bannerbannerbanner
Сельская идиллия

Марко Вовчок
Сельская идиллия

Полная версия

– Это только барышням можно, ответила она.

– Как барышням? почему-же барышням? вскрикнула я.

– Потому барышни нежные и их всякий пожалеет, а мы… Мы темные…

– Да послушайте, разве у вас не было и поближе людей?

– Каких людей?

– Хороших! которые бы вас хорошо приняли… Ведь бывают по деревням этакие люди, я слыхала, знавала…

Я глядела на нее, я ожидала, что она назовет Витиеватовых…

Но она не назвала их, а только проговорила:

– Может и бывают.

Мне припомнились слова Алексиса Витиеватова о старике, который выучился читать и с утра до вечера читает, и я сказала себе: слава Богу! не всех одолела такая апатия, как мою собеседницу!

Я сказала ей:

– У вас есть где-то тут старик, который вот на старости лет выучился читать, и теперь с утра до вечера читает.

– А кто-ж его кормит-то? спросила она.

– Кого?

– А этого старика-то. Коли он с зари до зари читал, так работа-то как-же?

И она опять так улыбнулась, и так поглядела, что я снова смутилась. Как же, в самом деле, этот старик мог читать?

Я ей ответила, что верно ему помог кто-нибудь.

– Кто-ж помогать будет? возразила она. Всякому тоже кормиться надо. Мало что наплетут люди! У нас, вон, рассказывали, что один старик летал в Киев, а он совсем не летал.

– Но ведь есть же у вас где-нибудь какие-нибудь хорошие умные люди, с которыми можно обо всем посоветоваться, потолковать, поговорить…

– Некогда разговаривать-то у нас.

– Я знаю, работы много, но ведь все-таки выберется часок-другой… Ну в праздник… В праздники ведь гуляют?

– В праздники гуляют.

– Ну?

– Ну, пьяны бывают.

Каждое её слово резало меня, словно ножом!

– А какой у вас священник? спросила я.

– Отец Левонтий.

– Нет, не имя, а какой он человек-то, – хороший, добрый? В уваженьи он у вас?

– Известно в уваженьи.

– В случае какой беды можно к нему пойти?

– А что-ж он в беде? Коли вот родины либо крестины, похороны либо свадьба, или пособировать, так заплатишь и пойдет.

– А кому нечего заплатить?

– Уж как-нибудь спроможется.

– Ну, а если не спроможется?

– Уж не знаю. Он, как если мало дают, урекает так, что Господи Боже мой! Отработку такую положит, – немилостивую!

– Какую это отработку?

– А вот чтобы это отработать у него на поле, либо на огороде, кому за поминанье, кому за свадьбу.

– Да зачем-же соглашаются на такие отработки? вскрикнула я.

Она опять только посмотрела на меня, но ничего не ответила, не пояснила.

– Зачем-же соглашаются? повторила я.

– Как-же тягаться-то с ним? Он заест.

Я просто начинала приходить в отчаяние! Все мои светлые мечты разрушались.

– Неужли вы не знаете Витиеватовых? спросила я: Неужли не слыхали хоть про них?

– Это про помещиков-то наших?

– Да.

– Как не знать, не слыхать! Мы ихние крепостные были.

– Ну что-ж?

– А что?

– Ведь добрые?

– Добрые.

У меня отлегло от сердца.

– Ведь с ним все могли ходить, их все могли о чем угодно спрашивать?

– Как можно! Уж воли кто ходил, так по горькой по нужде.

– Отчего-ж это?

Она опять улыбнулась также как и прежде – не то с сожалением к моему простодушию, не то с насмешкой над ним, и ответила:

– Как же нам, мужикам, туда можно ходить?

– Да ведь добрые!

– Добрые, а все-таки у них там и собаки, и цветы такие, что подороже нас. Дураком-то тоже стоять не хочется.

Рейтинг@Mail.ru