Мария Петрова
Чёрный волк
От снега кожа казалась особенно белой, светлые волосы то и дело липли к лицу. Она была абсолютно белой, произведением искусства без единого изъяна. Но эта идеальная внешность самой же ей была ненавистна. Ей нравились контрасты: темные волосы и светлая кожа, светлая кожа и черные глаза, темная кожа – светлые волосы. Не любила Серафима однотонность.
В двадцать минут пятого в дверь постучались.
– Можно!
Верховский посмотрел на нее оценивающе сверху вниз.
– Откуда у тебя это платье?
– От сестры досталось, ей сшили подруги.
– А у тебя подруг нет?
– Нет.
Верховский пригляделся к ее лицу.
– А ярче глаза нечем сделать?
– Чем это?
– Туши нет?
– Нет.
– А теней?
– Нет.
– Румяна?
– Я на кого по-вашему похожа?
– Ты как со мной разговариваешь?
– Извините.
– Ты точно девочка?
– Частично.
Верховский строго на нее посмотрел, так строго, как не смотрел ни на кого.
– Идем, все уже в сборе, как раз подойдем к 40 минутам.
– Секунду, – Серафима скинула медвежьи тапочки и нацепила нежно-розовые туфли на низком каблуке.
– Теперь идем, не отставай.
Академия была большой, но не настолько, чтобы гениальный ребенок мог в ней потеряться.
– Мне кажется, я уже тут была.
В зале с колоннами было светло, расписанные потолки смотрели в душу.
– Возможно, во сне.
– А? Почему?
– Многим снится этот зал, и до того, как его закончили, он мучал многих художников, потом стихло.
– Какие еще паранормальные явления тут бывают?
– Если не считать болезни, которые уходят так же внезапно, как и приходят, то тут большая часть объяснима.
– А из необъяснимого?
– Кровяной дождь.
– Тот, что в одну ночь убил всех животных, растения, посадки и поселения?
– Да. Я видел его лишь раз, чудом выжил.
– Его можно предугадать?
– Можно, за три дня, но предотвратить – нет. Даже если мы обнаружим скорое приближение катастрофы, мы ничего не сможем сделать, кроме как укрыться от опасности. Урожай будет убит, припасов на всю академию не хватит.
– Господин Верховский, куда пропадают выпускники академии?
– Путешествуют по мирам в поисках лучшего для себя. Здесь их учат всему, что позволит сделать им правильный выбор. Как звали твою сестру?
– Меркл Гончарова.
– Плохо ее знал, но верю, она сейчас счастлива.
– Меня не особо это волнует, я ее не любила. Однажды она пришла ко мне, рассказал про родителей, отдала платье и ушла, больше я ее никогда не видела.
– Трудно осознавать, что тебе никто дорог не был, и тобой никто не дорожил.
– Нет. Любовь делает людей слабыми.
– Уязвимость – не значит слабость. Даже будучи уязвимым можно быть очень сильным и мощным.
Серафима замолчала на весь оставшийся путь.
Вокруг круглого стола сидели красиво одетые люди, не все их лица были знакомы. Помещение, в котором они сидели, было не большим, со средними полупрозрачными окнами и без занавесок. Не лучшее место в академии – тревожное.
Серафиму посадили между заместителем и Розалицией. Заместитель долго что-то рассказывал и объяснял про случившуюся ситуацию, все внимательно его слушали. Розалиция легко ткнула Серафиму в бок и наклонилась к ее уху.
– Видишь мужчину в синем жилете, с бакенбардами и запонками с черным алмазом?
Серафима пробежалась глазами по присутствующим и нашла того человека.
– Он наставник Филдмана.
Илью Филдмана Серафима очень не любила. Он тоже был в спецгруппе, но везде ходил с напарницей, на редкость пафосной девицей. Розалиция посмеивалась над ними, и привлекала к тому же Серафиму, чтобы та не обижалась.
– Успех на нашей стороне.
– Я всегда это знала.
– …ну, теперь самое главное, – Верховский тяжело вздохнул, – ни для кого из нас не секрет, что в академии есть крысы, точащие зуб на директора, – гости стали переглядываться друг с другом, – это не удивительно, но заставляет напрячься. Во избежание катастрофы или если сказать правильнее, трагедии, нужно найти нового кандидата на пост директора, при том, немедленно.
Господа загудели, их быстро осекли. Белая рука, облаченная в нежную кружевную перчатку директора, поднялась над толпой и разом навела тишину.
– Как гласит кодекс академии, это не может быть бывший воспитанник или выпускник школы, это, непосредственно, ребенок.
Снова звенящая тишина.
– Вы же не хотите сказать, что единственный обнадеживающий член спецгруппы с размаху воссядет на трон директора академии? – спросила дама в голубом. – Нужно время.
– Мы еще ничего не решили, нужен ваш совет. Теперь я обращаюсь и к тебе, Серафима, – у Серафимы все внутри холодело, – шанса как этот не будет. От тебя зависит развитие часового мастерства, нужно найти важнейший артефакт, который заведет механизм, открывающий врата к гораздо большим возможностям. Мы сможем жить так, как не жили наши предки. Не обязательно брать власть сейчас на себя, но, если ты согласишься, дороги назад не будет, рано или поздно ты станешь директором.
– Дайте девочке срок, – снова вступилась женщина, – нельзя такие вещи решать впопыхах.
– Мы даем срок не ей, а нашим врагам, они не спят.
Серафима видела ровно столько, сколько Розалиция последние 70 лет. Перед глазами все плыло, в ушах шум. В этом моменте она застряла надолго. Уже неизвестно, насколько.
Станет Серафима директором сейчас или потом – никакой значимости нет, она была им рождена. Главное не исход, а путь, по которому ты идешь.
II
Утром воскресенья все девочки, как правило, отправлялись на занятия по рукоделию или на светские беседы, все, кроме одной. Мадам Эгги с отвращением смотрит на рьяно оставляющую на деревянном инвентаре зарубы железным мечем юную леди, вытирает руки о салфетку и отходит от окна.
– Зачем Вы вышли, госпожа? – спрашивает задолго до приближения директора Серафима, поднимая глаза на Розалицию. – Скоро начнется дождь.
– Никакие дожди и мечи не помогут тебе выжить в суровом 21-ом веке. Там все гораздо сложнее и серьезней, чем наша сегодняшняя жизнь, – она ловко вырывает меч из расслабленных рук, и вкалывает в землю около себя.
Серафима не раз задумывалась над тем, как можно так искусно выстругивать эмблему академии, видя ее восемьдесят лет назад несколько раз, идеально владеть мечем, ни разу не проиграв в бою, и при этом не быть не в силах самостоятельно передвигаться по академии? Причем, Розалиция ходила только по нескольким маршрутам, и кроме своего рабочего корпуса она особо нигде не находилась.
– А что тогда поможет?
– Хитрость, изворотливость и, как любили говорить тогда, критическое мышление.
– А, ну, за этим к Верховскому.
– В этом ты права, но разговаривать с ним на эту тему я не советую, он может до того заговорить про 21 век, что вообще больше путешествовать не будешь.
– Так бывает?
Розалиция слабо и задумчиво улыбнулась.
– Конечно, бывает.
Она пошла прочь от тренировочной площадки, прихватив с собой меч.
– Госпожа, Вы пошли не в ту сторону.
Ответа не последовало, Серафима направилась за ней.
Академию окружал лес, за ним был выкопан огромный ров, переплыть который было просто невозможно из-за бесконечных бурь. В лес детей не водили, там охотились только охотники на диких оленей и хищных тигров, которые, кстати, были саблезубыми. На входе в лес гаркнула седая ворона генерала Чехарды и, глухо взмахнув крыльями, унеслась вдаль.
– Зачем она так делает?
– Зачем Чехарда везде ставит охрану? Чтобы следить за тем, не войдут ли дети в лес.
– Ворона не смогла отличить директора от ребенка?
– Не называй Якова вороной, никогда. Иначе Чехарда больше не назовет тебя по имени.
– Не особо надо.
– Дай свои ножны.
– Вы забираете мой меч?
– Да, у него нет имени.
Серафима потерялась с ответом.
– Зачем мечу имя? Мы ведь даже не в Китае.
– Откуда ты знаешь, что в Китае давали имена мечам?
– Прочитала в книжке.
– Верховский все-таки открыл тебе доступ к запретным книгам, – она качнула головой, – а сам грозился вычеркнуть тебя из библиотечного списка. Отдай ножны.
Серафима надулась и отдала ножны.
– Ты что, левша?
– Да. Я владею двумя руками как правой.
– А бьешься почему левой?
Серафима не стала говорить, что у нее два меча, хотя Розалиция это и так знала.
– Удобнее атаковать. Все всегда думают, что ты правша и бьют как всегда.
– А кто эти все? У нас в академии мечем владеют десять человек, и то профессора.
Серафима замолчала.
