Матильда Аваланж
Во власти (не)любви
А обиднее всего, что напросилась она на это сама.
ГЛАВА 3. Вефриум
– И вдохнул Бог в Адама бессмертную душу, а в Еву не вдохнул, и пошла она по свету без души, а лишь с неким подобием ее, что досталось ей от ребра Адамова. И согрешила недостойная, блудливая, бездуховная женщина и лишила всех нас райской благодати, и прокляла тем поступком весь женский род!
Джин пыталась вникнуть в смысл этих слов, понимая, что это нужно для ее же собственной безопасности – разобраться в том, кто ее окружает, и чего от нее хотят, но получалось с трудом.
Жажда крови, которая ее мучила, пока что была терпимой, но от нее уже саднило горло и кружилась голова, хорошо, что пока только слегка. Сутки в поезде и полдня дороги до Догмы, столицы, которая называлась так же, как и сама республика – за все это время Джин не сделала и глотка крови. Не то, что из живого сосуда, но даже из амфоры. По правде говоря, сейчас она была бы согласна и на амфору с кровью из специализированного донорского магазина, хотя обычно относилась к этим магазинам с презрением, предпочитая «живую» кровь сосуда. Но когда во время одной из остановок Джина, превозмогая гордость, сказала светловолосому догмовцу, что голодна, то в ответ услышала равнодушное «В наши инструкции твоя кормежка не входила».
Заметив, как при этом дернулся угол его рта в довольной ухмылке, она поняла, что просить бесполезно, и попыталась сконцентрироваться на том, чтобы обуздать чувство голода. О том, в какую дикую пытку оно может превратиться, если в ближайшие сутки она не выпьет крови, Джин старалась не думать.
Первое, что поразило ее при въезде в республику – огромный купол беломраморного Капитолия, в котором заседало правительство страны, хорошо просматриваемый из всех точек Догмы. Громадное здание как будто нависло над городом и его тяжесть ощущалась, как бы далеко ты от него не находился.
Еще Джин сразу обратила внимание на полное отсутствие на улицах рекламы. Ни единого баннера, ни самой крохотной растяжки. Для глаз, привыкших к пестрому многоцветью промоушена огромного города, это было дико и как-то голо. Зато повсюду висели полотнища с щитом и копьем на ярко-красном фоне. "Тоже своего рода реклама", – усмехнулась она про себя. Но еще более неприятным открытием было полное отсутствие на улицах женщин. Только мужчины. И многие из них с оружием.
Впрочем, женщины тут были, и скоро Джина смогла в этом убедиться. Ее привезли к высокому кирпичному зданию, у входа в которое, сложив руки, автомобиль ждала какая-то особа.
– Добро пожаловать в Догму, Джина! – сердечно сказала она. – Добро пожаловать домой! Меня зовут Магда и отныне я твоя пестунья. Можешь так и обращаться ко мне – пестунья Магда.
– Пестунья? – нахмурилась она, потому что странное слово резануло слух.
– Конечно, – улыбнулась женщина. – Ведь я буду тебя пестовать – направлять, подсказывать, воспитывать. Я уведу тебя с неверного пути и укажу истинное предназначение, для которого ты была рождена. Мы многое должны с тобой наверстать, Джина.
На вид пестунье было лет под шестьдесят, и нельзя сказать, что годы ее пощадили. Глубокие морщины на скулах, тонкий рот, уголки которого были скорбно опущены вниз, брови домиком и сострадательные голубые глаза. Но несмотря на все это, лицо Магды почему-то производило скорее отталкивающее впечатление. Тайком разглядывая длинное коричневое платье пестуньи, подпоясанное ремнем, чем-то напоминающий армейский, и шитый из той же ткани жакет до пола, Джина следовала за ней по кирпичным коридорам здания, стараясь подмечать все увиденное.
Больше всего эта обстановка напоминала интерьер какого-то учебного заведения, но с богатыми убранствами Академии Вампиров, которую Джин закончила, даже и рядом не стояла. Напротив – тут было старомодно и просто, даже бедно. Возможно, раньше здесь вообще располагалось какое-нибудь училище для детей бедных. А большое квадратное помещение с крашеными зеленой краской стенами, куда Магда привела Джин, когда-то было аудиторией.
– И с тех самых пор всякая особь рода женского должна заплатить за грех своей праматери Евы перед Адамом. Заплатить верным и раболепным служением роду мужскому, – со значением проговорила пестунья и принялась с удовольствием развивать отвратительную тему преобладания мужского рода над женским.
– Я хочу пить, – проговорила Джина, и ее слова, как брошенный камень, упали поперек монотонного журчания речи пестуньи Магды. – Я не пила полутора суток. Мне нужна кровь.
Точно потеряв дар речи, женщина уставилась на Джин так, будто она сказала нечто ужасное. А ведь, судя по всему, к приезду Джины тут готовились и, значит, не могли не знать, что она – вампир.
– Лилит, первая жена Адама, была кровопийцей, – выпученные глаза и общее выражение крайнего возмущения на лице Магды не вязались с ее спокойным голосом. – Как и ты. Мерзкая ведьма, дьявольское семя, она совратила сына бывшего мужа своего – Каина и подтолкнула к греху братоубийства. Она сделала его проклятым, таким же, как и она сама, черной магии его научила, и пить кровь научила его!
– Да, это всем известно, от Лилит и Каина пошел наш вампирский род, – кивнула Джина, так как пестунья надолго замолчала. – Они стали мужем и женой, вместе основали княжество…
– Равной мужчине Лилит поставить себя возомнила! – с гневом вскричала пестунья вдруг и все лицо ее страшно исказилось. – Юбка не должна сосать кровь, лишь мужское достоинство должна сосать она! Я знаю, ты не виновата, что жила в грехе, что пила человечью кровь! Виноваты родители твои, не научившие тебя благочестию, и княжество твое, где процветает порок и блуд.
– Прекрасные рассуждения, – криво усмехнулась Джина, резкий переход пестуньи от спокойствия к гневу, а затем опять к спокойствию откровенно пугал. – Но это моя природа. Если я не буду пить кровь, я умру!
– Это неправильная природа, ко с божьей помощью мы изменим ее на правильную, – проговорила пестунья. – В Догме нет и не будет кровопийц!
Что может быть страшнее обложенной белым кафелем холодной комнаты, так похожей на операционную? Что может быть страшнее, чем обнаженной по пояс лежать на высокой и узкой каталке, намертво примотанной к ней ремнями? Что может быть страшнее, чем равнодушные глаза невысокого полного мужчины в белом халате, приближающегося к ней со шприцом, полным какого-то мутно- желтого вещества?
Игла слишком длинная, пугающе длинная!
– Нет, нет, нет, мать вашу, нет! – Джин в ужасе мотает головой, не в силах отвести взгляда от этого шприца, но пошевелиться невозможно – ремни стягивают ее слишком крепко. – Не надо мне ничего колоть! К чертям идите! В гробу я видела вас с вашей Догмой! В гробу, вашу мать! Сдохните, сдохните, сгорите в аду!
Мужчина рассматривает ее обнаженную грудь с затвердевшими от холода сосками, а потом обхватывает левое полушарие. Этот взгляд и это прикосновение – не отстраненно-врачебные, в них есть что-то грязное, что-то мерзкое, и Джина, рыча от злобы, отвращения и страха рвется на кушетке так, что ремни со страшной силой впиваются в кожу.
– Не смей меня касаться, урод! Убери свои поганые руки! Если ты сейчас не отойдешь, я клянусь, что убью тебя и выжру твое сердце!
Но какой смысл грозить этому отвратительному мужчине самыми жуткими карами и изощренными пытками, если в ответ на это он, ехидно ухмыльнувшись, намеренно больно сжимает двумя пальцами ее сосок?
Но в тот момент, когда он практически вводит иглу шприца агонизирующей от ужаса Джине в грудь – прямо туда, где бьется сердце, пестунья Магда, которая, сложив руки за спиной, отстраненно наблюдала за происходящим, подняла ладонь, приказывая мужчине остановиться.
А потом подошла и два раза наотмашь ударила девушку по лицу.
– Это тебе за то, что посмела осыпать первостатейной бранью мужчину, юбка! Это за крамольные слова о нашей великой республике! Успокоилась? А теперь послушай пестунью Магду. Препарат, который мы сейчас тебе введем, называется вефриум, он был создан нашими учеными и не имеет аналогов во всем мире. Он меняет ДНК вампира не только на клеточном, но и на молекулярном уровне, благодаря чему темному больше не требуется кровь, чтобы существовать! Через какое-то время клыки за ненадобностью атрофируются, а спустя пятьсот инъекций кровопийца полностью превращается… в обычного человека! Ну разве не чудесно? Здесь, в Догме, ты станешь человеком, Джина, о таком можно только мечтать! Главная проблема в том, что внутрисердечная инъекция весьма опасна – место укола нужно рассчитать с точностью до миллиметра. Препарат может попасть в полости сердца, или, например, игла может пронзить легкое, такие случаи, увы, бывали. Может, Джина, ты все-таки не станешь мешать эскулапу Крулю сделать укол?
– Может, и не стану, – сквозь плотно сомкнутые челюсти выдохнула девушка.
Даже сильная, сжигающая нутро жажда крови отступила на второй план. Единственное, чего сейчас хотелось – бесноваться и кричать, посылая похотливого Круля и сумасшедшую пестунью в самое пекло ада за то, что собирались с ней сделать, но это было бессмысленно и даже вредно. Глупо качать свои права, будучи с обнаженной грудью прикованной к каталке…
– Вот и молодец, – Магда провела ладонью по голове Джины и она с трудом удержалась от того, чтобы не впиться заострившимися от жажды клыками в пальцы пестуньи. – Хорошая девочка, хорошая. Вот видишь, и не больно совсем…
«Тебе бы кто всадил в сердце шприц, старая ты, злобная сука!», с навернувшимися от боли слезами подумала Джина. Укол был болезненным, и девушка так сильно прикусила нижнюю губу, что почувствовала на ней на языке солоноватый привкус своей собственной крови. Одно хорошо – эскулап ввел вефриум очень быстро, поэтому терпеть сильную боль нужно было всего минуту-две, а затем…
Около клыков стало горячо-горячо, а потом эта жаркая волна медленно прокатилась по телу вниз, до самых ступней, как будто Джина была сосудом, в который кто-то медленно лил кипяток. Самое удивительное, что этот жар не был обжигающим и, не доставив боли или даже дискомфорта, прошел. И с безграничным удивлением прислушавшись к себе, Джина поняла, что не ощущает той жажды, которая терзала ее последние часы. Да, есть захотелось жутко, но мысль о том, чтобы выпить крови даже как-то туманно окрасилась отвращением.
– Вот видишь, милая, ну вот видишь! Теперь ты чувствуешь себя намного лучше, нежели до инъекции, – проговорила пестунья Магда и принялась бережно расстегивать ремни. – Ты еще возблагодаришь бога за то, что попала сюда.
Сбитая с толку, Джин села на кушетке, прислушиваясь к новому, до крайности непривычному ощущению не сытости, а ненадобности. Неужели это возможно?
– А если ты извинишься перед эскулапом Крулем за свои речи, то станет совсем хорошо, – с ободряющей улыбкой проговорила Магда. – Давай-ка! Глазки в пол и…
– Простите, эскулап Круль, – послушно повторила Джин, опустив глаза. Это было правильно, иначе бы он заметил в них яростную, всепоглощающую ненависть.
– Я прощаю тебя, юбка, но впредь зазубри себе на носу – так с мужчинами разговаривать нельзя! – процедил мужчина, похотливо разглядывая ее голую грудь.
– А теперь, Джина, пойдем скорее, не то рискуем опоздать на занятие, – проговорила Магда, и вид у пестуньи при этом был таинственный-претаинственный, будто она была доброй феей, которая хотела показать Джин путь в чудесную волшебную страну.
Вот только никаких эльфов, фей и милых единорогов в этой стране не было. Был огромный старомодный зал с полом, покрытым разделенным на зоны спортивным линолеумом, допотопными снарядами вдоль стенок, с огромными окнами, забранными частой пружинистой решеткой. По всему пространству зала были в геометрическом порядке расставлены простые деревянные столы, за которыми прилежно сложив руки, точно школьницы, сидели женщины в возрасте от пятнадцати до сорока. Что характерно, они практически не смотрели по сторонам и не переговаривались.
Пестунья Магда усадила Джин за один из столов, после чего вышла на свободное пространство и похлопала в ладоши, привлекая всеобщее внимание.
– С самого начала времен женщина есть создание вторичное, созданное лишь для удовлетворения потребностей создания первичного, то есть мужчины, – проговорила пестунья, окидывая своим сострадательным взглядом присутствующих женщин и, казалось смотрела она в каждые глаза, в каждую душу. – Главенство первичных над женщинами очевидно, бесспорно, несомненно. Мужчина сильнее, умнее, выносливее, его социальная роль в нашем обществе не поддается переоценке. Это собирательный образ, воплотивший лучшие черты человечества. Это лидер, охотник, защитник, кормилец. Это мужественное тело и глубокая душа, сильный ум и мужской дух, это кристально чистые взгляды, убеждения и манеры, позволяющие говорить об особенной мужской культуре, возвышенное благородство которой женщинам никогда не постичь. И если представится случай принять глобальное решение, мужчина в подавляющем большинстве случаев примет его правильно, причем сделает это на порядок быстрее.
И хотя пестунью слушали внимательно, на многих лицах явственно читалось возмущение, негодование, протест.
– Девочки, девочки, девочки, – тонко уловив эмоции аудитории, пестунья Магда улыбнулась открыто и светло. – Все вы прибыли на родину из других княжеств, где ваши мозги были промыты многолетней пропагандой. Вам сложно понять всю простую мудрость того, что я сейчас говорю. Но когда-нибудь вы подойдете ко мне и скажете – пестунья Магда, вы были правы. Да, мужчины наши цари и боги, но это не значит, что вы ничтожные никчемные существа. Вы – их утеха и отрада, услаждение их чресел, ибо господь послал вас мужчине в утешение. Без них не было бы вас, а без вас не стало их. Запомните, затвердите себе, как молитву, мои слабые девочки! Смысл вашей существования – святое служение сильному полу. Давайте повторим вместе!
– Смысл нашего существования – святое служение сильному полу! – послушно повторила Джин вместе со всеми, потому что пестунья в этот момент пристально смотрела именно на нее. – Смысл нашего существования – служение сильному полу! Смысл нашего существования…
– Что за долбаный бред? – звонкий голос девушки, которая сидела за три стола от Джин, нарушил монотонное шептание полусотни женщин. – Вы вообще соображаете, что несете? Я что, идиотская прислуга, чтобы кому-то там подчиняться? Тем более этим тупым животным – мужикам, которым лишь бы выпить, пожрать да потрахаться! Знаете что, пестунья Магда?! Поцелуйте меня в зад!
У нее были синие волосы, тоннели в ушах и колечко-гвоздик в ухе. Но, несмотря на такой неформальный образ, выглядела девушка нежно и очень мило, что совершенно не вязалось с ее бранным лексиконом. Поток самой отборной ругани был остановлен ударом электрошокера, который Магда ткнула Агнешке прямо под мышку. Синеволосая скорчилась в неестественном изломе, как будто у нее свело сразу все мышцы тела, а потом две пестуньи с суровыми некрасивыми лицами подхватили ее под мышки и куда-то потащили.
– Агнешка… не права, – проговорила Магда, обводя внимательным взглядом взволнованных, испуганных произошедшим женщин. – Не будьте как Агнешка.
ГЛАВА 4 . 5 лет назад
-Ну что, довольна? – прошептала ей на ухо Надин Делиль. – Зачем нужно было его злить? Даже не надейся, что он поставит тебя зачет, про экзамен я вообще молчу! Сама же накликала неприятности на свою голову… Уж лучше бы ты и правда проспала, Джин!
Джина ничего не ответила, задумчиво наблюдая за высоким широкоплечим Горановым, который, присев на краешек стола, благосклонно слушал вдохновенно вещающую серенькую мышку Бертен. Светлые брюки плотно обтянули его бедро – наверное, Горанову и в голову не могло прийти, насколько сексуально он выглядит в эту минуту.
Неужели она сейчас смотрит на него такими же блаженными и голодными глазами, как Антония Табаку, которая специально села в первом ряду, поближе к преподавательскому столу? Джин сердито тряхнула головой и отвела взгляд. Не дождется!
– У него есть кто-то? – склонилась Джина к уху кузины.
Она и сама не знала, зачем спросила. В конце концов, даже если у него кто-то и есть, этой девушке не тягаться с Джиной Моранте ни в красоте, ни в уме, даже пусть она прочитала не только все произведения этого… Ивана Бунина (который, как Джина краем уха услышала из муторного выступления Роз, оказался одновременно и писателем и поэтом), но и остальных горячо любимых Горановым классиков русской литературы.
– Неужели наконец-то проняло, и ты решила присоединиться к армии сохнущих по сексапильному профессору студиозок? – ухмыльнулась Надин.
Благоразумия в кузине было гораздо больше, чем в Джине, порой его ехидное демонстрирование Джину раздражало. Какое-то время Джин проверяла сестру на прочность, пытаясь подбить Надин на необдуманные поступки, что-то в своем стиле – надеть обтягивающее платье, станцевать на столе, выпить убийственный алкогольный коктейль «Смерть анархиста», но потом сдалась, признав, что Надин Делиль действительно тяжело сбить с пути истинного. Хотя на самом деле такой уж праведницей сестрица не была, иначе вынести ее Джина просто-напросто не смогла бы. Надин нравилась роль здравомыслящей младшей сестры при безалаберной и распутной старшей, но иногда она увлекалась.
– Не люблю находиться в толпе, ты же знаешь, потому этот вариант маловероятен, – отрезала Джин.
– На случай, если все-таки передумаешь – по последним и точно проверенным заинтересованными людьми сведениям Торстон Горанов абсолютно, совершенно свободен, – сообщила Надин.
– Удивлением это для меня не стало. Думаю, характер у него довольно-таки сложный, – протянула Джина. – Его эта дикая литература, опять-таки… Видно, что он на ней помешан!
– Говорит лисица – зелен виноград… – ухмыльнулась Надин.
– Зелен виноград? – практически в полный голос переспросила Джина и даже голову к кузине повернула. – Что?
– Сразу видно наплевательское отношение к учебе. Это из русской басни… э-э-э… Не вспомню – все-таки дикие у этих русских фамилии… Сейчас… – Надин быстро нашла в своей тетради нужное место и зачитала. – Крылова, вот! Крылатое выражение! Лисичке до смерти хотелось винограда, но дотянуться она до него не могла, поэтому заявила, что не очень-то и хотелось!
– Крылов… Басни… – Джина скептически поморщилась, словно ничего бредовее в жизни не слышала. – И ты туда же с этой идиотской русской литературой…
– Какая разница, если факт остается фактом, – Надин мило улыбнулась, чтобы закончить весьма жестко. – Свободный от отношений Торстон Горанов неприступен, как скала, и даже тебе, писанной красавице всея Академии Вампиров, за которой мужчины толпами бегают, он не по зубам.
– Делиль, я уже не в том нежном возрасте, когда меня можно было взять на слабо, – усмехнулась Джин.
– Козина Фонтана уже попыталась его соблазнить… – начала Надин, но многозначительно смолкла.
Сестрица знала, чем ее зацепить! Козина Фонтана, дампирша с роскошной гривой буйных рыжих волос из второй группы, была извечной соперницей Джин, с которой они воевали за титул первой красотки Академии. И если на первых двух курсах сражения были горячими и даже кровопролитными, с подстраиванием различного рода пакостей, о масштабе которых потом судачила вся Академия, то к третьему курсу война превратилась в холодную, но от этого не менее яростную.
– И? – Джин даже не потрудилась прикинуться безразличной.
– Горанов в весьма жесткой форме дал ей от ворот поворот, иными словами послал лесом, когда Козина в чем мать родила заявилась к нему в душевую, выразив желание потереть профессору спинку, – хихикнула Надин. – После этого она сделала два громких заявления: у Торстона Горанова тело бога, но в нашей Академии нет подходящей ему по идеальности девушки, которая могла бы его пленить.
– Интересно, – темно-каряя радужка глаз Джины сверкнула золотом. – Даже очень интересно…
В очередной раз поставить выскочку Фонтана на место, доказав ей, а заодно и всей Академии, кто тут первая красотка – что может быть слаще?
В этот момент на пороге аудитории показалась Имелда Сибил. Интересно, что посредине занятия понадобилось ректорскому заму? Будет вторую перекличку проводить, проверяя, не сбежал ли кто-то после первой? Может, тогда и в конце пары притащится? Это уже клиника…
Однако до повторной переклички, благодарение небесам, не дошло! Вслед за Имелдой в аудиторию зашел незнакомый парень. Ничего особенного – Сибил привела в их группу нового вампира. Не бог весть какое выдающееся событие, Джина даже рассмотреть его как следует не потрудилась, потому как новенький был из категории блеклых, ничем не выдающихся личностей, а на фоне шикарного Торстона Горанова так и вовсе потерялся.
Но Надин почему-то присвистнула, да и остальные студиозы проявили к новичку какое-то непонятное внимание, выражающееся в странных взглядах и перешептываниях, и Джин стало интересно.
– Вацлав Кнедл, и он не новенький, – покачала головой гораздо больше осведомленная о том, что творится в Академии, Делиль. – Учится дольше нас, хотя вообще-то даже для последнего курса парень взрословат – ему двадцать восемь, а, может, и больше…
Джин на мгновенье встретилась с Вацлавом глазами, но он тот час опустил взгляд в пол и это смущение ее позабавило. Держался он как-то напряженно прямо, синяя рубашка старомодного кроя была застегнута на все пуговицы и опрятно заправлена в брюки, темно-русые волосы зачесаны набок и аккуратно приглажены, а призрачно-серые глаза были такими светлыми, что казались осколками бесцветного льда.
Обычно старшекурсники-вампиры посещали вечеринки и суаре, на которых Джина всегда была на первых ролях, и наглядно она знала если не всех, то большинство из них, но этого Кнедла видела впервые.
– Вацлав в Академии Вампиров на особом положении, – с непонятной издевкой отозвалась Надин. – Во-первых, он один-единственный учится на военном факультете, некоторые его предметы совпадают с нашими и он посещает занятия с другими группами… Вот и к русской литературе его тоже, кажется, привлекли. Но, в основном, как я слышала, там какая-то закрытая программа, персонально для него. Ну а, во-вторых, Вацлав Кнедл не вампир и даже не десмонд. Он самый обычный человек.
Вот это действительно было необычно, если не сказать шокирующе и в другое время Джин, возможно, прониклась ненормальностью ситуации. Но аккуратный и странный Вацлав был далеко не тем, что ее волновало в данный момент, и Джина забыла о нем прежде, чем он занял свободное место в самом дальнем от нее ряду.
Вместо того чтобы, как всегда на занятиях, сидеть с отсутствующим видом и думать о совершенно не относящихся к учебе вещах, Джина слушала отвечающих вопросы студиозов, но особенно Торстона Горанова, который эти ответы комментировал. Чего там греха таить, литературный профессор был неотразим – такая крупная рыбка в ее аквариуме лишней не будет, и опять же – до чего здорово утереть нос самоуверенной мерзавке Козине Фонтана!
Правда, получается, Надин все-таки взяла ее на слабо и это не совсем приятно, ну и пусть! Она сделает это не для кузины, а для самой себя.
– А знаешь, Делиль… – почти безразлично проговорила Джин, не глядя на Надин. – Знаешь, стоит мне только захотеть, и этот неприступный профессор у меня с ладошки есть будет!
Все, после этих слов пути назад нет, Рубикон перейден – острая на язык кузина теперь вцепится в нее мертвой хваткой. И Надин, конечно же, Джину не разочаровала:
– На что споришь, Моранте?
О, ответ на этот вопрос сформировался в ее голове даже прежде, чем само намерение насмерть влюбить в себя недосягаемого литературного профессора, о котором вздыхает женская половина академии. Тебе понравится, Надин, можешь не сомневаться…
– Ты придешь на защиту курсовой без одежды, – выдержав эффектную паузу, проговорила Джин. – И без белья. Голой, Делиль!
– Или ты! – коварно улыбнулась Надин, давая понять, что принимает правила игры. – Хотя… Хм, это целых девять месяцев ждать! Вдруг тебя раньше исключат?
– Даже если меня исключат, я ни за что не пропущу твою курсовую, которую ты будешь защищать в чем мать родила, – парировала Джина.
– Такая поразительная самоуверенность выглядит даже мило, – лицемерно вздохнула кузина. – Но на этот раз она сыграла с тобой злую шутку. Потому что мы не обговорили срок. М-м-м, дай подумать… Наверное, месяца хватит, чтобы узнать, чего ты стоишь, Моранте?
– Две недели! – свысока бросила Джин. – Но за это, помимо дефиле ню на курсовой, ты при всех, например, в столовке, подойдешь к… к Вацлаву Кнедлу и поцелуешь его со всей страстью, на которую способна!
Пожалуй, впервые за все время Джине удалось смутить свою кузину, которая обычно не лезла за словом в карман.
– Ты извращенка, Моранте! – чуть ли не с брезгливостью покачала головой блондинка. – Почему именно к нему? Человек, да и вообще он… Давай выберем кого-то другого!
– Считай это благотворительной акцией, – ухмыльнулась Джин, бросив мимолетный взгляд на парня, который держался за своим столом очень прямо и, казалось, будто не замечая образовавшегося вокруг себя вакуума, внимательно слушал преподавателя. – Ему такого счастья вовек не обломится, так что пусть порадуется…
– Да хоть к самому черту, – быстро сообразив что-то в уме, Надин ангельски улыбнулась Джине в ответ. – Все равно, если не уложишься в неделю, сделать это придется тебе. А ты не уложишься – это просто нереально! Честно говоря, мне даже немного жаль тебя. Но я тебя за язык не тянула. Ума не приложу, почему вдруг тебе захотелось унижения?
На самом деле, в случае неудачи удар по самолюбию получается сокрушительным, тройной силы: отказ Торстона, поцелуй с Вацлавом и «голая» защита курсовой. Но этого просто не может случиться, даже допускать такую возможность смешно – Джина Моранте никогда не проигрывает. Так что целовать убогого Кнедла придется ее кузине! И сверкать перед аттестационной комиссией своими прелестями тоже.
Между тем занятие подошло к концу. Выслушав ответы на вопросы, дополнив их своими замечаниями, но так и не поставив ни одному из отвечающих «отлично», профессор Горанов размашистым почерком принялся записывать на доске задания к следующему семинару.
– Мы с вами продолжаем изучать творчество классически совершенного Ивана Алексеевича Бунина, поражающего своими изысканными и интригующими произведениями, – проговорил Горанов, подводя черту под четырьмя вопросами и обаятельно улыбнулся. – Моего любимого русского писателя, если вы еще не поняли. Помимо четырех вопросов, которые входят в программу, я хотел выделить еще один, особенный…
И он написал: «Художественный мир повести И. А. Бунина, «Митина любовь», последние два слова подчеркнув жирной двойной линией.
– Эта повесть несомненно отличается от остальных произведений Ивана Алексеевича, является определенной вехой его творчества и имеет особенный шарм. Мне хотелось, чтобы этот вопрос был подготовлен со всей старательностью и прилежанием. Кто возьмется? Учтите, что при моей любви к Ивану Алексеевичу это вам зачтется особо.
Джина без колебаний подняла руку. Помимо нее вызвалась Роз Бертен… и на этом все.
– Как ты ринулась в бой, – вполголоса хмыкнула Надин. – Да вот только без толку, Моранте, он не даст тебе этот вопрос!
– Не мешай, Делиль! – отмахнулась Джина и к поднятой руке прибавила одну из своих лучших улыбок, после которой парни были готовы за ней на край света бежать.
– Такое рвение похвально, мисс Бертен, но я хотел бы оценить кого-то другого, – начисто игнорируя Джин, проговорил Торстон, задумчивым взглядом окидывая аудиторию. – Вацлав Кнедл, так как вы только что к нам присоединились, думаю, подготовка этого вопроса поможет вам проявить себя. Ну и, так и быть, можете взять себе в помощь Джину Моранте, раз она изъявляет такое уж горячее желание. Одной ей я это задание не доверил, но вместе вы, может быть, и справитесь. Желаю удачи!
Звон колокола, возвещающий об окончании занятия, Джину как обухом по голове ударил! Чертова засада! Она должна была получить особенное задание от Горанова, но без довеска в лице какого-то Кнедла, который теперь ей спутает все карты! А милая Делиль, конечно, не упустила возможности подлить масла в огонь:
– Отличное начало! И закономерное, тебе еще с Вацлавом целоваться, так что как раз сблизитесь в процессе подготовки пятого вопроса!
Джина отпихнула хихикающую кузину и, нацепив на нос свои солнцезащитные очки, быстрым шагом вышла из аудитории прочь, даже не обратив внимания на Вацлава Кнедла, который проводил ее долгим взглядом.
