Аглая
Когда рядом с тобой двое мужчин, каждый из которых размером со шкаф с антресолью и в разы сильнее, ничего не страшно. Можно отключить инстинкт самосохранения и сыграть в гордую и независимую женщину. Можно даже поверить в свою безопасность. Но пара минут без такой защиты, и падение с небес на землю гарантировано.
Я «упала», как только за знакомым Марата закрылась дверь номера. Внешне все вроде бы было хорошо. Обе комнаты он проверил, заглянул в шкафы и под кровать, но тревога от этого не выключалась.
Да, мне, скорее всего, не грозила никакая опасность. Абашев своим понижением до уровня секретарши защитил надежнее, чем дюжина телохранителей. Кому нужна помощница, которую даже босс ни во что не ставит? Максимум могли пригодиться хранившиеся дома документы.
Но теперь квартира была проверена. Больше взять, казалось, нечего. Однако легче не становилось. Не такой я представляла свою беременность. Неправильным в ней было все: жестокая реакция родителей, неприятности на работе и погром в квартире… Новый босс.
От последнего взгляда Марата меня знобило до сих пор. Мурашки бегали по коже и пальцы на ногах поджимались, стоило только вспомнить его совершенно безумные глаза. Даже в день знакомства, когда он попросил сделать кофе, я себя чувствовала лучше, чем сейчас.
Та злость была понятной и знакомой. Как с ней справляться, я знала. Теперь же словно настройки сбились. Мне хотелось бежать от собственного босса не оглядываясь. И одновременно хотелось повторить наш поцелуй. Запомнить навсегда, как это бывает.
Отличный букет желаний для беременной женщины! «Беречь себя» и «исключить стресс» – слышала? Нет!
Одно радовало, визит к гинекологу, который я так ждала, был назначен на завтра.
Как я ни подминала подушку под голову, выспаться нормально не удалось. Первую половину ночи я прислушивалась к звукам за дверью. Вторую – то проваливалась в сон, то резко просыпалась. Ничего общего с ночью в президентском люксе Марата.
Утром собраться нормально тоже не удалось. В офисе все были предупреждены, что до обеда у меня личные дела, но телефон разрывался, на почту постоянно падали письма и все срочно требовали ответов.
Впопыхах я даже не вспомнила про рабочую машину и Славу. Прыгнула в такси, лишь потом заметив на парковке отеля знакомый «Мерседес». Так, постоянно оглядываясь, будто Абашев может устроить погоню, и ехала.
А после забылось все.
Елизавета Ивановна Градская, один из лучших в стране специалистов по ЭКО, меня уже ждала.
– Добрый день, Аглая. Я посмотрела результаты ваших последних анализов. Там все отлично. Так что рассказывайте, как самочувствие? Как настроение? – сразу с порога бодро начала она, и меня отпустило.
О результатах анализов доктор и правда не преувеличила. Малыш развивался абсолютно нормально, словно я зачала его естественным путем, а не в клинике.
Мой организм будто ждал этого ребенка. Собственные, не самые хорошие анализы, теперь тянули на идеал. А от вида крошечного человечка, которого Елизавета показала на УЗИ, глаза стали мокрыми.
Это было настоящее чудо. Живое. С маленькими ручками и ножками. С сердечком, бьющимся так быстро и громко, что и мое начинало заходиться от восторга.
Мое чудо.
О каком аборте могла идти речь? Как у мамы язык повернулся? Слезы от счастья текли, когда смотрела на своего малыша. Не страшно было остаться одной и потерять последние ниточки с родными. Всемогущей себя ощущала.
Доктор не спешила, будто чувствовала мое состояние. Позволила рассмотреть малютку. Как школьнице на уроке, рассказала, сколько он сейчас весит, как развивается, каким станет к следующему визиту.
Это было лучше всех подарков за мою жизнь. Хотелось слушать, смотреть, задавать вопросы и радоваться, что когда-то решилась переступить порог этой клиники.
Отчаявшейся, уставшей женщины, которая в двадцать семь ощущала себя семидесятилетней старухой, словно и не было. Я смотрела на экран монитора. Улыбалась так, что губы болели. И благодарила бога за тот свой безумный шаг.
Не планировала ведь раньше. Не читала статей и не присматривалась к чужим малышам. Смирилась с тем, что «тот самый мужчина» все никак не встретится. Год одна, два, три… Словно бракованная, не привлекающая других и не замечающая никого.
Знала, что сама виновата, что нужно было ломать стену из воспитания и свежих комплексов. Но плыла по течению. День – ночь. День – ночь. Пока однажды случайно не оказалась рядом с клиникой, а потом не почувствовала, что должна вернуться.
Про безумие мама, наверное, все же была права. По-настоящему взрослая умная женщина нашла бы себе мужчину, от которого родила бы ребенка. Чтобы как у всех. Чтобы не стыдиться перед тетей. Я же, как обычно, справилась без посредников.
Поняла, что взорвусь от нерастраченных эмоций. Подписала договор. И сейчас была счастлива.
– На следующем УЗИ мы уже сможем определить пол малыша, – в конце визита обрадовала Елизавета.
– Так рано? – от радости хотелось обнять своего доктора.
– Гарантии пока давать, конечно, рано. Но мы постараемся выяснить. – Елизавета внесла последние записи в мою электронную карточку и улыбнулась. – Все будет отлично. Главное – избегать стрессов, больше гулять и получать удовольствие от жизни.
– Это непросто, но сделаю, что смогу, – теперь её довольная улыбка перешла ко мне. С разгромленной квартирой, дурдомом на работе только и оставалось радоваться жизни.
– Отлично. Вы молодец. С таким настроением все получится. – Градская убрала руку с компьютерной мышки и передала мне из принтера новые направления на анализы. – Какие-нибудь еще вопросы?
В ответ так и напрашивалось «нет». Осмотр закончился, положительными эмоциями я запаслась на месяц вперед, а что делать дальше, знала и так.
По-хорошему, стоило поблагодарить моего чудесного доктора и прощаться. Я бы и ушла… Упорхнула на крыльях радости. Но один нескромный вопрос, который засел в голове еще неделю назад, заставил задержаться.
Спрашивать было неловко. После всех подготовительных процедур, долгого подбора донора, снова возвращаться к этому казалось чистым безумием. Только уйти не попытавшись я не могла.
– Елизавета Ивановна, простите, пожалуйста… А можно мне еще раз посмотреть анкету того мужчины… донора? – Ума не приложу, как произнесла. Стоило закончить фразу, язык намертво прилип к небу.
Явно не готовая к такому повороту, Градская нахмурилась.
– Э-э… А почему вдруг такое любопытство? Переиграть мы уже не сможем.
– Мне только взглянуть на фото, – слова пришлось буквально выталкивать из себя.
– Хм…
Всегда любезная, Елизавета бросила задумчивый взгляд на свой монитор, затем на меня.
– Ну, вы ведь помните, там детское фото, как у всех наших доноров? Ничего нового в анкете не появилось.
Она нехотя положила ладони возле клавиатуры.
– Да, я помню. На фото ему было семь. Темные волосы, карие глаза, прямой нос. Но все равно… Я вас очень прошу.
Падать ниже уже было некуда, потому я сложила руки в молитвенном жесте и взглядом побитой собаки уставилась на своего врача.
– Ох, Аглая Дмитриевна…
– Умоляю…
Градская цокнула языком, но больше растягивать мою агонию не стала. Пальцы запорхали над клавишами. Тихо прошуршал принтер. И прямо передо мной легло фото мальчика.
– Анкеты у меня здесь, сами понимаете, нет, так что фото лишь черно-белое.
Я вцепилась в лист бумаги, как утопающий в спасательный круг.
– Оставьте себе. Данных там нет. Если родится мальчик, в семь лет можете сравнить, насколько похож.
Сама не понимая, какой подарок мне дарит, она пододвинула лист поближе и улыбнулась уже прежней приветливой улыбкой.
На такой жест просто необходимо было сказать хотя бы «спасибо». Вряд ли Градская что-то нарушала – мне никто не мешал и раньше сфотографировать на мобильный телефон всю анкету.
Но моя умная голова стала вдруг совсем глупой. Голосовые связки онемели. И лишь в такси я поняла, что сбежала, так и не поблагодарив.
Марат
Копию записки от Герасимова, которую нашли в квартире Аглаи, Бадоев принес мне лично. За это хотелось свернуть ему шею.
Верный пес Дамира даже после смены руководства остался верен лишь своему хозяину. Он так и не дал людям Штерна изучить оригинал. А в квартире после его людей и бригады криминалистов можно было жечь все напалмом – ни одной улики все равно не осталось.
Увольнять надо было этого героя или ссылать в усадьбу к брату сторожить дом. С его параноидальной верностью, Штерн и тот сразу исключил Бадоева из списков подозреваемых. Но разбрасываться надежными людьми в сложившейся ситуации я не мог. В офисе, где даже любовник секретарши шпионил за ее боссом, и чужой пес был на счету.
Потому терпел. Молча, сдерживая гнев, слушал нудный и пустой отчет о поджоге дачи Захарова. Стиснув зубы, изучал протокол осмотра следователем квартиры Калининой.
Тот по смыслу мало чем отличался от предыдущего отчета. «Следы взлома не обнаружены», «отпечатков пальцев нет». В наличии имелась лишь записка с текстом: «Это только начало. За перемены придется платить». Всего две строчки с таким туманным смыслом, что увязать их с компанией могли единицы.
Бадоев увязал. Не представляю, как ему удалось. Пока что о масштабах проблемы знали лишь Аглая и Штерн. Но, видимо, пес на то и пес, чтобы чуять.
– У нас системный администратор давно рабочие компьютеры не проверял. Антивирус там обновить, системный блок или монитор заменить… – издалека начал он. – Под шумок архивы всех данных и переписки сделать можно. Время нынче непростое, перестраховаться не повредит.
– А кроме администратора кто еще что может организовать? – я тоже не стал выкладывать карты на стол.
– Если надо без лишнего шума, то машины замов и начальников отделов на СТО, у нас тут рядом, неплохо было бы до ума довести. Ну, там… Одних жучков погонять, других – поставить.
– Хорошее дело. Только как я им прикажу ехать на СТО?
– Так и не нужно ничего приказывать. Эти чистюли сами туда каждую неделю на автомойку катаются. И перед работой, и после, и вместо работы.
– Тогда, конечно, да. Лучше пусть катаются с жучками. Время непростое, – на миг задумался, – и в кабинетах тоже можно немного послушать.
– Обижаете, босс, – Бадоев свел вместе густые брови, почесал квадратный подбородок и выдал: – Всегда все слушались и писа́лись. Брату вашему это несильно нравилось. Но мне спокойнее как-то. Если бы мог, еще бы и дома у них все нафаршировал, но Уголовный кодекс мешает.
К последней фразе на лице моего бравого начбеза даже что-то похожее на улыбку появилось. Чувствительным барышням эту улыбку, конечно, показывать не стоило, но впервые за время нашей работы Бадоев выглядел не тупым солдафоном, а вполне адекватным мужиком.
– Да, этот кодекс сильно мешает спокойной жизни…
Я кивком дал добро на все инициативы и почти смирился с тем, что в команде осведомленных прибыло. Со Штерном, понятное дело, дружбы у моего начбеза не получится. Разного поля ягоды. Но хотя бы на работе задница будет прикрыта.
«Может, и сработаемся», – уже перед самым уходом Бадоева пришла мысль. Это была первая хорошая мысль за день!
Однако, только закрылась дверь, от Димы на телефон упало сообщение: «За помощницей, похоже, хвост. Водителя она так и не взяла, но пятнадцать минут назад звонила твоему начбезу с просьбой подстраховать в отеле».
За последние годы я уже и забыл, какое на вкус бешенство. Злым бывал. Бывал и недовольным. А так, чтобы хотелось рвать и метать… Не помнил.
Работники офиса, похоже, не помнили тоже. Разбаловал их Дамир. Разучились пропускать босса, когда тот бежит к лифту. Такими нежными стали, что чуть в обморок не падали от моего: «Пошли все на фиг!»
Дисциплиной в компании заняться нужно было срочно. Провести ликбез по пользованию лестницей, по движению в потоке, когда навстречу спешит начальство. По строгому соблюдению всех приказов непосредственного руководителя. И сейчас я точно знал, с кого первого начну.
Главное было успеть… добраться до одной тощей задницы, прежде чем она найдёт приключения. В этом не доверял ни Бадоевским бойцам, ни спецам Штерна. Сам спешил как на пожар.
Личный «БМВ», на который пересел после прилета, взревел на весь паркинг. Старый пень в будке охранника подпрыгнул на своем месте. А толпа курильщиков у входа разлетелась, как пуганое воронье.
Я замечал все это боковым зрением. Основное внимание было приковано к дороге. Не пропустить нужный поворот. Не задавить какого-нибудь тихохода на перекрестке. Не устроить разнос всему отелю.
Последний пункт я эпически провалил.
Эпически, потому что подоспевший первым Слава был послан писать заявление на увольнение. А встретившийся на пути охранник Бадоева – в дальний поход по интимным местам.
Туда же хотелось отправить и мою драгоценную Аглаю Дмитриевну, мать ее, Калинину. Русским же языком сказал: «Мне звонить!». Но вломился без стука в номер, застал перепуганную помощницу в углу комнаты. И бешенство как рукой сняло.
Не женщина, а наказание. Причем для себя самой тоже.
– Там… там мышь мертвая, – трясущимися руками Аглая показала на кровать. – И конверт. Я не трогала ничего. Не подходила.
На меня она даже не взглянула. Вжалась лишь сильнее в стену и закрыла лицо руками.
– Так, понятно… Теперь все в порядке.
Я с трудом перевел дыхание. Сжал и разжал кулаки.
Немного придушить помощницу было просто необходимо. Штерн ей вчера строго запретил входить в любое помещение без проверки. Слава для этого и был приставлен. Но жестким массажем шеи предстояло заняться все же позже.
– Ты вещи вчера разобрала или все в чемодане?
Сражался с собой я недолго. С женской любовью к грызунам, тем более мертвым, Аглае и минуту здесь находиться было нельзя.
– В чемодане. Разложить времени не хватило, – моя серая мышка теперь даже пищала как мышь.
– Отлично. – Я указал на шкаф. – Там стоит?
– Что?
– Чемодан!
– Да… – Зеленые глаза стали похожи на блюдца. – За правой дверью.
– Умница.
Стараясь не наследить сильнее, чем уже наследил, я по большой дуге обошел кровать, распахнул дверь и достал чемодан. Все тот же красный. Из Сочи. Видимо, судьба мне была его таскать. Как сглазил кто.
– Ноутбук у тебя с собой? – взглядом указал на вместительную сумку в руках Аглаи.
– Да. – Впервые за время нашего разговора она посмотрела мне в лицо. – Я его с собой везде ношу.
– А что-нибудь важное в этой комнате еще осталось?
Быстро набрал на телефоне номер Штерна.
– Эм-м… Зубная щетка, расческа в ванной. Наверное, что-то из мелочей.
– Купим новые, – пока кое-кто не устроил сборы, я рукой указал на дверь в коридор. – Здесь тебе больше оставаться нельзя. Идея с отелем была дурацкой изначально.
– И куда я сейчас? – голос у мышки дрожал, но слушалась она четко. Сказал, что делать, – без вопросов бросилась на выход.
– Туда, где точно будет безопасно, – не тратя время на подробности и споры, я освободил номер и сразу же переключился на Штерна: – Дима, в отеле новое послание с сюрпризом. Конверт я не вскрывал. Постарался не следить, но группу лучше высылай прямо сейчас. С помощницей разберусь сам. Номер ваш.
Уточнять что-то или повторять Штерну не пришлось. Он по-армейски коротко кинул: «Принято», и спустя пару секунд я уже слышал в трубке, как он отдает распоряжения своим работникам.
Вряд ли в этот раз Бадоев со следователем могли его опередить. Одного прокола Штерну хватило. Впрочем, теперь это уже было не мое дело.
А мое…
В трубке послышались короткие гудки, и взгляд остановился на Аглае. Маленькая без своих каблуков. Трясущаяся как осиновый лист, но с гордо задранным носом и сжатыми в нитку губами.
Так и напрашивалась, чтобы кто-то добрался до ее попы и отшлепал. Качественно, со знанием дела и до розовых булок.
Правая и левая руки аж зудели, так рвались в бой. Помнили еще на ощупь, какие упругие эти половинки. Но вначале нужно было решить самый главный вопрос – жилищный. И с ним сучка-судьба в очередной раз доказала: «Выбора нет, есть только его видимость».
В мой «БМВ» Аглая садилась, даже не мяукнув. Пристегнулась, поправила юбку и уткнулась в свой телефон. Только спустя минут пятнадцать она всполошилась, что везет нас не водитель и дорога «Какая-то незнакомая».
Для человека, на чьем интеллекте держалась половина компании, это, конечно, был капитальный прокол. Но журить за невнимательность я не стал, как не стал и объясняться. Тупо крутил руль. Не глядя на свою помощницу, отдавал по громкой связи указания.
Посмотрел уже возле дома. Строго, хмуро и в глаза. По задумке после этого взгляда Аглая должна была с полчаса молчать. Но где мои задумки, а где Аглая Калинина?
О том, что не будет жить в моей квартире, она заявила еще до того, как я заглушил двигатель. К открытию двери я выслушал целую лекцию о субординации, свободе на личную жизнь, неприкосновенности и еще какой-то фигне.
Никогда не фантазировал о женщинах с кляпом во рту, но тут и уши, и душа требовали. Я бы даже не мелочился и выбрал штуковину побольше. Чтобы и мычать не могла! Только слушать и исполнять.
Что-нибудь еще тоже неплохо было бы вставить. Никогда не думал, что способен завестись от споров, но раздраконила девчонка сильнее, чем Карина в плаще на голое тело.
Как пацан! Перед охраной за парус в штанах стыдно было. Будто не подчиненную спасал, а бабу для развлечений снял. И Аглая, как назло, ничем не помогала. Мельтешила перед глазами со своими искусанными губами и нежной белой шеей. Чушь какую-то несла без остановки. И смотрела на меня… так испуганно, внимательно, будто знала, что именно с ней сделать хочу и сколько раз.
Шоу мазохистов, блин! Чтобы не сорваться, в лифте пришлось чемодан между мной и Калининой ставить, на площадке – угрозами гнать ее впереди себя. И орать, чтобы задом поменьше вихляла.
Достача.
Зараза.
Сучка.
Но и в квартире обоим легче не стало. Возмущаться Аглая прекратила. Мозг включился или инстинкт самосохранения заработал – не знаю. Не мешая мне пройти, она вжалась в стену. Чуть ли не села попой на тумбочку. И там благополучно оставалась, пока спустя минуту я не вернулся с бутылкой янтарной лечебной жидкости и бокалом в руках.
– Давай, пей.
Плеснул «лекарство» в бокал на два пальца. Никогда еще не приходилось спаивать женщин. Не мое это было. Но если и дальше продолжим так рычать друг на друга, один из нас точно не сдержится. Лично за свое терпение я бы сейчас и рубля не дал.
– Я не буду.
Будто чистый яд предлагаю, Калинина наморщила свой маленький носик и отвернулась.
– Это для нервов. Наших. Общих. Выпей как лекарство.
Она тряхнула головой. И уже другим, извиняющимся тоном повторила:
– Я не буду.
– Не бойся, спаивать не собираюсь. – Это была не совсем правда. Будь моя воля, споил бы до бессознательного состояния, сгрузил бы на кровать в гостевой спальне и выдохнул спокойно подальше от этого искушения.
Жаль, «искушение» спасать нас обоих не желало.
– Я не могу… – Аглая снова пожевала губу и отрицательно мотнула головой.
– Нельзя только больным и беременным.
Я сунул бокал в ее ладонь и поднес к губам.
– Пей!
– Мне нельзя, – с каким-то отчаянием выпалила она.
– Больная? – Это уже было не смешно.
– На всю голову.
Она поставила стакан на тумбочку за спиной и сжалась вся еще сильнее, чем в отеле. Самая непонятная и странная женщина из всех, что встречал. Звезда моя. Недостижимая.
– И как мне тебя успокоить? – Смотреть на нее, такую перепуганную, было невозможно. Ёж с иголками вовнутрь. Кажется, коснешься, и заплачет.
– Я скоро… Я сейчас успокоюсь. – Она обхватила себя руками, а взгляд опустила в пол.
Наверное, нужно было послушать. Жила ж она как-то до меня, успокаивалась. Не маленькая и не девочка.
Другой, вероятно, и оставил бы. От греха подальше. Но у меня не получалось. Даже бояться мышка умудрялась вкусно. Маскировала безразличием свой страх и до побелевших костяшек сжимала пальцы. Спину держала прямо, как у солдата на плацу, а глаза не показывала.
Словно в обертку себя завернула. Спрятала все сладкое и нежное. А меня аж ломало – так хотелось избавиться от этой шелухи и попробовать её на вкус.
Помутнение рассудка. Редкая разновидность аллергий на серых мышек. И противостоять напасти не было никаких сил.
– Здесь до тебя никто не доберется. Слышишь?
Как наркоман, получивший дозу любимого наркотика, я провел большим пальцем по её губам. Горячим, раскрасневшимся и таким нежным, что крышу сносило.
– Забывай. Успокаивайся. – Сделал последний шаг навстречу и поцеловал.
Ни капли это было не проще, чем в первый раз. Иммунитет не выработался. Стоило только коснуться, меня будто лавиной накрыло. Оглушило. Размазало. И сразу сорвало все стоп-краны.
Сумасшедшие ощущения. Без сопротивления, которого ждал. Без холода, которым от нее всегда так и веяло. Легко. Горячие губы раскрылись сами, впуская мой язык. Чужая дрожь завела ещё сильнее. И мягкие ладони, как знак капитуляции, легли на мои плечи.
Такой сплав нежности и желания: острого, дикого, на грани потребности, что внутри все перевернулось.
Мышка моя непредсказуемая. Робкая и жадная.
Коротило от поцелуя с ней сильнее, чем с другими от секса. Не знаю как… не представляю, что за ерунда, но все вокруг словно исчезло.
В кармане вибрировал телефон, угол чемодана больно впивался в бедро, но я чувствовал лишь дрожащее в объятиях тело, сладкий вкус на губах и дыхание, сбившееся, одно на двоих.
Умереть можно было от этого поцелуя. Загнуться от перевозбуждения или стыда с полными штанами радости.
Ни одной светлой перспективы. Тупик. Но Аглая спасла нас сама. С глухим стоном она оторвалась от губ и, закрыв глаза, уткнулась носом в отворот моей рубашки.
Снова спряталась, но теперь хотя бы рядом.
– Ну, как? Получше сейчас? – дар речи вернулся ко мне только через минуту.
Аглая потерлась щекой о плечо. Зыркнула удивленно снизу вверх.
– Это была замена алкоголю?
– Но ты ведь сказала, что больна на всю голову.
Алые губы дрогнули.
– Тогда получше. Руки немного трясутся, но скоро должно пройти.
– Могу попробовать увеличить дозу.
– Наверное, не стоит… – слова прозвучали подозрительно неуверенно.
– Если «наверное», то обязательно стоит.
Не спрашивая разрешения, я расстегнул верхнюю пуговицу на ее блузке и губами прижался к голубой вене. Пульс частил, как у зайца. Маленького и перепуганного.
– Мне кажется, это уже другое лекарство. – Аглая стыдливо накрыла ладонью вторую пуговицу. Будто на замок закрыла самое ценное.
Смешная такая. Наивная. Но мне вполне хватило и одной пуговицы… с шеей, ключицей, нежными мочками ушей и сладким местечком под подбородком.
Не женщина, а сплошная эрогенная зона. От каждого прикосновения языка срывалась на стоны. От каждого поцелуя таяла все сильнее и выгибалась навстречу.
Отзывчивая, как тонко настроенный музыкальный инструмент. Настроенный на меня. Отрываться от нее было больно. Физически. До ломки.
– Ну как, дрожь прошла? – закончив с мочками, я поднес к своим губам ее руки и перецеловал каждый палец.
Никогда не думал, что понравится такое извращение, а тут с трудом удержал себя, чтобы по второму кругу не начать.
Было что-то в ее ледяных пальцах. Наверное, то, как отогревались от моего дыхания, доверчиво позволяли языку скользить вдоль тонких голубых венок и робко переплетались с моими пальцами.
– Все прошло, – Аглая смотрела на меня, словно я призрак. – Я теперь так спокойна, что можно в отель возвращаться, – нервно хихикнула.
– Соскучилась по острым ощущениям?
Так и хотелось прижаться одним «острым» и доказать, что ощущения могут быть гораздо острее и намного приятнее.
– Нет, мне лучше без них… – Она осторожно выбралась из моих объятий. – И вообще, нам не стоит…
Вероятно, после этого должна была снова прозвучать какая-нибудь чушь про субординацию и ответственность, но моей умненькой мышке хватило ума вовремя закрыть свой сладкий ротик.
– Когда молчишь, ты вообще сокровище. – Я с самым серьезным видом поправил ее блузку. Застегнул пуговицу и мягко развернул Аглаю на сто восемьдесят градусов. – Жить пока придется здесь. Другой такой же надежной квартиры у меня нет, но постараюсь решить этот вопрос поскорее.
– Я могла бы жить с охраной. В отеле. Хоть в одной комнате…
– Если захочешь, можем и здесь в одной комнате пожить. – Так и хотелось шлепнуть ее по попе, чтобы быстрее проходила и знакомилась.
– Нет. Нам вместе точно не стоит. – Будто прочла мои мысли, она сама припустила в гостиную и лишь у барной стойки оглянулась. – Но это не значит ничего больше!
Моя горячая, отзывчивая девочка прямо на глазах снова превращалась в скучную дотошную помощницу. Женщина-перевертыш. Никакой фантастики!
В ответ можно было сказать, что все по желанию трудящихся. Обоюдному! Но не моргнув и глазом я соврал:
– Да.