Мария Зайцева
Сбежать от колдуна
Все же, не надо было говорить в деревне, что колдун умер…
Но как было промолчать?
Варварра вспомнила, как прибежала в деревню, задыхаясь от радости и предвкушения чего-то невероятного, тепла человеческого, наконец-то, и стукнулась в первый дом, самый большой, самый богатый. Дом старосты.
Как приняли ее, испуганно, настороженно, но с почтением…
И как все переменилось, стоило ей сказать, что она теперь вдова. Что колдун, мрачная тень которого так долго висела над деревней, умер. И замок его пуст…
Больше она ничего не успела сказать, староста вышел за порог, а спустя пару минут в комнату вошел Морик и с ним еще несколько мужчин…
Они не стали слушать удивленную и испуганную Варварру, просто схватили и удерживали, пока староста, деловито и равнодушно, сдирал с нее драгоценности, шубку из белого пушистого меха, сапожки из мягчайшей тонкой кожи, ощупывал, в поисках еще чего-либо ценного, припрятанного на теле…
И затем ничего не понимающую, плачущую Варварру так же молча поволокли к сараю…
Слезы обиды опять заполнили глаза, сорвались, потекли из-под закрытых век к вискам.
За что они так с ней?
Она же никогда ничего плохого… Наоборот, все время старалась извлечь выгоду из своего положения, пользу для своих соседей, для сестры и ее детей… Колдун не был затворником, они много ездили по королевству, под его дланью было несколько городов, поселений поменьше и десяток деревень. Все это отдал ему во владения король за какие-то заслуги перед короной.
И Варварра старалась, чтоб у ее земляков всегда все было самое лучшее. Заговоры на погоду, урожай. Возможность охоты в полном зверья лесу. Возможность собирать бессчетно ягоды и грибы… И, если у селян какие-то просьбы были, колдун, помня о родственных связях, это он сам так с усмешкой говорил, рассматривал эти просьбы в первую очередь.
Деревня, жители которой раньше считались неудачниками, потому что замок колдуна был совсем близко, на горе, нависая над полями жутким страшилищем, последние десять лет лишь богатела и прирастала жителями и домами.
В те редкие разы, когда Варварра вместе с мужем появлялась на ярмарке или проезжала мимо деревни, жители останавливались и кланялись, благодаря за милость…
За что же сейчас они так? За что?
Она же только добро… Она же, можно сказать, только ради благополучия земляков, чтоб снять с них бремя непосильного долга…
Колдун не был жесток без причины, нет.
Но он был темным зверем, совершенно непохожим на тех мужчин, которых видела в свои восемнадцать Варварра… Мрачный, неулыбчивый, жуткий, непонятный…
В их первую брачную ночь он молча раздел плачущую Варварру, оставив только брачный ошейник, осмотрел ее со всей тщательностью, хмыкнул…
А затем скинул с себя темный камзол, и Варварра задохнулась от ужаса, боясь посмотреть на него.
Он не был огромен, хотя и отчетливо силен.
Но самое страшное, что по всему телу его, по всей коже были отпечатаны странные и жуткие письмена. Они сплетались, расплетались, становясь похожими то на диковинных пугающих птиц, то на стебли растений…
На плечах его загорались и гасли искрами глаза неведомых зверей. Варварра заметила их, когда колдун навалился на нее, прижимая к кровати. И смотрела все то время, пока он брал ее по праву мужа. Ей казалось, что они все понимают и даже жалеют ее…
А вот колдун не пожалел.
И то, что испытала в ту ночь Варварра, то новое, жуткое ощущение беспомощности и погружения на глубину вязкого, плотного болота, было странным и невероятно пугающим.
Варварра не желала бы его узнавать никогда в жизни. И повторять тоже не желала. Вот только колдуну было плевать на ее желания и нежелания…
У него были грубые, сильные руки, гибкое, тяжелое тело и бешеный нрав.
За пару месяцев он приучил Варварру к себе, своему характеру и желаниям, и далее только посмеивался упорному сопротивлению жены, ее попыткам отстоять себя, сохранить в себе хоть чуть-чуть той светлой девочки, простодушно мечтающей о спокойной судьбе селянки.
Он словно знал, о чем она думала в минуты одиночества, и получал дополнительное удовольствие, разрушая ее мечты, показывая ей каждый раз, что она – другая. Что она получает наслаждение от таких вещей, о которых раньше и помыслить было стыдно. Что она может… Да много чего она может, на самом деле…
