Майкл Дискейн
Харон
Дима окончил свой рассказ, а я всё смотрел в туман и обдумывал его историю, тяжёлую как страх человека, страх навсегда потеряться в заколдованном лесу, над которым висит вечная ночь.
– Своей слабостью я всё испортил… – заключил он и посмотрел на меня. – Что ты думаешь обо мне?
– Никто из людей никогда не казался мне чудовищем, – сказал я, припоминая, что всегда забываю своих пассажиров, что не помню их истории, и выходит, не могу утверждать что-то наверняка. От этой мысли мне стало не по себе, ведь я не хотел врать, но и понимал, что мне нужно выговорить какие-то слова. Внутренне чувствовал это. – Ты не должен винить себя. Я вижу, что ты никогда не желал зла своей любви.
Он ничего не ответил, и мне стало немного легче. Когда в последний раз я ощущал себя так неловко, выслушивая человека? Я помню лишь, что моя суть – хладнокровие и невозмутимость, таким я существую целую вечность, таким и должен оставаться навеки. Но почему я чувствую, что хладнокровие моё вытесняется чем-то другим? Да, я и прежде сопереживал людям, какими бы они ни были, но никогда не было во мне столько беспокойства. Должно быть, это особенный пассажир. Я не знаю. Я ничего не знаю.
– Туман сгущается. Сейчас ты увидишь ещё одну картину, – произнёс я и приготовился наблюдать.
Я увидел мальчиков и девочек лет пятнадцати. Их много, они смеются и разговаривают около большого кирпичного здания. Я увидел Диму, юного, чуть пониже ростом, чем сейчас. На его лице волнение, но в глазах – чувственный огонь. Он ни с кем не разговаривает, проходя мимо остальных подростков, остановившись лишь возле зелёной ограды на достаточном расстоянии от всех. Он тяжело вздыхает и поправляет рукой свои волосы, которые никак не желают лечь, как ему надо. Вдруг он замирает и смотрит перед собой. Это Соня, и конечно, она гораздо младше, чем была в первом видении; но здесь она не менее красива: карие глаза, поражающие глубиной и какой-то тайной, скрывающейся в них, пухленькие алые губы, причём нижняя – слегка прикусана зубами, как и тогда, десять лет спустя. Её волосы так же взяты в хвост. Белая рубашка прекрасно сочетается с чёрной юбкой.
Дима ждал её, но не мог выговорить и слова, когда она поравнялась с ним.
– Спасибо, что подождал, – сказала она, улыбнувшись. – Пойдём, – она бодро пошла вперёд, и Дима, хоть и старался держаться вровень, оставался немного позади.
– Мне ещё нужно в магазин быстренько забежать – мама просила масла купить, – весело говорила она, легонько размахивая сумочкой, а Дима наконец почувствовал, что собрался с мыслями, и может сделать то, что собирался, совершить подвиг. Настоящий подвиг.
– Соня, мне…
– Погулять сегодня не получится, Дим, если ты об этом. Мне нужно сестру отвезти на рисование, а потом у меня тренировка. Ну, ты знаешь.
– Да, знаю, – невесело отозвался тот, понимая, что былой настрой ускользал, как песок сквозь пальцы. Но он осознал, что если не скажет сейчас, то в ближайшее время точно не сможет.
– Соня, я должен… мне нужно сказать… кое-что, – проговорил он, чуть не задохнувшись.
Девушка сбавила шаг, бросила на него секундный взгляд и улыбнулась. Но он этого не видел, поскольку смотрел прямо под ноги.
– Я не знаю, как мне лучше… я давно хотел сказать, но… может быть, это глупо, и я сомневаюсь… – он вздохнул, но Соня ничего не отвечала, лишь ещё сбавила шаг и смотрела теперь тоже под ноги.
– В общем, мы хорошо общаемся только с прошлого года, но я давно… следил за тобой… нет – обращаю внимание… нет. Боже, что я несу… ладно, забудь, что я сказал, мне нужно…
– Нет, – вдруг сказала она серьёзно. – Продолжай.
– Сонь, я… я не знаю, как… – он набрал полную грудь воздуха и на выдохе выпалил:
– Ты мне очень нравишься. Я люблю тебя, – он тут же потупил взгляд и уже не нашёл силы поднять взгляда. У него затряслись колени, и Дима ощутил горячий прилив стыда. Прежде всего за свою неуклюжесть. Они остановились. Дима смотрел вниз и уже проклинал себя за то, что вообще затеял всё это. Он думал о том, что теперь всё пропало, что теперь она не будет смотреть на него как прежде и, может быть, перестанет с ним общаться. Он станет одиноким и никому не нужным. Один со своими ужасными стихами и бредовыми сочинениями. Рой этих мыслей витал в сознании парня, а он всё смотрел на асфальт, еле дыша.
– Дима, – негромко произнесла она.
Он всё не мог посмотреть на неё.
– Дима, ты просто дурак.
Слова прошлись катком по нему. Он сразу поднял взгляд от изумления, не зная, как понять то, что услышал. А в глазах у девушки были слёзы, но… она улыбалась.
– Наверное, полгода я ждала от тебя этого, – она улыбалась, в свою очередь опустив взгляд вниз. – Ты не застал меня врасплох, знаешь.
– То есть ты… – тяжело произнёс тот.
– Подожди, дай сначала я скажу, а то забуду всё, что хотела сказать… – она заглянула в его зелёные глаза и ничего не произнесла. Минуту они просто молчали и смотрели друг на друга.
– Хотя знаешь, – наконец произнесла она, – думаю, слова не нужны… что думаешь?
Он закивал, улыбаясь. Он не смог сдержать слёз, как ни пытался.
– Ты плачешь? Дим, ты плачешь? – она коснулась рукой его щеки. – Дим, перестань.
Она обняла его за шею и так сильно, что у Димы сбилось дыхание. Он прижал её к себе.
– Знаешь, а ведь мои последние стихи – посвящены тебе, – сказал он.
– Я знаю, Дим.
Видение растворилось. Я огляделся вокруг – Дима сидел на дне лодки, прижав ладонь к лицу. Он посмотрел на меня, и из глаз его текли слёзы, чистые и блестящие, хотя яркие лучи солнца не достигали нас.
– Господи, почему мы не как дети? Почему мы не остались детьми? – он рассмеялся, и в смехе его одновременно были и горечь потери, и сладость пережитого счастья. Меня покоробило внутри, будто кто-то провёл по сердцу серебряным мечом.
Я не решился никак комментировать представившуюся нам картину, и не должен был. Мой пассажир не поднимался на ноги, он сидел и безмолвно смотрел в туман, не думая, наверное, ни о чём. А мы тем временем приближались к Чёрным Скалам, я ещё не видел, но знал, что так и есть. Воды Ахерона немного успокоились, несли лодку более тихо, нежели некоторое время ранее.
– Я готов, – неожиданно произнёс Дима. – Что бы ни было в конце этого пути, я заслужил всё. Всё – по моим делам.
– Да, – ответил я и перестал грести. Река спокойно несла нас к Скалам, которые уже видели мы оба.
– Прощай, Харон. Удачи на твоём нескончаемом пути, – сказал мужчина, когда большая тень упала на лодку, а туман начал окутывать нас.
Через мгновенье его уже не было. Я снова был один.
– Спасибо, – сказал я, зная, что он уже не слышит меня. Ничего не слышит.
Тут мне в голову будто ударила молния. Я обдумывал судьбу этого человека и внезапно осознал, что я сравнил его с предыдущим пассажиром. Тем, что боролся за свободу людей. Но этого просто не могло быть – я никогда прежде не помнил своих пассажиров, я забывал их. Как это возможно?
Со мной определённо что-то не так, подумал я и решил, что мне нужно отдохнуть до прибытия следующего человека. Надеюсь, Ахерон позволит мне.
3
Уснуть я, конечно же, не смог. Я пролежал, наверное, около часа на своей деревянной кровати, которая в этот раз показалась мне особенно твёрдой и неудобной, и встал на ноги, чтобы заглянуть в зеркало. Ничего нового я там, конечно, не увидел – всё та же неприглядная сущность, скрывающаяся в тени капюшона. Я даже перестал сбрасывать капюшон, потому что знаю, что не становлюсь симпатичнее, а всматриваться в это мне не хотелось. Впрочем, моего зрения хватало, чтобы немного рассеять тень и с первого взгляда уловить силуэт косых острых скул, большого овального подбородка и впадины глаз; своих зрачков я никогда не видел, потому как они были черны как ночь, но помимо чёрной сути они в заключали в себе другую суть, красную, проявляющуюся, если долго смотреть себе в глаза. И вот, через минуту, они сверкнули кроваво-красным – будто взрыв рубиновых камней. Я отошёл от зеркала и вышел из дома, направляясь к неизменному месту встречи с пассажирами.
Вопрос о том, почему я не забыл первого сегодняшнего человека, я так и не смог для себя решить, поэтому постарался отложить эти мысли на потом – в конце концов, сейчас есть дела поважнее. Впереди новый человек, новая история. И эта история не заставила себя долго ждать.
Из-под сени окаменевших деревьев медленно вышла молодая женщина невысокого роста.
Угадайте в одежде какого цвета.
Она широко раскрытыми глазами озиралась по сторонам и продолжала идти вперёд словно машинально, словно не отдавая себе отчёта в том. Она не остановилась, даже увидев меня. Подойдя ко мне, она пристально вгляделась прямо мне в глаза (хотя я понимал, что мои глаза она не видела, она просто не могла их видеть) и коснулась моей руки. Для этого ей потребовалось поднять свои ладони перед собой, поскольку моя опущенная ладонь находилась на уровне её груди, а может, даже чуть выше. Девушка смотрела мне в глаза, не отводя взгляда, она будто искала в них что-то родное, будто пыталась проникнуть в глубь моего существа, шагнуть за грань моего сознания. Но ей это, конечно, не удалось. Она опустила глаза, отпустила мою ладонь, сделала шаг в сторону… и упала.
Девушка повалилась наземь, словно кто-то подкосил её. Как оказалось, я обладал мгновенной реакцией, и несмотря на то, что я совсем не ожидал подобной картины – как я мог такое ожидать! – я успел поймать её и она не упала, лишь волосы её коснулись травы. Тёмные волосы. Я взял её на руки, и в моих руках она казалась совсем крошечной, как ребёнок. Я простоял какое-то время, тупо глядя на её лицо. Оно мне казалось знакомым. Но где я мог его видеть? Вариантов было немного.
Я понёс её в дом, даже не пытаясь пока понять, что всё это может значить, что вообще происходит. Я уложил её на свою кровать и укорил себя за то, что не могу сделать ровным счётом ничего, чтобы ей было хоть сколько-нибудь удобно.
Она не приходила в чувство, она спала. Я оглядел её ещё несколько раз и вышел наружу, силясь вспомнить, где я мог её видеть. Вариантов, как я уже сказал, немного… да что там – их всего два. Либо в видениях первого пассажира, либо в видениях второго, имя которому Дима. Обоих я помнил – не поддающееся объяснению явление. Я склонялся ко второму варианту, но почему-то пока не мог признаться себе в этом. Соня. Девушка была очень похожа на Соню, по которой Дима пролил немало слёз.
Они умерли в одно и то же время, что следовало из видения Димы… но как тогда…? Значит, Дима умер всё же раньше, а она… но сколько же времени продлилось наше с ним путешествие? За это время девушка… Нет. В разных мирах и время идёт по-разному. Точнее, в мире Ахерона его просто нет. Почему Соня попала сюда после него?
Слишком много вопросов. Те, кто создали всё вокруг, здорово потешаются надо всеми нами. Никогда не было такого, чтобы ко мне попадали люди, определённым образом связанные между собой. Хотя о чём же я… ведь я не могу сказать этого, поскольку раньше всё напрочь забывал. Проклятье! Происходило очень много странного, и я чувствовал себя всё неувереннее, я всё меньше чувствовал, что я – это я.
