– Малыш, тебе обязательно туда идти, а?
Шон с сомнением смотрит на Деб, которая уже пятнадцать минут убеждает его пойти с ней в местный бар. Она созвонилась со своими подружками школьными и теперь хочет с ними встретиться. Шон не особо горит желанием куда-то переться, хотя и понимает, что надо. Но вот, бл*…
Он и так чего-то напрягся.
Не, потом, само собой, расслабился.
Деб и ее розовая невинная хрень помогли. Так помогли, что при одном воспоминании о том, что было совсем недавно, прям яйца поджимаются.
Он бы, например, оставил свою малышку дома и заставил отрабатывать за прошлую ночь, когда пришлось самому трудиться.
Но Деб хочет встретиться с подружками. И, в принципе, хотела вытащить Шона. Но это уж фиг. Ему одной ее бабки за глаза хватило. А тут еще и подружки… При одной мысли о том, что будет происходить на таких посиделках, волосы дыбом встают.
Деб уговорить его не удалось, но сама она полна решимости.
– Шон… Ну когда я их еще увижу?
– Ладно, малыш… Только без мужиков, да?
– Шон, ну какие мужики в кафе-пекарне? Не смеши. Там даже танцев не бывает.
Деб чмокает его в губы, уворачивается от загребущей лапы, норовящей забраться под юбку и все же настоять на своем, и убегает.
А Шон остается один в огромном доме. Смотрит телек, ест чипсы, пьет пиво. И готовит себя мысленно к встрече с шерифом.
И понимает, что нихера не готов.
Потому что к такому, бл*, не подготовишься, ну вот никак не подготовишься!
Главное, первую встречу пережить. Без лишних дырок в шкуре. Судя по ласке старой Барб, в семье особо не разговаривают.
И, если сразу не пристрелят, то велик шанс добрать свое потом.
Когда руки Деб будет у ее папаши просить.
Черт, чего ж так все сложно-то?
И это еще свадьба впереди!
Не, братухе в этом плане сказочно повезло.
Его Керри, мало того, что золото, так еще и сирота! Это ж пи**ц везение!!!
Шон достает еще бутылку пива, доканчивает чипсы. И обнаруживает, что пачка сигарет последняя.
А это уже херово. Потому что завтра приедет папаша-шериф, и надо будет как-то себя успокоить перед серьезным разговором с будущим родственником.
Шон обдумывает ситуацию и затем решительно идет к выходу.
Хрен с ним, купит сигарет, а заодно и Деб заберет из кафе. Пора ей уже. А то ночь скоро, темно там, страшно.
Маньяки всякие.
Дома, в кроватке девичьей, ждут не дождутся…
Шон покупает сигареты.
Едет по прямой наводке навигатора к месту встречи его малышки с подружками.
И с расстояния нескольких метров видит в панорамное стекло витрины, как Деб обнимается и целуется с мужиком.
Шон закрывает глаза, считает до пяти. Открывает.
Ситуация не меняется.
Деб сидит, рука какого-то утырка на ее хрупком плече.
На лице утырка веселье.
Пока что.
Шон усмехается. Убирает от греха подальше ключи. Снимает куртку.
И идет в кафешку.
Сегодня тут будут танцы.
– Этот?
Голос мужской. С начальственными нотками, грубый.
Шон открывает один глаз, но с лавки не поднимается. Много чести.
– Да, он самый.
Рядом на соседней лавке кряхтит Мартин. Шон косится на него, усмехается, морщась от боли в разбитых губах. Правильно, кряхти, придурок. Так тебе и надо, скоту.
Мартин садится на лавке, смотрит на подошедшего к клетке мужчину.
Ну, как смотрит… Не особо смотрит, конечно. Потому что, в отличие от Шона, у него подбиты оба глаза, и глядеть больновато. Но сам виноват, нехер подставляться.
– Уокер, значит…
Точно, по его душу…
А чего же не за Мартином, а?
Но, в принципе, правильно, Шон-то пришлый.
Непонятно, почему его противника вообще посадили.
Хотя нет, это тоже понятно. Кого-то же надо. Остальные-то разбежались, трусы.
Как скопом на одного налетать, так они борзые щенята. А как отвечать, так мы все не при делах…
– Дядя Том… – о, голос подал. Виноватится. Утырок.
– С тобой, придурком, я потом поговорю, отдельно. Сначала с Уокером. Вставай.
Шон садится на лавке. Глядит на мужика в шерифской форме.
Бл***…
Ну че, привет, будущий родственничек…
Веселая встреча, правильная…
– Шериф МакКорни, – коротко представляется мужик.
– Привет, шериф.
Голос после ночи на тюремных нарах хрипит и ломается. Пить хочется зверски, но Шон просить не собирается. Перетопчется.
– Давай, Уокер, на выход.
– А я? – опять подает голос Мартин.
– А ты, МакКорни, посидишь до приезда твоей матери.
– Дядя Том… Ну зачем маме позвонили?…
Шериф, больше не глядя на расстроенного родственника, коротко кивает Шону на выход и потом по направлению к своему кабинету.
– Шон, милый, – его маленькая девочка вскакивает с диванчика и рвется к нему обнимать.
Шон подхватывает тонкое тело, чувствуя себя распоследним придурком. Устроил девочке веселую ночку, молодец, бл*.
Но вот ничего не мог с собой поделать.
Как увидел лапу придурка Мартина на хрупком плечике его малышки, так и отключил голову. И даже сейчас с трудом помнит происходящее.
Шум, визг, звон посуды, крики, Дебби пытается виснуть на шее, причем, сначала у придурка, и за это Шон дополнительно помечает плацдарм, а потом и на нем. Что-то кричит, но слова не долетают.
Придурок высокий, юркий. Пару раз удается уйти от удара, но потом Шон его все же достает.
И тут же замечает пополнение. Из-за стойки прыгают в зал сразу двое крепких ребят. Ух ты, смертнички!
Шон рычит радостно, отодвигает за спину мельтешащую под ногами Деб и бросается вперед.
Короче говоря, все очень весело и задорно.
Потом приезжает полиция.
Шона и его противника забирают в участок. Плачущую Деб сурово просят идти домой и дожидаться отца, который приедет и даст ей по жопе, чтоб не стравливала самцов друг с другом.
Шон рычит, рвется и вообще буянит. Его соперник тоже не отстает.
В целом, все выглядит, как переполох в курятнике, когда туда лисица забирается. А он, Шон в роли пса-защитника.
И только уже в участке, успокоившийся и немного пришедший в себя Шон узнает грустную новость: его соперник, оказывается, и не соперник вовсе, а брат Дебби. Троюродный по материнской линии. Седьмая вода на киселе, короче. Но не для ирландцев. А его группа поддержки – это уже его родня. И, опять же, родня Деб.
И очень он, Шон Уокер, душевно вливается в ряды новых родственников.
С фейерверками и шампанским.
Молодец.
– Дебби, подожди нас здесь, – командует шериф, но его дочь упрямо хмурит брови.
– Нет, я с вами!
– Дебора!
– Папа!
– Шериф! – вклинивается Шон, решив, что терять ему уже нечего, за закрытыми дверями кабинета явно ему ничего хорошего не скажут, поэтому лучше не оттягивать неизбежное, – я хочу жениться на вашей дочери!
В участке наступает гробовая тишина. И только из клетки орет воодушевленный Мартин, сразу просекший, как отвлечь внимание своей мамаши от себя любимого:
– Молоток, Уокер! Это по-нашему!
Шериф МакКорни наливается краснотой так, что, кажется, его удар сейчас хватит, Деб поспешно кладет ему руку на грудь:
– Папа, папа, только спокойно, только спокойно, прошу тебя, папа…
Шериф смотрит на ладошку Дебби, затем переводит взгляд на стоящего в независимой позе Шона, отслеживает его потрепанный вид, рваную майку, забитые татухами руки, тоннели в ушах и молчит.
Потом выдыхает и опять кивает на дверь:
– В кабинет. Оба.
Затем переводит взгляд на сотрудников, и те сразу же принимаются работать. Усиленно. Дисциплину соблюдают.
– Дядя Том, соглашайся, наш человек, нормальный! – продолжает весело орать Мартин.
– МакКорни, уймись, – командует шериф коротко, – а то опять на две недели исправительных работ попадешь.
Мартин затыкается сразу же.
Шон усмехается. Этот новый родственник ему уже начинает нравиться.
В кабинете шериф садится в кресло, кивает Деб на диванчик. Шону ничего не говорит, не приглашает присесть, и тогда Деб показательно встает рядом с ним и переплетает пальчики с его лапой.
Шериф МакКорни смотрит на этот протест и дергает уголком рта. Потом берет бумагу со стола и читает. Громко, явно не для себя.
Для них.
– Уокер Шоннан Джеймс. Двадцать пять лет. Белый, католик. Два тюремных срока за хранение и распространение наркотиков. Последний раз в тюрьме Сан Квентин. Многочисленные нарушения правопорядка, драки, вождение в нетрезвом виде… Штрафы за неправильную парковку и превышение скоростного режима в пяти штатах… Образование: неоконченная средняя школа. Работа: полгода в автосервисе, механиком.
Он поднимает глаза на стоящую перед ним парочку, откладывает бумагу:
– Ну что я могу сказать? Прекрасный выбор, Дебби.
– Папа! – начинает Деб, сжимая руку Шона до побелевших пальцев, – это все в прошлом! Шон уже давно…
– Полгода, я в курсе, да, это очень давно, – перебивает ее шериф.
– Папа, ты не понимаешь… Шон…
– Погоди, малыш, – Шон решает, что, пожалуй, он уже давно терпит. Как-то даже слишком давно. И как-то даже неправильно это, столько сдерживаться. Вредно. Для организма. Окружающих. – Шериф, я вашу дочь люблю. Мое прошлое – это мое прошлое. Я им не горжусь. Но и оправдываться не собираюсь. Сейчас я здесь только потому, что Деб захотела. И я хотел, чтоб ей было хорошо. Поэтому все, что надо сделать, я сделал. На этом закончили. Предъявите мне еще что-то? За драку?
Шериф какое-то время молчит. Потом встает.
– Папа… – предупреждающе говорит Деб, а Шон внимательно отслеживает руки ее отца. Ну, мало ли, кобура близко, достать – нехер делать. Петляй потом отсюда по-заячьи…
– Щенок наглый, – спокойно отвечает шериф, – выскочка деревенская. Не упроси меня дочь, запер бы тебя здесь на полные две недели.
– Папа, ты мне обещал!
– Деб, мы сами решим, – Шон смотрит на шерифа, не собираясь уступать. И прятаться за спиной невесты тоже не собираясь. – Хочешь запереть, шериф, валяй. Твое право.
– Да, мое право. И обязательно бы запер…
– Папа!
– Но, Мартин не собирается писать заявление. И семья МакКорни, в чьей пекарне вы порезвились, тоже. Это их подарок вам на помолвку. И мой.
– Ну спасибо, шериф…
– Рот закрой, щенок. Хрен бы я тебя до дочки допустил, если б не пробил информацию ПОЛНОСТЬЮ.
– Шериф…
– Я не буду ничего говорить. Но я надеюсь, что ты оправдаешь мое доверие. И доверие моей матери. Ты ей почему-то понравился, наглый выскочка.
Шериф протягивает руку.
Первым.
И Шон жмет. Без паузы. Выдыхая и незаметно морщась, потому что лапа у отца Дебби железная.
В принципе, хорошо все прошло.
Позитивно.
И родственники новые ничего так.
Душевные.
– Шон! Ну хватит, Шон, ну хватит уже!!! Ну мы же опоздаем!!!
– Да похер! Подождут!
– Шон!!! Платье, платье… Ох! Шонннннн…
Шон Уокер, косясь на закрытые двери лимузина, закидывает ноги своей невесты на плечи, привычно врезаясь в податливое тело. Ох! Каааайф!!! И чего пищала? Сопротивлялась? Мокрая же совершенно!
– Вот ты коза, чего время тратила?
– Шоннн… Ой, Шоннн… Но платье, ах! Платье же… И фата… Ах!
Деб, уже не соображает ничего. Только стонет все громче и громче в такт грубым быстрым движениям будущего мужа. Ее трясет, тело напряжено. Между ног горячо и томительно. И невозможно правильно! Потому что она хотела этого с того самого момента, как увидела своего жениха в смокинге. И он настолько в нем хорош, настолько эти его рисунки на коже сочетаются с белизной сорочки и чернотой смокинга, что она готова была только от одного его вида кончить. А уж, когда он посмотрел на нее…
Черт! Они должны были в разных лимузинах ехать! Он вообще ее до свадьбы не должен был видеть! И скоро мама ее хватится!
И папа, боже мой! Если папа их застанет!
Но Уокеру, как всегда на все плевать!
Покорно ждать свою невесту у алтаря?
Нет, не слышали!
Надо прокрасться в ее дом, вытащить через заднюю дверь к лимузину, на котором он и приехал, выгнать из-за руля скалящегося Мартина (и какого черта он делает здесь?). Сидящий в салоне Рэй вылетел сам, с матом и хрипом:
– Да бл*, кролики чертовы, дайте хоть выйти!
И без разговоров задрать на невесте белое пышное платье.
Ну вот как его называть после этого?
Дебби цепляется за сиденье, понимая, что прическа испорчена, белье потеряно, подвязка слетела, а платье безнадежно помято, и чувствует себя невозможно хорошо! Потому что ее жених делает для этого самое главное, что может сделать мужчина для женщины – любит ее.
– Деб, не могу, такая ты красивая, красивая, моя, моя, моя… – шепчет Шон, врезаясь все сильнее, раскачивая чертов лимузин, и Дебби кончает с криком и слезами. И ловит новый виток оргазма, когда Шон тоже приходит к финишу.
Потом она какое-то время оглушенно лежит, не шевелясь, переживая произошедшее.
Шон гладит ее по шее, по груди, мягко пощипывает соски, опять шепчет что-то утешающе.
Ему, типа, стыдно. Хотя, на самом деле, нисколько, она уверена в этом. Потому что ей вот вообще не стыдно.
– Шон, вы скоро? Я не хочу, чтоб бабушка Барб мне жопу отстрелила, – стучит в стекло Рэй, и Шон бурчит что-то невразумительное. И матерное.
– Малыш, все, я поехал. – Шон утыкается в грудь Дебби, дышит тяжело, – пи**ц, ты нереальная. Не смог терпеть. Всю ночь мучился.
– Ага, я слышала, – ехидничает Деб, прекрасно зная, что мальчишник Шона встряхнул городок похлеще парада на четвертое июля.
– Так это я по тебе скучал!
– Голубки, на выход! Керри смс прислала. Деб потеряли. Вы как хотите, а я сваливаю.
Рэй опять стучит в стекло, и Шон нехотя выпускает Дебби.
В самом деле, пора.
А то Рэй реально свалит, и даже без лимузина. Он бабушку Барб боится. Очень уж она на него неизгладимое впечатление произвела.
Шон выходит из машины, вытаскивает Деб, краснеющую смущенно и не смотрящую ни на Рэя, у которого, как всегда, абсолютно равнодушное лицо, словно ничего из ряда вон, и трахаться на заднем сиденье лимузина за полчаса до начала церемонии – самое правильное на свете решение, ни на Мартина, который, наоборот, скалится и показывает Шону большой палец.
Она подхватывает юбки и бежит в дом, не оглядываясь.
И чувствуя, как весь предсвадебный мандраж улетел прочь.
Смылся волной оргазмов.
Все же у нее самый правильный жених на свете.
– Шон! Трусики! У тебя в кармане! – сквозь зубы шепчет Дебби, сгорая от стыда.
Ну надо же, на всю церковь засветил ее нижнее белье, наглец! Ну вот как можно серьезно относиться к этому человеку?
И теперь они стоят, принимают поздравления перед отъездом в свадебное путешествие, а она только сейчас заметила, что ее белые свадебные кружевные трусики торчат, как флаг сдавшегося государства, из кармана жениха. И, судя по понимающим улыбкам родни, она заметила это последняя!!! Позор, несмываемый позор!!!
– Похер! – шепчет Шон в ответ, прижимает ее в себе и нагло кладет руку на попку, – ты – моя жена теперь! Я могу носить твои трусы в кармане, могу щупать тебя за зад и целовать в общественных местах! Для чего я, по-твоему, женился?
Дебби только вздыхает. Он неисправим. И это замечательно.
Шон пожимает руки своим новым двоюродным, троюродным, короче, седьмая вода на киселе, но не для ирландцев, само собой, братьям, целует в щечки тетушек и сестер. И думает, что, пожалуй, ему нравится такое количество внезапно обретенной родни.
И братухе нравится. Очень нравится.
По крайней мере, они с Кер остаются в Кливленд-Хайтсе еще на две недели. Хотя, вполне возможно, что Рэй просто не смог сказать «нет» бабушке Барб.
И теперь вся их новоявленная многочисленная родня, кстати, очень тепло принявшая и Рэя, и Керри, а особенно их малого, Уокера-младшего, будет все две недели передавать их из рук в руки, закармливать, заговаривать, вертеть, короче, как им хочется.
Как они в свое время его, Шона, вертели. И даже побольше двух недель.
Он-то, наивный, рассчитывал руки дочери шерифа попросить и свалить по-быстрому.
Ага! Хрен там!
Только через месяц еле выкатился отсюда! Шариком, бл*!
Как на байке шины не лопнули от перевеса, непонятно!
И в этот раз, перед свадьбой, заранее приехал. Потому что подготовка ж, мать ее.
Но теперь все. Теперь, наконец-то, все.
Пусть его родственники оттачивают навыки ирландского гостеприимства на Рэе и Кер. А они с Деб будут ооочень сильно заняты в ближайшие несколько месяцев. А то чего-то маловато Уокеров – младших. Надо пополнять ряды.
Шон смотрит на входящую смс.
Его куратор из ФБР поздравляет с днем свадьбы. Напоминают о себе, заразы.
Ну да ладно, решим. Все решаемо.
– Уокер!
О, а вот и шериф нарисовался.
– Я там подкинул немного денег на счет Деб. Ни в чем себе не отказывайте в медовый месяц.
– Не стоило, мистер МакКорни…
– А это уж мне решать. И вообще, не расслабляйся Уокер. Я за тобой слежу.
– Ага… Спасибо за поздравления…
Шон подхватывает уже немного утомленную Деб и тащит на руках в лимузин.
Вслед свистят, машут руками и выкрикивают напутствия. Особо изощряется команда братьев невесты, с которыми Шон неожиданно душевненько сдружился.
Шон ловит тяжелый неодобрительный взгляд шерифа и показательно сжимает пискнувшую Деб, показывая, чья она теперь.
Шериф в лице не меняется, за пистолет не хватается, и это уже хорошо.
Лимузин выезжает за ворота, Шон опускает перегородку между водительским и пассажирским отсеками и быстро заваливает свою теперь уже жену на сиденье.
Деб обнимает его. Она совершенно не против, чтоб медовый месяц начался, как можно скорее. Шон неожиданно вспоминает предупреждающий взгляд шерифа и усмехается.
Вот только ему, потомственному Уокеру, могло так свезти.
Заиметь себе шерифа в тести… Ну карма, не иначе.
А потом он смотрит на Деб, нежную, раскрасневшуюся, открытую для него, и думает, что ради такого зрелища каждый день в своей постели, можно и тестя-шерифа потерпеть.
И даже, наверно, тестя-прокурора.