Мария Петрова
Чёрный волк
В западном зале тепло, на полу лежит линолеум, расставлены мягкие стулья с зеленой бархатной обивкой. Зал был предназначен для детей, поэтому по стенам, за колоннами, стояли исторические артефакты, не действующие сейчас.
Последней в зал входит профессор Чехарда, яростно выстукивая тяжелыми сапогами до своего места в первом ряду, и внезапно, с ужасом для себя, понимает, что уже как минуту идет собрание, а директора все нет. Она смотрит по сторонам – ни духу, ни слуху. Генерал Чехарда волнуется. Генерал Чехарда в замешательстве.
Преподавательский состав тихо переговаривается, все ждут Розалицию.
Внезапно двери противоположной стены, которые не открывались с момента открытия школы распахиваются, и из них со строгим лицом и недобро открытыми глазами выходит директор в белом платье с нежно-фиолетовыми деталями, за ней заместитель, высокий, умнейший и настолько же хитрейший, но покорный господин Верховский и двое неизвестных. Их вид настораживает, но, судя по выражениям лиц, директор уже ударила их по рукам.
– Прошу прощения за задержку и внезапное собрание, господа, – с ходу начинает Розалиция, ей отвечают молчаливыми кивками приветствия, – у нас экстренный случай, в буквальном смысле исторический и на редкость вопиющий! – с возмущением восклицает она.
Воцарилось молчание.
– Если оставить негодование, и перейти сразу к делу, – начал Верховский, – мы столкнулись с совершенно новой, неизвестной ранее проблемой. Как вам должно быть известно, продукты, изготовляемые академией неоспоримо уникальны, они вечные и нестареющие, но у этих двух путешественников, одних и покупателей, приобрётших модель карманных часов приблизительно два столетия назад, произошел некоторый конфуз – часы остановились.
Повисла мертвая тишина.
– Это невозможно! – донеслось откуда-то.
– Вполне возможно, – ответила директор, – часы были собраны, когда тогдашний состав был даже близко не похож на нынешний, тактика была совсем другая, методы сборки тоже.
– Позвольте поинтересоваться, как вам это удалось?
Путешественники в светоотражающих костюмах переминались с ноги на ногу. Один было открыл рот, но сжался и не стал.
– Наши юные гости утверждают, что поломку они заметили тогда, когда стрелки часов остановились на цифре десять, все разом. Поломку механизма понять будет сложно. Нужно решить, что делать с молодыми людьми и часами.
Поднялся гам, его быстро осек заместитель. Розалиция озадаченно покусала тонкие губы.
– Значит этим выдадим современную версию, эти изучим, – она поднялась с места, – решение директора безапелляционно и неоспоримо, надеюсь, все это помнят и все это знают, хорошего вечера, господа.
Заместитель двинулся за ней, двое молодых тоже, преподавательский состав стал в ужасе расходиться с мест.
На изучение старинных часов понадобилась неделя, за это время их собрали и разобрали несколько раз, оставили в разобранном виде, перечитали заархивированные данные о старых сборках артефактов и всевозможные музейные данные, сохранившиеся от прошлого директора.
Из всей сделанной работы можно было точно сделать вывод, что поломка именно в сердце часов, в том месте, где заложен артефакт, утратил ли он свою значимость или были внешние источники проблемы – сказать точно не удается. Сложность починки будет в том, что завести часы получится, только найдя настолько же мощный и влиятельный на историю мира предмет, переплавить и внедрить в часы.
– Госпожа Розалиция, позвольте спросить, – начала как-то Чехарда, – дело ведь почти невыполнимое, почему Вы взялись за него?
Розалиция отпила еловый чай и улыбнулась.
– Тот, кто занимается сверхурочно всегда на шаг впереди массы.
– Что значит «массы»? У нас могут быть соперники?
– Они уже есть. Наша задача развиваться, возможно, это знак к тому, нужно вспомнить старое и заняться изготовлением более сложных и надежных моделей.
– Знаки… знаки, знаки…
Чехарда слишком много думала о смысле жизни и о том, как жить, поэтому не нравилась Розалиции. А вот Верховский ей очень даже нравился.
– Тем не менее, госпожа, нужен очень важный предмет. Кто сможет его найти?
– Ясное дело! Серафима!
Верховский закатил глаза.
– Что ты глаза закатываешь? Она умная девочка.
– Она не то что умная, она золотая, таких больше не будет, не жалко?
– Не, она справится.
– Чехарда, выйди.
Чехарда скорчила рожу Верховскому и вышла, хлопнув дверью.
– Буду с тобой честным, искать артефакт придется в том же времени, в двадцать первом веке.
– Фу, самое сложное время.
– Вот именно. Артефактов там несчетное количество, я даже приблизительно сказать не могу, сколько попыток нам предстоит.
– Ты думаешь, искать нужно будет именно в то самое время? Не после?
– После уже ничего нет.
– Совсем?
– Я профессор исторического факультета, ты со мной спорить будешь?
– Не повышай на меня голос.
– Я не повышал. Розалиция, Серафима лучшая в этой академии, нельзя допустить того, чтобы она потерялась в этом времени, оно ведь такое…
– …свободное. Я знаю. Она уже была там, и знаешь, ее хватило почувствовать свободу.
– И это отвратительно! Как это могло случиться?!
– Ошибка преподавателей.
– Ей нельзя работать с обычными учителями и учиться с обычными детьми, – взвыл Верховский. – Завтра же, завтра она перейдет на особый уровень образования, я дам ей ключ от библиотеки, пусть хоть поселится там.
– Ей это уже не интересно, дай доступ к запретным отделам.
– Знаешь, чем опасны гении? Они рано все узнают и им становится скучно жить.
– Фу, душнишь.
Верховский выпучил на нее глаза, как хорошо, что Розалиция этого не видела, или просто не хотела. Она допила чай и встала изо стола.
– Во вторник, в понедельник не надо, соберите собрание лучших из лучших, всех часовщиков, на нем и решим, отправится Серафима в злосчастное время или нет.
– Да, госпожа директор.
***
Когда в дверях актового зала появился заместитель, Серафима показывала однокласснице, как правильно играть на виолончели, не умолкая о самоучителе и в то же время о репетиторстве.
«И как только она полюбилась Розалиции? – шел и думал Верховский. – Такая неугомонная и в то же время спокойная девчонка»
Увидев человека с брошью бабочки, хоть и бесконечно нежной, но явно клеймом, Серафима стала в миг серьезней. Она встала со стула и спустилась к профессору.
– Твое имя Серафима Гончарова?
– Да.
– Меня зовут Виктор Верховский, я заместитель директора, в 16:40 по башенным часам будет плановое собрание, и ты в нем участвуешь. Разглашению информация не подлежит, я за тобой приду за двадцать минут для начала. Оденься красиво. Веди себя подобающе, будь готова отвечать на вопросы. Вопросы будут?
– На какую тему собрание?
– Это сверхсекретно, – сказал он, понизив голос и нагнувшись к лицу Серафимы. – Никому не говори.
– Поняла.
– Продолжай заниматься своими делами.
Серафима на негнущихся ногах вернулась на сцену и как ни в чем не бывало продолжила тараторить про ее бывшего учителя и как он умер от пореза о гвоздь, случайно оказавшийся в тарелке с супом.
Черные тучи сгущались над академией, где-то вдалеке валил снег. Близилась буря. Буря над человечеством.
Между тем среди преподавателей начинали ходить очень несмелые, пока только зарождающиеся слухи о скорой смене директора, и неизвестно, кем. О Серафиме знал далеко не каждый, вернее, о ее потенциале, каждый, кто был в составе спецгруппы, гарантировано имел место в главкомиссии (если выживет). Главкомиссия – это не учителя, они и рядом не стоят, это люди, которые составляют программу для учеников, их распорядок дня, заведующие по жизни академии от прикорма северных оленей до отопления крепости. Это главы всего и вся, они решают жизнь.
– Ты не боишься предателей? – спросил Верховский.
– А чего мне их бояться? Они уже есть? – спросила будничным тоном Розалиция. Она прекрасно знала, что их уже клан.
– Имеются. Знаешь, мы стоим в очень противоречивом положение. Я тут подумал…
– Расскажешь это всем на собрании, я разрешаю.
Темнело. В полумраке комнаты Серафима расчесывала волосы, недовольным лицом глядя на себя в зеркало. У нее было только одно выходное платье, и еще одно школьное, но оно было из очень грубой ткани, и она его не носила, а на уроки ходила в брюках, что считалось дурным тоном. Половина вещей были мужскими, они ей достались от прошлого хозяина комнаты, а выбросить не поднималась рука. Комната девочки была на одного человека, некогда бывший хозяин тоже был любимцем часовщиков, и вскоре выбросился из окна. Все его вещи говорили о том, что даже для него самого это было неожиданностью. Он был добрым парнем, который любил жизнь и свое дело. Одним из темных моментов в истории Серафимы была та схожесть с бывшим жильцом, которая настораживала до ужаса Розалицию. Почти все вещи Серафиме понравились, она оставила их себе. Она никак не давала умереть спокойно тому парню, наоборот, пустила часть его души к себе, приукрасила и живет припеваючи! Не было в этом ничего ужасного, если так подумать, но было это странно.
