Маша Моран
Лекарь-возлюбленный. Призрачный обряд
– Во сне вы опять звали господина Рэйдена… Так мучительно страстно шептали его имя!..
Я отстранился от Баи, испытывая раздражение наполовину с разочарованием. Он вел себя так, как я хотел бы, чтобы вел себя мой неприступный лекарь.
По воздуху поплыли бледные нити тумана. Они напоминали дрожащую на ветру паутину. Трепетали и путались средь шипов роз, оседали на темно-зеленых листьях. Казалось, что это колышутся обрывки серебристо-белой ткани. Невольно всплыло смутное воспоминание. Я уже где-то видел подобное. Но где?
Туман усилился. Он надвигался сплошной мутной стеной, окружая тренировочную площадку.
Неся с собой словно тяжелую мантию белесые сгустки, из молочного марева вышел мастер Юн. В сопровождении трех воинов он не спеша подошел к нам с Баи.
– Надеюсь, ты понимаешь, что твое происхождение здесь не стоит ничего? Жалеть тебя никто не будет.
Он указал кончиком веера трем юношам, и те поставили передо мной две широкие чаши.
– Я ведь не член братства. Но вы все равно хотите раскрыть мне секреты вашего мастерства. Зачем?
Мастер Юн пожал плечами.
– Придет время, и все станет на свои места. Сейчас же ты просто должен познать искусство Ночных Цветов. Смертоносное искусство. Ночные Цветы никогда не изображали из себя святых. Мы – убийцы. Но каждый, кто приходит сюда научиться убивать, делает это ради кого-то. Ради того, кому хочет отомстить. Или ради того, кого хочет защитить. У каждого из нас есть или был такой особенный человек. Ради кого ты готов стать безжалостным убийцей? Ради кого ты способен утопить в крови собственное королевство?
Я в упор посмотрел на мастера Юна.
– Я уже убивал.
– О-о, наивный принц, ты поймешь разницу, когда ради важного человека тебе придется сразиться один на один с армией.
Мать всегда говорила, что ни у принцев, ни у королей не должно быть никаких душевных привязанностей. Это уязвимость. Как только мы подпустим кого-то к своему нутру, позволим чувствам взять верх – это будет крах всему.
Но… предательские мысли о светловолосом божестве со скверным характером вторглись в мой разум без разрешения. Разве ради него я не готов изменить самому себе? Он пробудил во мне то, о существовании чего я и не подозревал. Если между мной и им станет армия, смогу ли я пойти за ним? Этот мерзавец перевернул все внутри меня.
– Вы думаете о нем…
Наполненный горечью голос Баи вернул меня в реальность, больно кольнув в сердце.
Мастер Юн радостно улыбнулся.
– Так, значит, есть такой человек? – Словно задумавшись о чем-то, он постучал кончиком веера по подбородку. – О нем… Это мужчина?.. А принц любит пикантные развлечения… Что ж, тогда начнем.
Он кивнул Баи, и разочарованный целитель направился к тонущей в тумане стене деревьев.
Мастер Юн задумчиво смотрел ему вслед.
– Ты что-то пробудил в нем. Он стал совершенно другим. Даже не знаю, радоваться этому или опасаться.
Я тоже посмотрел на Баи. Он уже выходил из леса, и его белые одежды казались частью тумана. За его руками тянулись нити серебристой паутины. Я прищурился. Нет, это не паутина – это плотные длинные нити, которые мерцали в сумраке. Они обвивали его пальцы и запястья, теряясь в густых зарослях. Чем ближе подходил Баи, тем сильнее нитки натягивались, пока из леса не появились… Я даже не сразу понял, кто это. Три болвана – похожие на тех, которых сделали Рэйден и Дайске. И все же немного иные. Одна из марионеток, очевидно, была склеена из бумажных талисманов. Она вся была покрыта перекрещивающимися столбиками иероглифов и всевозможными символами. Выглядело это жутковато. Другой болван был полностью деревянным. Его конечности, скрепленные шарнирами, хаотично болтались в разные стороны. Третий был сотворен из грубой мешковины. Даже отсюда было видно, что конечности пришиты к туловищу кое-как, грубыми черными нитками, и из мест стыка торчат стебли соломы.
На всех троих висели старые изношенные халаты, покрытые множеством заплат. Из обтрепанных рукавов и подола торчали нитки. На каждом из болванов были нарисованы красные мишени – на груди, животах и безликих головах.
Баи остановился у края площадки, расправляя белые сверкающие нити. От каждого его движения руки, ноги и головы болванов нервно подрагивали.
– Вижу, ты не напуган и не удивлен.
Мастер Юн с любопытством заглянул мне в глаза.
Я старался скрыть любые эмоции, но кажется, даже это вызывало подозрение. И я решил не скрывать, но и не говорить всей правды.
– Да… Кажется, я уже видел нечто подобное.
Мастер Юн кивнул.
– Это твои мишени.
– Зачем нужны нитки?
Мастер коварно улыбнулся, поднес к губам ладонь и подул на нее. С длинных унизанных кольцами пальцев сорвалось ядовито-зеленое пламя. Перелетев площадку, призрачный огонь набросился на марионеток, полностью объяв их.
Марионетки слабо зашевелились. Словно нехотя, дернулись руки и головы, дрожащие ноги сделали неловкий шаг в нашу сторону.
Похоже, каждый здесь был знаком с неведомой мне алхимией.
Баи, дергая за нити, направлял угловатые движения, не позволяя ожившим марионеткам разбрестись в стороны.
– Приступим. – Мастер указал на чаши. – Для тренировки можешь использовать это.
Я опустился на корточки. В первой чаше лежали бумажные ритуальные деньги. Круглые диски были покрыты тонким золотым слоем и напоминали луну. Вторая чаша доверху была наполнена сухой соломой.
– Деньги мертвецов?
– Да. А ты что думал? Мы тут сутками волшебные лепестки от безделья стругаем? Иногда лепестки и перья – это всего лишь лепестки и перья. Твое оружие – твое желание. И более ничего.
Деньги мертвецов – вместо лепестков. Солома – вместо перьев. Это то, что я должен использовать.
Мастер Юн взял бумажный диск и одним практически незаметным движением метнул в марионетку. Бумага вонзилась в деревянное тулово, ровно в том месте, где должно было находиться сердце.
– Видишь? Нет разницы, чем ты сражаешься. Главное, чтобы твое оружие настигло врага. Баи! – Он кивнул целителю, и тот, словно артист, начал дергать за нити. Все марионетки пришли в движение. Сначала они неловко мотались в разные стороны, напоминая обезумевших призраков, но с помощью Баи их движения стали более плавными и упорядоченными.
Мастер Юн невозмутимо вытащил несколько сухих стеблей и выбросил руку вперед. Марионетки снова дернулись от силы удара, а затем безжизненно замерли, позволяя разглядеть… воткнувшиеся в нарисованные глаза соломинки. Во все шесть глаз. Для этого ему понадобилось всего одно движение.
Да, я был умел в бою. Но нужно признать: по сравнению с ним я – неуклюжий деревенский дурачок. Таких навыков мне не достичь никогда, сколько бы я ни тренировался.
– Пока они будут неподвижны. Но как только ты научишься поражать цели, мы позволим им двигаться.
Зеленое пламя слабо трепыхалось на плечах марионеток. Они снова неловко задергались, становясь похожими на черных монахов. Баи же оставался неподвижен. Значит, их заставляла шевелиться именно алхимия мастера Юна.
Я взял несколько бумажных монет, заранее смирившись с поражением. Каждая из моих попыток закончилась тем, что деньги медленно спланировали вниз и упали на утоптанную площадку. Как бы я ни старался, они пролетали лишь несколько шагов. Землю у моих ног усеивали желто-золотые монеты, которые насмешливо мерцали в сумраке.
– Похоже, в клан Летящих Лезвий тебя не примут. Может, с этим больше повезет?
Мастер Юн небрежно подтолкнул ко мне чашу с соломой.
Я видел, что он смог сделать с обычной бумагой и сухими травинками. Но понимал, что для меня это недоступно. Ни сейчас, ни в будущем.
– Не тратьте время. Если он не смог с деньгами, то с соломой тем более не справится.
На площадку вышел так похожий на подглядывающего извращенца мастер Ченг. Следом за ним с недовольным лицом плелся мастер Мингли.
– Ты объяснил ему, в чем источник нашего мастерства?
Мастер Мингли в своем шикарном ханьфу, расшитом сияющими нитями и драгоценными камнями, напоминал капризного ребенка-аристократа, которого разбудили спозаранку и засадили за ненавистную учебу.
– Ничего не получится, пока ты даже не позволяешь себе думать о важном для тебя человеке.
Мастер Ченг смотрел на меня так, будто я был его врагом.
– А что, если у меня нет такого человека?
Я действительно не позволял себе думать сейчас о Рэйдене. Почему-то казалось, что эти люди могли подслушать мои мысли.
Мастер Мингли громко рассмеялся, повернувшись к мастеру Ченгу.
– Он совсем тобой не впечатлен и тебя не боится.
На лице мастера появилось еще более ненавидящее выражение.
– Все, кто сюда приходит, имеют такого человека. Но, возможно, тот, о ком ты думаешь, совсем не разделяет твоих чувств? Василиск был прав: твое сердце холодно. Ты как камень.
Я помнил эти слова. Выходит, уже тогда Ночные Цветы следили за нами.
– Да. Змей действительно так сказал. – Мастер Юн смотрел на меня невидящим взглядом. – Нам просто нужно нагреть этот камень, и тогда он сможет оставить ожоги на тех, кто осмелится прикоснуться.
Глава 4
Буря Короля Мертвых
– Как много времени это займет?
Мастер Юн неторопливо обмахивался веером и лениво катал по столу перевернутый на бок пузырек.
– Придется подождать. У меня нет запасов этого порошка. Я не думал, что в ближайшую сотню лет он может нам понадобиться.
Откуда ни возьмись на столе перед Баи появились длинные стебли с тонкими резными листьями, похожими на листья папоротника. Я уже видел это растение. Даже одного раза хватило для того, чтобы я навсегда запомнил его губительное действие.
– Мандрагора?
Помимо воли мой голос сел и теперь постыдно хрипел.
Мастер Юн и Баи одновременно удивленно вскинули брови.
– Знаешь о ней?
– Вы уже видели ее?
Неожиданно мастер рассмеялся.
– А принц действительно не так прост. Давай прогуляемся по крепости, пока Баи готовит Порошок Желаний.
Я послушно последовал за мастером Юном, стараясь гнать от себя тревогу. Листья мандрагоры и слова «Порошок Желаний» породили нехорошее предчувствие. И страх. В тот раз в Мертвом Лесу мандрагора вытащила из меня сокровенные чаяния, о которых я даже боялся думать.
– Где василиск?
– Развлекается с едой, не успевшей от него скрыться. Хватит о нем волноваться. Нам есть о чем поговорить.
Мимо, в сопровождении целой свиты, облаченной в черно-золотые ханьфу, прошествовал мастер Ченг. Он окинул меня очередным презрительным взглядом и скрылся за расписанными раздвижными дверьми.
Мастер Юн понимающе усмехнулся и раскрыл веер.
– Он считает, что я зря с тобой вожусь. Уверен, что ты – не тот, кто сможет править.
– Как будто есть выбор и от его мнения что-то зависит.
Мастер Юн рассмеялся, качая головой.
– На самом деле он просто не любит чужаков. Тех, кто живет вне крепости. – Он пошел дальше, ведя меня запутанным лабиринтом коридоров. – Давным-давно его брат покинул крепость и так и не вернулся. А теперь оказывается, что в Ёру обитает призрак с такими же отметинами.
Я молча смотрел на мастера. Не может быть, чтобы обожающий подглядывать извращенец оказался…
– Младший брат Ченга был очень жизнерадостным. Он любил искусство, живопись, литературу. Любил жизнь. Именно он был главой клана Тысячелетних Воронов. Когда он сражался, это было подобно мазку кисти по бумаге. Безупречно и прекрасно. Но он никогда не хотел коротать свое бессмертие здесь. Не желал медленно чахнуть взаперти от мира, в котором столько всего происходит. Но любой, кто уходит отсюда, уже не может вернуться. А теперь ты принес весть о его смерти. Для Ченга ты – олицетворение всего, что он ненавидит. К тому же ты… можешь украсть у нас еще и Баи.
Мы оказались у озера, к которому вчера приводил меня целитель. При сером свете дня оно выглядело еще более мрачным и запущенным.
– Я не собираюсь никого у вас красть.
Мастер Юн уже привычно рассмеялся.
– Может, у тебя и нет такого намерения, но Баи уже давно грезит внешним миром. – Мастер остановился у обвитого паутиной куста роз. Я не сразу разглядел притаившийся в нем валун, покрытый бархатистым влажным мхом. – Должно быть, ты уже понял, что его предпочтения несколько… специфичны. Он тобой очарован. Ты неправдоподобно красив, умен, смел, весьма искусен в бою, загадочен и молчалив. Всегда серьезен и суров. И тебе тоже нравятся мужчины. Баи говорит только о тебе, не переставая.
Помимо воли я признался в собственной слабости:
– Мужчина.
Мастер Юн замер, удивленно вскинув брови.
– Что?
– Только один мужчина. И он не нравится мне – он мне необходим. Я… не могу без него.
Признать это было так же сложно, как освоить мастерство Ночных Цветов. Горло жгло от сказанных слов, а сердце билось с такой скоростью, будто я признался в своих чувствах Рэйдену.
– Если есть кто-то, кто заставляет тебя испытывать подобное, тогда почему ты подавляешь эти эмоции? Они – ключ к нашему искусству. – На несколько мгновений он задумался, а затем пристально посмотрел на меня. – Баи будет раздавлен. Однажды его уже покинул возлюбленный.
– Я не давал ему надежды и никогда не говорил, что предпочитаю мужчин.
– Побег от собственных чувств ничем хорошим не закончится. Тот, кого любил Баи, тоже не мог принять себя. Никак не желал примириться с притяжением к другому мужчине. Он даже сбежал отсюда, не желая признавать свою страсть. Мир не знал алхимика талантливее его. А он предпочел сгинуть в твоем прогнившем королевстве.
– Похоже, не только мастер Ченг меня ненавидит.
Мастер Юн мрачно взглянул на меня.
– У тебя его дневники.
– Что?
– Среди твоих вещей мы нашли его дневники.
Дневники… Записи, которыми так дорожили Рэйден и Дайске. Не может быть.
– Наверное, мне не стоит возмущаться тем, что вы рылись в моих вещах?
Я позволил себе усмешку.
Лицо мастера Юна окаменело.
– Почему они у тебя?
На его веках начали проступать черные линии, словно кто-то невидимый водил по лицу кисточкой. Благодаря матери и постоянному ожиданию смерти во дворце, я научился сохранять спокойствие.
– С чего вы взяли, что они принадлежат вашему другу?
Я не ожидал, что мастер Юн ответит.
– Я узнаю его каллиграфию среди тысяч. К тому же в одном из дневников есть отрывок из стихотворения его брата… Никто и никогда не видел эти строки.
Я посмотрел на сложенный веер в руках мастера.
– Кроме вас…
Подбородком я указал на веер.
Мастер снова удивленно вскинул брови. Рисунки на его лице стали четче. Теперь я понимал, что это – проявление сущности Ночных Цветов, свидетельство их эмоций.
– Как ты понял, что строки связаны?
– Я знаю этот стих полностью.
Лицо мастера Юна стало смертельно бледным. Настолько, что он стал походить на ожившее умертвие. Чернила на его лице сложились в два веера, парящие на веках, висках и скулах. Но роспись была необычной. Словно у артиста, его лицо было усыпано блестками. От каждого поворота или наклона головы они начинали мерцать, и казалось, что листья, стебли и даже миниатюрные облака двигаются по его лицу.
Хрипло и невнятно он приказал:
– Расскажи.
Не знаю, почему послушался его. Возможно, потому, что видел: ему важно слышать эти строки. Для него они имеют какое-то значение.
Не придавая особого значения смыслу, я спокойно произнес:
– Молодой господин, ты изящен
И дрожишь, как прекрасный цветок
На первом осеннем ветру.
Мастер Юн судорожно вздохнул и прикрыл глаза. И тут я по-новому увидел картину, словно маску скрывающую верхнюю половину его лица. Это был не просто рисунок…
Веера, которые первыми бросались в глаза, были не главным. Главным был молодой ученый, окруженный увядающими розами. От ветра лепестки на их бутонах срывались и падали на воду черного озера. Я разглядел даже тонкую дугу моста, над которым висела бледная крошечная луна. Стебли трав гнулись к земле. Каждый штрих был пронизан грустью и отчаянием. Вечным одиночеством.
Я начинал понимать истинный смысл этих строк.
– Она не пришла?..
Мастер Юн горько усмехнулся.
– Да. Я прождал всю ночь. И утро тоже. Но она так и не появилась. Прожив несколько сотен лет, я оставался наивным юнцом, способным только размахивать мечом и наблюдать за небом. Я думал, нашим звездам суждено вечно сиять вместе. Но я ошибался.
Что-то в его взгляде заставляло вслушиваться в каждое слово. Это не просто печальная история.
– Мы познакомились в Доме Услады. Ее танец был подобен полету черного феникса. Большую часть жизни я провел здесь. Может, именно поэтому она меня так поразила… – Взгляд мастера Юна устремился вдаль. – Я был бессмертен, но совершенно наивен. Она же…
Его глаза подернулись туманной дымкой, возрождая былые воспоминания.
– Я проводил в Доме Услады сутки напролет. Готов был вечность слушать, как она играет на цине. Устав, она засыпала у меня на коленях. И это были счастливейшие часы моей жизни. Откуда же я мог знать, что король, переодевшись простолюдином, тоже навещает этот Дом Услады? – На лице мастера Юна появилась злая усмешка. – Как думаешь, кого она выбрала? Безвестного ученого или короля?
В душе шевельнулась смутная догадка, но я отогнал нелепую мысль, полностью сосредоточившись на рассказе Ночного Цветка.
– Когда она танцевала лишь передо мной, был ли кто-нибудь счастливее меня? Но она выбрала другого. В ту ночь она обещала прийти. Я прождал ее в саду. До утра. И когда, уже отчаявшись, собрался уходить, увидел ее. В объятиях другого мужчины. Прямо на полу, в беседке. Они спали на собственной смятой одежде, и он укрывал ее от холода своим телом. Тогда я впервые узнал, что такое ненависть. Я не понимал, почему она выбрала не меня. Ведь я во всем был лучше. Намного красивее, образованнее, а мои богатства – больше казны любого короля. Я мог дать ей все. А он? Что он мог предложить ей? Стать его любовницей на несколько ночей, пока ему не наскучит? Она предпочла быть его наложницей, а не моей женой.
Ветер, трепавший волосы, пах прелыми листьями и приближающейся грозой. Я чувствовал, как вокруг меня сжимается тяжелая влажная туча. Бархатистым воздухом она касается щек, оседает на коже влажной моросью и проходит по нервам трескучей молнией.
Может ли ложь быть столь идеальной? Что я знал о матери? Чуть больше остальных. Ее не стало на моей пятнадцатой зиме.
Всю мою сознательную жизнь она внушала мне мысль, что трон мой по праву. Он принадлежит мне, но собственный отец отобрал его у меня. Среди других наложниц она занимала особое положение. У нее был собственный дворец, как и у законной супруги. Но за всю жизнь я ни разу не видел, чтобы король навещал ее.
Нас словно не существовало. Мы жили подобно призракам. Оказавшись в нашем дворце, мы оставались в нем навсегда. Это была темница из золота, серебра и самого дорогого шелка. Именно потому, что король не проявлял к нам никакого интереса, матери удалось обучить меня. Но я знал: хоть она и воспитывала во мне ненависть к нему, сама же не могла простить ему равнодушия. Она ненавидела его. И любила. Против своей же воли.
Я всегда знал об этом, и все же каждое слово мастера Юна было как направленное на меня острие ножа. Мне хотелось закричать ему в лицо, чтобы не смел даже думать о моей матери, но я снова заставил себя сдержаться. Я упрямо делал вид, что он говорит о ком-то другом, но только не о ней.
Отрицать все стало невозможно, когда он тихо процедил:
– Она всегда желала отомстить. Семья короля враждовала с ее семьей. В результате большая часть ее клана была убита, а ее саму продали в Дом Утех. Тебе известно об этом?
Да, я знал, что мой дед был одним из заговорщиков, пытавшихся свергнуть с престола моего отца, когда тот только взошел на трон. Противостояние двух кланов оказалось настолько жестоким, что половина нашей семьи похоронена без голов, а кровь в некоторых местах не смогли отмыть – так много ее было.
Я слышал, как на одном из редких пиров, куда мы были допущены с матерью, король сказал, что не позволит менять полы и окровавленные ширмы, ибо они – напоминание мне и матери о грехе нашего клана.
Так что да, мне было известно об этом. Но я не желал слышать подробности кровавой истории моей семьи от мастера Юна.
– Я предлагал ей помощь. Готов был сделать все, что она пожелает. Все, что прикажет. А знаешь, как она узнала о Манускрипте? Я ей рассказал. Но она все равно выбрала его. Его! Короля, погубившего ее семью! Как она могла влюбиться в него? Она даже рассказала ему, как получить Манускрипт. Она всерьез заявила мне, что вражда их семей давно окончена и он сделает ее королевой. Она будет править страной, и ей больше никогда не придется прозябать в нищете. Зачем ей нужен какой-то безвестный ученый, когда есть король? – Мастер Юн улыбнулся опасной улыбкой. – Ты мог бы быть моим сыном. Тебя не удивило, откуда я столько знаю о тебе? Все эти годы я малодушно посылал призраков следить за тобой. Я так надеялся, что ты вырастешь жестоким и уродливым. Представлял избалованного глупого самодура, который может только приказывать и наслаждаться кровавыми развлечениями. Я молился, чтобы ты был именно таким. Но день ото дня ты заставлял меня ненавидеть самого себя. Тебе не просто дарована недоступная человеку красота. Ты умен и талантлив. Владеешь боевым искусством и лишен тщеславия. Твой отец отобрал у меня не только любимую женщину, но и желанного сына. Но меня всегда утешала мысль, что я все же смог на тебя повлиять. – Он снова улыбнулся, и рисунок полностью скрыл верхнюю часть его лица, превратившись в маску, которая искажала каждую эмоцию. – Твой учитель литературы и каллиграфии, знаменитый поэт королевства, мастер Чжицзян…
Я не смог удержаться. Рассмеялся, понимая, что, сам того не ведая, всю свою жизнь был в ловушке еще и этого человека. Хоть кто-нибудь относился ко мне без ожиданий и корысти? Хоть кому-то я был интересен сам по себе?
Боги, за что вы так со мной?.. Конечно, такой человек был. Созданный, должно быть, самым коварным божеством. Рэйден… Вечно всем недовольный лекарь. На него не действовала ни моя красота, которую все вдруг начали восхвалять, ни мои знания, которых в его глазах, должно быть, не хватало. Для него я был лишь столичным избалованным невежеством, привыкшим раздавать приказы направо и налево. Таким, каким меня желал видеть мастер Юн. Рэйден же не ждал от меня ничего. И это делало меня счастливым. Заставляло стараться стать больше. Ради него.
– Он был выдающимся ученым и моим верным другом. Настолько верным, что по моей просьбе оставался подле тебя до самой своей смерти. Он научил тебя языку Мертвой Алхимии и стихосложению. Поведал тебе тайны владения кистью для каллиграфии и познакомил с картинами и стихами. Научил разбираться в войне и искусстве. Он учил тебя любить все то, что любил я. Мои любимые стихи. Мои любимые сюжеты в живописи. Мою манеру каллиграфии, которая становится и манерой боя. Так я мог понемногу красть тебя у твоего настоящего отца и делать своим сыном. Так я мог быть связанным с твоей матерью. Через тебя. Я имею больше прав называть тебя своим сыном, чем он. И, конечно же, я помогу моему дитя найти Манускрипт и взойти на престол…
Тысячу мыслей в моей голове заволокло туманом. Я старался, но не мог ни о чем думать. Что я должен чувствовать, услышав это признание? Что нужно делать? Как себя правильно вести? Броситься на мастера Юна, обвиняя в том, что лишил меня самого себя? Или поблагодарить за то, что дал мне шанс выжить во дворце?
Правда состояла в том, что я не испытывал ни одного из этих чувств. Ни ярости, ни благодарности. Мать приучила меня: никому не доверять, ждать от всех подвоха и быть готовым к тому, что однажды кто-то захочет вонзить мне в спину нож. А значит, я не должен доверять никому настолько, чтобы оставить его позади.
История матери и мастера Юна меня никак не касалась. Кроме того, что оба использовали меня. Мать – чтобы отомстить отцу за нелюбовь и получить давно желаемый ее кланом престол. Мастер – чтобы напоминать ей о себе, через меня.
И что я теперь должен делать? У меня своя жизнь, в которой и без того все непонятно и запутано. Я не могу бросить свою страну, но и быть заложником трона не хочу. Уже сейчас я предчувствовал, что до самой смерти буду сражаться с обстоятельствами и напрасно пытаться избежать участи всех королей. Но я не могу смириться с уготованной мне судьбой. Получить Рэйдена и престол – вот моя цель. И неважно, какую цену придется заплатить за ее достижение.
Мастер Юн вдруг рассмеялся.
– Василиск был неправ. Ты не камень. Ты – демонов кусок льда!
И в чем он меня обвиняет?
– Ваши призраки ведь следили за мной. Вам должно быть известно, какой я.
– Ты не был настолько бесчувственным.
– А что я, по-вашему, должен сделать? Наброситься на вас и попытаться убить за нанесенное оскорбление? Ну так я даже приблизиться к вам не смогу – моих навыков для этого недостаточно. Разрыдаться от благодарности, что вы заменили мне отца? Но мне совсем не хочется плакать. Так как мне должно поступить, мастер Юн?
Его лицо сделалось задумчивым. И хоть по губам блуждала кривая усмешка, я видел, что он серьезен как никогда.
– Теперь понятно, почему ты никак не можешь постигнуть наше боевое искусство. Тобой руководит лишь разум. Но иногда этого недостаточно. Ни один военачальник не возьмет крепость, если не будет обладать воображением. Ни один подвиг не будет совершен, если у героя не будет ради кого его совершать. Здесь ты можешь позабыть о своем разуме. И позволить себе думать о том, кто завладел твоим сердцем. Никто не станет тебя осуждать за любовь к мужчине. Здесь ты сможешь позволить своему сердцу быть с ним.
– У меня не получилось совладать с деньгами мертвецов и соломой.
Мастер раскрыл веер.
– Но есть еще веер. Отчасти ты ведь мой сын. Мне следовало догадаться, что тебе подойдет то, что подходит твоему отцу.
Позволить себе думать о Рэйдене?.. Позволить себе мечтать о нем и разрешить этим мечтам завладеть сознанием? Запустить их в свой мозг и придумать сотни подробностей нашей возможной жизни? Насколько больно мне будет выныривать из них? Насколько сложно будет вернуться в реальность?
– Сможешь попасть туда?
Мастер указал на беседку посреди озера.
Ни моста, ни пирса, ни деревянных свай – ничего, что помогло бы дойти до беседки, не было. Видимо, нужно было использовать свои навыки. Я прикинул расстояние.
– Думаю, смогу.
– Ну, тогда вперед.
Легко оттолкнувшись от земли и крутнувшись в воздухе, мастер взмыл ввысь и по плавной дуге долетел до беседки.
Мне потребовалось приложить больше усилий и воспользоваться опорой. Где-то на середине пути я опустился, заставляя тело напрячься. Подошва сапог погрузилась в воду, которая тут же спружинила, позволяя мне продолжить полет до беседки. Я спрыгнул на самый край твердого основания.
– Неплохо… Для того, кто не обладает нашим мастерством и не оттачивает его годами.
Он прошел вглубь беседки, и я последовал за ним, осматривая это странное место. Сейчас фонари были потушены, и все вокруг тонуло в надвигающемся сумраке. Тени вольготно ползали по всему, до чего могли дотянуться.
Я не сразу разглядел в них человеческие черты. Это были поблекшие призраки. Их волосы напоминали стелящийся над землей туман, а клочья одежды паутиной цеплялись за шипастые стебли роз. Мертвые здесь были повсюду. Такое впечатление, что смерть опутала всю крепость.
Беседка была покрыта темно-зеленым мхом с крошечными ярко-голубыми цветочками, от которых исходил запах одновременно и сырости и сладости. Тот самый мох-могильник. Но я впервые видел, чтобы он цвел.
Мастер Юн ласково коснулся пальцем одного из цветков.
– Нас назвали Ночными Цветами именно из-за них.
Я смотрел на цветы-звезды и вспоминал невероятные глаза Рэйдена. Он бы был в восторге, увидев их. Наверняка бы нашел тысячу способов их использовать. Я был согласен, чтобы он опробовал все свои жуткие зелья на мне. Если Ночные Цветы не позволят взять хоть немного, то я украду. Но Рэйден обязательно получит этот мох.
– Значит, цветы все же существуют?
Видение, возникшее в голове, заволокло собой весь разум. Сонный после нашей ночи Рэйден накидывает на свое белоснежное тело халат и идет проверять цветы. Неслышно я приближаюсь к нему со спины и обнимаю за тонкую хрупкую талию, пристраивая подбородок на узком плече. Его аромат тут же заполняет ноздри, проникает в легкие и расползается пьянящим дурманом по всему телу. Почему даже сейчас я не мог не думать о нем?
Мастер Юн взмахнул веером, и в воздухе снова почудился запах грозы.
– Ни одной армии не дано совладать со скверной, расползающейся по Ванжану. С ней не справиться ни силой, ни хитростью.
– Звучит так, будто Ванжан обречен.
Я криво усмехнулся.
– Нет. Ты можешь спасти свою страну. Или погубить ее.
– Разве не вы – те, кто стоит на защите королевства?
Мастер Юн оскалился.
– Нет, наше время давно прошло. Теперь наступает новая эра. Твоя эра. И эра отвергнутых божеств. – В отдалении, словно подожженный порох, взорвался гром. Он рассыпался на раскаты, которые доносились до нас угрожающим рокотом. – Лишь одному богу дана сила уничтожить черных монахов. И этот бог – единственный, кто еще не покинул наш мир. Но за его помощь тебе придется заплатить высокую цену.
Я знал, что мастер Юн говорит правду. Я ему верил.
– Какую цену?
Взглядом он указал на пол беседки.
– Здесь таится то, что тебе нужно. Сможешь раздобыть этот дар – и получишь власть над божеством.
Я взглянул на гладкий белый пол. Разделяя на части, его разрезали три черные окружности. На внешнем круге изображались фазы луны. Полумесяцы и лунные диски были скрыты облаками. Если в этих рисунках и был какой-то смысл, то понять его я не мог. Никогда прежде не видел, чтобы лунные фазы изображали спрятавшимися за спиралями облачных линий.
Еще здесь было множество точек разного размера. Такие же точки рассыпались по среднему кругу. Самый меньший, центральный, был полностью покрыт изображением солнца. У солнца было лицо и десятки расходящихся во все стороны лучей разного размера. От каждого луча к точкам тянулись линии. Они пересекались, образуя еще больше кругов и овалов.
В Ванжане никто так не изображал солнце. Никто и никогда. А вот художники из Далеких Королевств испытывали странную тягу к тому, чтобы придать небесным светилам человеческие черты. Я видел много свитков и книг с подобными изображениями. Выходит, в крепости Ночных Цветов бывали чужестранцы? И не просто бывали – они владели древними секретами, а значит, и немалой властью.
Я снова посмотрел на пол. Точки, видимо, означали звезды. Но эти линии… Почему их так много? Если это небесная карта, то явно не та, которую используют для наблюдения за небесными телами. Да и ни одного из знакомых созвездий я тут не увидел. К тому же вдоль некоторых линий тянулись символы Мертвой Алхимии. Рассматривая их, я понял, что многие никогда прежде не встречал.
