! Но хватит о прошлом, вопрос как быть дальше?
Он посидел несколько минут на бревне, положив ружье на колени и свесив голову на грудь, и погрузившись, как казалось, в некие расчеты. У него родилась мысль – некий план, потребовавший больших умственных усилий.
– Я приду на это свидание, – снова заговорил Ричард сам с собой, явно приняв решение. – Я встречусь с ней под магнолией. Кто способен предвидеть перемены, совершающиеся в сердце женщины? В истории есть у меня царственный тезка, один английский король, который был горбат, безобразен и, по его собственным словам, сделан «небрежно, кое-как и в мир живых отправленный до срока»[13]. На него лаяли собаки, как на меня собака Клэнси некоторое время назад. Этот царственный Ричард ухаживал за женщиной, мужа которой умертвил. И не просто за женщиной, но за гордой королевой. И не просто ухаживал, но и покорил. Это должно ободрить меня, тем более что я, Ричард Дарк, не калека, не горбун, не урод, что может подтвердить не одна девушка на Миссисипи. Пусть Хелен Армстронг не менее горда, чем королева английская, а между тем у меня есть средство смирить ее. Мой план так же ловко задуман, как и план моего венценосного тезки. Пусть Бог или дьявол увенчают его таким же успехом!
Произнеся это богохульство, он встал и посмотрел на часы.
– Половина десятого, – пробормотал он. – Свидание назначено на десять. Мне не успеть вернуться домой, а потом в лес Армстронгов. Да и какой смысл идти домой? Переодеваться нет резона. Она не заметит дырочки на моем сюртуке, а если б и заметила, не заподозрит, что это проделано пулей. Надо идти: нехорошо будет заставить ждать эту милую особу. Ее счастье, если она встретит меня приветливо, но горе ей, если прием окажется дурным. Если так, я ее прокляну! Случившееся приготовило меня к любому из исходов. Так или иначе, я отплачу ей за холодный отказ. Бог свидетель, отплачу!
Он уже направился прочь, но решил еще раз убедиться, точно ли помнит время, указанное Хелен Армстронг для свидания в письме к Клэнси. После безумного оборота, который приняли события после его знакомства с посланием, у него в голове все путалось.
Дарк опустил руку в карман, где хранились письмо и фотокарточка – он убрал их туда после, того показал умирающему и насладился убийственным эффектом. Совершив этот дьявольский поступок, Дик был настолько переполнен торжеством, что сунул бумаги в карман впопыхах, небрежно.
И теперь их там не оказалось!
Дарк обыскал все карманы, но тщетно. Проверил подсумок для пуль и мешок для дичи. Но не обнаружил ни письма, ни фотографии, ни даже жалкого клочка бумаги. Украденное послание с вложенным в него портретом исчезли.
Перерыв все, что мог, вывернув карманы наизнанку, Ричард вынужден был признать, что драгоценные бумаги утрачены. На миг это обескуражило и огорчило его. Куда они делись? Он мог выронить их во время бегства через лес, а мог оставить на мертвом теле.
Не стоит ли вернуться и поискать их?
Ну уж нет! Дарк не отваживался на это. Лесная тропа казалась ему теперь слишком мрачной, слишком одинокой. На краю зловонной болотной заводи, под сенью зловещих кипарисов ему мерещился призрак убитого им человека!
Да и чего ради возвращаться? Что такого было в этом письме? Ничего, что могло бы скомпрометировать его. В таком случае какая надобность отыскивать пропажу?
– Провались пропадом это письмо, с фотокарточкой вместе! – воскликнул Дик. – Пусть сгниют оба! Я, верно, где-то их обронил, в грязи или среди кустарников. Неважно где. Важно оказаться в назначенный час под магнолией и встретиться с Хелен. Там решится моя судьба, к добру или к худу. В первом случае я и дальше стану верить истории про Ричарда Плантагенета, во втором случае Ричарду Дарку не будет до этого короля никакого дела.
Произнеся этот причудливый монолог, подкрепленный соответствующим выражением лица, убийца застегнул сюртук, который распахнул, когда обшаривал карманы. Затем небрежно вскинул ружье на плечо и быстрыми шагами отправился на свидание, назначенное не ему, а застреленному им человеку.