полная версия

Матвей Зельманович Львовский
Воспоминания инженера-2. Уроки жизни

Глава вторая
Голод. Голодомор

В этой главе, в отличие от предыдущей, я вовсе не герой описываемых в ней исторических фактов. Я скорее являюсь свидетелем отдельных событий, которые происходили в нашем небольшом провинциальном городе, где большинство жителей знали друг друга. Наш город-это микроскопическая часть СССР, и то, что имело место у нас в городе, в тридцатых годах являлось отражением процесса, который происходил в стране. Но в отличие от крупных городов, в таком маленьком городе, как Каган, любое событие становилось известным, особенно, если оно было печальным. Вообще в городе царили мир и толерантность. За все годы нашего проживания в городе произошло одно убийство на почве ревности и другое-во время ночного ограбления банка заезжими грабителями, когда были убиты два милиционера. Перед тем, как я перейду к описанию различных событий, происшедших в нашем городе, я намерен познакомить читателей более подробно с семьёй Рафаила и Эстер Догадкиных, моих дедушки и бабушки. У них было пятеро детей: Мехл, Фаня, Роза, Дора и Малка. Дедушка в 1918 г. был убит деникинцами на глазах детей при возвращении с ярмарки в своё местечко Покотилово, где они жили. Они напоролись на засаду. Бабушка была тяжело ранена ударом сабли в голову и никогда после этого не смогла оправиться от последствий ранения. Дедушка был учителем, и при его жизни у семьи не было особого достатка, а после его гибели и недееспособности бабушки семья начала испытывать серьёзные трудности и нуждалась в помощи. Однако большинство братьев и сестёр дедушки и бабушки: Догадкины, Корсунские и Шерманы ещё до первой мировой войны, опасаясь еврейских погромов, покинули Украину и уехали в Палестину, Америку и Аргентину. Мама мне рассказывала, что после революции они ещё несколько лет оказывали помощь бабушке. Впоследствии бабушка Эстер до самой кончины в 1936 г. жила в нашей семье. Мой папа относился к ней с большим уважением и обеспечивал её кошерными продуктами, поскольку она была глубоко религиозным человеком. Он следил, чтобы никто не прикасался к её посуде. Теперь возникает естественный вопрос: каким образом наша семья оказалась в городе Кагане. Ответ связан с историей семьи дяди Мойсея Тродлера. После трагических событий, в результате которых погиб мой дедушка и тяжело ранена бабушка и истечения траура, тётя Фаня вышла замуж за дядю Мойсея и уехала с ним на его родину в г. Тальное, Украина. Город известен тем, что в нём родился Миша Эльман, великий российский и американский скрипач (1891г.–1967г.). Там дядя Мойсей обучился профессии шорника. Гражданская война, разруха, конкуренция и другие объективные причины заставили молодую семью, живущую на грани крайней бедности и где родился первенец Яков, задуматься о будущем. На первый план вышла Средняя Азия, куда устремились в своё время евреи от страшных еврейских погромов, происходивших на Украине. В числе них были родные сёстры дяди Мойсея: Ида Финаревская и Рыся Сасевич, проживавшими со своими семьями в городе Кагане. Они и их дети проживали в этом городе в достатке, имели работу и пользовались уважением горожан. После длительной переписки, выяснилось, что специальность шорника исключительно дефицитна и востребована, особенно в городе Бухаре. После недолгих сборов семья дяди отправилась в дальние края за счастьем, убегая от бедности и отсутствия каких-либо перспектив на будущее. В Бухаре дядя с помощью свох сестёр покупает помещение, которое было раположено в нескольких шагах от центральной станции извозчиков. Он закупает необходимое оборудование и инструменты и создаёт мастерскую по изготовлению и ремонту конских сбруй и других аксессуаров для управления конями. Пошли заказы и вскоре дядя вернул долги. На многие годы он был обеспечен работой, которая дала его семье достаток и благополучие до момента, пока не началась автомобилизация всей страны. О последствиях этого я упомянул в Главе Первой. Закрепление семьи Тродлер на «новой земле» фактически создало плацдарм для переселения части семьи Догадкиных, которые крайне нуждались в перемене мест. Следующей после тёти Фани уехала из Покотилово тётя Роза, вышедшая замуж за Володю (Велвл) Загребельского. Они уехали в г. Бухару и стали заниматься мелкой торговлей, которая приносила им доход, достаточный для нормальной жизни. Был НЭП и никаких препятствий для среднего и мелкого бизнеса не было. Наконец, очередь дошла до моей семьи. Мои папа и мама жили с родителями папы. В семье сложились тяжёлые отношения между мамой и свекровью, по вине которой погиб первенец Рафаил-она его случайно выронила. Мама снова была в положении и стремилась уйти от опеки и зависимости от родителей папы. Но папа не имел никакой специальности, кроме хлебопашества. Найти самую простую работу в местечке Тишковка практически было невозможно. Они отчаянно искали выход. И в этот момент пришло письмо от тёти Фани, в котором она приглашала приехать нашей семье к ним и готова выслать деньги для приобретения билетов на поезд. Родители поняли, что упускать такой шанс они не имеют право. Но беременность мамы не позволяло ей пуститься в опасное и крайне рискованное путешествие. Сама мысль потерять второго ребёнка была для неё невыносимой. Поэтому было принято решение, что папа поедет один, и, если ему удастся устроиться на работу, то он после моего рождения заберёт нас с мамой к себе. Вскоре он уехал. Перед отъездом, он обратился к родителям с просьбой не обижать маму. После отъезда папы мама научилась пользоваться швейной машиной «Зингер» и делать выкройки. Неожиданно, она стала белошвейкой. Теперь она могла обшивать всю семью, а она была большая: у папы были три брата и сестра. По приезде в Каган, папа записался в очередь на трудоустройство в «Доме Труда». Каждый день он приходил в это заведение, но ему ничего не предлагали. Безработица была страшная. Наконец, ему предложили работу в качестве уборщика на скотобойне. Никто не хотел соглашаться на подобную работу. Папа, не колеблясь, согласился – он не брезговал работать на любой работе, хоть ассенизатором. На следующий день папа прибыл на скотобойню, которая находилась примерно в километре от окраины города. Там ему объяснили, в чём состоят его обязанности, дали ему какие-то предметы для уборки и показали, где подключён шланг для полива цементного пола. Папа приступил к работе. Через какое-то время, руководство, заметив его исключительно добросовестную работу, решило поставить его учеником к раздельщику туш. И не ошиблись: впоследствии он стал одним из лучших среди раздельщиков и рубщиков туш в городе. Постепенно возникли условия для нашего с мамой переезда в Каган. Ближе к осени 1925 г. мы приехали в город Каган. Папа встретил нас на вокзале и отвёз в квартиру, состоящую из двух небольших комнат и кухни. Это был предел их мечтаний. Наш дом был расположен напротив городского парка. Летом 1926 г. родился мой брат Самуил (Моня). Таким образом, письмо тёти Фани с приглашением переехать к ним, т.е. в Среднюю Азию, спасло жизнь нашей семье. Дядя Мехл и тётя Дора не воспользовались её приглашением, и это для них и их семей закончилось катастрофой. Это произошло почти двадцать лет спустя. Но кто мог подумать, кто мог знать? Замечу, что тётя Дора, вышедшая замуж за Иосифа Дульмана, сельского кузнеца, по-видимому, была уверена, что работа мужа станет гарантом благополучия семьи сейчас и в будущем. Это была трагическая ошибка. Теперь, когда читатель получил ответ на вопрос, каким образом наша семья оказалась в г. Кагане, я перейду к темам, перечисленным в заголовке настящей Главы. Голод подкрадывался очень медленно. Ещё долго в Бухаре по традиции с двенадцати до трёх часов дня, когда стояло пекло и почти не было покупателей, продавцы, покидая на это время магазины, двери не запирали, а просто опускали прозрачную занавеску или полог. Никому из жителей в голову не приходила мысль заглянуть в магазин, тем более, что-то похитить. Вспоминаю Бухару тех времён: в центре, недалеко от Ляби хауза, на пересечении главной улицы с поперечной и одинаковых построек на каждом углу, воздвигнут большой красивый полусферический купол, на вершине которого установлено небольшое цилиндрическое сооружение в узбекском стиле. В постройках располагались четыре разных магазина по продаже: колониальных товаров (с/х инструменты, скобяные товары, дёготь и т. д.), ковры, текстильные товары и одежда. Двери именно этих четырёх магазинов днём в указанный выше период не закрывались. Однако, всё это изменилось после начала тотального голода в СССР (1932 г. – 1933 г.), и первую очередь, на Украине и в Поволжье, откуда люди бежали в надежде найти спасение от голода и смерти. Вместе с ними бежали социально опасные преступники, которые рассчитывали хорошо поживиться на несчастье голодных и оборванных. Надо отдать должное узбекскому народу, проявившего исключительнное гостеприимство и доброту в отношении подавляющего числа беженцев, нуждающихся в еде и работе. Однако, прибывшие вместе с ними воры, грабители, убийцы решили воспользоваться этим и начали заниматься чёрным делом. Именно, в этот момент на дверях магазинов появились большие замки, которыми они запирались продавцами, перед их уходом на дневной перерыв. Тем самым, была нарушена местная многовековая традиция, основанная на доверии к человеку. Были случаи убийства и линчевания преступников, пойманных на месте преступления. В нашем городе, подобные преступления совершались крайне редко. Тревожное же ощущение наступления голода уже чувствовалось.

Г. Бухара. Под куполом видны магазины. Слева чайхана, в которой мы Иосифом Догадкиным в 1936 г. пили зелёный чай.

Постепенно из магазинов стали исчезать обычные продукты: соль, сахар, макароны, разные крупы, а также различные консервы. На базаре резко повысились цены на овощи, фрукты, молоко, масло. Практически и они стали не доступны. Самое печальное было то, что полностью исчезло хлопковое масло, которое производилось в самом городе. Когда стало нечего есть, самым вкусным блюдом стало масло, заправленное солью, в которое макали кусочки хлеба. В этот трудный период папа уже работал в ОРСе (Отдел Рабочего Снабежния) на хлопкоочистительном заводе в качестве снабженца и получал наравне со всеми скудный паёк. Попытка хищения продуктов пресекалась немедленно и жёстко. Папа изо всех сил старался поддерживать рабочих и ездил по бухарскому району в поисках продуктов. Благодаря старинной дружбе с местными продавцами скота, папе иногда удавалось купить за небольшую цену одну или две яловые коровы. Благодаря этому, рабочие завода периодически, примерно раз в месяц, получали порцию мяса. Другим источником получения мяса была охота на маленьких степных оленей-джейранов. Для этого требовалось получить строго ограниченную лицензию на их отстрел. Папа, вооруженный маузером, был организатором и участником охоты на этих маленьких оленей. На заводе отбирали несколько опытных охотников и на грузовой полуторке вместе с представителями власти-одним или двумя милиционерами, и папой отправлялись на ночную охоту в степях Кызыл кум. Машина носилась по степи с зажжёнными фарами и, если джейран попадал в освещённую полосу, то его судьба была решена: охотники стреляли без промаха. Когда количество отстреленных оленей достигала разрешённой, охота заканчивалась, охотники, а также сопровождающие их милиционеры возвращались в город. Сразу хочу отметить, что и тогда узбекские власти берегли фауну и не допускали никакого браконьерства. На всех дорогах, ведущих в места обитания этих быстро бегающих оленей – красавцев, были установлены вооружённые посты. Можно было не завидовать браконьерам-любителям оленины. Разрешение на охоту предприятиям выдавались крайне редко. Поэтому, получить такой деликатес как кусок оленнего мяса, расценивался как праздник. В то же время, положение с провиантом лишь ухудшалось. Практически есть было нечего. В это время, какому-то сердобольному деятелю пришла в голову «блестящая мысль»: кормить народ продуктами отхода производства хлопкового масла. При отжиме паровым прессом в повышенной температуре семян хлопка, содержащих масло, остаются спрессованные жмыховые пластины, которые быстро твердеют. Именно эти пластины стали выдавать по талонам в качестве питательного продукта. Сам по себе он был не привлекателен. Какое количество калорий, насколько он был полезен и какие возможные последствия от его употребления в действительности, никому не было известно. Но доминанта-спасение от голода, затмевала все возникшие вопросы. Эти пластины имели большую твёрдость и кушать их – это сломать зубы. Поэтому, их обычно разбивали кувалдой или большим молотком и шпарили горячей водой. Кувалды и молотки немедленно были сметены с прилавок хозяйственных магазинов. Не хочу драматизировать далее ситуацию. Голод наступил у нас, когда я учился в начальной школе. Никто не жаловались на голод, но внешний вид учеников выдавал признаки серьёзного недоедания. Но в нашей школе никто не погиб от голода. По-видимому, в каждой семье были какие-то резервы или дополнительные возможности, наконец, деньги, которые помогли выжить в это суровое время. Помню один случай, который остался в моей памяти. Я всегда очень любил селёдку и дрожал от нетерпения, когда её разрезали. Селёдка во время голода абсолютно исчезла с нашего стола. Однажды, я вернулся из школы, помыл руки и сел за стол, где уже сидели пять человек. Трое из них-Тётя Дора и двое её детей-беженцы из Украины. Мама подала мне тыквенный суп, в котором было несколько кусочков тыквы и несколько лапшинок, и маленький кусочек хлеба. Только я начал кушать суп, как мой братик Моня поделился со мной, что на закуску они съели по кусочку селёдки. Маленькую селёдку подарила соседка. Я обомлел, затем заглянул маме в глаза и увидел, что она смущена: она забыла обо мне, деля селёдку. Я встал из-за стола, зашёл в спальню и дал волю слезам. Через некоторое время мама зашла в спальню и первый раз в моей жизни извинилась и сказала, что она сохранила остатки селёдки и просит меня пройти к столу. Действительно, на розеточке лежала маленькая жабра со створкой. Мама склонилась надо мной и тихо сказала: возьми в рот и пососи. Селёдочный запах и вкус сделали своё дело. Я получил истинное наслаждение и забыл обиду. Как мало нужно было для этого. Прошло ещё какое-то время и положение стало исправляться: в наших краях голод постепенно стал уходить. Но он оставил в сознании людей неуверенность в завтрашнем дне, которая привела к массовому психозу-семьи начали заводить крупнорогатый скот, козлов, свиней, кроликов, птиц. Наш город не препятствовал этому, т. к. любой дом имел собственный двор и каждый жилец имел во дворе свой небольшой сарай. Тётя Фаня купила корову, полагая, что она даст много молока, как заверял её владелец. В действительности, она давала от силы, если у неё было хорошее настроение, четыре литра, а обычно менее трёх. Тем не менее, эта корова жила у тёти Фани много лет. Наша семья также поддалась общему настроению и завела кроликов. Я с ними дружил и когда папа выбирал кролика на обед, я уходил. До сих пор я обхожу стороной прилавки с тушками кроликов и не могу их есть. Со временем, когда на прилавках магазинов почти восстановился прежний ассортимент продуктов, люди успокоились и психоз сам по себе прошёл. Если объективно признаться, то голод в наших краях был несравненно слабее, чем на Украине и Поволжье, но огромный поток беженцев их вид и их рассказы сильно напугали жителей, особенно городов. Поэтому паническое настроение и ожидание худшего усугубляло психологическое состояние многих людей. В дальнейшем, часть беженцев вернулась, другая адаптировалась к местным условиям жизни и осталась жить в наших краях навсегда. Среди них были специалисты в различных отраслях, в том числе в просвещении, промышленности и т. д. Несомненно, они и их потомки способствовали развитию Средней Азии. Переходя к Голодомору, который лишь опосредовано коснулся нашей семьи, то о нём написано так много, что я ничего нового о нём добавить не могу. Читая материалы исследования, посвящённые Голодомору, я пришёл к выводу, что это было спланированное и осознанное убийство миллионов невинных людей: украинцев, русских, евреев и других. Практически мало кто, а точнее, никто не понёс наказание за эту человеческую трагедию. Во время Голодомора на Украине оставались две семьи Догадкиных: дяди Мехла и тёти Доры. Прежде, чем продолжить эту тему, я намерен познакомить читателей с двумя событиями, зафиксированными в моей детской памяти. Известно, что советская власть объявило войну всем религиозным конфессиям под лозунгом «религия это мракобесие и яд для народа». Борьба с мракобесием стремительно развивалась в течении всех двадцатых годов и затронула тридцатые годы двадцатого столетия. В г. Кагане были одна православная церковь и одна синагога. Что касается мечетей и других святынь, то я о них в то время ничего не знал. Деревянная церковь со звонницей находилась на окраине города, рядом с Главным почтамтом и Домом Труда. Церковь венчалась высокой конической конструкцией, на вершине которой был установлен большой крест. Церковь выглядела величественно. Я никогда не входил в церковь и не имею представление о её внутреннем убранстве. Когда я случайно находился вблизи, я видел входящих или выходящих людей, в основном преклонного возраста. Неожиданно по городу прошёл слух о том, что на следующий день намечен снос церкви. Наш дом был расположен на той же улице, что и главный почтамт и сравнительно недалеко от него. Когда я увидел большое число людей направляющихся в сторону церкви, я решил присоединиться к ним. Таким образом, я стал невольным свидетелем варварского разрушения церкви. Образовалась огромная толпа верующих, сочувствующих и просто любопытных, в числе которых был и я, маленький мальчик, не понимающий, что происходит. Толпа, где женщины были одеты во всём чёрном, а мужчины стояли на солнцепёке с непокрытой головой молча ждали, что произойдёт какое-то чудо. Но оно не произошло. Скоро, вдали стали слышны звуки стремительно приближающихся к церкви нескольких пожарных команд. Звук пожарных колоколов был слышен всё более явственнее. Среди прибывших трёх конных пожарных команд, была какая-то большая повозка, запряженная цугом тремя парами коней-битюгов. Все пожарные, несмотря на жару, были одеты в брезентовые робы, а на головах, начищенные до блеска, медные каски. До них к церкви прибыл наряд милиции на случай возникновения беспорядков. На повозке лежала бухта толстой пеньковой верёвки. Пожарные с помощью пожарной лестницы добрались до основания конуса и закрепили на нём верёвку. Второй конец верёвки прикрепили к повозке и она медленно начала двигаться. В какой-то момент лошади рванулись, и конус вместе с крестом рухнул на землю. Раздался страшный стон толпы, многие упали на колени, неистово молясь. Увидев всё это, я бросился бежать домой и быстро, сбивчиво рассказал маме о виденном. Я не видел, как разрушали саму церковь и звонницу. Однажды я был на месте, где располагалась церковь. Я увидел ровно расчищенную и утрамбованную площадку. Не осталось никаких признаков того, что на этом месте когда-то стояла большая красивая деревянная церковь. Что касается синагоги, то с ней поступили исключительно цивилизованно: синагогу просто отобрали у верующих и передали ОСОВИАХИМ’у. Полное название этой организации – Общество содействия обороне, авиационному и химическому строительству. Она была создана в 1927 г. по предложению Климента Ворошилова, наркома по военным и морским делам. Синагога располагалась на улице им. Ленина, сравнительно недалеко от нашего дома. Здание синагоги было одним из красивейших в городе. Мои родители были прихожанами этой синагоги. В отдельные праздничные дни они брали меня и Моню с собой в синагогу. После того, как у евреев отобрали их храм, евреи Кагана не отказались от исполнения религиозных обрядов и молитв. Для этого в городе возникли «тайные молельные дома», при этом местные власти делали вид, что им об этом ничего не известно. Такова судьба двух прекрасных религиозных храмов города, таков результат «борьбы с религиозным засильем и мракобесием». Сегодня, описанные события можно расценить как дикость. Но всё это в прошлом. Это пример борьбы советской власти с народом. Теперь хочу привести пример борьбы представителей узбекского народа с советской властью. Всем известно о существовании басмаческого движения, которое боролось с советской властью, особенно в годы всеобщей коллективизации, которая принуждала бедных крестьян-дехканов объединяться в колхозы. Басмачи жестоко расправлялись с активистами нового движения и представителями советской власти. Басмачи действовали по всей территории Узбекистана, в том числе в Бухарской области, главным образом в сельской местности. Но причём здесь Каган? По каким-то соображениям именно Каган был выбран местом проведения съезда дехканов. Скорее всего, организаторы съезда считали, что Каган-это как раз наиболее безопасное место. Это была трагическая ошибка. Охрана съезда состоялось всего из нескольких милиционеров. В день открытия съезда мы с братом играли рядом с домом. Мама сидела у входа в дом. Вдруг, услышав какой-то отдалённый шум, она мгновенно схватила нас в охапку и занесла в квартиру. Затем быстро выбежала наружу и закрыла ставни на окнах. Я же прилип к окну и через приличную щель в ставне стал наблюдать за дорогой, которая была в некотором отдалении от дома. Щель в ставне позволяла видеть сравнительно большой участок дороги. На этой дороге в нескольких сотнях метров находился Дом Труда, где проходил съезд. Через короткое время я увидел орущих, скачущих всадников с шашками наперерез. Они были одеты в узбекские халаты, а на головах высокие шапки, надвинутые на глаза. Сколько их было, я не знаю, но много. Мама, увидев меня у окна, потребовала уйти в глубину комнаты. Так мы просидели в полутьме какое-то время, боясь выйти из дома, чтобы узнать, что произошло, и попутно открыть ставни. И вдруг мы услышали топот лошадей и гиканье всадников, которые скакали в обратном направлении. Прошло ещё какое-то мгновение и шум стих. Только на следующий день мы узнали подробности кровавой драмы. Это была банда басмачей. Каков был её численный состав неизвестно. Но некоторые свидетели, видевших их в разных частях города посчитали, что их было от 20 до 25 всадников. Они сняли охрану, ворвались в большой зал, где проходил съезд, зарубили весь президиум до одного человека. Никого из перепуганных дехкан басмачи не тронули. В народе говорили, что они зарубили более 20 человек (не считая милиционеров, стоявших в охране), представителей власти. Их провожали с почётом. В траурной процессии принимало участие большое число горожан, а также представители областной, районной и городской власти. Такова была цена принудительной коллекти-визации. Судьба басмаческого движения известна: Красная армия его разгромила, а остатки банд ушли навсегда в Афганистан.