Матвей Алексеевич Елисеев
Не торопись…
Мне кажется, что его взгляд нисколько не изменился после моих слов. Он всё также слегка глупо смотрит на меня, закрываясь своей привычной улыбкой. Через несколько секунд молчания, он, будто только что проснувшись, спрашивает меня:
– Ещё раз? Прости, я не расслышал.
Я делаю глубокий вдох, и на выдохе произношу:
– Говорю, люблю тебя, дед.
– Ааа, я тебя тоже, внучок, – сказав это, он положил мне плечо свою старческую ладонь и сжал её, что есть сил. Было совсем, как объятия подушки.
Так стремительно пролетел этот вечер. Мы пили, мы ели, даже немного пели, чем я, признаюсь, совсем не горжусь: ценители хорошего вокала, должно быть, сочли бы наше исполнение чем-то вроде богохульства. Но всё же… и всё же пришло время прощаться. Сегодня я уезжаю вместе с родителями: завтра рано утром у меня встреча со старыми друзьями, а сразу после – самолёт до Москвы.
Мы стоим в коридоре, одеваемся. Все ненадолго замолчали: постепенно приходит горькое чувство завершённости праздника. Застегнув пальто, я бросаю в коридор свой прощальный взгляд. Стены всё также молчат, но я и не требую от них взаимности. Такая вот у нас странная любовь!
– Ещё увидимся, – в мыслях говорю я им.
Все вышли на улицу. Обнимаются, целуются. Вкратце обсуждают вечер, делятся планами. Иными словами – растягивают момент. Люди, как же я вас понимаю! Что до меня, то я стою поодаль и пишу коллеге, что буду в городе послезавтра. В этот миг ко мне сзади подходит дедушка и говорит:
– Были б костыли поудобнее, я б побежал…
В ту минуту я не понял о чём он говорит, и только в машине, слегка протрезвев, до меня дошло. В этот раз я заплакал.
