Маша Брежнева
Мы не подходим
Глава 10
Таня
Утром воскресенья шеф будит меня потрясающей новостью о том, что ему приспичило внепланово осмотреть ход ремонтных работ в здании нашего аэропорта. Действительно, когда бы еще этим заняться, если не в десять утра выходного дня. А еще Борису Алексеевичу понадобился фотограф, которого он сроду не просил. Я звоню Богдану, нашему фотомастеру, который вчера в качестве подработки батрачил на свадьбе, и не слышу счастья в его голосе. Но выбора у нас нет, и к десяти нам предстоит притащиться к аэропорту.
Козлина Быстрицкий там тоже должен быть – ведь шеф ни за что на свете не будет что-то делать без соучастия любимого протеже.
Облом у Валентиновича – придется меня возить сегодня. Набираю его, говорю, что сначала надо забрать меня, потом Богдана, и доставить нас к аэропорту.
Богдана приходится подождать две минуты, зато он заваливается в салон с тремя стаканчиками кофе: для себя, меня и водителя.
– Боже, какая забота, родной. Ты самый лучший, – выхватываю себе один стаканчик, стараясь сделать это осторожно и не пролить ни одной капли на чистейший салон «камри». – Конфеты есть в заначке? Я без завтрака.
– Посмотри, если я все не съел, то на месте, – Валентинович кивает в сторону бардачка, откуда я достаю еще наполовину полную пачку ирисок. Шоколадные хранить в машине летом все равно бессмысленно, все растекутся и станут коричневым месивом. Перекидываю пару штук фотографу на заднее сиденье и сама зубами разрываю упаковку.
Заполнив желудок хоть чем-то, достаю из сумки телефон и пишу Стасу. Мне нужна обновленная справка о ремонте аэропорта, чтобы я была в курсе текущей ситуации еще до того, как Буйнов начнет свой осмотр в стиле «галопом по Европам».
Быстрицкий: «Может, тебя забрать на машине?»
Если бы он действительно хотел помочь, написал бы мне пораньше, а не за пятнадцать минут до назначенного времени.
«Просто дай справку. Водитель меня привезет».
Быстрицкий: «Отпусти его, позавтракаем с тобой вместе после всего. Если ты уже остыла и готова разговаривать».
Ой, как интересно. Если я остыла… А если я уже успела сходить на свидание с другим? И какая разница, что я назвала это не свиданием, если в итоге мы целовались как одержимые. И если я сама хотела этого?
Леша – еще маленький. Да, конечно, он еще слишком молод. У него мир поделен на черное и белое, а все вопросы решаются легко. Захотел – и вот уже целуешь ту, которая понравилась, решил что-то – и вот уже говоришь ей, что она должна бросить своего мужчину. Не скрою, того, что он вчера сказал, у Стаса даже в мыслях никогда не мелькало. И когда Филиппов произносил свою пламенную речь о совместном ремонте и ежедневном сексе, у меня внутри что-то заныло от мысли, что именно это звучит правильно. Это звучит так, как вижу я сама светлое и счастливое будущее. Только… я ведь вижу его с тем, с кем встречаюсь четыре года?
«Давай разберемся после, пожалуйста. Мне нужна справка».
Стас присылает документ и больше ничего не говорит, а я погружаюсь в изучение информации, пытаясь отключиться от мыслей.
… результаты первого этапа выполненных работ по капитальному ремонту…
Быстрицкий не готов жить вместе со мной и брать на себя ответственность за нас двоих.
… подрядчиком разработана проектно-сметная документация…
Я хочу быть законной женой, да хотя бы невестой, а не просто подружкой спустя столько лет.
… предварительная стоимость реализации проекта составит…
Да насрать мне, сколько она составит! Моя личная жизнь рушится, практически падает к ногам обломками, а я должна читать про эти долбаные миллионы на ремонт! У меня вообще выходной, я хочу жарить сырники, гулять по парку, слушая Мадонну, заказывать шмотки в интернете и… да, я все это хочу делать вместе с любимым человеком! А не отдельно от него! Я устала. Устала быть как бы в отношениях, но на самом деле в абсолютном одиночестве.
… завершение работ по модернизации аэропорта планируется к осени…
А завершение отношений Алехиной и Быстрицкого планируется, видимо, прямо сейчас.
– Мы приехали, Танька, – Валентинович легонько подталкивает меня в бок, вытаскивая из состояния коматоза.
Жду, пока Богдан выберется из машины вместе со своей огромной сумкой, и вместе мы отправляемся на вход. Чемодан моего фотографа просвечивают, а затем начинается миллион вопросов, кто давал разрешение на съемку, в курсе ли директор и все в таком духе. Типичная суета, связанная с организацией осмотра за час. Благо, к нам подходит Быстрицкий, и все проблемы решаются очень быстро.
Сегодня Стас тоже в джинсах – работа в выходной день подразумевает расслабленный дресс-код, поэтому и я сегодня не по-офисному, а в том же платье, что и вчера, только прикрыв его сверху легким пиджаком. На большее времени не хватило, нужно было что-то выискивать в шкафу и гладить. Хаос на голове пришлось спрятать благодаря заколке, а на лице я успела только замазать круги под глазами консилером и чуть поправить брови. В общем, спасибо, что мне еще двадцать семь, а не сорок два, и по утрам я выгляжу прилично, пусть и не слишком воодушевленно.
– Все нормально? – спрашивает Быстрицкий.
– Сойдет.
– Мы поговорим потом, да?
Меня раздражает его настойчивость, направленная не туда, куда надо. Да, вот это заботливо-внимательное выражение лица Быстрицкого обезоруживает и заставляет смотреть и улыбаться. Но только не сейчас и не меня. У меня не возникает вопросов к себе, почему я влюбилась в этого человека. Ведь у меня и шансов не было – мы виделись едва ли не каждый день, и когда у тебя перед носом мелькает красивый, очень обаятельный и уверенный в себе мужчина, который явно уделяет знаки внимания, сложно не растечься маслом на сковороде. И ведь как все это было… Букеты, свидания, первый совместный отдых. Знакомство с моими родителями, безуспешные попытки не спалиться перед коллегами на работе и даже секс в его кабинете прямо во время совещания, пока все сидели в конференц-зале, а я вывела Стаса на интервью для телеканала, который опоздал к началу мероприятия…
Это все сложно забыть. Наверное, и не нужно. Просто этого стало мало, а Стас так и застрял в нашем конфетно-букетно-сексуальном периоде. Хотя вру, уже и секса-то осталось совсем мало.
Ладно, отбросим мысли о сексе. Все принимают боевую готовность, когда сквозь стеклянные стены мы видим минивэн Буйнова. Машина тормозит у входа, и мой начальник вместе с личным охранником заходят в здание. Шеф жмет руку министру транспорта (разумеется, он приехал лично, а не только Быстрицкого отправил), затем Стасу и директору аэропорта. Богдан уже начинает работать, я сжимаю в руках телефон с открытой заметкой, куда благодаря невероятной силе воли смогла хоть что-то набросать за эти несколько минут.
Осмотр начинается, и мы в быстром темпе вот таким караваном передвигаемся по этажу. Я делаю пометки в телефоне, чтобы потом не расшифровывать диктофонную запись, но все равно слушаю как-то отстраненно.
Уйди от него, уйди от него. Мелкому легко говорить – он не встречался с девушкой несколько лет и не обламывался жестоко после всего этого времени. Уйти от Стаса, потому что на моем пути встретился дерзкий молодой пацан, который крышесносно целуется, знает, что сказать мне в нужный момент, которого явно ко мне влечет, и он не скрывает своих желаний?
Нет. Уйти не ради другого, не ради кого-то. А просто потому, что человек, казалось бы, родной мне, не разделяет мои мечты. Предает нас двоих своей нерешительностью. Трусостью, черт возьми! Да, я хочу называть вещи своими именами!
– Таня, мы показывали журналистам второй этаж?
– Что? – голос Буйнова вырывает меня из мыслей, где я в деталях представляю, как разбиваю вазу с цветами об голову Стаса.
– Говорю, когда мы в прошлый раз были на осмотре с журналистами, второй этаж им показывали?
Да хер его знает, честно. О Боже, нахваталась слов от своего мелкого приятеля, а я же приличная девочка. Не помню, хоть убей. Наверное, показывали, но когда же это было… Так-так, стоп. В тот день мы дважды переносили время мероприятия и в итоге добрались до аэропорта в седьмом часу. Мой водитель уехал, потому что не мог пропустить день рождения внучки, и уезжала я со Стасом на глазах у всей нашей журналистской братии. Он, кстати, был недоволен этим и сказал, что служебный роман – то, что не очень красит его репутацию.
Это было третьего мая, я вспомнила.
– Да, Борис Алексеевич, мы приезжали сюда в вечернее время, и журналисты застряли в зале, снимая закат из окон.
– Точно, помню. Тогда приедем, когда будет окончательно завершен внутренний ремонт. Нечего камеры зря туда-сюда по объекту таскать.
И я с ним полностью согласна. Притащить целый пул СМИ в аэропорт – то еще муторное дело.
– Хорошо, – согласно кивают министр транспорта и его чудесный первый зам.
– Вот это не нужно снимать, – Буйнов показывает на стену, которую до сих пор не могут закрасить. – Таня, напишешь, что внутри две трети работ завершены. И без подробностей.
– Поняла.
– Пойдемте дальше.
Весь осмотр совершается за пятнадцать минут, я дольше просыпалась и собиралась, чем работала. Но вообще мое негодование ничего не меняет – ты либо принимаешь свою работу во всех ее проявлениях и адаптируешься, либо ищешь другую.
Когда минивэн Буйнова выруливает с парковки аэропорта, мы тоже собираемся на «расход». Я говорю Валентиновичу, чтобы отвез Богдана домой, а водитель хитро подмигивает, поглядывая в сторону Быстрицкого.
⁃ Да, я еду с ним, – подтверждаю, потому что проще один раз сказать, чем пытаться увиливать от ответа.
⁃ Ну Танька, а свадьба-то когда?
Судя по всему, никогда. Люди старшего возраста почти не отличаются толерантностью, а в этом конкретном случае вообще все сложно. Валентинович такой человек, которому очень нравится показывать познания в личной жизни всей пресс-службы и моей – отдельным пунктом.
⁃ Спросите у Быстрицкого, Игорь Валентинович. Не мне же его замуж звать.
⁃ Хватать мужика надо, эх ты, Танька!
⁃ До понедельника! – улыбаюсь, насколько хватает моих сил, а про себя просто бунтую.
«Хватать мужика надо». Почему я должна его хватать? И что я могу сделать, если мужчина сам не хочет жениться? И пусть все, кто говорит, что женщина должна женить на себе мужчину, катятся на фиг.
Женить на себе взрослого обеспеченного и совершенно самостоятельного мужика, у которого не может быть вменяемых отговорок от создания семьи, тупо невозможно. Если только он сам не хочет. Не хочет же?
⁃ Ты садишься? – Быстрицкий открывает пассажирскую дверь собственного автомобиля. Надо же, какой добрый. Не стал дергать своего водителя в выходной, сам приехал.
⁃ Сажусь.
⁃ В «Веранду» поедем?
⁃ Куда скажешь.
⁃ Я понял.
Позавтракать я действительно хочу, потому что пара ирисок и стаканчик капучино утренний голод не утолили. Стас со мной не разговаривает, потому что видит – я печатаю текст по прошедшему осмотру прямо в телефоне. Вот хоть какой-то плюс служебного романа – человек знает, что я работаю, и пока не закончу дела, никакой болтовни быть не может. Когда мы подъезжаем к летней площадке кафе, я как раз завершаю текст и собираюсь подсунуть его Стасу, который уже глушит машину.
Мы находим себе столик на летней площадке, усаживаемся, заказываем еду и ждем.
⁃ Согласуйте, Станислав Юрьевич, – отдаю ему свой телефон с открытой заметкой.
Таков порядок рождения текста на свет: сначала обязательно смотрит Стас, параллельно – директор аэропорта. Затем министр транспорта и только потом – Буйнов.
⁃ Конечно, Тань, сейчас почитаю, – он забирает телефон и вчитывается. – Я бы поменял немного, напиши лучше «до конца года», а не осенью.
⁃ Хорошо, давай, я поправлю.
⁃ Секунду, я почти дочитал.
На смартфон приходит какое-то уведомление. Ничего удивительного, он же никогда не затыкается.
⁃ Наверное, директор аэропорта ответил.
Стас поднимает взгляд на меня и швыряет телефон на стол с таким грохотом, что у меня аж колет где-то под ребрами от страха.
⁃ Какой еще на хрен Филиппов спрашивает, что ты решила?
Глава 11
Таня
Мда. Прекрасно. Вот уж чего не хочется, так это оправдываться и брать на себя вину за все грехи. А грехов-то и было немного. Ну да, целовалась, но убить меня теперь за это?
⁃ Так, знакомый. Мы вчера вечером общались, я ему потом напишу.
⁃ Откуда у тебя знакомые, которые вот так с тобой общаются?
⁃ А что такого он написал? Что хочет меня? Или что соскучился? Или что вспоминает наши бурные ночи? Стас, очнись, это не мой любовник, не надо включать ревность.
⁃ То есть вчера ты не поехала со мной, а общалась с каким-то хмырем?
⁃ А ты помнишь, почему я не поехала? Нет? Давай не будем об этом. Я потом отвечу, и не швыряй так мой телефон, пожалуйста.
⁃ Тебе новый купить?
Очень чешется язык пожелать ему купить себе новые мозги, но я терплю.
– Не надо. Там директор ответил, – вижу на экране новое уведомление и тянусь к телефону.
Сухой «ок» по тексту меня мало интересует, а вот сообщение Фила – да. И дернуло же его что-то написать мне прямо сейчас!
«Доброе утро. Думала о нашем разговоре? Надеюсь, ты решила что-нибудь хорошее? Для меня хорошее, конечно».
Ой, какое счастье, что в сам диалог Быстрицкий не заходил, а увидел лишь то, что отразилось на панели. Там не было этой самонадеянной приписки «Для меня хорошее, конечно».
Сообщение теперь горит как прочитанное, но я игнорирую Фила. Открываю текст поста, вношу исправление от Стаса и отправляю его начальнику, который чуть ли не через тридцать секунд дает добро. Пересылаю теперь уже Буйнову и блокирую телефон, укладывая экраном вниз. Как женщина, которой есть, что скрывать.
Перетерпит Быстрицкий.
Нам приносят еду: мне – сырники и лимонад, Быстрицкому – какую-то сборную солянку под названием «большой английский завтрак» и кофе. Да, я вижу, Стас недовольно смотрит на мой развернутый телефон, но достаточно с него на сегодня чтения чужих писем.
Пытаюсь заговорить с ним на отвлеченные темы – про здоровье его матушки и ее не очень милого бульдога, про будущую командировку в Москву на совещание в Минтрансе с нашим губернатором, про отпуск, в который он собирался в начале осени. Но разговор не клеится, и Стас отвечает мне хуже, чем угрюмые силовики в прямом эфире местного телеканала. А в итоге Стас и вовсе с какой-то претензией в голосе спрашивает:
⁃ Ты ждешь мой ответ по поводу того, чтобы мы съехались?
⁃ Да. Жду.
⁃ Давай начнем жить вместе. Но чуть позже.
⁃ Когда позже, Стас? Через полгода? Через год?
⁃ К новому году, может быть.
⁃ Может быть? – я чувствую, как начинают трястись руки, и смотрю на себя со стороны: вцепилась в ледяной стакан, лишь бы чем-то унять эту дрожь.
⁃ Не знаю. У меня в квартире ремонт, его надо доделать.
⁃ Стас, твоя квартира – не аэропорт, ПСД не нужно разрабатывать. Ты не управишься до конца лета?
⁃ Мне сейчас некогда этим заниматься, – он опять с грохотом ставит чашку на блюдце, и я вижу, что наш разговор его раздражает. – Это у тебя, я смотрю, вагон свободного времени, раз ты переписываешься со всякими пиздюками.
⁃ Стас…
⁃ Как закончу ремонт, съедемся.
⁃ Стас, ты вообще хочешь когда-нибудь жениться на мне?
⁃ А не слишком много вопросов? Ты достала за эти два дня, Тань. То тебе жить вместе со мной надо, то замуж за меня.
⁃ А тебе не надо, Быстрицкий? То есть это нужно только мне? А не пойти бы тебе на хер, Стас? По-моему, супер идея!
⁃ Ты адекватная, а? Принесите счет, – орет Быстрицкий, понимая, что нам пора уходить.
Мне очень хочется расколоть мой почти уже пустой стакан из-под лимонада об пол и побить Стаса подушками, лежащими на диванчиках в дальней части летней площадки. Неужели после четырех лет отношений я задала вопрос, которым умудрилась «достать его»? И вместо того, чтобы сказать «Нет, Таня, я не готов жениться» он обвиняет меня в том, что я этого хочу!
Нам приносят счет, Быстрицкий оплачивает, а я в это время накидываю на плечи пиджак, хватаю сумку и спускаюсь с площадки на тротуар.
⁃ Подожди, Алехина! – бежит за мной, когда понимает, что я ушла одна. – Таня!
⁃ Да! Говори, Стас, все говори, что думаешь! – торможу, резко развернувшись на тротуарной плитке.
⁃ Зачем ты торопишься? У нас же все хорошо.
⁃ У нас не хорошо, да пойми ты уже! Когда у людей чувства и серьезные отношения, должно быть какое-то развитие, а ты просто боишься жить со мной в одном доме! Ты же боишься! Ну признайся, Стас!
⁃ Я не хочу торопить события!
⁃ Тебе скоро тридцать пять, что значит «торопить события»? Думаешь, у тебя двадцать лет в запасе? – уверена, от криков у меня раскраснелось лицо и глаза вылезли из орбит.
⁃ А ты думаешь, ты такая идеальная женщина, чтобы спешить на тебе жениться? Да ты же трудоголик! У тебя вся жизнь на работе, ты даже борщ варить не умеешь!
⁃ Вообще-то умею! – тут правда обидно, потому что я знаю, как варить борщ. И даже несколько раз пробовала.
⁃ Ты же сама не готова к браку, ты скачешь на работе по выходным, по вечерам, вечно сидишь в телефоне! Я – мужик, я должен работать и деньги домой приносить, а жена должна ждать дома!
Фу, ну какой же сексизм сраный. Аж противно.
⁃ Запомни раз и навсегда, Быстрицкий. Никто тебе не должен, кроме как на работе твои подчиненные. Семью я правда хочу, но пока никто приличный замуж не позвал, буду работать и приносить обществу пользу. А теперь я пойду.
⁃ Куда?
⁃ Подальше от тебя. Мы расстаемся, Стас.
⁃ В смысле мы расстаемся?
⁃ Ты же зам министра, чего тупишь? Я же русским языком сказала. Все, Стас. Я больше не твоя девушка.
Нужно видеть лицо Быстрицкого в этот момент, потому что смысл сказанных мной слов доходит до него долго. А когда доходит, он начинает орать.
Мы так и стоим посреди улицы, продолжая ругаться, пока прохожие крутят пальцем у виска. Мы выливаем друг на друга то, что копилось и замалчивалось годами. Все свое недовольство, все претензии и старые обиды, которые обычно забывались, стоило перекрыть их чем-то хорошим. Выходит, ничего мы не забывали, только делали вид. Стас привык, что я – «удобная», ничего не прошу, не требую, не качаю из него деньги. Сама себя обеспечиваю и подарки принимаю с благодарностью, а еще умею дарить их в ответ. Мирюсь с тем, что он вечно на работе (потому что сама такая же), знаю всех его друзей и коллег, не прошу меняться и подстраиваться.
А тут хорошая девочка Таня Алехина взбунтовалась. И совместной жизни хочет, и замуж. Он же, бедный-несчастный тридцати четырех лет от роду, не был готов к такому логичному развитию отношений.
Чего вообще хотел Быстрицкий? Всю жизнь иметь одинаково удобные, простые и необременительные отношения? А я детей хочу! Нет, не прямо завтра, но в обозримой перспективе! Хочу эти дурацкие борщи, семейную елку на новый год, общий шкаф с одеждой и… обои вместе клеить и покупать новый диван, как говорил Фил! Да и хрен с ним, что я сейчас его слова повторяю! Я не виновата, что мелкий, которому двадцать один, рассуждает куда лучше взрослого мужика на высокой должности.
Все слова уже сказаны, и по логике, нам пора разойтись, но почему-то никто не решается уходить первым. Стас неистово кричит, рассказывая, как я должна была любить и ценить его, а мне это просто надоедает. Разворачиваюсь, машу ручкой и бодро шагаю прочь от него. Не буду говорить «прощай», понимая, что это бессмысленно, – мы очень скоро увидимся снова на работе. Но за ее пределами больше не будет никаких встреч.
Приезжаю домой на автобусе. Том самом новеньком из большой партии, которую выбил для нашего региона в Минтрансе Быстрицкий. Помню, как автобусы вышли на линии утром первого января, и мы со Стасом буквально из постели, куда едва-едва успели лечь, побежали встречать Буйнова и журналистов для первого «проката», открывающего транспортный год. Интересно, а долго теперь я буду видеть что-то и вспоминать Стаса, наши общие дела и какие-то моменты? Пожалуй, ведь четыре года – это много.
Заваливаюсь в квартиру, разуваюсь и стягиваю платье, остаюсь в одном белье. Прямиком шагаю в ванную, окончательно раздеваюсь и становлюсь под душ, пытаясь смыть с себя все произошедшее. Стою и не замечаю, в какой момент влагой на моем лице становятся не только капли из лейки, но и собственные слезы. Я плачу? Из-за Стаса? О Господи! Так быть не должно.
Наверное, это просто эмоции. Я не хочу плакать, эти слезы… они сами. Думаю, что просто нужно пережить сегодняшний день. А еще лучше – поделиться с кем-то своими чувствами.
С мамой? Нет, нет и еще раз нет. Мама обожает Быстрицкого и считает примерно как Валентинович: я должна цепляться за этого мужика и ни за что не отпускать. Поэтому, если позвоню маме, получу лишь тысячу упреков и разочарованные вздохи.
Но у меня есть Алена! Вот уж кто не будет говорить, что я не права, если я права и это очевидно. Мне нужна Алька, мне нужен ее заряд позитива и манера говорить прямо в лоб. Выскакиваю из ванной, обмотавшись полотенцем, и пишу Алене, которая, разумеется, «онлайн» каждую минуту.
«Я рассталась с Быстрицким», – сообщение улетает и буквально тут же становится прочитанным.
Алена: «Охренеть. Когда?»
«Полчаса назад»
Алена: «У тебя в доме есть выпивка?»
«Боюсь, что нет»
Алена: «Тогда я заскочу за мартини и скоро буду»
И кажется, это ровно то, что я хотела. Плевать, что мартини получится практически утренним – у меня критическая ситуация. А текст про аэропорт давно согласован и отдан дежурному по пресс-службе для публикации, так что от работы я могу выдохнуть и заняться своими делами.
Пока я ищу в шкафу что-то из вещей, в которых не стыдно пить мартини с подругой в предобеденное время, телефон продолжает пищать. Я думаю, что это Аленка спрашивает, что захватить на закуску, и оказываюсь права. Сходимся на пицце, у нее как раз в соседнем доме есть и магазин круглосуточный, и пиццерия. Пока отвечаю Алене, вижу диалог с Филом и вспоминаю, что парниша так и не дождался ответа от меня.
«Была занята. И сейчас занята. Ко мне едет подруга с мартини»
Фил: «А не слишком рано для мартини?»
«У Довлатова была отличная цитата на этот счет. Пью только вечером, не раньше часу дня»
Не уверена, что он вообще в курсе, кто такой Довлатов, хотя откуда мне знать. Может, он Шекспира по памяти цитирует.
Фил: «А что, есть повод?»
Сказать ему? Сказать? Он ведь счастлив будет наверняка. Того и гляди, каким-нибудь образом пробьет мой адрес и примчится – я уже ничему не удивлюсь в том, что касается этого малолетки. Но все-таки для чего скрывать? Пусть знает.
«Есть. Я порвала со Стасом»
Фил: «Я счастлив. Напиши мне, когда будешь готова поговорить об этом»
И все? Все? Серьезно? То есть никаких предложений встретиться прямо сейчас? Никаких непристойностей? Полный игнор?
Не поверю ни за что в безразличие Фила к этой новости. Такое чувство, что он специально меня испытывает и ждет, что теперь сделаю я.
А я не знаю. Хотя стоп… Знаю.
Как говорила Бриджит Джонс, лучше я напьюсь.
Идеально же.
