Майкл Даймонд Резник
Кириньяга. Килиманджаро
– Ты знаешь, как он поступит? – впечатлился Ндеми.
– Я знаю Коиннаге, – ответил я.
– Тогда ты ему скажешь так не поступать.
– Я скажу ему так не поступать.
– И он тебя послушает.
– Нет, – сказал я, – он вряд ли меня послушает.
– Но ты же мундумугу.
– Многие жители деревни меня недолюбливают, – объяснил я. – Они видят изящные корабли, которые время от времени прилетают на Кириньягу, слышат истории о чудесах Найроби и Момбасы и позабыли, почему мы вообще сюда прибыли. Они недовольны своими палками-копалками, они стремятся овладеть копьем масаи, луком вакамба или машинами европейцев.
Ндеми мгновение молча сидел на корточках.
– Кориба, у меня к тебе вопрос, – проговорил он наконец.
– Спрашивай.
– Ты мундумугу, – сказал он. – Ты умеешь обращать людей в насекомых, видеть во мраке и ходить по воздуху.
– Это правда, – согласился я.
– Тогда почему ты не превратишь всех гиен в пчел и не подожжешь их улей?
– Потому что физи не злы, – объяснил я. – Это в их природе – есть мясо. Без физи другие животные так расплодятся, что вскоре опустошат наши поля.
– Тогда почему бы не убить только тех физи, которые убивают нас?
– Ты разве не помнишь свою бабушку? – спросил я. – Не помнишь, как она мучилась последние дни своей жизни?
– Помню.
– Мы не убиваем своих. Если бы не физи, она бы промучилась еще много дней. Физи совершают лишь то, ради чего их создал Нгаи.
– Нгаи также сотворил охотников, – заметил Ндеми, хитро глянув на меня уголком глаза.
– Да, это так.
– Тогда почему ты не желаешь, чтобы явились охотники и убили физи?
– Я тебе расскажу историю про льва и козлов, и ты поймешь, – сказал я.
– При чем тут козлы и львы, если речь о гиенах? – спросил он.
– Послушай и узнаешь, – ответил я. – Жило-было некогда стадо черных козлов, и жилось им вполне счастливо, ибо Нгаи обеспечил их зелеными травами, сочными растениями и ручьем неподалеку, из которого они могли напиться. Когда шел дождь, то они укрывались под ветками величественных высоких деревьев, куда не проникали тяжелые капли. Однажды в деревню козлов явился леопард, и поскольку он был стар, слаб и сильно исхудал, так что не мог охотиться на импал и водяных козлов, то убил деревенского козла и сожрал его.
– Это ужасно! – заблеяли козлы. – Нужно что-то делать!
– Этот леопард стар, – сказал мудрейший из козлов. – Если он сможет восстановить свои силы, то станет охотиться на импал, поскольку мясо импалы значительно питательнее нашего, а если не сможет – то скоро умрет. Нам всего лишь нужно соблюдать осторожность, покуда он здесь.
Но другие козлы так перепугались, что не стали его слушать и решили позвать на помощь.
– Я бы остерегался всякого, кто не козел, но при этом предлагает вам помощь, – заявил мудрый козел, но его не послушали, и дело кончилось тем, что они позвали огромного черногривого льва.
– Леопард истребляет наш народ, – заблеяли козлы, – и мы слишком слабы, чтоб его прогнать. Ты не поможешь нам?
– Всегда рад помочь друзьям! – отвечал лев.
– Мы бедны, – сказали козлы. – Что ты хочешь за свою помощь?
– Ничего, – заверил их лев. – Я это сделаю просто потому, что я – ваш друг.
Лев, как и обещал, пришел в деревню, дождался, пока леопард явится кормиться, а потом прыгнул на него и убил.
– О, спасибо тебе, спаситель! – заблеяли козлы и пустились в торжественный танец победы вокруг льва.
– Я и сам был рад, – ответил лев, – ибо леопард и мой враг тоже.
– Мы будем воспевать тебя в песнях и преданиях еще долго после твоего ухода! – заверили его счастливые козлы.
– Ухода? – повторил лев, выглядывая самого жирного козла. – А кто тут, собственно, уходит?
Ндеми некоторое время обдумывал услышанное, потом поднял на меня глаза.
– Ты хочешь сказать, что охотник пожрет нас точно так же, как и физи?
– Нет, я не это имел в виду.
Он еще немного поразмышлял.
– Ага! – улыбнулся он. – Ты хочешь сказать, что, если мы не можем убить физи, которые скоро умрут или оставят нас в покое, нам не следует приглашать вместо этого кого-нибудь посильнее физи, который не умрет и не уйдет.
– Это правильный ответ.
– Но почему охотник на животных может представлять угрозу для Кириньяги? – задумчиво продолжил он.
– Потому что мы – все равно что козлы, – пояснил я. – Мы кормимся с земли и не обладаем достаточной силой, чтобы уничтожить своих врагов. А охотник подобен льву: в его природе умение убивать, и он будет единственным человеком на Кириньяге, обученным это делать.
– Ты полагаешь, что он и нас примется убивать? – уточнил Ндеми.
Я пожал плечами.
– Не сразу. Лев сначала убил леопарда, а уже потом взялся за козлов. Охотник начнет с физи, прежде чем выберет убедительный способ продемонстрировать нам свое могущество.
– Но ты же наш мундумугу! – воскликнул Ндеми. – Ты не позволишь этому случиться!
– Я попытаюсь это предотвратить, – сказал я.
– Если попытаешься, то преуспеешь, и тогда посылать за охотником не придется.
– Возможно.
– Разве ты не всемогущ? – спросил Ндеми.
– Я всемогущ.
– Тогда почему твои слова полны такого сомнения?
– Потому что я не охотник, – ответил я. – Кикуйю меня боятся, ибо я могущественен, но я никогда умышленно не причинял вреда никому из моего народа. Я не причиню им вреда и сейчас. Я делаю так, как лучше для Кириньяги, но, если страх перед физи переборет в них страх передо мной, я проиграю.
Ндеми уставился на узоры, которые в продолжение беседы чертил пальцем в пыли.
– Возможно, если охотник явится, он окажется хорошим человеком, – сказал он наконец.
– Возможно, – согласился я. – Но он останется охотником. – Я помолчал. – В изобильные дни лев может спокойно спать рядом с зеброй. Но когда приходит нужда, когда голодать начинают оба, то льва голод постигает в последнюю очередь.
Десять охотников ушли из деревни, а вернулись только восемь. Двоих атаковала и загрызла стая гиен, пока люди сидели в тени акации. Весь день женщины оплакивали погибших, а небо почернело от дыма, ибо по нашим обычаям хижины мертвых полагалось сжечь. В тот же вечер Коиннаге созвал совет старейшин. Я выждал, пока исчезнут последние лучи солнца, затем разрисовал лицо, облачился в церемониальный плащ из леопардовой шкуры и пошел к нему в бома.
Я приближался к старейшинам деревни в полной тишине. Даже ночные птицы, казалось, куда-то улетели. Я прошел между ними, не глядя ни влево, ни вправо, пока не опустился на свой привычный стул слева от личной хижины Коиннаге. Я видел трех его жен, теснившихся в хижине старшей. Они сидели на коленях как можно ближе к выходу, стараясь видеть и слышать все, что происходит.
В мерцающих отсветах пламени лица большинства старейшин выглядели мрачными и перепуганными. Никто, даже мундумугу, не мог говорить прежде верховного вождя, и, пока Коиннаге не появился из хижины, я убивал время, бросая в пыль кости, которые вынул из кожаного кисета на шее. Я трижды бросил кости и трижды нахмурился. Наконец я убрал кости в кисет, предоставив старейшинам, собиравшимся не повиноваться мундумугу, размышлять, что именно я по ним прочел.
Наконец Коиннаге вышел из хижины с длинной тонкой палкой в руке. Он по привычке махал ею на советах, как дирижер – дирижерской палочкой.
– Охота провалилась, – возвестил он театрально, словно в деревне кто-то еще не знал об этом. – Еще двое мужчин погибли из-за физи. – Он помедлил для большего эффекта и крикнул: – Такое не должно повториться!
– Не ходите на охоту, и не повторится, – сказал я, поскольку я мог возражать, когда вождь начинал говорить.
– Ты – мундумугу, – заметил один из старейшин. – Тебе бы следовало защитить их!
– Я советовал им не ходить на охоту, – отвечал я, – я не могу защитить тех, кто меня не слушает.
– Физи должны умереть! – завопил Коиннаге, и, когда он повернулся ко мне, я почувствовал резкий запах помбе. Я понял, почему вождь настолько задержался у себя в хижине. Он пил помбе, пока пьяная храбрость не перекрыла страх от восстания против мундумугу. – Никогда больше не будут физи питаться плотью кикуйю, и мы никогда больше не будем прятаться в своих бома, точно женщины, пока Кориба не скажет нам, что опасность миновала! Физи должны умереть!
Старейшины подхватили его клич:
– Физи должны умереть!
Коиннаге изобразил, как убивает гиену, используя палку как копье.
– Человек достиг звезд! – продолжал Коиннаге. – Человек построил великие города на морском дне. Человек истребил слонов и львов. Разве мы не люди? Или мы старухи, которых страшат мерзкие падальщики?
Я встал.
– Достижения других людей не имеют значения для кикуйю, – сказал я. – Другие люди не создавали нам трудностей с физи; другие люди не помогут нам их решить.
– Такой человек есть, – Коиннаге обвел взглядом гневные лица, по которым плясали отсветы костра. – Охотник.
Старейшины забормотали в знак согласия.
– Надо послать за охотником, – повторил Коиннаге, размахивая палкой.
– Но это не должен быть европеец, – сказал один старейшина.
– И не вакамба, – добавил другой.
– И не луо, – произнес третий.
– Лумбва и нанди – кровные враги нашего народа, – высказался четвертый.
– Все равно, кто это будет, – возразил Коиннаге, – лишь бы он убил физи.
– Как же ты найдешь такого человека? – спросил один старейшина.
– На Земле остались гиены, – ответил Коиннаге. – Нужно найти охотника или смотрителя в каком-нибудь заповеднике, человека, который много раз охотился на физи и убивал их.
– Ты совершаешь ошибку, – категорично сказал я, и внезапно наступила абсолютная тишина.
– Нам нужен охотник, – заупрямился Коиннаге, увидев, что никто не осмеливается возразить.
– Ты лишь призовешь на Кириньягу более опасного убийцу, чтобы избавиться от менее опасного, – ответил я.
– Я – верховный вождь, – сказал Коиннаге, и по тому, как он избегал моего взгляда, я догадался, что хмель выветрился из его головы и он вынужден был противостоять мне перед старейшинами. – Что ж я за вождь, если позволю физи продолжать истреблять моих людей?
– Можно сооружать ловушки на физи, – ответил я, – пока Нгаи не вернет им прежнее желание питаться травоядными.
– И сколько из нас еще погибнет, прежде чем мы устроим ловушки? – возразил Коиннаге, снова пытаясь себя распалить. – Сколько из нас погибнет, прежде чем мундумугу признает, что ошибается и что план Нгаи не предусматривает такого?
– Остановись! – вскричал я, потрясая кулаками над головой, и даже Коиннаге застыл как вкопанный, боясь пошевелиться или возразить. – Я ваш мундумугу. Я – живая книга нашей племенной мудрости; каждая моя фраза взята с ее страниц. Я благословлял урожаи, я призывал дожди. Я никогда не обманывал вас. И я говорю вам: не смейте призывать охотника на Кириньягу!
Коиннаге в буквальном смысле слова трясло от ужаса передо мной, но он заставил себя посмотреть мне в глаза.
– Я верховный вождь, – произнес он, стараясь чтобы его голос звучал твердо, – и я говорю: мы должны действовать, прежде чем физи снова оголодают. Физи должны умереть! Я все сказал.
Старейшины присоединились к нему, скандируя:
– Физи должны умереть!
Коиннаге снова осмелел, поняв, что он не один в открытую противится указаниям мундумугу. Он возглавил скандирование, обходя круг старейшин, и наконец выкрикнул мне прямо в лицо:
– Физи должны умереть! – подкрепив крики размашистыми жестами палкой.
Я понял, что впервые проиграл на совете, но не стал им угрожать, поскольку важно, чтобы любая кара за неповиновение мундумугу исходила от Нгаи, а не от меня самого. Я молча покинул круг старейшин, не глядя на них, и вернулся к себе в бома.
На следующее утро двух коров Коиннаге нашли мертвыми без единой отметины, а затем каждое следующее утро двух мертвых животных обнаруживал следующий старейшина совета. Я объяснил, что их, без сомнения, карает Нгаи, что трупы необходимо сжечь, а к мясу мертвого скота притрагиваться нельзя, ибо всяк, кто отведает его, падет жертвой ужасного таху, проклятия, и мои приказы выполнялись без обсуждения. Оставалось только дождаться прибытия обещанного Коиннаге охотника.
Он шел через равнину к моему бома, и могло показаться, что это Сам Нгаи. Высокий, ростом более шести с половиной футов, стройный и изящный в движениях, как газель, а кожей чернее самой темной ночи. Он был не в кикои и не в форме цвета хаки, а в легких брюках и рубашке с короткими рукавами. Он был обут в сандалии, по мозолям и натоптанности пальцев я заключил, что большую часть жизни он ходит босиком. Через плечо он перекинул маленькую сумку, а в левой руке нес длинное ружье в футляре с монограммой. Поравнявшись с местом, где сидел я, он спокойно остановился и посмотрел на меня немигающим взглядом. По его высокомерному выражению я догадался, что он из масаи.
– Где тут деревня Коиннаге? – спросил он на суахили.
Я указал налево.
– В долине, – сказал я.
– Старик, почему ты живешь тут один?
Он употребил именно такие слова. Не мзее, что выражало бы уважение к старшему и почтение к десятилетиями копившейся мудрости, а старик.
Да, молча заключил я, ты, без сомнения, масаи.
– Мундумугу всегда живет отдельно от остальных, – ответил я вслух.
– Значит, ты колдун, – сказал он. – Я-то думал, ваш народ перерос эту чушь.
– А твой перерос хорошие манеры, да? – отозвался я.
Он пренебрежительно фыркнул.
– Не рад ты мне, да, старик?
– Нет, я тебе не рад.
– Ну что ж, если бы твоя магия была бы достаточно сильна, чтобы истребить гиен, меня бы тут не было. И не меня в том надо винить.
– Тебя не за что винить, – сказал я. – Пока еще.
– Как тебя зовут, старик?
– Кориба.
Он ткнул себя большим пальцем в грудь:
– А я Уильям.
– Это не имя масаи, – заметил я.
– Мое полное имя – Уильям Самбеке.
– Тогда я стану называть тебя Самбеке.
Он пожал плечами:
– Зови как хочется.
Прикрыв глаза ладонью от солнца, он посмотрел на деревню.
– Я совсем не этого ожидал.
– А чего ты ожидал, Самбеке? – поинтересовался я.
– Я полагал, вы тут пытаетесь построить Утопию.
– Все так.
Он презрительно хмыкнул.
– Вы ютитесь в хижинах, у вас нет машин, вам даже приходится нанимать человека с Земли, чтоб он убил гиен, которые вам досаждают. Это не мой вариант Утопии.
– Тогда, без сомнения, тебе лучше вернуться домой, – намекнул я.
– Сперва я выполню работу, – ответил он. – Работу, с которой не справился ты.
Я не ответил. Он долго смотрел на меня.
– Ну? – произнес он наконец.
– Что – ну?
– Ты не собираешься осыпать меня заклинаниями мумбо-юмбо и заставить меня исчезнуть в облаке дыма? А, мундумугу?
– Прежде чем становиться моим врагом, – ответил я на идеальном английском, – тебе следовало бы сообразить, что я не так беспомощен, как тебе может показаться, и что высокомерие масаи не производит на меня никакого впечатления.
Он изумленно уставился на меня, потом откинул голову и захохотал.
– А ты не так прост, старик! – проговорил он по-английски. – Думаю, мы станем добрыми друзьями!
– Сомневаюсь, – ответил я на суахили.
– Какие университеты посещал ты там, на Земле? – он опять сменил язык, следуя мне.
– Кембридж и Йель, – ответил я, – много лет назад.
– Зачем образованному человеку сидеть в пыли перед хижиной из травы?
– А зачем бы масаи принимать заказ от кикуйю? – возразил я.
– Я люблю охоту, – сказал он. – И еще мне хотелось посмотреть на построенную вами Утопию.
– Ты ее увидел.
– Я увидел Кириньягу, – ответил он, – а не Утопию.
– Это потому, что ты не знаешь, куда смотреть.
– Ты умный старик, Кориба, и у тебя на любой вопрос найдется куча умных ответов, – сказал Самбеке беззлобно. – Почему ты не стал королем всей этой планетки?
– Мундумугу – хранитель обычаев нашего народа. Большей власти ему не нужно.
– Ты мог бы, по крайней мере, заставить их возвести для тебя дом, а не ютиться в этой халупе. Масаи, например, больше не живут в маньятах[15].
– А следом за домом я должен был бы обзавестись автомобилем? – уточнил я.
– Ну, как только бы дороги построили, – согласился он.
– А потом нужно было бы построить завод для новых автомобилей, а потом еще один, строить новые дома, а потом внушительное здание парламента и, наверное, железную дорогу? – Я покачал головой. – Ты описываешь Кению, а не Утопию.
– Ты ошибаешься, – сказал Самбеке. – По дороге сюда с посадочной площадки – как там вы ее называете?
– Гавань.
– По пути сюда из Гавани я видел буйволов, куду и импал. Вы могли бы заработать много денег, построив у реки охотничьи домики для туристов с видом на равнины.
– Мы не охотимся на травоядных.
– А вам и не надо, – ответил он задумчиво. – Но ты только подумай, как бы обогатился ваш народ.
– Да охранит нас Нгаи от таких доброхотов, как ты, – благоговейно ответил я.
– Ты упрямый старпер, – сказал он. – Лучше я пойду с Коиннаге поговорю. В каком шамба он живет?
– В самом крупном, – ответил я. – Он наш верховный вождь.
Он кивнул:
– Ну да, разумеется. Еще увидимся, старик.
– Само собой, – кивнул я.
– А после того как я убью ваших гиен, нам бы стоило посидеть за калебасом с помбе и обсудить, как превратить этот мир в Утопию. Пока я очень разочарован увиденным.
С этими словами он развернулся и пошел в деревню по длинной извилистой тропе к бома Коиннаге.
Как я и ожидал, он заморочил Коиннаге голову. Когда я поел и спустился в деревню, то обнаружил, что эти двое сидят у костра перед бома вождя и Самбеке описывает Коиннаге охотничий домик, который надо выстроить у реки.
– Джамбо, Кориба, – сказал Коиннаге, завидев меня.
– Джамбо, Коиннаге, – ответил я, садясь на корточки рядом с ними.
– Ты встречался с Уильямом Самбеке?
– Я встречался с Самбеке, – сказал я. Масаи усмехнулся, услышав, что я продолжаю игнорировать его европейское имя.
– У него множество идей для Кириньяги, – продолжил Коиннаге. К нам стали стекаться некоторые жители деревни.
– Как интересно, – ответил я. – Тебе нужен был охотник, а вместо него нам прислали проектировщика.
– Некоторые из нас, – вмешался Самбеке ехидно, – наделены несколькими талантами.
– Некоторые из нас, – ответил я, – провели тут полдня и даже не отправлялись на охоту.
– Я убью ваших гиен завтра, – сказал Самбеке, – когда их животы будут полны и они будут слишком довольными, чтобы убегать при моем приближении.
– И как же ты их убьешь? – спросил я.
Масаи осторожно открыл футляр и достал оттуда ружье с телескопическим прицелом. Большинство местных жителей никогда ничего подобного не видели. Они столпились и стали перешептываться.
– Не желаешь его опробовать? – предложил он мне.
Я покачал головой:
– Оружие европейцев не представляет для меня интереса.
– Это ружье изготовлено в Зимбабве людьми из племени шона, – возразил он.
Я пожал плечами:
– В таком случае это оружие черных европейцев.
– Кем бы они ни были, – сказал Самбеке, – они делают превосходное оружие.
– Для тех, кто боится охотиться традиционными способами, – ответил я.
– Не дразни меня, старик, – сказал Самбеке, и внезапно наступило молчание, ибо никто в деревне не смел так разговаривать с мундумугу.
– Я не дразню, масаи, – проговорил я. – Я лишь обращаю внимание на причину, по которой ты принес с собой это оружие. Ничего нет постыдного в том, чтобы опасаться физи.
– Я ничего не боюсь, – азартно огрызнулся он.
– Это не так, – сказал я. – Как и все мы, ты боишься неудачи.
– Неудача мне не грозит, – погладил он ружье. – Вот с этим.
– Кстати, – сказал я, – а разве у масаи не было принято в свое время доказывать мужество, выходя на льва с одним лишь копьем?
– Было, – ответил он. – А еще у масаи и кикуйю умирали при рождении почти все дети, и всякая болезнь, поражавшая деревни, уносила много жертв, и жили мы в шалашах, не спасавших ни от дождя, ни от холода, ни от хищников из вельда. И это масаи, как и кикуйю, научились у европейцев, а потом прогнали белых со своей земли и построили великие города там, где раньше не было ничего, кроме болот и грязи. Или, вернее сказать, – добавил он, – то были масаи и большинство кикуйю.
– Когда я был в Англии, – отозвался я, возвысив голос, чтобы меня слышали все, хотя реплика моя была обращена к Самбеке, – мне довелось сходить в цирк. Там я увидел шимпанзе. Это было очень смышленое животное. Его одевали в человеческую одежду, он ездил на человеческом двухколесном велосипеде, играл человеческую музыку на человеческой флейте – но он не стал от этого человеком. Собственно, он этим и веселил людей, потому что был гротескной пародией на них… точно так же, как масаи и кикуйю, надевая костюмы, управляя машинами и работая в больших зданиях, не становятся европейцами, но лишь пародируют их.
– Старик, это всего лишь твое мнение, – сказал масаи, – и притом ошибочное.
– Разве? – возразил я. – Шимпанзе был испорчен своей зависимостью от людей и не смог бы выжить на воле. Тебе же, как я вижу, для охоты на зверя нужно европейское оружие, а твои предки обошлись бы обычным ножом или копьем.
– Ты меня дразнишь, старик? – снова развеселился Самбеке.
– Я обращаю внимание на причину, по которой ты захватил с собой это ружье, – повторил я.
– Нет, не по этой, – сказал он. – Ты пытаешься вернуть себе авторитет, которого лишился, когда твои люди послали за мной. Однако ты совершил ошибку.
– Какую?
– Ты стал моим врагом.
– Неужели ты меня застрелишь из этого ружья? – спросил я спокойно, уверенный, что он так не поступит.
Он наклонился ко мне и зашептал так тихо, что его слышал только я:
– Мы бы могли вместе разбогатеть, старик. Я бы с удовольствием поделился с тобой, если бы ты держал свой народ в узде, потому что компании по организации сафари нужно много рабочих. Однако ты публично выступил против меня, и теперь это невозможно.
– Нужно мириться с неизбежными разочарованиями, – ответил я.
– Рад, что ты отдаешь себе в этом отчет, – сказал он, – потому что я планирую превратить ваш мир в Утопию, а не построить тут сказочную страну кикуйю.
Он резко поднялся.
– Бой, – сказал он, обращаясь к Ндеми, который стоял поодаль, – принеси-ка мне копье.
Ндеми посмотрел на меня, и я кивнул, поскольку был уверен, что масаи не станет меня убивать никаким оружием.
Ндеми принес Самбеке копье; тот взял его и прислонил к стене хижины Коиннаге. Затем встал перед костром и начал медленно раздеваться. Оставшись обнаженным – отсветы пламени играли на его мускулистом, крепком, как у африканского бога, теле, – он подхватил копье и поднял его над головой.
– Я отправляюсь охотиться на физи во тьме, как заведено было в древности, – возвестил он собравшимся. – Ваш мундумугу бросил мне вызов, и, если в будущем вы собираетесь прислушиваться к моим советам, а я надеюсь, что это так, вам надлежит знать, что я способен справиться с любым брошенным мне вызовом.
И прежде, чем собравшиеся успели сказать хоть слово или остановить его, он решительно направился в темноту.
– Теперь он погибнет, – пожаловался Коиннаге, – и Техподдержка захочет отозвать нашу хартию!
– Если он погибнет, – ответил я, – то по собственной воле, и у Техподдержки не будет никаких оснований наказывать нас.
Я долго смотрел на него испытующим взглядом.
– Странно, что тебя это занимает.
– Странно, что меня занимает его возможная гибель?
– Странно, что ты беспокоишься, как бы Техподдержка не отозвала нашу хартию, – ответил я. – Если послушаешь масаи, то превратишь Кириньягу во вторую Кению. В чем же разница, если тебя заставят вернуться в настоящую Кению?
– Он не хочет преображать Кириньягу в Кению, – мрачно отозвался Коиннаге. – Он желает построить Утопию.
– Этим мы уже занимаемся, – заметил я. – А что, его Утопия предусматривает большой дом в европейском стиле для вождя племени?
– Мы не обсуждали это настолько подробно, – неловко ответил Коиннаге.
– И, вероятно, дополнительный скот в обмен на предоставление носильщиков и подносчиков оружия?
– У него отличные идеи. – Коиннаге проигнорировал мой вопрос. – Почему мы обязаны таскать воду от реки, если можно воспользоваться для этого насосами и трубами?
– Потому что если воду легко получать, то она легко загрязняется, а у нас тут не больше воды, чем в Кении, а в Кении все озера пересохли стараниями предусмотрительных умников вроде Самбеке.
– У тебя на все случаи жизни ответы есть, – недовольно сказал Коиннаге.
– Не на все, – сказал я. – Но для этого масаи у меня есть ответы, поскольку эти вопросы задавались уже много раз и в прошлом кикуйю всегда отвечали на них неверно.
Вдруг мы услышали жуткий вопль на расстоянии примерно полумили.
– С ним покончено, – мрачно констатировал Коиннаге. – Масаи погиб, а нам теперь отвечать перед Техподдержкой.
– Не похоже на человека, – возразил Ндеми.
– Ты всего лишь мтото, дитя, – рявкнул Коиннаге, – откуда тебе знать?
– Я слышал крики Джумы, когда физи убили его, – сказал Ндеми извинительно. – Вот поэтому я знаю.
В тишине мы ожидали новых звуков, однако других криков не последовало.
– Наверное, это и хорошо, что физи убили масаи, – наконец заметил старый Нджобе. – Я видел здание, которое он нарисовал в пыли – гостевой дом, – и это было злое здание. Оно не круглое, как наши хижины, которые защищены от демонов, у него углы, а все знают, что демоны по углам живут.
– Действительно, – согласился другой старейшина, – это было бы проклятое место.
– Ну а чего можно ожидать от человека, который уходит охотиться на физи в ночь? – добавил третий.
– Можно ожидать, что он принесет мертвого физи! – торжествующе произнес Самбеке, выйдя из темноты и бросив на землю окровавленную тушу крупного самца гиены. Все изумленно отшатнулись, а он развернулся ко мне, и отсветы пламени снова заплясали на его гибком черном теле.
– А что ты теперь скажешь, старик?
– Скажу, что ты более опасный убийца, чем физи, – отозвался я.
Самбеке довольно ухмыльнулся.
– Поглядим, – сказал он, – что откроет нам этот физи. – Он повернулся к юноше: – Бой, принеси-ка нож.
– Его зовут Камаби, – заметил я.
– Некогда мне имена учить, – ответил Самбеке. Он повернулся к Камаби: – Делай, как я говорю, бой.
– Он уже мужчина, – сказал я.
– В темноте трудно различить, – пожал плечами Самбеке.
Камаби вернулся через минуту со старинным охотничьим ножом, таким старым и ржавым, что Самбеке остерегся его брать в руки и просто указал на гиену.
– Ката хи ятумбо, – приказал он. – Рассеки брюхо вот здесь.
Камаби опустился на колени и вскрыл брюхо гиены. Запах был непереносимым, но масаи подобрал палку и стал ковыряться ею во внутренностях зверя. Наконец он отодвинулся.
– Я надеялся, что мы там найдем браслет или серьгу, – сказал он, – но мальчишку загрызли уже давно, и эти штуки, по всей видимости, уже прошли через нутро физи.
– Кориба мог бы бросить кости и узнать, та ли это гиена, которая убила Джуму, – предложил Коиннаге.
Самбеке презрительно фыркнул.
– Кориба может бросать кости до сезона долгих дождей, но ничего не узнает. – Он обвел взглядом собравшихся. – Я убил физи старым способом, чтобы доказать, что я не трус и не европеец, которые охотятся только при дневном свете и только с ружьями. Раз уж я вам показал, на что способен, то завтра я продемонстрирую, сколько физи я могу уничтожить моим способом, а вы сами решите, чей способ лучше, Корибы или мой.
Он помолчал.
– Теперь мне нужна хижина для сна, чтобы утром, когда взойдет солнце, я был свеж и полон сил.
Все, кроме Коиннаге, наперебой принялись предлагать ему свою хижину. Масаи по очереди посмотрел на каждого, после чего развернулся к верховному вождю.
– Я буду спать в твоей хижине, – сказал он.
– Но… – начал было Коиннаге.
– И одна из твоих жен будет согревать меня этой ночью.
Он посмотрел Коиннаге прямо в глаза.
– Или ты осмелишься отказать мне в гостеприимстве после того, как я убил физи для вас?
– Нет, – наконец выдавил Коиннаге, – я не откажу тебе.
Масаи торжествующе улыбнулся мне.
– Это еще не Утопия, – сказал он, – но уже ближе.
Наутро Самбеке ушел охотиться с ружьем.
Я спустился в деревню дать Зинду мазь для облегчения боли в полных молока грудях, ибо ее ребенок родился мертвым. Покончив с этим, я пошел мимо шамба, обновляя заклинания на пугалах, и вскоре, как обычно, сбежались дети, упрашивая меня рассказать им историю. Наконец, когда солнце уже высоко поднялось в небе и стало слишком жарко, чтобы продолжать обход, я сел в тени акации.
– Хорошо, – сказал я, – теперь я расскажу вам историю.
– Какую историю ты нам сегодня расскажешь, Кориба? – спросила одна девочка.
– Думаю, стоит вам рассказать историю про глупого слона, – сказал я.
– А почему он был глуп? – поинтересовался один мальчик.
– Послушай, и ты узнаешь, – сказал я, и все умолкли.
– Жил-был один молодой слон, – начал я, – и поскольку он был очень юн, то еще не набрался мудрости, свойственной его роду. Однажды слон наткнулся на построенный в саванне город, вошел туда и подивился чудесам, ибо ничего более прекрасного он в жизни не встречал. Всю жизнь он день и ночь искал себе пищу, чтобы живот его не оставался пустым, но в городе нашлись удивительные машины, которые могли настолько облегчить его существование, что он вознамерился раздобыть их. Однако, когда слон приблизился к человеку с палкой-копалкой, которой мог бы откопать бобы акации, владелец сказал:
– Я бедняк, я не могу отдать тебе мою палку-копалку. Но раз ты так сильно хочешь ею обзавестись, то я предлагаю обмен.
– Но мне нечего предложить тебе взамен, – грустно отвечал слон.
– Конечно же, у тебя есть, – возразил человек. – Если ты отдашь мне свои бивни, чтобы я украсил их резьбой, то взамен получишь мою палку-копалку.
Слон обдумал предложение и согласился, ведь с палкой-копалкой ему больше не надо было бы копать бивнями землю.
Он прошел еще сколько-то и увидел старуху с ткацким станком. Ему показалось, что это превосходная вещь, ведь, получи он ее, мог бы сшить себе одеяло и больше не мерзнуть по ночам.
Он попросил женщину отдать ему ткацкий станок, но та ответила, что не отдаст его просто так, однако согласна продать.
– Но у меня больше ничего нет, кроме палки-копалки, – возразил слон.
– А мне не нужна палка-копалка, – сказала старуха. – Я бы отрезала тебе одну из ног и сделала из нее стул.
Слон долго размышлял и наконец, вспомнив, как холодно было ему предыдущей ночью, ответил согласием, и обмен состоялся.
Затем он пошел дальше и увидел человека с сетью и подумал, что хорошо было бы обзавестись такой сетью, ведь с ее помощью можно было бы собирать плоды, падающие с деревьев, а не поднимать их с земли.
– Я не отдам тебе свою сеть, потому что я потратил много дней, чтобы сплести ее, – сказал человек, – но согласен выменять ее на твои уши, из которых сделаю отменные матрасы.
И снова слон согласился, а потом вернулся в стадо, чтобы показать, какие чудесные приспособления дали ему в городе людей.
– А какой нам прок от палки-копалки? – спросил у слона его брат. – Она не прослужит так же долго, как наши бивни.