Мария Шебанец
Кофе и тайны Книфе
Подстраховка
– Привет, бабуль! Извини, что поздно, сегодня такое было! Целое приключение, тебе понравится!
Значит, сижу я в Книфе, обедаю после школы, как обычно. Всё почти спокойно, только тот бухтящий крепыш опять наведался – и снова расчихался, а потом стал глаза тереть и кашлять, не дождавшись своей еды. Начал ругаться, что у него аллергия на этот воздух, что убить тут его хотят, бу-бу-бу – и в воротничок свой прячется. Труди его пожалела, извинилась и даже проводила к соседней пиццерии, чтобы бедолага мог нормально поесть, раз уж у нас не везёт. После него так тихо-тихо стало, будто мы вместе с Книфе выдохнули на радостях. Такие хорошие, светлые минуты тишины…
И тут вдруг налетает целая толпа пятиклашек! Их, оказывается, повели на экскурсию в музей неподалёку, а на обратном пути решили покормить в книжном кафе – чем не образовательная программа. Наверное, когда они это придумывали, всё звучало неплохо, а по факту в дверь хлынула галдящая лавина уставших от ходьбы по музейным залам мальчишек и девчонок. Они тут же заняли все столики, включая мой, а я еле успел подхватить свой поднос и отнести остолбеневшему у стойки Тэду.
Всё кругом перепуталось, загалдело, по залу заметался сквозняк… К нам тут же подскочила молодая учительница и грокнула кримче… нет, крикнула громче всех:
– Нам нужно тридцать два обеда! Срочно!
С ней рядом будто из-под земли выпрыгнула вторая и повторила:
– Срочно! Тридцать два обеда! Нужно!
Труди прижалась боком к Тэду и растерянно смотрела на хаос за спинами учителей. Дети тыкали пальцами в ридеры, корчили рожи зеркалам и отбирали друг у друга книги с самыми красивыми картинками. Вторая учительница вдруг снова оказалась там и принялась размахивать руками.
Первая учительница нервно оглянулась и закричала, перекрывая шум:
– Ещё пять минут без еды – и они достанут ручки! Скорее!
Я побежал к Ане на кухню:
– Суп Герцогини есть?
– Только выключила.
– А тридцать две миски и ложки?
Аня посмотрела мне в глаза, и уголок её губ побежал вниз быстрее, чем дёрнулся было вверх. Я испугался, что она сейчас замрёт, как тогда с Ритой, и начал командовать:
– Давай так: я беру поднос с мисками, ты разливаешь в них суп, я отношу. Первый пошёл!
Аня встрепенулась и открыла шкафчик с посудой. Мы с ней быстро расставили тарелки на два подноса, и она быстро и чётко – раз-два – пробежалась черпаком над мисками первого.
– Отлично! Продолжай! – крикнул я, убегая в зал с подносом. Подбежал к самому шумному столику, водрузил на него поднос и объявил:
– А ну, разбирай!
Поднос на секунду превратился в паучка из детских рук, но руки-лапки тут же отдёрнулись с мисками, ложками и хлебом, а я строго сказал:
– Это перечный суп Герцогини из Алисы в Стране Чудес! Превращает всех грязнуль обратно в поросят!
Я помчался к Ане, на ходу замечая, что Труди пришла в себя и готовится пустить в дело заготовленную на день армию безумных бутербродов, а Тэд откуда-то вытащил огромный электрочайник и включает его в розетку.
Ещё несколько пробежек из кухни в зал – и галдёж сменился звяканьем ложек. Учительницы от супа отказались и тревожно прихлёбывали зелёный чай.
– Главное, чтобы Вовка опять не начал, – бормотала одна.
– Кажется, ест ещё, – шептала вторая.
Будто подслушав её, от одного из столиков справа подал голос мальчик:
– А мне надоело! Сейчас я эту миску кааааак ХРЮ! – он осёкся. – Возьму и каааак… ХРЮ! ХРЮ! ХРЮ!
Вовка зажал рот руками и отодвинулся от миски, хлопая глазами. Потом испуганно повернулся к зеркалу, осмотрел-ощупал себя со всех сторон и облегчённо вздохнул. Огляделся и снова взял ложку.
– Вот это сууууп, – с уважением сказал он и принялся доедать.
– Вы не волнуйтесь, – сказал я учительницам, – это же книжное кафе – а значит, немножко волшебное. Сейчас мы им безумное чаепитие устроим – а это столько разных бутербродов, печенья, кексов! У них глаза разбегутся, не до шалостей будет, чесслово. Вы отдохните. Попробуйте тарталетки, пока их какой-нибудь валет не утащил.
Загребучая лапка одного из школьников быстро втянулась обратно, и мальчик молнией метнулся обратно за стол. Я вздохнул, придвинул тарталетки поближе к усталым дамам и пошёл собирать посуду. За мной хихикающим облачком порхала Труди, одаривая ребят вкусностями и уменьшительно-ласкательными словами. Солидный Тэд шагал со своим огромным чайником следом. Он склонялся над столами и медленно разливал чай, а сразу несколько пар глаз наблюдали за ним. Заканчивала наш странный ритуал Аня, принимающая и сгружающая в посудомойку миски.
На последнем круге сбора посуды я вдруг заметил сползающего по стенке у входа Лара. Ну, конечно, он же людей боится. Я быстренько метнулся к нему и всучил поднос:
– Скорее, помогайте! Ребята не справляются! Это нужно на кухню, к Ане!
Лар сглотнул, вцепился в поднос и бочком просочился на кухню. «Ну, Аня его там построит», – успокоился я. И понял, что коленки у меня дрожат. Я перебрался к стойке и тоже налил себе зелёного чаю. Даже сахара положил на этот раз. Закрыл глаза и сделал первый глоток – и первый сладкий медленный выдох.
– Спасибо! – сказала вдруг над моим ухом Труди.
– Много-много спасибо тебе, – поддержал Тэд. – Я даже не думал, что у нас есть такая подстраховка!
Я открыл глаза и еле успел заметить хвост детской процессии за окном. Его замыкала повеселевшая первая учительница с надкушенной тарталеткой в руке.
– Рад был помочь, – ответил я им. И не соврал, правда. Это маленькое нашествие было немножко страшным, но таким интересным! Мне кажется, дети теперь обязательно перечитают «Алису». И, наверное, как я в детстве, многие наизусть запомнят волшебную абракадабру про хливких шорьков. С первого раза.
Правда, я здорово справился, бабушка? Не хуже тебя командовал, почти как на сенокосе, где ты задачи раздавала: тебе коса косить, тебе грабли травяную косу разбивать, ты бегом за квасом, бутербродами и варёными яйцами с солью, а сама – обед варить, дорогим работничкам пир готовить. Видишь, я всё помню. Спасибо за науку! Я всем потом рассказал, откуда у меня это, ребята за меня порадовались, а тебе передавали пожелания крепкого здоровья и благодарность за внука. За меня то есть. Вот умора!
Утомил тебя, да? Ну, ничего, ты спи, спи. А я посижу тихо рядом, математику поучу. Так радостно сегодня, как будто я всё-всё могу. И билеты, и математику, и даже твой сад победить!
Контрабанда
– Бабушка! Как я бежал к тебе, как бежал! Папа с мамой только головами покачали, а у нас… Ох, ты же не знаешь ничего. Я сейчас расскажу. Только дай присяду, ноги не держат…
Ты же помнишь Книфе? Ну, конечно, я тебе про него все уши прожужжал. Я там был сегодня, обедал, как всегда. Так хорошо было, спокойно. Труди разливала чай, Тэд травил байки. Аня колдовала над чем-то новеньким: у неё были такие хитрые глаза, что я испарился из кухни, чтобы не сбивать вдохновение. Даже Лар пришёл в непривычное время, поздоровался – мы уже на «ты»! – и, не успев снять пальто, что-то быстро застучал на ноутбуке. Такой успокаивающий цокот клавиш… Я совсем носом клевать начал.
И тут меня обдало холодом. Это в Книфе-то, где воздух всегда тёплый и ласковый, как дыхание! Я так удивился, будто мне в лицо ледяной водой брызнули. И вроде бы совсем проснулся, но пошевелиться не могу, как в кошмаре. Тут дверь распахнулась – а там двое в костюмах и с папками стоят. Один – большой и высокий, а вторая – маленькая и тонкая, с оттопыренными ушками и гулькой на затылке. Хлопнули дверью и идут к стойке: она широко шагает, уверенно, а он рядом семенит и глядит на неё сверху послушно. Подошли, он её на барное кресло подсадил, она ножку на ножку, папку на колени и на Тэда уставилась. Долго так смотрит, прямо насквозь, а он замер и стакан протирать перестал. Труди, рядом стояла: она подняла руки к сердцу и уже не смогла опустить.
– Галина Львовна! – объявила тонкая, и голос у неё был резкий такой, высокий. Кажется, негромкий, но все услышали и на неё обернулись. – Инспектор отдела специального таможенного контроля.
Высокий сложил руки на груди и обернулся на зал. Там ещё с первого ледяного дуновения народу стало меньше, а теперь последние гости оставляли деньги и пропадали за дверью, по пути старательно отводя глаза. Галина Львовна сверилась с блокнотом и подняла глаза на Тэда:
– Документы.
Наступила такая тишина, что Аня перестала стучать ножом, пошумела водой и выглянула из кухни. И как была, с полотенцем в руках, привалилась к дверному косяку и застыла.
Тэд еле-еле поставил стакан на стойку, будто сам воздух ему сопротивлялся, и выдавил:
– У Книфе все документы в порядке.
– Документы на ввезённое.
– Мы ничего не ввозили! – вяло заспорил он.
– Вы ввезли это, – Галина Львовна обвела рукой Книфе.
– Но это есть наша работа! – прошептала Труди.
– То-то и оно, что ваша, – холодно подтвердила инспекторша и помахала невесть откуда взявшимся чёрным прибором: стрелка в нём зашкаливала. – Ваша контрабанда. Местные приложили руку только к продуктам, как и сообщала тайная проверка.
– Краснолицый мужчина с аллергией на всё? – горько спросил Тэд.
– Не на всё. Только на лишнее, – она спрыгнула на пол и вынула из папки сложенный лист бумаги. Расправила и начала читать:
– Тэд и Труди Кэрроллы! Вы обвиняетесь в нарушении правил пребывания вторичного туриста. Вы подлежите немедленной депортации и предстанете перед – она придвинула листок ближе к глазам – королевским судом. Контрабанда подлежит немедленному уничтожению, а помещение будет дезинфицировано, – она обвела взглядом зал, убедилась, что мы не можем стряхнуть оцепенение, и скомандовала: – Геннадий Эдуардович, приступайте.
Высокий уже держал в руке бутылочку с пульверизатором. Он прошёлся по залу, брызгая во все стороны. Запахло спиртом и лекарствами. Высокий вернулся к стойке, вынул чёрную книгу с пустой обложкой, раскрыл и начал гулко читать нараспев, мешая полузнакомые слова с латынью и, кажется, греческим:
– Ежели где убудет несколько материи, то умножится в другом месте… Е равно эм цэ квадра-т… Lex prima… Lex secunda… Lex tertia… Сила действия равна силе противодействия… Τίποτα δεν γίνεται χωρίς αιτία – ничто не бывает без причины…
Меня снова стало клонить в сон, а ещё начало казаться, что это какая-то очень глупая шутка, и вот-вот кто-то первым засмеётся: тогда сразу всё станет просто и понятно, как было полчаса назад. Я перевёл взгляд на Лара в надежде, что он сейчас разгадает эту абракадабру и всё объяснит.
Лар был белее шахматного короля. Он с ужасом оглядывался вокруг, и я проследил за его взглядом.
Бабушка, что-то происходило. Что-то менялось прямо на глазах. Будто само пространство съёживалось и темнело. Окна покрывались пылью, а день за ними быстро сменялся ночью. Чудесное шахматное поле под ногами становилось серым бетоном. Скатерти съёживались в старую клеёнку, книги истончались в газеты, ридеры рассыпались в труху, зеркала сливались со стенами…
Через десять минут басистого речитатива мы оказались в старой столовке. Клеёнка на столах была худо-бедно протёрта, тарелки щербатые, но чистые – и на этом всё. Воздух не двигался больше совсем.
– Хватит! – просипел Лар. Так кричат люди во снах, когда напрягаешь лёгкие изо всех сил, а вырывается только жуткий хрип.
Галина Львовна подняла ладошку, и высокий замолчал. Инспекторша оглядела Лара пустыми серыми глазами и сказала:
– Как видите, эти два человека обманывали вас и посетителей при помощи гипнотических внушений и галлюциногенных составов. Дезинфекция завершена.
Она обернулась к стойке сказала что-то не очень понятное – может, я просто не смог нормально запомнить:
– Тэд и Труди Кэрроллы, вы пройдёте с нами к зеркалу отделения. Там вас уже ждут карты-стражники. Можете попрощаться.
Она сделала неуловимое движение рукой. Хозяева Книфе освободились от невидимых пут: пошатнулись, но ухватились друг за друга и вдруг крепко обнялись. Они несколько секунд шептали что-то друг другу на ухо, а потом Труди подошла к Лару. Он не мог пошевелиться, чтобы подняться навстречу, и она опустилась рядом на облезлую лавку, в которую превратился диванчик. Я сидел за соседним столиком и хорошо её слышал. Она говорила:
– Лар, милый, прости нас за эту сцену. Мы должны были уехать раньше. Но с Книфе было так хорошо! Мы помогли оживить твой эскиз – и не жалеем. Дальше сам. Позаботься о кафе. Побереги себя и их, – Труди обвела глазами зал, как будто он всё ещё был полон людей. – Мы подадим весточку, если… когда сможем.
Она обняла Лара и замолчала, только плечи несколько раз чуть вздрогнули.
– Время! – напомнила инспекторша.
Труди послушно встала, приложила к глазам платок, потрепала меня по голове, пожала ладошку застывшей Ане и вернулась к Тэду. Он взял её за руку и посмотрел на таможенников.
– Следуйте за мной, – скомандовала Галина Львовна. – И без шуточек. От Геннадия ещё никто не убегал.
Так они и вышли из посеревшего Книфе: маленькая гордая фигурка спереди, два держащихся за руки кругляша следом и тяжёлый великанский силуэт за ними.
Мы ещё минут десять не могли пошевелиться. Будто жуткий сон смотрели наяву, где всё так спутанно, так нечётко. Потом Лар закрыл ноутбук, обхватил голову руками и заговорил оттуда, из-под впившихся в кожу пальцев:
– Аня, напиши мне, сколько Тэд и Труди не успели оплатить – я отдам со своих. Яшка, – он поднял глаза, посмотрел на меня, и мне стало страшно от боли в этом взгляде, – спасибо, что не сбежал со всеми. Я рад, что познакомился с тобой, – он несколько секунд набирался смелости, а потом всё-таки добавил: – Книфе закрывается.
Тут у него кончился воздух. Он опустил глаза и забылся, разглядывая поцарапанную клеёнку. Я не мог вспомнить ни слова. Аня вздрогнула и неловко шагнула в нашу сторону, как будто не могла разобраться, как именно нужно ходить. Лар встрепенулся и встал:
– Надо запереть кафе. Чтобы никто не увидел… это. Ребята, идите домой. Яшка, проводи Аню. Я всё сделаю.
Я взял себя в руки и подошёл к Ане. Она смотрела на меня огромными глазами, не веря, не узнавая. Я силился заговорить – и вот, получилось:
– Аня, это я, Яшка.
Она недоверчиво посмотрела на меня, и я совсем растерялся:
– Ну, чесслово…
Она вздрогнула и заморгала. Я поскорее заговорил о самом простом, что надо было сделать:
– Ань, мы идём домой, слышала? Тебе помочь?
Она сделала ещё шаг. Покачнулась, чуть не упала, но вцепилась в мой локоть и устояла на ногах.
– Вот и славно, так и пойдём, – решил я.
Мы вышли на крыльцо, и за нашими спинами щёлкнул замок. Оглядываться было страшно. Мы просто шли вперёд, очень медленно и осторожно. Аня держала меня под руку и мелко дрожала. Я наконец-то вспомнил, что у меня язык без костей, и начал нести какую-то чушь – что это, наверняка, какая-то ошибка, что Лар во всём разберётся, что, наверное, была какая-нибудь утечка газа, и нам стали мерещиться всякие небылицы, что утро вечера мудренее, что завтра будет обязательно лучше, надо только сегодня добраться домой, закрыть глаза и не думать. Она слушала и, к моему ужасу, ничего не отвечала. Не спорила, не возмущалась, не доказывала, что я дурак, и утешения у меня дурацкие…
Так я и довёл её домой. Уходя, тайком попросил её маму поделиться снотворным – сказал, что смена была тяжёлая, надо выспаться. Побежал к папе с мамой, а они сказали не перегибать палку. И больше туда не соваться. И вообще математику учить…
А какая тут математика, бабушка. Какая может быть математика…
Ты не сердись, родная. Я справлюсь, я всегда справляюсь. Скоро опять буду смеяться и болтать, все экзамены сдам. Только что же теперь делать с Книфе? Что это за контрабанда? Что это за галлюцинация такая, одна на всех?
Кстати, о галлюцинациях. Ты тоже видишь этих мотыльков? Откуда они у тебя в палате? Такие красивые, золотистые, чудо-стайка. Случайно заперли в четырёх стенах? Я их только в сумерках разглядел…
Ох, сумерки! Уже совсем поздно, сейчас меня медсестра выгонять прибежит. Не переживай. Это просто какая-то ошибка. Утро вечера мудренее, а тебе спать пора. Я побежал. До встречи!
Глава четвёртая
Доверенность
«А чего я ещё ожидал. Конечно, все сказки рано или поздно разбиваются в лепёшку о стену реальности. Живое, дышащее книжное кафе! Место, где всё подчинено иной логике, где сходятся воедино самые разные миры!
Идиот».
Я ходил туда-сюда по пустому залу, по уродливым бетонным плитам. Моего Книфе больше не было, осталась только большая старая комната, которой явно не хватало ремонта.
«Как такое могло случиться? Кто такие Тэд и Труди? Я ни разу не осмелился настоять на расспросах – боялся, что мои приключения с зеркалом окажутся галлюцинацией, а меня на самом деле наняли по завалявшемуся на каком-нибудь сайте резюме. Мне так нравилось думать, что они пришли ко мне из книги.
Но галлюцинации, оказывается, и правда были, причём сразу у всех. Это выглядело странно: всё-таки на каждого внушения и вещества действуют по-разному. Да и какие тут вещества? Никаких чужеродных запахов я не помнил: в Книфе всегда пахло уютно и ласково. Хотя случались пару раз “аллергии”, но там сразу было видно, что людям просто хочется поскандалить – такие бывают везде. Такие у нас и не задерживались.
С другой стороны, может, это и действовало по-разному. Просто нам нравилось то, что мы видели, а подробно ни с кем не обсуждали, думая, что каждый видит то же самое.
Стоп, это я уже думал. Сколько раз мысли шли по кругу за сегодня? Я наконец-то обратил внимание на слабость в ногах. Сколько я так хожу? Наверное, нужно идти домой и попробовать уснуть».
В окно у двери тихо постучали. Я провёл рукой по стеклу, стирая пыль, и увидел на крыльце Аню. Разве Яшка не повёл её домой? Повернув в замке ключ, я впустил её и тут же снова запер.
– Зачем вернулась?
– Почему вы не ушли?
Мы заговорили одновременно и так же одновременно замолчали. Я решил ответить первым:
– Какое тут, к лешему, «вы». Давай на «ты», пожалуйста. Как раз собирался домой, спать.
– В шесть утра?
Так. То есть, за окном не вечерние сумерки. Я повернул запястье и по вспыхнувшим цифрам браслета понял, что она не шутит.
– Кажется, я здесь проторчал всю ночь… Думал. То-то голова раскалывается…
– Давай я вам… тебе попить сделаю, – Аня наполнила чайник за стойкой и щёлкнула кнопкой. – Мне тоже не спалось, вышла пораньше – погулять и развеяться перед учёбой. А тут свет горит.
– Спасибо, Аня. Да, давай по чашке чая и пойдём.
– Что ты решил?
– Не понял.
– Что ты будешь делать с Книфе?
– А что я могу сделать… Документы – на Тэда и Труди, которые всех обманули, а нас тут вообще быть не должно.
Чайник обиженно зашипел, заворчал, пыхнул паром и отключился. Аня обдала заварник кипятком, очень медленно и внимательно отмерила три ложечки «Эрл Грея» и залила водой. Я поставил на стойку пару чашек.
– Труди долго тебя обнимала на прощание. Что она сказала?
– Извинилась. Велела всех беречь.
– То есть, оставила тебя преемником!
– Да ну, какой из меня преемник. Да и чего? Этой драной столовки?
По ногам неприятно потянуло сквозняком. Странно, дверь я точно закрывал. Наверное, окна где-то приоткрыты, нужно будет проверить.
Аня покачала головой, разлила чай и принесла из кухни оставшееся со вчерашнего дня печенье в виде карт. Я вытянул туза и хмыкнул. Ане досталась двойка, и она развела руками. Потом посмотрела на меня, вздохнула и сказала:
– Я, конечно, тоже не в себе после всего этого, но ты бы хоть пальто снял!
Ну, да. Не собрался. Бывает. Я молча встал, снял пальто и отнёс на вешалку. Привычно провёл рукой по карманам и понял, что с ними что-то не так. Обычно я не ношу вчетверо сложенных листов бумаги в кармане пальто, рюкзак для этого больше подходит.
В груди ёкнуло. Я потёр середину рёбер кулаком и вытащил листок.
– Что у тебя там?
Я вернулся к стойке, развернул бумагу и сел.
– Ну?
– Это… Это доверенность. На Книфе. На моё имя.
– Ага! Я же говорила! Не зря она обнималась!
Я прихлебнул из чашки, обжёгся, облился, поставил чашку, расплескал.
– Чёртов чай! – вырвалось у меня.
– Да забудь ты про него! Что делать будем?
Я отвернулся и смял листок. Аня тихо пискнула. Я затолкал комок бумаги в карман брюк и сказал:
– Это ничего не меняет. Я никто, и делать мне здесь нечего.
– Лар! Ты с ума сошёл? Ты единственный совершеннолетний из нас. Ты придумал Книфе, по твоим указаниям его создавали! Больше никто не сможет его спасти!
Я вскочил и снова заходил по залу. Аня сердито наблюдала за мной, ожидая ответа.
– Что ты собралась спасать? – наконец, спросил я. – Эту радость санстанции? Где я возьму деньги, время, руки? Бухгалтерия, налоговая, как мне с ними разбираться?
– Мы что-нибудь придумаем…
– Я не буду в это влезать. Я не могу. Я… я боюсь, – я пошёл к своему месту в нише и сел там. Спрятал лицо в ладони. Стыдно. Но хотя бы честно.
Заскрежетал по бетону отодвигаемый стул. Мимо меня протопали тяжёлые ботинки. У дверей они со скрипом развернулись и затопали в мою сторону. Над головой раздался срывающийся голос:
– Ты понимаешь, что сейчас сделал? Яшке негде будет отдыхать от зубрёжки и больничной палаты. Я не смогу помогать маме деньгами. Рита не будет смотреться в зеркало, шевеля ушками. Люди с электрички не будут отдыхать за чашкой кофе. Никто из тех, кому Книфе было утешением, больше его не получит!
Она наклонилась и приложила губы к моему уху.
– Потому что ты трус.
Звякнул замок, хлопнула дверь, задребезжали стёкла во всём зале, а я всё ещё слышал этот шёпот. И не бежал следом, не просил вернуться, даже не поднял головы.
Потому что я трус.
