Мария-Виктория Купер
Посетитель с того света
– Шуруба, скажу прямо. Тебе помощь нужна. – спокойно сказал гость и громко разгрыз конфетку.
– Был тут один врач, который трупов режет. Тоже помочь мне порывался. Но мне не нужна ничья помощь. Я сам справлюсь.
Пронзительно засвистел чайник, выпуская из носика тонкую струйку пара. Я открыл крышку и засунул в кипящую воду сушёные листья малины и мяты. Аккуратно обернул ручку замусоленным полотенцем и поставил чайник на стол. Приятный аромат трав смешался с вонючим табаком. Я присел за стол, мы молчали, внимательно смотря друг на друга.
– Мне надо помочь тебе, Шуруба.
– Зачем? – настойчиво спросил я, докуривая сигарету и пуская дым ему в лицо.
– Так надо.
– Кому надо? Мне не надо. – кое-как сдерживаясь, произнёс я и раздавил окурок в консервной банке из-под бычков – импровизированной пепельнице.
– Жаль, что ты не помнишь меня.
Я наклонил грязный чайник и разлил светло-желтый отвар гостю и себе. От чашек плыл белый пар. Вкусно запахло августом. Гость улыбнулся и благодарно кивнул.
– Так ты напомни, кто ты. Что вокруг да около ходить. – я закурил новую сигарету, но уже взял её большим и указательным пальцами. Губа кровила и ныла от высокой температуры.
Гость уставился на меня и, не шевеля губами, произнес:
– Ильнар.
Я смотрел на него и всё чётче проваливался на сорок лет назад, в ту отвратительную весну. В нос ударил запах пота и крови, запах немытых тел, запах гор, травы и огня. На зубах заскрипел противный мелкий песок. В ушах застучали автоматные очереди. Дым и пепел заволокли глаза. Небо, бесконечно высокое, зажатое в каменистые горы, трещало и рыдало от крови, льющейся на землю.
– Лейтенант Шуруба! Шуруба, меняй позицию, отступаем! – орал позади меня Ильнар, но я, оглушённый взрывом, шёл вперёд, плохо ориентируясь в чёрном дыме. В одном ухе было нестерпимо больно, в другом звенела какая-то странная тупая тишина, разрывающая голову. Но я всё равно слышал, как мне кричали наши. Может быть, мне казалось, но я слышал и шёл вперёд, прорывая своим телом чёрный дым. Я оглянулся и увидел, как сквозь облако летит нож. Прямо в Ильнара. Кусок металла с лёгкостью пера вонзился в горло, и мой друг, мой дорогой товарищ упал лицом вниз. Но нельзя отступать. Нельзя что-то менять. Я должен дойти до того дома, вломиться в него и пристрелить цель. Я знаю, что он там. Я как собака слышу его запах, слышу, как он трясётся, как прижимает к себе окровавленными руками жену и детей. И я иду, неся над собой святую месть, благоговейно уповая на то, что Бог ведёт меня своей рукой, отодвигая от меня пули, осколки и снаряды.
И я дошёл, оставив позади своих. Раненых, мёртвых. Оторвал дверь из петель и пристрелил вражеского командира вместе со всей его семьёй. Задача выполнена.
Я выскочил из дома и рванул к Ильнару. Он лежал там, где упал, и не шевелился. Из-под его лица плыла алая лужа крови. Я подхватил друга на плечо и рванул туда к своим. По нам стреляли душманы, но я шел к своим. Страх потерять друга был сильнее смерти. Но пуля добралась, пробила мне ногу. Лишь одна. Навылет. Было больно, но я всё равно шёл вперёд, глотая пыль, гарь и кровь. Я верил, что Ильнара ещё можно спасти. Осталось совсем чуть-чуть, вот, уже за этими машинами будет поворот, уже в том доме, в подвале. Я почти дошёл, как вторая пуля пробила мне ногу. Чуть ниже, но боль была сильнее в тысячу раз. Я рухнул набок, Ильнар накрыл меня своим телом. За спиной прогремел взрыв. Кровь хлынула из ушей и носа. Я перестал слышать. Остался только омерзительный писк, вытесняющий всё из моей голове.
– Вспомнил меня, Шуруба? – вдруг голос выдернул меня из воспоминаний сорокалетней давности.
Я переключился на гостя и замер. Передо мной сидел Ильнар. Молодой, здоровый, красивый. Мой единственный друг, награжденный "героем" посмертно… Он один знал, кто я и что я. Невыносимая боль и радость взорвались во мне. Хотелось броситься к нему в объятия. Но я взял себя в руки и сказал:
– Тебя уже нет. Так долго нет, что я забыл твоё лицо. – сигарета обожгла мои пальцы. Я невольно дёрнулся и обрушил пепел в кружку с чаем. – Ты зачем пришёл?
Ильнар молчал и сидел неподвижно. Вдруг его лицо стало мягче, круглее, светлее. Карие глаза стали светлыми, заблестели зелёными красками в жёлтом свете лампы. Губы округлились, щёки зарумянились… Передо мной сидела она.
– Варя! – грудь защемило от боли. – Варечка, а ты зачем пришла?
– Тирочка мой, я не могла не прийти. Такой случай, как же упустить? – ласково сказала девушка и глотнула чай. – Мой любимый чай… Малина и мята. Неужели ты до сих пор его пьёшь?
