Егор
– Когда Шевцов сказал сходить после тренировки в баню, он вряд ли имел ввиду со шлюхами, – говорит Марат и вся компания взрывается смехом.
– Пиздюлей от него и так выгребать, так что часом ебли со штангой больше, часом меньше…
– Да он и сам не паинька был в свои восемнадцать, я от брата наслышан, – кивает Тоха.
Наш тренер по рукопашке тот ещё фюрер. Бывший военный, сам по юности самбист, не одни соревы выиграл. Гоняет как проклятых и на групповых, и на индивидуальных. Но мы научились от него скрывать мелкие шалости типа сегодняшней тусы в бане с девками. Ну или он нам это скрывать просто позволяет.
Сегодня была тяжёлая тренировка, завтра тренер дал отдохнуть, а в среду соревнования областные. Вся неделя забита, пришлось даже в универе договариваться, отпрашиваться, потом надо отрабатывать пропуски. Хорошо, лекторная неделя.
Ну мы и решили отдохнуть. Баню на три часа заказали частную, Беляев девок подогнал. Пива взяли по минимуму, а то и правда на соревнованиях черепахами прославимся.
Марат наливает всем ещё по бокалу, и как раз в комнату входят девушки. Уже переоделись в купальники.
– Э, не-е-е, так не катит, снимайте вы вот эти свои тряпочки, – Гарик Леснов усаживает себе на руки рыжую девчонку и тянет с плеч лямки её купального лифчика.
Рыжуля кокетливо сопротивляется, но, естественно, поддаётся. Зачем ещё она сюда пришла?
Нас четверо, девок тоже. Все симпотные. Смотрю, кто на какую из парней поглядывает. Мне всё равно, я сегодня не хочу. Нет настроя почему-то.
– Мальчики, а вы спортсмены? – стреляет глазами на меня блондинка с короткой стрижкой. – Все четверо?
– Как ты угадала? – подмигивает Илюха, наливая ей в бока ещё вина.
– У вас бицепсы такие красивые, – подвигается ближе ко мне и ведёт пальцем с длинным оранжевым ногтем по руке, но тут же убирает её, увидев мой взгляд.
Тусовка продвигается как обычно. Парни шутят, девки ржут. Хихикают жеманно, точнее. Но одна точно ржёт. И зубы лошадиные. Но судя по всему, Илюхе она и нравится.
Девушки не местные, Леснов нашёл их на сайте. С виду просто сайт знакомств, но местные знают, что там снимают блядей. Даже можно пожаловаться модератору, если вдруг плохо отработали. Как по мне, в нашем селе, гордо именуемом городским поселением, можно девок и бесплатно снять, если вкусным бухлом угостить. И посимпотнее будут, хотя, и эти вроде ничего.
Гарик и Марат уходят с двумя девушками в парилку, а Илюха ведёт лошадку в комнату отдыха. Он у нас стеснительный.
Со мной на диване остаётся сидеть самая зажатая. Карина, если не ошибаюсь.
– Ты сегодня без настроения? – спрашивает, поправив на бок слишком длинную чёлку.
По крайней мере она меня не бесит. Ведёт себя нормально, не строит богиню секса.
– Ты очень наблюдательная.
Она замолкает и закусывает губы, не зная, что ещё мне сказать, видит, что я сейчас не склонен к общению.
Можно было бы списать на сложные соревнования, что грядут на неделе, но сам же понимаю, что они тут не при чём. Это всё Юлька, блин. Придумала себе, чтобы я её первым стал, а мне что делать? Как-то же надо к этому подойти, чтобы не похерить ей этот первый раз. Он же там очень важный для девушек и всё такое. Я теперь аж заморочился. В интернете даже смотрел, что и как. Позы там какие лучше, чтобы не очень больно было. С целкой мне уже не в первый раз, но это же Конфета. Она мне не чужой человек.
– Может, мне тоже лифчик снять, как девочки? – Карина обращается ко мне, вытаскивая из мыслей.
– Чего? – переспрашиваю, не сразу вникнув в её слова.
– Лифчик, говорю, снять? Ты только не сердись, я просто раньше не ходила вот так с девочками.
Ну да, святая невинность. Пытается подстроиться под клиента, мимикрируя под "я раньше этим не занималась за деньги, ты первый". Ага.
– Не надо, – обрываю её. – Расскажи про свой первый раз, – внезапно прошу.
Карина обескуражено зависает сперва от моего вопроса, но потом пожимает плечами и сама немного расслабляется. Хрен знает, может и правда первый раз на вызове.
– Тебе предстоит с твоей девушкой? – улыбается вполне даже мило.
– Условно, – подробности ей уж точно знать не к чему.
– Ну… – Карина немного подвисает, вспоминая подробности, – это произошло, когда мне только-только исполнилось восемнадцать. Мужчина был старше почти на пятнадцать лет – друг моего отца.
Мне это кажется каким-то ненормальным, что ли. Если друг отца трахает его дочь, то хреновый он друг. Ну или отец совсем долбаёб, чтобы не заметить нездорового интереса к дочке. Если бы дядя Валера, к примеру, друг Юлькиного бати, засмотрелся на Конфету, Николай Николаевич уже бы его с землёй сравнял.
А так он сравняет меня, блин.
– Больно было?
– Больно вообще-то. Даже очень. Я даже заплакала и попросила остановиться.
– А он не остановился? – охуеваю с рассказа. – Тебя что, изнасиловали?
– Нет! – усмехается девушка. – Конечно нет. Он был нежным и аккуратным, но в ответственный момент проявил твёрдость, а я смалодушничала. Всё равно было бы больно. Не в этот, так в следующий раз. А так всё закончилось быстрее.
Да уж. А что если Юлька тоже разрыдается и попросит остановиться? Надо ли мне будет проявить твёрдость как этот херовый друг Кариныного отца? Смогу ли?
Блин, я никогда не задумывался, что тыкнуть в тёлку членом может быть такой проблемой.
Карина что-то там ещё рассказывает, но я слушаю в пол уха, зарывшись снова в собственные мысли. Ну Юлька, подбросила ты мне проблему.
– Ещё что-то хочешь?
Кажется, Карина закончила свой рассказ, конец которого для меня потерялся. И спрашивает, видимо, не желаю ли я услышать ещё какую-нибудь информацию. Но я не желаю. Информацию уж точно.
– Да, – решаю разгрузить голову привычным способом. – Минет сделай.
Она захлопывает рот и пару раз удивлённо моргает, соображая, что словесная прелюдия окончена и пора работать.
– Хорошо, – отзывается чуть тише, опускается передо мной на колени и приступает к делу.
А я откидываюсь на спинку дивана и запускаю пальцы ей в волосы. Густые, гладкие, цвета тёмного шоколада. Это вызывает ассоциации. Нехорошие. Слишком опасные.
Мне надо научиться тормозить, чтобы однажды эти тормоза не сгорели, когда придётся резко дать по ним.
Юля
Вроде бы только-только закрыли первую сессию, как второй семестр окунул с головой под воду. В школе хоть каникулы были, а тут только в пятницу занятий не было, а с понедельника уже учёба.
Егор на этой неделе не учится, у него важные соревнования. Он в понедельник только утром меня отвёз и сам дела в деканате порешал.
Я забросила сумку в общежитие, не обнаружив девочек уже в комнате, и на пару успела вбежать в аудиторию почти со звонком. Кивнула Наташе и села рядом, проигнорировав Лилю. В выходные я как-то и не думала о ней, а сейчас увидела и всколыхнулись внутри обида и злость.
Преподаватель объясняет монотонно и неинтересно, так что приходится сильно напрягать мозги, чтобы вникнуть и не уснуть. Наташа, сидя между мной и Лилей, пытается держать невозмутимый нейтралитет, но пассивно-агрессивная атака с обеих сторон напрягает её.
На перерыве я ухожу в коридор ответить на мамин звонок, здороваюсь со знакомыми девчонками из другой группы.
– Привет, Юль, а ты Егора не видела? Его сегодня нет на занятиях, – окликает меня девушка из его группы. Рита, кажется.
– Нет, – рявкаю, – я его подруга, а не секретарь.
Рита обиженно поджимает губы и отворачивается. Я тоже отворачиваюсь к окну и медленно выдыхаю через чуть сомкнутые губы. Надоели. Сначала наезжают, типа как посмела кадрить парня, который, видите ли, им нравится. Потом, как поймут характер наших отношений, бесконечные вопросы: а где он? А с кем? Когда приедет? Не в курсе, дома ли он?
Бесят.
Будто я живу для того, чтобы докладывать, где и что сейчас делает Егор Вертинский.
После следующей пары мы спускаемся в кафетерий. Болтаю с Наташей, старательно делая вид, что нас двое, а не трое. Лиля помалкивает. Мне хочется съязвить, что может ей не стоит идти с нами, раз уж мы выяснили цель нашей дружбы, которая с её стороны достигнута. Пусть не так, как она себе представляла, но всё же.
В кафетерии полно народу. Перед раздачей очередь, а любимые мной булочки с розовой глазурью уже заканчиваются. Последнюю передо мной забирает Лиля. Вот стерва, знает, что я их люблю.
Беру пирожок с вишнёвым повидлом и несладкий чай. Я вообще ни кофе, ни чай с сахаром не пью. Только если с бутербродом с маслом и сыром.
Ставим с Наташей всё на один поднос, который я забираю, а она мой рюкзак, и идём к свободному столику, который заняла Лиля. Я бы лучше, как говорят, пешком постояла у подоконника, чем с ней сидеть, но рвать на части Наташу не хочется.
Когда идём к столику, чувствую себя как-то неуютно. Рядом компания парней обсуждает вечеринку на даче, смеются. И мне почему-то кажется, что они смеются именно с меня. А вдруг это те самые парни? Или кто-то, кому они показали те ужасные фото?
От предположения по коже ползут отвратительные кусачие мурашки. Настроение, и так испорченное присутствием подруги-обманщицы, совсем уж падает до нуля. Я сажусь за столик и начинаю молча есть, пялясь в телефон.
– Кхм, – ко мне придвигается тарелка с розовой булочкой, – Юль…
Поднимаю глаза на Лилю. Вид у неё пришибленный и виноватый, даже жалкий. Никогда её раньше не видела такой.
– Прости меня.
Нет. Мне было слишком больно и обидно.
– Пожалуйста.
– Ты просишь прощения с какой целью? – складываю руки на груди и смотрю на замешкавшуюся Лилю.
– Хочу помириться.
– Мирятся с подругами, а тебе для чего? Чтобы я попросила Вертинского и сама никому не рассказала, что ты ему отсосала в кладовке на вписке?
Жестоко, знаю. Но и мне было больно.
Наташа давится чаем, но молчит. Конечно, я говорю негромко, и кроме нас троих никто этих слов не слышит.
Лиля поджимает губы, а в глазах начинают блестеть слёзы. Мне даже становится стыдно за грубость.
– Извини, Юля, конечно же я дружила с тобой не из-за Верта, – при упоминании Егора, сглатывает. – Он обидел меня, и я была очень расстроена. Сорвалась, наговорила глупостей, только бы не чувствовать боль одной. Ты меня предупреждала на его счёт, а я не поверила. Прости, пожалуйста.
Часть меня, обиженная и уязвлённая, желает нагрубить, но другая часть хочет простить и снова дружить.
Придвигаю тарелку к себе, ломаю булочку пополам и отдаю часть Лиле. Она улыбается, и мы молча уплетаем свой перекус, улыбнувшись с появившегося на лице Наташи облегчения.
Больше случившееся мы не обсуждаем. Вернувшись в общежитие, сильно дружественным разговорам не предаёмся, но общаемся ровно. Я пока не готова совсем отпустить её злые слова, и она это понимает.
Неделя проходит спокойно. Учёба идёт своим чередом, с девочками у нас тоже всё ровно. Много занимаемся, часто вместе. Я и Наташа ходим на тренировки на волейбол, хоть мой рост совсем не для этой игры. Но кого выберут играть в сборной университета, будет получать повышенную стипендию. Деньги никогда не лишние.
В среду после обеда Егор присылает мне фотографии с соревнований, на последней – он с дипломом первой степени и наградной статуэткой. Я отсылаю кучу смайлов и поздравление, но на этом наше общение заканчивается. Непривычно быстро. Но, видимо, он занят. В программу соревнований входят не только сами поединки. Там ещё мастер-классы, показательные выступления, теоретические занятия. В общем, есть чем заняться.
И следующее сообщение приходит уже утром в пятницу, когда я как раз бегу в деканат по просьбе преподавателя – поставить печать в ведомости.
"Ты не передумала?"
В животе становится щекотно от этого вопроса.
"Нет"
"Заеду в шесть. Будь готова"
Снова пропадает из сети. Я убираю телефон в карман и делаю глубокий вдох. По телу бежит мелкая дрожь, вызывая в кончиках пальцев покалывание.
Всё нормально. Я сама просила. Я готова.
– Пока, девочки, – машу Лиле с Наташей, закидываю рюкзак за плечо и выхожу за дверь.
Пять минут назад Вертинский сбросил сообщение, что уже подъехал к общежитию. Я уже была собрана, так что набросить куртку, натянуть сапоги да взять рюкзак много времени не заняло.
Сколько раз бы я себе не сказала, что всё в порядке, я всё равно не смогу перестать нервничать. Особенно сейчас, в момент, когда выхожу в холл и иду через пропускной к выходу. От щекотки, завязавшей живот в узел, ноги становятся ватными, а язык присыхает к нёбу.
Всё в порядке, Юля, это произойдёт с человеком, которому ты доверяешь больше всех.
Однако, сколько бы я себе не повторяла эту мантру, мурашки всё равно никуда не деваются.
Только выхожу из парадного входа, чуть дальше моргает фарами знакомая машина. Непроизвольно задерживаю дыхание, когда открываю пассажирскую дверь и сажусь.
– Привет, – нейтрально говорит Егор, забирает мой рюкзак и забрасывает на заднее сиденье.
– Привет, – отвечаю в тон.
– Приветик, я Алина, – неожиданно слышу с заднего сиденья.
– Юля.
– Мама попросила подвезти дочь её подруги, – объясняет Вертинский, заводя мотор, пока я пристёгиваюсь.
Ну мне-то что, Алина так Алина, подвезти так подвезти. Просто не ожидала, что мы в машине будем не одни. Я слишком напряжена, а эта Алина оказывается слишком активной какой-то. Постоянно болтает. Уже через десять минут мне становится известно, что она учится в пединституте, занимается латинскими танцами, любит готовить фунчозу и боится шмелей. И всегда мечтала о прямых волосах как у меня, а то у неё кудрявые.
Егор отмазался тем, что он за рулём, и ему нельзя отвлекаться от дороги на болтовню. А вот моим ушам и мозгу едва не приходит конец. Где бы взять парочку шмелей?
Но она вдруг притихает, и в зеркало я замечаю её расширенные глаза. А всё потому, что мы выехали на федеральную трассу за город, и Вертинский прибавил газу. Меня-то этим не удивишь, а вот Алина кажется испуганной.
– Мне нужно сначала домой, – сообщаю Егору, когда он сворачивает на нашу улицу.
– Хорошо, – кивает. – Я пока Алину отвезу.
Он высаживает меня у моего дома, а сам уезжает. Захожу домой, здороваюсь с мамой, у неё сейчас клиентка, и она занята. Мама кроме основной работы подрабатывает ещё мастером маникюра. Папа неоднократно предлагал ей бросить, нам и так вполне достаточно той финансовой базы, что есть. Но ей, видимо, просто нравится. Творчество.
Я поднимаюсь к себе, разбираю сумку с общежития и раздеваюсь. На всякий случай проверяю, опущены ли жалюзи и заперта ли дверь. Оставшись в одном белье, рассматриваю себя в зеркало. Интересно, когда я стану женщиной, это как-то отобразится на моём внешнем виде? Логика подсказывает, что нет, но я как-то читала в интернете, что начало половой жизни влечёт за собой гормональные изменения, может грудь увеличиться и бёдра стать шире. Так это или нет – увидим.
Я подкалываю волосы повыше и иду в душ. Купаюсь, привожу себя в порядок, старательно игнорируя настойчивую тревожную пульсацию в голове. Когда скольжу ладонями по телу, вдруг задумываюсь, представляя.
Он будет так же трогать меня? Ласкать? Мне будет приятно или я не смогу расслабиться от смущения и страха?
После душа зависаю над ящиком с бельём. Что выбрать? Насколько это важно? Придаёт ли Егор вообще этому значение?
Помаявшись минут десять, в итоге выбираю светло-голубой комплект, гладкий, без кружев и принта. Надеваю синее платье, которое выбирала вместе с Егором. Точнее я ему демонстрировала, а он корчился в муках ожидания, потому что проспорил и пришлось идти со мной на шопинг. Платье короткое, чуть выше колен, свободного кроя, а сзади молния. Вроде бы простое, но мне идёт.
Натягиваю колготки, волосы оставляю распущенными. И вдруг замираю, теряя последние капли решимости. Страшно, если честно.
Может, я зря вообще всё это затеяла?
Но едва проскальзывает эта мысль, приходит сообщение от Вертинского.
«Я дома»
Что ж. Иду.
– Дочь, ты куда? – интересуется мама, когда спускаюсь в гостиную.
– Гулять. Я к Егору.
– Дома будете или куда-то поедете?
– Дома. Кино посмотрим, – мама скользит удивленно по моему платью, зная, что обычно смотреть кино к Вертинскому я иду в спортивных штанах и футболке. – А может и поедем куда. Я позвоню.
– Ладно. Привет передавай.
– Хорошо.
Мама целует меня в щёку, я набрасываю куртку и выхожу. Глубоко вдохнув морозный свежий воздух, направлюсь к соседской калитке на заднем дворе.
В дом Вертинских не звоню, вряд ли мама Егора сейчас дома. Нажимаю ручку и открываю. Незаперто. В гостиной Егора не вижу, поэтому поднимаюсь на второй этаж к его комнате.
Вертинский сидит на кровати, сложив ноги по-турецки. На коленях ноут, в ушах наушники. Играет, кажется.
Я же замираю в дверях, подперев плечом косяк.
Через несколько секунд Егор поднимает на меня глаза – почувствовал, что не один. Он стаскивает наушники и откладывает ноутбук в сторону.
– Не был уверен, что ты всё же придёшь, – говорит, внимательно глядя.
– Думал, испугаюсь? – отлепляюсь от косяка и прохожу в комнату, однако подойти к кровати и сесть не решаюсь.
– Возможно.
– Но я пришла.
– Вижу.
Я отхожу к окну, боковым зрением отмечая, что Егор встал с кровати и подошёл ко мне, остановившись в метре за спиной.
Я смотрю на заснеженную улицу. Из его окна видно мой двор и бок дома, окно моей комнаты, сейчас плотно зашторенное. Как представлю, что Егор в подробностях наблюдал, как я разделась и рассматривала себя в зеркало, так гореть всё начинает.
Вот и сейчас становится жарко. Будто кто-то поднёс сзади горщий факел. Я чувствую его взгляд кожей, и однозначно раньше такой реакции не было.
– Расскажи мне о сексе.
– Что именно ты хочешь знать?
– Одни говорят, что секс должен быть только по сильному душевному порыву, что без чувств это унижение себя, это неприятно. Другие, что это просто физиология, и чувства малозначимы, – говорю негромко, рассматривая точечный узор, которым коснулся стекла мороз. – Но вот у тебя же он был с разными девушками. Вряд ли ты был влюблён в каждую.
– Конечно нет, – Егор мягко посмеивается. – Секс бывает разным. Зависит от того, с кем им занимаешься.
Мы сотни раз были вдвоём в его спальне или в моей. Не раз обсуждали пикантные темы. Но сейчас мне кажется, я даже дышать свободно неспособна. Мышцы плеч и спины настолько напряжены, что аж больно. Я вздрагиваю, ощутив, с каким трудом воздух вошёл в грудную клетку, когда чувствую лёгкие прикосновения к своим кистям.
Егор прикасается кончиками пальцев к тыльной стороне моих ладоней и медленно, едва ощутимо ведёт вверх, вызывая на коже бесконечное количество мурашек. Я замолкаю и прикрываю глаза, умоляя себя попытаться расслабиться.
Это же Егор. И я сама его попросила.
Он добирается до плеч и убирает руки, а через пару секунд тянет вниз бегунок молнии платья на спине.
Делаю глубокий вдох и плавный выдох. Назад дороги нет.
– Выключишь свет? – оборачиваюсь.
Горит и так только лампа над столом, но я хочу, чтобы было темно. Я смотрю Егору в глаза и вижу совсем непривычный мне взгляд. Блестящий, словно пеленой затянутый.
– Нет, я хочу тебя видеть.
Отказ удивляет меня, но я ведь обещала, что всё будет, как он скажет.
Егор берёт меня за руку и ведёт за собой к дивану, двигается спиной, внимательно глядя в моё лицо. Не спешит, наверное, даёт возможность ещё отступить.
И, честно говоря, я к этому близка. Потому что слишком волнительно, но и вместе с тем интересно.
Он садится на диван и тянет меня к себе на колени. Я ставлю одно колено рядом с его бедром, а потом сажусь лицом к Егору. Мне не впервой сидеть у него на коленях, бывало если компанией к озеру на чьей-то машине ездили, а места мало было. Но не в такой позе конечно.
Вертинский кажется спокойным, но я слышу, что его дыхание тоже учащается.
Мы смотрим друг другу в глаза, пока он аккуратно стаскивает широкие бретели моего платья сначала с одного плеча, потом с другого. Делает всё медленно, с выжиданием. Только чего? Моей активности?
Я наклоняюсь и делаю то, что сейчас подсказывает внутренний голос – целую его. Егор на секунду замирает, а потом отвечает мне. Кладёт одну ладонь на шею, чуть придержав затылок, и уверенно углубляет поцелуй. Внутри затягивается узел, когда я чувствую вкус его языка. И вообще всё становится каким-то другим, кажется, даже воздух в комнате вокруг нас густеет.
Тепепь я понимаю, почему девушки ложатся штабелями перед Вертинским. Когда он к тебе прикасается, то будто окутывает каким-то парализующим электричеством. Попадаешь в магнитное поле, а потом хочешь ещё. Как наркотик.
Он отрывается от моих губ, а мне хочется ещё. Сладко и волнующе.
Я тянусь к нему снова, и Егор подаётся навстречу. Только этот поцелуй уже отличается. Он не такой мягкий. Всё намного острее и жёстче, я знакомлюсь с чем-то, чего в нём не знала. Мужское. Доминирующее. Такого раньше между нами не было.
Мы продолжаем целоваться, разжигая друг в друге внутренний огонь. Не знаю, как у Егора, а у меня точно всё начинает пылать внутри. Ощущение чего-то запретного кружит голову, заставляя сердце то и дело замирать, но гнать кровь по венам быстрее и быстрее.
Его ладони, пока губы заняты, медленно ползут вверх по моим бёдрам, пробираются под платье и сжимают немного ягодицы. Я чувствую, что в трусиках становится влажно, и данный факт кажется… неудобным. Особенно, когда пальцы Егора, оглаживая меня, касаются белья.
Я напрягаюсь и немного ёрзаю, когда он чуть сдвигает трусики и касается там. Поцелуй прерывается, и я вижу едва заметную улыбку на его припухших губах.
– Мокрая уже, – говорит негромко и замечаю, как слегка кусает изнутри нижнюю губу.
– Это плохо? – не нахожусь, что ещё сказать в ответ.
– Дурная? – улыбается шире, а глаза отдают блеском сильнее. – Это замечательно.
Тоже улыбаюсь, но куда более смущённо, чем Вертинский. А он встаёт, подхватив меня под бёдра и несёт к кровати.
Задыхаюсь от ощущений внутри, от предвкушения. А ещё от страха перед неизвестным. Кусаю нижнюю губу, сжимая и разжимая немеющие пальцы, пока Егор стаскивает с меня платье, а потом и лифчик сразу, не давая даже подготовиться морально. Нависает сверх. Рефлекторно поднимаю руки, пытаясь прикрыться, но получаю мягкий укор в тёмном взгляде и, сжав снова пальцы в кулаки, опускаю их вниз.
А Егор смотрит. Так внимательно и откровенно пожирая взглядом моё тело. Ему однозначно нравится. Это немного расслабляет меня, напоминая, что я девственница, а не статуя. Поэтому я кладу ладони ему на плечи и веду ими вниз по груди до самого края футболки, подцепляю её и тяну вверх, помогая освободиться.
Я и раньше видела Вертинского полуобнажённым, но того, что сейчас, не ощущала. Возбуждение. Даже неопытный в сексе человек прекрасно понимает, что оно собой представляет.
Егор ложится на меня, и мы продолжаем целоваться. Чувствовать его вес на себе приятно. Кожа к коже.
Мозг затуманен, но я вспоминаю, что должна уточнить. Это важно.
– У тебя есть презерватив? – смотрю на него, когда отрывается от моих губ.
– Есть. Не волнуйся.
На этот счёт я успокаиваюсь, но совсем не волноваться не получается. Вертинский спускается поцелуями мне за ухо и на шею, ведёт языком к ключицам и плечам. Плавлюсь от этих ласк, я и не знала, что моё тело может быть таким чувствительным.
Егор тоже возбуждён, он хочет меня, и это приятно осознавать. Бедром я чувствую его твёрдый член. Это добавляет острых ощущений. Пугает и будоражит одновременно.
– Ты такая сладкая, Конфета, – говорит негромко, спускаясь поцелуями к груди. – Одуреть. Всю хочу облизать.
Я лежу под ним обнажённая, казалось бы, куда ещё откровеннее, но от этих слов начинают пылать щёки.
Но я как-то и не смекнула, что говорит он в прямом смысле. Целует грудь, облизывает её, посасывает. Это вызывает во мне много ощущений. Смущение фоном, но никуда не девается, но ещё меня кружит и от других. Дыхание становится настолько тяжёлым, что уже похоже на тихие стоны. Я откидываю голову назад и прикрываю рот рукой, чтобы приглушить их. Но когда Егор спускается вниз, прокладывая влажную дорожку языком к самому пупку, а потом ещё ниже, я резко приподнимаюсь.
– Егор, не надо, – говорю хрипловато.
Голос дрожит, тело тоже. Особенно когда вижу картину, как его лицо уже почти между моих разведённых ног.
– Что не надо? – поднимает глаза в удивлении.
– Ну… то, что ты там собрался делать, – лицо пылает ярким пламенем, и я немного склоняю колени друг к другу.
– Юля, ляг и успокойся, ладно? – отвечает строго.
Это как «за рулём буду я, видишь, тут дорога ухабистая» или «беги домой, с соседом за разбитое окно я сам разберусь», но только секс.
«Делай как говорю, и всё будет хорошо»
Я привыкла доверять ему. Почему сейчас не должна?
Снова откидываюсь на спину и сжимаю в кулаках покрывало, когда Егор тянет вниз мои трусики.
Я обнажена. Теперь он может видеть меня всю.
Егор устраивается между моих ног и прикасается губами прямо там, вызывая волну невероятного тепла по телу.
То что там делает, заставляет меня выгибаться и стонать уже громко. Стыдно от собственного голоса, но прикушенной ладонью его больше не заглушить.
Егор снова нависает надо мной, заставляя в который раз смутиться, когда таким простым, недемонстративным движением облизывает губы. На них же моя влажность.
Ложится на бок рядом, смотрит в глаза. Наверное, надо бы что-то сказать, но я понятия не имею, о чём можно говорить во время секса.
– Готова? – приглушённый вопрос почему-то застаёт врасплох.
Я никогда не давала заднюю. Менять свои решения – удел слабых и влияние страха. Поэтому киваю, хотя в груди всё замирает.
– Хорошо, – отвечает лёгкой улыбкой.
Из-под полуопущенных ресниц наблюдаю, как Егор достаёт из тумбочки блестящий квадратик, вскрывает его, оторвав уголок зубами, и достаёт колечко презерватива. Раскатывает его по члену, но я на это уже не смотрю. Закусываю губы в напряжённом ожидании.
Когда он заканчивает, я резко вдыхаю и вытягиваюсь на кровати.
– Юль, ты чего? – спрашивает ласково и кладёт мне ладонь между ног. – Всё нормально будет.
Знаю, что будет.
Сначала он пробует меня пальцами. Я прислушиваюсь к непривычным ощущениям, одновременно пытаясь расслабиться. Аккуратные движения сначала очень плавные, потом чуть более ритмичные. Ощущения странные, но не неприятные.
– Успокоилась? – Вертинский склоняется и снова целует.
– Немного.
– Умница.
Как-то незаметно он уже оказывается на мне. Раздвигает коленями шире мои бёдра, устраиваясь между ними. И начинает двигаться. Медленно и мягко скользит членом, вызывая приятные нарастающие ощущения. И целует. Глубоко, страстно, сладко.
Я увлекаюсь настолько, что расслабляюсь и обмякаю, как вдруг резкий толчок внутрь приводит меня в чувтство.
Больно же как!
Я подаюсь вперёд, но впечатываюсь в сильную грудь, и Егор прижимает меня собой к постели, потом снова толкается, а потом ещё и ещё.
– Чёрт! – срывается ругательство.
Он останавливается и даёт отдышаться. Переплетает наши пальцы на руке, целует в шею.
– Юль, – тихо зовёт, – сильно больно?
– Угу, – пытаюсь не ёрзать под ним.
– Злишься?
– Нет, конечно, – сквозь выступившие слёзы пробивается смешок. – Так же будет не всегда?
– Конечно, нет, – возвращает мне ответ.
– Почему ты остановился?
– Сейчас продолжим, – он склоняется и легонько кусает меня за мочку уха. Боль стихает, но переполненность внутри до сильного дискомфорта. – Чуть разведи ноги, ты напрягаешься и сильно меня сжимаешь. И себе так усугубляешь.
Пробую расслабиться, но выходит так себе. Особенно, когда Егор просовывает руку мне под поясницу, спускает ладонь на ягодицу и чуть вжимает в себя. Начинает двигать бёдрами плавно и понемногу, словно раскачивая нас. С каждым толчком я принимаю его всё легче. Дышать тоже получается свободнее. На смену боли и сильному дискомфорту приходят другие ощущения: неяркие волны приятного тепла, которое становится всё ощутимее.
Одной ладонью Егор скользит по моему бедру, потом просовывает её между нами и вторит там внизу своим движениям. Уже через несколько таких манипуляций меня начинает сильно затягивать в жар. Раз-два-три. Вертинский дышит рвано, у меня внутри тоже затягивается узел. И вдруг от его ладони, затрагивая бёдра и весь низ живота, разливается горячая волна удовольствия, выбивая из моей груди низкий тягучий стон.
Спазм такой сильный, что пальцы на руках и ногах немеют. Егор же сильно вжимается в меня, резко выдыхает и замирает.
Нам требуется немного времени, чтобы восстановить дыхание. Потом Егор аккуратно высовывает из меня член и разваливается рядом на кровати.
Я приподнимаюсь, чтобы встать, но он обхватывает меня локтем за шею и притягивает к себе, уложив голову на грудь.
– Остынь ещё немного, Конфета. Лежи.
Не знаю, сколько мы так ещё лежим, но я начинаю замерзать. Снова просыпается смущение, когда я замечаю, что мои бёдра и живот Егора перепачканы кровью. Вдруг очень-очень хочется домой.
– Я хочу одеться, – отползаю и встаю.
Подбираю свою одежду, краем глаза замечая, что Вертинский внимательно следит за мной. Мне не хочется встречаться с ним взглядом.
– Юля, всё нормально? – спрашивает настороженно. – Как себя чувствуешь?
Зачем он спрашивает?
– Да. Но я хочу домой.
– Ладно. Может, чаю сначала выпьем? Или вина, если хочешь.
– Нет, спасибо, Егор. Я правда домой хочу.
Он уже натянул штаны и стоит у двери, оперевшись на косяк, пока я пытаюсь справиться с замком на платье. Чувствую его взгляд.
– Пока, – прохожу рядом и тянусь поцелуем к щеке, Егор же наклоняется, но как-то без желания.
Дома быстро киваю маме, ссылаюсь на сильную усталость и сразу иду к себе в комнату. Даже свет не включаю. Просто замираю у окна, пытаясь осознать произошедшее. И кажется, осознать это пытаюсь не одна я, судя по колыхнувшейся занавеске в тёмном окне напротив.