Мария Викторовна Третяк
В поезде
– Что же, по-вашему, отказаться от культуры?
– Ни в коем случае. Но культура имеет свойство изменяться, знаете вы это?
– Да, культура меняется, и новая, к сожалению, потихоньку вытесняет старые устои, – не без искренней грусти ответил Гипсов.
– Почему же к сожалению? Прогресс идёт, не стоит на месте и культура. Она меняет обличье, и вот уже на другой культуре стоит наше общество. Она, может быть, крепче прошлой.
– Крепче тысячелетней истории?
– А, может, те ценности, что мы сейчас наблюдаем, это начало новой тысячелетней культуры?!
Гипсов встал с кровати и начал ходить взад и вперёд. Лимонов, окончательно заинтересовавшись собеседником, размахивал руками на всё купе.
– Но нет! – вдруг выкрикнул скульптор, – послушайте. Была культура, десять веков просуществовавшая, пришли в двадцатом веке, стали строить новую, но не получилось новой! И сейчас не получится – фундамент слишком прочный, чтобы здание за раз-два снести.
– Никто сносить не хочет, поймите вы это! – не на шутку завёлся Лимонов, руки которого, чем больше он говорил, тем шире разводились в стороны – берёшь культуру нашу за основу, пускаешь другую и третью. Зачем закостенело оставаться в своих предрассудках?
Договорил и аж пожелтел от напряжения.
– Вам и третья, и четвёртая культура своих предрассудков запустит! – тоже завёлся Гипсов, – вы и смешение языков хотите сделать? Но ведь язык – основа любой национальности!
– Да пусть и языков, чтобы ту же самую культуру богаче сделать.
– Одну на всех?
Лимонов ничего не ответил, а только кивнул и отвернулся к окну.
Наступило продолжительное молчание. Аркадий Петрович сидел с видом Александра Македонского, празднующего свою победу, в то время как Гипсов, кажется, совсем забыл о споре и занялся своим уехавшим под соседнюю койку чемоданом.
