Сергей Николаевич Марков
Летопись Аляски
Старые, давно забытые книги и пожелтевшие от времени документы рассказали мне о людях большой судьбы, о жизни и странствованиях русских людей, что, не щадя живота своего, шли в неведомые земли Нового Света, обуреваемые страстной жаждой познать мир, окружающий их. Так родилась моя «Тихоокеанская картотека».
Люди преклонного возраста с сердцами юношей и молодые люди, любящие нашу старину, помогали мне разыскивать следы жизней, терявшихся в тиши архивохранилищ и библиотек. Поиски не всегда приводили к открытиям. Но я шел вперед, как рудознатец, которого манят блестки благородного металла в речных песках. Я переживал с моими новыми друзьями горечь забвения и радость обретения. Жизни славных русских землепроходцев и первооткрывателей воскресали рядом со мной, как жизни наших современников.
Я приглашаю читателей перелистать вместе со мной мою «Тихоокеанскую картотеку», совершить путешествия через Каменный пояс к легендарному Аниану, в далекую Ситку (Новоархангельск), форт Росс, на берега великого Юкона...
I
Первым об открытии Америки русскому читателю рассказал Максим Грек. Одним из сотрудников его был русский писатель и посол Дмитрий Герасимов. Этот вдохновенный человек переводил «Песнь песней» и церковные книги, его видели в Риме, в русских монастырских библиотеках, в покоях европейских космографов. Дмитрий Герасимов первым сообщил в Европе о северной стране Югории. Он рассказал Паоло Чентурионе и Павлу Иовию о чудесах снежной Московии, о вероятном пути в Китай и Индию через Ледовитое море.
В Европе, точнее, в Италии, Дмитрий Герасимов был в 1525 году – через пять лет после того времени, когда слово «Америка» впервые появилось на всемирной карте. И именно в то время европейские географы начали бредить странами к северо-востоку от Москвы.
Сведения о северных странах были принесены в Европу русскими путешественниками – послами. Современник Дмитрия Герасимова – московский дьяк Григорий Истома – еще в 1496 году совершил морской поход в Скандинавию. Его путь лежал через Новгород, устье Северной Двины и северные моря. Сам Дмитрий Герасимов бывал в скандинавских странах трижды, совершая каждый раз путь морем. Из этого можно заключить, что западный участок Северного морского пути был хорошо знаком русским мореходам во времена Христофора Колумба и Себастьяна Каботы.
Северные страны хорошо знал и Власий, посольский толмач, исколесивший мир от Белого моря до Испании.
Вскоре после того, как Христофор Колумб, в то время еще безвестный ловец трески, побывал к северу от Исландии, в Рим пришло знаменательное известие о том, что русские открыли в северных странах остров, величиною больше Крита. Этот остров может быть Новой Землей или даже Шпицбергеном. Вскоре после этого распространяется весть об открытии русскими устья Оби...
Наши предки знали о великих открытиях европейских мореходов, и впервые вести о походах Колумба и Магеллана, без сомнения, были получены русскими людьми непосредственно в странах Европы.
Дмитрий Герасимов еще в 1493 году был в Италии, где он общался с римским «книгохранителем Иаковом». Именно в то время в Риме и Милане ходило по рукам переведенное на латинский язык письмо Христофора Колумба, содержавшее первые сведения об открытии Нового Света.
Поражает быстрота, с которой наши предки узнали и об открытии Магеллана. Уже при дворе Василия III появилась рукопись «О Молукицких островах и иных многих дивных, их же новейшее плавание кастелланов, рекше испанских...».
«Возвратился есть в днях сих един от пяти корабль оных», – повествует рукопись.
Она была составлена «Максимилианом Трансильваном», как указал безвестный русский переводчик, может быть, толмач Василий. Речь идет о Максимилиане Трансильванском, секретаре Карла V, повелителя Германской империи и короля Испании. Карл V снаряжал Магеллана в поход. Королевский секретарь первым поведал миру о возвращении спутников Магеллана в письме к одному кардиналу, и это письмо, изданное в Кельне, было немедленно переведено московскими толмачами.
Но это еще не все. Проследив за путешествиями московских послов при Василии III, мы узнаем, что вскоре после того, как корабль «Виктория» бросил якорь в порту Севильи, ко двору короля испанского прибыли гости из Московии. В составе посольства был пытливый толмач Власий. Он и посол Иван Засекин-Ярославский могли видеться со спутниками Магеллана. Следовательно, все сведения о первом путешествии вокруг света наши предки получили из первоисточника.
Дмитрий Герасимов в своем гениальном провидении первым высказал миру мечту о достижении «Пряных островов» и Китая Северным морским путем. В Риме в 1525 году он говорил Павлу Иовию, что в древности китайцы плавали не только в Индию, но и в «Золотой Херсонес» – Малакку, куда они привозили собольи меха. Где же китайцы брали соболей, как не на берегах холодного Скифского моря? Значит, Китай лежит где-то неподалеку от скифских берегов.
Мечта Герасимова, известие о плавании Истомы нашли отклик у Себастьяна Каботы. Через два года после выхода в свет книги Павла Иовия два корабля из Бристоля отправляются в поход к берегам Северной Тартарии. Мореходы стремятся к Китаю и «Золотому Херсонесу».
Вскоре рождается загадочный пролив Аниан, неизбежный спутник не менее сказочного мыса Табин средневековых землеописателей. Древний римский географ Помпоний Мела говорил, что путь через Северный океан приводит в Восточное море, мимо земли, обращенной к востоку. За этой землей, за неизвестными странами и областями возвышается гора Табин. Она стоит у моря. Табин сделался призрачным, но все же путеводным маяком на пути в «Пряные страны».
Дмитрий Герасимов мог еще быть жив, когда на картах мира появился пролив Аниан и у космографов мира родилась догадка о том, что этим проливом можно пройти к берегам Америки, Китая, что Аниан – страж морского пути в Индию и к «Пряным островам».
Северная Двина, Печора, Обь вскоре стали известны на берегах Тибра, Темзы, Сены. В XVI веке в Вене знали о «народах в лесах, на берегу Ледовитою моря». Появились удивительные географические карты со сказочными рисунками. На Дунае и Рейне говорит о Золотой бабе в устье Оби, о ледяном лукоморье. Были рассказы о неведомых зауральских крепостях Грустине и Серпоновой, о лесах, где гнездятся белые соколы и кречеты. За всем этим – за соколиными лесами, за странами снегов, за лукоморьем и неведомым мысом Табин – лежали Индия и Китай. Невольное соперничество руководило этими древними писателями. Мартин Вельский поведал миру баснословные рассказы о жителях Америки. Неизвестный русский землепроходец и грамотей сочинил слово «О человецех незнаемых в восточной стране». Но во всех этих легендах было какое-то зерно истины. Западные писатели, руководствуясь показаниями русских людей того времени, говорили о «Теплом море» за Обью. Рамузио, издатель Марко Поло, открывал обширный пролив Хейнан с островами, где залегали золото и серебряные руды.
Спустя четыре года после того, как над Северной Двиной выросли деревянные частоколы Архангельска, мореход Мальдонадо сообщил, что он якобы посетил воды пролива, разделяющего два великих материка – Азию и Америку. Мальдонадо помещал этот пролив Аниан под 60° северной шпроты. Испанец уверял, что Аниан он видел во время своего похода к Северному полюсу. На американском берегу Аниана, писал Мальдонадо, расположен огромный порт, в котором могут поместиться до пятисот кораблей. Мальдонадо якобы пробыл в Порт-Аниане почти три месяца и своими глазами видел корабль с грузом китайских товаров, который плыл в Архангельск.
«Анианский пролив» помещал на своей карте Якоб Гастальди в 1562 году. Через четыре года после Гастальди венецианские космографы снова грезили сказочными берегами Аниана. Великий нидерландец Герард Меркатор, патриарх космографов, в 1569 году обозначил пролив Аниан на своей карте.
В год смерти Аники Строганова европейские географы много говорили о новом атласе Абрагама Ортелия. Атлас назывался «Зрелище вселенной». В нем была помещена первая печатная карта России. На карту также был нанесен пролив «Anian fretum».
Лет через пять после выпуска карты Ортелия французский географ Андрэ Тевэ, трудившийся над переработкой «Космографии» Себастьяна Мюнстера, писал: «...Страны, расположенные ниже, ближе к Америке, гораздо холоднее; ими владеют вышеупомянутые московиты...» Тевэ прямо говорил о соседстве Московии с Америкой.
Через два года первые русские удальцы и перешли Каменный пояс – Урал. Прошел еще год, и пфальцграф Георг Ганс отправил письмо к гроссмейстеру немецкого ордена Генриху фон Бобенгаузену. «...Из Оби-реки можно проплыть в Америку», – писал пфальцграф. Письмо, начертанное его рукой, до последних лет хранилось в Государственном секретном архиве Берлина. Георг Ганс уверял, что путь из Оби к Америке равен пути, который можно проделать, отправившись в Америку из Испании.
Ермак принял первую битву при Бабасане. В тот год к знаменитому Герарду Меркатору, выдающемуся географу, строителю глобуса и автору многих карт, прибыл гость из Московии с берегов быстрой Вычегды. Это был Оливер Брюнель, строгановский мореход, замысливший в Соли Вычегодской поход северными морями в Китай.
Спустя двести лет в сугробах Илимского острога при свете мерцающего пламени одинокой свечи Александр Радищев писал свои заметки по истории Сибири. У Радищева я нашел поразившие меня строчки. В них сказано, что Иван Грозный дал Строгановым грамоты «на земли, России не принадлежащие, сперва по Каме и Чусовой, потом по Тоболу, Иртышу и даже Оби, так как давали грамоты на Америку и пр.».
В XVI веке некоторые из европейских мореходов побывали у северо-западного побережья Америки, но тайны Аниана или другого пролива между материками Азии и Америки решить не смогли. Вопрос этот продолжал мучить умы многих пытливых людей того времени. Исаак Масса в Амстердаме, в 1612 году, писал, что «Америка соединяется около Китая с какой-нибудь из трех частей старого мира». Но не блистательным европейским капитанам, не ученым-географам удалось открыть пролив между Старым и Новым Светом.
Пока скрипели гусиные перья, пока шелестели свитки чертежей с латинскими названиями и причудливыми рисунками, устюжские, сольвычегодские, вологодские мужики, сибирские дети боярские, гулящие люди, казаки плыли по сибирским рекам, проходили через лесные дебри, переваливали горы. Они строили города, остроги. Землепроходцы открывали одну за другой большие реки, с каждым шагом сокращая свой путь к Новому Свету, о котором они тогда еще и не слышали.
И эти походы превращались тоже в сказку. Перечитайте сказания географов Европы того времени. Вы найдете там описания японцев, присутствующих па пиру у Дмитрия Самозванца, – необычайных японцев, живущих «около Индии и Ледовитого моря», платящих дань своему царю московскому. Значит, так далеко досягнула русская рука, превратившая полярных «японцев» в данников Москвы. Великий Джон Мильтон живет необычайными видениями. Он описывает подвиги русских удальцов в Сибири, которые идут на северо-восток, открывают неведомую реку и слышат дивный гул медных колоколов, видят вдалеке корабли, приплывшие из Индии или Китая. А дальше – вечно теплое море, раскаленные венцы огнедышащих гор. Разве в этом видении Мильтона трудно узнать Тихий океан?
В то время Семен Дежнев скитался с отрядами русских удальцов из Якутского острога по новым землям, приводил в покорство князца Сахея. Василий Поярков, Ерофей Хабаров, Михаил Стадухин, Иван Москвитин, Семен Шелковников – все они в те годы жили в Якутске и оттуда выходили на свои подвиги. Именно тогда русские люди узнали о чукчах, о таинственном Новом Свете, куда проникают чукчи.
Семейка Дежнев бестрепетно вышел на своем коче под кожаным парусом на восток из устья Колымы и, сам не ведая того, достиг пролива между двумя материками. Он прошел пролив по всей его длине. Зоркими своими глазами он должен был разглядеть белые, похожие па зубы чудовища берега Америки, Аляски, Нового Света... Так именно видна Аляска с берега Наухана, самого края Чукотской землицы.
Всем известно, что трогательное описание дежневского подвига («...и носило меня, Семейку, по морю после Покрова Богородицы всюду неволею и выбросило на берег в передний конец за Анандыр-реку...» и т. д.) много лет пролежало «в столпе» архивной избы...
Мало ли сообщений (подобно дежневскому) погибло в наших архивах или сотню-другую лет пролежало в них без достаточного изучения?
За примерами ходить недалеко. Лишь в последние годы увидело свет «Описание о Чукоцкой земле, где оная имеетца». Описание это было закончено около 1742 года. Автор его – Яков Линденау. Участник многих походов по северо-востоку Сибири, «ветеринарный прапорщик» Линденау едва не дожил до ста лет. В радищевские времена он жил в убогой хижине на берегу ручья Оса близ Иркутска. Без сомнения, он имел богатый личный архив, в котором были собраны описания и карты областей Сибири и смежных с ней стран. В 1794 году Линденау погиб в пламени. Во время пожара погибли все записки, чертежи и планы престарелого исследователя. До нас дошло его «Описание о Чукоцкой земле». В нем содержится удивительное сообщение, которому надо придать исключительное значение. Линденау говорит о Большой Земле к востоку от Чукотки.
«...и они, чукчи, от своих жилищ на ту землю ходят байдарами и с той земли привозят посуду деревянную, подобно русской посуде. И по разглагольствованию тех чукч имеется чрез русских людей известие доподлинно так, что якобы купецким людям двенадцатью кочами минувших лет за семьдесят или более (1672 год? – С. М.) Колымскому среднему зимовью, где прежде ярмонга бывала, для торгу пошедших и от сильных морских погод друг от друга разошедшихся, иные в Камчатку проплыли, а иные к тому острову, который Большой Землею называется, пристали и, тамо с жительствующими народами совокупившиеся, у них поженились и расплодились...»
Остров Большая Земля – Аляска... Около 1672 года Семен Дежнев был еще жив. Кто знает – кем были эти первые русские поселенцы Большой Земли, впервые связавшие свою судьбу с туземцами Аляски? Можно только сожалеть, что этим совершенно исключительным сообщением Якова Линденау никто из наших исследователей почти не занимался.
Изучая историю деятельности Семена Дежнева и его товарищей, я нашел свидетельство о том, что пролив между Азией и Америкой был при жизни Дежнева пройден с востока на запад. Известно, что, живя в основанном им Анадырском остроге, Семен Дежнев в 1653 году усиленно разведывал через поморян о состоянии льдов между устьем реки Анадырь и Большим Каменным Носом. Советчики сказали Дежневу, что лед от берегов в море относит далеко не каждый год. Дежнев должен был сокрушаться, ибо он приготовил уже лиственничные кочи, добыл кое-какую снасть. Он не решился плыть тогда на Колыму вокруг Чукотского полуострова только потому, что паруса и якоря кочей были признаны недостаточно падёжными.
Но почему Дежнев должен был оставить навсегда свое намерение плыть морем на Колыму?
Передо мной лежит донесение торгового человека Никиты Агапитова-Малахова (Агапитова) из Жиганского зимовья. Оно относится к 1657 году. Малахов пишет о том, что «служилые люди у него пропились». В числе этих людей он называет Федота Ветошку и Евсея Павлова. Оба они в то время служили у Дежнева в Анадырском остроге и участвовали в добыче моржовой кости на знаменитой отмели близ устья Анадыря. Великолепный Федот Beтошка в красной шапке с собольим околышем пропил у Малахова-Агапитова девять пудов моржовой кости анадырской добычи. Дело вовсе не в размерах разгула Ветошки, а в том – каким именно путем он попал в Жиганск?
Дорога с Анадыря на Колыму и Якутск сухим путем пролегла через «Камень», Анюй, Нижне-Колымск, Индигирку, Яну и Алдан. Жиганск стоял вдалеке от этой дороги, расположенный северо-западней Якутска, служил местом досмотра судов, идущих с моря вверх по Лене.
В Жиганске взимались таможенные пошлины. Сухого пути с Яны в Жиганск тогда и в помине не было. Это вполне достоверно известно из челобитной казачьего десятника Михаила Колесова, написанной в 1678 году. В ней он сообщал, что волок с Яны в Жиганск лишь недавно был открыт им, Колесовым.
Остается только одно: костяная казна с Анадыря была доставлена в 1657 году морем и рекой Леной. Для этого Ветошке и другим дежневцам пришлось пройти пролив между Азией и Америкой, обогнуть Чукотский полуостров и проплыть морем до устья Лены. Более подробно обо всем этом рассказано в моей повести «Подвиг Семена Дежнева».
Ясно одно: все старые сведения о Дежневе и его сподвижниках нуждаются сейчас в пересмотре. Можно предполагать, например, что не один Федот Ветошка при жизни Дежнева плавал через пролив между Америкой и Азией в устье Лены. Есть данные о том, что этот путь был сведан и знаменитым открывателем Василием Бугром, Юрием Селиверстовым, Анисимом Костроминым, Никитой Семеновым и другими первообитателями острога на Анадыре...
...Европа продолжала получать от бывалых русских людей легендарные сведения о землях к востоку от Сибири. В 1680 году ученый серб Юрий Крижанич, живший в Тобольске, писал, что ленские и нерчинские сборщики ясака прошли всю Сибирь до океана. У морского края Сибири они видели плавучие льды, но на вопрос, есть ли какой-либо материк между Ледовитым и Восточным морями, землепроходцы отвечали отрицательно.
Кстати сказать, Тобольск в те годы, по свидетельству иноземцев, был никак не меньше Орлеана. В Тобольск стекались вести от землепроходцев, изучавших Сибирь от Ледовитого моря до пустынь Монголии. Именно при Крижаниче в Тобольске одним путешественником были получены расспросные сведения о Тибете, далай-ламе, Бухаре...
Вероятно, из Тобольска в Москву дошло сказание об «острове» против устья Колымы, где туземцы занимаются охотой на... бегемотов. Иезуит Филипп Авриль внимательно слушал и прилежно записал эту легенду. Ее в 1086 году рассказывал Аврилю словоохотливый и любознательный Иван Мусин-Пушкин, сановник Сибирского приказа.
Разговор начался с того, что собеседники стали решать вопрос: откуда произошло население Америки. Ученый иезуит, видимо, читал первые ученые труды об Америке, начиная от творений Петра Мартира и Франциско Лопеса Гомара; русскому воеводе вполне доступна была знаменитая хроника Мартина Вельского. Мусин-Пушкин прямо заявил иезуиту, что обитатели Америки произошли именно от жителей острова близ Колымы. Охотясь на бегемотов и выезжая на море для этой цели не в одиночку, а целыми семьями, колымские островитяне вполне могли достигать берегов Америки на плавающих льдинах. Мусин-Пушкин был совершенно убежден в том, что северная оконечность Америки лежит неподалеку от той части Азии, которая прилегает к «Татарскому морю». Воевода уверял, что на побережье Америки водятся те же животные, что и в Московии, особенно бобры. А бобры эти могли перейти на американский берег по ледяному покрову. Больше того, жители этой части Америки, говорил Мусин-Пушкин, очень похожи на обитателей острова близ Колымы. Так Мусин-Пушкин предвосхитил современную нам теорию родства некоторых сибирских народов с туземцами Аляски.
Иезуит Филипп Авриль так запомнил этот рассказ, что записал: «...Надо бы для удостоверения в деле столь важном разведать об языках, коими говорят два упомянутые, похожие один на другой народы, живущие один в Азии, другой в Америке, ибо если бы открылось сходство в языке, то и сомнения в сходстве их более никакого не оставалось бы...»
Надо, конечно, объяснить, что «бегемоты» Авриля были моржами, а может быть, и морскими коровами, которых было еще легче принять за толстокожих животных тропических стран, знакомых Европе по сказаниям космографов.
Прошло еще года два, и Жан-Франсуа Жербильон, тоже ученый иезуит, вновь получил от московитов ценные сведения о северо-востоке Московии и смежных странах. Среди собеседников Жербильона, кстати сказать, был русский, который долго жил в Пекине, и даже получил там чин мандарина... Этот русский мандарин родом был из Тобольска. Бывалые русские люди в беседе с Жербильоном говорили, «что они объехали берега Ледовитого и Восточного морей и всюду находили море, кроме одного места к северо-востоку, где находится горная цепь, вдающаяся очень далеко в море. Если наш материк соприкасается с берегом Америки, то это возможно только в этом месте», – заключал Жербильон.
Известно, что в 1697 году Лейбниц советовал Петру I «исследовать берега северо-восточной Азии, чтобы узнать, соединяется ли Азия с Америкой или же они разделены проливом...». Как раз в это время устюжский пахарь и сибирский сборщик ясака Владимир Атласов еще служил на Анадырь-реке.
Собирая ясак, Владимир Атласов накрепко помнил приказ тех лет, данный всем сибирским землепроходцам, – расспрашивать и разведывать про Китайское, Никанское и Индейское царства, про золото и дорогую кость и самоцветы, не говоря уже о мехах, которые Атласов должен был добывать все время.
Получилось так, что Атласов держал в своих руках аляскинских соболей. Как это совершилось? В одной из «скасок» своих он говорил о «Необходимом Носе» между Колымой и Анадырем. «Необходимый Нос» с тех пор не раз упоминался в донесениях других древних наших исследователей. В атласовских записях было прямо сказано, что против «Необходимого Носа» в море лежит большой остров, откуда зимой по льду «приходят иноземцы, говорят своим языком и приносят соболи...». Собольи меха эти Атласову не понравились; всем известно, что якутский соболь считался лучшим. В представлении русских людей того времени Большая Земля Америки была островом. Такое мнение было очень упорным. Надо еще заметить, что часто Большой Землей назывались и Медвежьи и острова Диомида...
Так или иначе сибирские удальцы грезили тогда не Лукоморьем, открытым учеными иноземцами с берегов Рейна, а более очевидной Большой американской землей. Для них впервые стали выступать из безграничных просторов неведомого и те острова, которые впоследствии получили название Командорских. О них сообщил в якутской приказной избе Михаил Наседкин в 1710 году. А узнал он о Командорах лот за восемь до своего доклада якутскому воеводе. В то время мичман Беринг принимал команду над двенадцатипушечной шнявой в Таганроге (Троицке), еще не помышляя ни о каких странствиях в ледяных морях...
«Скаски» открывателей не пропадали даром. Якутский воевода Дорофей Траурнихт приказал проверить сообщения Атласова. Наседкина и других. Из письма шведского резидента в России Родеса к королеве Христине мы знаем, что якутские воеводы еще в середине XVII столетия предполагали послать экспедицию для поисков берегов Америки. Петр Великий снаряжал особых людей, которые ходили к «Ледовитому мысу». Из нетерпеливого напоминания Лейбница (1711 год) можно полагать, что данные этого похода могли «помочь в решении спора о существовании моря менаду Азией и Америкой». Лейбниц запрашивал Брюса об итогах хождения к Ледяному мысу...
Кто были эти люди, посещавшие далекий мыс? Я ищу их следы в своей картотеке и под тем же 1711 годом нахожу свидетельства сибирских летописей, примечания Миллера и нашего современника академика Л. С. Берга. Свидетельства эти сходятся, и круг их сужается. Внутри круга остается служилый человек Петр Попов. Проследим за его деятельностью в 1710-1711 годах.
Петр Ильин Попов к «Носу» ходил не один. Его сопровождали промышленный человек Егор Толдин и «новокрещен-юкагир» Иван Терешкин. Они выясняли, «не значатся ли из того Носу какие в море острова», делали чертежи, вели опрос населения. «Носовые чукчи» дружно подтвердили, что «и прежде сего русские люди у них, чукоч, морем бывали». Медленно разворачивается перед нашим взором грамота пятидесятника Матвея Скребыкина – начальника Анадырского острога, в которой описан подвиг Петра Попова. Вот что он, в частности, сведал в земле чукчей:
«...против того Анандырского Носу с обеих сторон с Ковымского моря и с Анандырского есть-де значитца остров, и про тот остров подлинно ему, Петру, сказывали Носовые Чюхчи Макачкины с родниками; есть-де на том острову люди зубатые, а веры-де иной, всякой обыкности и языку не их Чукоцкова, особой, и из давних-де лет и поныне у них, Носовых Чюкочь, с теми островными людьми меж собою немирно, ходят друг па друга с боем, а бой-де у тех островных людей лучной, и у Чюкочь такой же. И он, Петр, с товарищи тех островных людей у них, Чюкочь, взятых в полону, видал человек с 10. А зубы у тех людей, кроме природных, есть вставливанные моржового зубья маленькие кости, подле природные в щеках. А с того-де Носу на тот остров летним временем в байдарах веслами перебегают одним днем, а зимою на оленях налегке переезжают одним же днем. И есть-де па том острове всякий зверь, соболи и куницы, и волки и росомахи, и медведи белые, и морские бобры, и держат-де у себя великие табуны оленей. А кормятця-де они морскими зверями и ягодами и кореньем и травою. И всякой на том острову есть-де лес: кедр, сосна, ельник, пихтовник, листвяк. И тот островной лес он, Петр, с товарищи у них, Чюкочь, в байдарах и в ветках и в юргах видели. А живут-де они, островные люди, собою тако ж, что-де и они, Чюкчи, и начальных-де людей никаких у них нет... островных-де людей, применяясь, он же, Макачкин, и островные люди, которые у них, Чукочь, в полону, сказывали ему, Петру, с товарищи: есть-де при них, Чюкчах, остров, и он-де, Макачкин, на том острове бывал по многие годы в походах, и называют они, Чюкчи, тот остров болшой Землею...»
Так записывая Матвей Скребыкин слова Петра Попова.
Нет сомнения в том, что остров против «Анандырского Носа» – материк Северной Америки, Новый Свет, Аль-ак-шак на эскимосском языке.
А зубатые люди?
Это – эскимосы Северной Америки.
Если Попов видел в плену у чукчей аляскинских эскимосов, безусловно, жителей приморской области, то около 1715 года на Камчатке был отыскан пленник – выходец с материка Аляски.
«...жил на Камчатке человек иностранной, которой по причине камчатских мелких кедровых орехов и низких кустов, на коих растут те орехи, объявлял о себе, что он родился в такой земле, где растут кедровые дерева высокие, а на них орехи гораздо крупнее камчатских; а сия-де земля лежит от Камчатки на восток. В ней-де есть большие реки, которые впали в Камчатское море. Жителям-де имя тонтолы; они обыкновениями схожи с камчадалами и употребляют к водяному ходу такие же кожаные суда или байдары, как и камчадалы. Назад-де тому много лет приехал он с земляками своими на Карагинский остров, где товарищи его от тамошних жителей убиты, а он, оставшись один, ушел на Камчатку».
Говорят, что до Витуса Беринга дошло впоследствии это сказание о пришельце из кедровых лесов Нового Света. Л. С. Берг, большой знаток истории Камчатки и Аляски, изучив это свидетельство, пришел к выводу, что выходец с Аляски рассказывал об Юконе и именно на берегах юконских надо искать народ «тонтолов».
Так в самом начале XVIII века русские на Камчатке, в Чукотке встретили выходцев с Аляски, Америка была где-то рядом с чукотской землей, Анадырью, Охотском.
До Нового Света было рукой подать, он лежал близко, «за переливами» – как думали и об «Апонском царстве» бородатые камчатские мореходы... В 1716 году полковнику Елчину было приказано искать Большую Землю, но поход не состоялся. В том же году Лейбниц вновь взывал к мудрости Петра Великого:
«Я надеюсь, что через него мы узнаем, соединена ли Азия с Америкой» – так уповал на Петра ученый.
Через три года поручик И. Евреинов и Ф. Лужин получили известный указ с предложением выяснить: «сошлась ли Америка с Азией», но они во время своего плавания были ближе к Японии, чем к берегу Большой Земли.
Когда Петр I ходил на Дербент, произошел знаменательный разговор царя с его любимцем Федором Соймоновым. Последний еще в 1722 году был убежден в том, что Камчатка лежит неподалеку от западного берега Америки, что «остров Калифорния уповательно не в дальнем расстоянии найтится может». Соймонов уже тогда ставил вопрос о связях Камчатки с Америкой, Японией, Филиппинами, о поисках «острова» Калифорния. Камчатка была окном в Азию, Индию, Америку. И почти на смертном одре великий шкипер вспомнил все, что знал он о возможном пути в Китай, Индию и Америку через русские ледяные моря. Петр сказал генерал-адмиралу Апраксину:
«...На сей морской карте проложенный путь, называемый Аниан, проложен не напрасно. В последнем путешествии моем в разговорах слышал я от ученых людей, что такое обретение возможно. Оградя отечество безопасностью от неприятеля, надлежит стараться находить славу через искусства и науки. Не будем ли мы в исследовании такого пути счастливее голландцев и англичан, которые многократно покушались обыскивать берегов американских?»
Вот когда в России снова вспомнили о сказочном Аниане. Петру могла быть уже известна книга патера Жозефа Франса Лафито об индейцах Канады. Лафито, между прочим, подобно смоленскому воеводе Мусину-Пушкину, предполагал, что индейцы пришли в Америку из Азии. Джованни Баттиста Вико, творец «Оснований новой науки», историограф королевства Неаполитанского не прошел мимо этого утверждения патера Лафито и отвел ему несколько строк в своем знаменитом трактате.
В год смерти Петра I наследники известного картографа И.-Б. Гоманна из Нюрнберга, выполнявшего постоянные заказы царя-морехода, выпустили «Большой атлас». В атласе была карта № 88, на которой впервые была изображена Камчатка. Против оконечности Азии на карте были показаны два острова и один остров огромной величины. Исследователи видят в малых островах этих – острова Диомида, а в большом острове ту же Большую Землю – Аляску. В заголовке карты Гоманна говорится, что земля «Камчадалия» и окружающие ее морские просторы были открыты и пройдены сибирскими ловцами соболей. Несомненно, что Гоманн пользовался русскими сведениями не только о «Камчадалии», но и о «Большой Земле» Повою Света.
Через год в Петербурге объявился казачий голова Афанасий Шестаков из Якутска. Неграмотный, он, однако, берег как святыню несколько привезенных им карт. Неизвестный составитель на одной из этих карт изобразил берег Большой Земли. Шестаков горел благородным рвением – ступить на неведомый берег. Как казачьему голове, ему еще очень хотелось покорить чукчей и привести их в российское подданство. Шестакову дали средства, дали людей, а карты, видимо, тогда же отобрали. Шестаковские карты давно бесследно исчезли; говорят, что их в свое время имели на руках Миллер и Делиль. Ученые нашей эпохи знают, что в Национальной библиотеке в Париже хранилась лишь французская копия карты казачьего головы. Шестакову дали в помощники ученых людей – геодезиста Михаила Гвоздева, капитана Дмитрия Павлуцкого, подштурмана Ивана Федорова и четыреста тобольских казаков...
