Мария Мартова
Рассказки

– А раньше, помнишь, брат, мы все боялись наступления темноты и холода? – говорила Весна, крепко держа Востока за руку.

– Зато теперь никак не дождемся, когда закончится этот зной.

Но все когда-нибудь кончается. И это бесконечное лето меж тем подходило к концу. Дни становились прохладнее, на небе стали появляться редкие облачка, подул слабый ветерок. Однако это не принесло облегчения маленьким путникам, бродившим по бездорожью столь долгое время. Шаг их становился все медленнее и тяжелее. Наконец они решились сделать короткий привал, выбрав тенистое место возле острой, как шпиль башни, горы.

– Это же выход! – крикнула Весна, но певучей, как раньше, радости в ее голосе не прозвучало.

Восток тоже не проявил никакого восторга. Их путь по кругу, словно стрелок часов по циферблату, закончился. А что же дальше? Он по привычке поднял вверх голову: солнца на небе не было видно; серая туча повисла прямо над ними.

– Наверное, дождь будет, – мрачно заключил он, – но все равно идти надо.

– Да, надо, – согласилась Весна, – тем более, что никаких взрывов уже не слышно.

Действительно, вокруг стало непривычно тихо. Но тишина грозила новой опасностью, о какой еще не могли догадываться маленькие путники. А тем временем вечерние сумерки стали сгущаться, а прохлада превращаться в неприятный сырой холод. Впереди их ждал унылый узкий коридор между скалами и настораживающая неизвестность.

Неторопливо, спотыкаясь и поддерживая друг друга, дети наконец выбрались из ущелья. И теперь совсем иная картина природы предстала перед их взором. Осенний промозглый вечер, с дождем, темными тучами, сильным ветром, гнавшим пожухлые листья, полностью овладел тем уголком земли, куда они попали.

Они пошли по кривой склизкой дорожке среди пригорков, усеянных деревьями и кустами, оврагов и рытвин, щедро наполненных глубокими лужами. Идти было трудно: мешал резкий ветер, хлеставший в лицо, и слякоть, заботившаяся о частых скольжениях и падениях скитальцев. Их тонкие плащи плохо защищали от резкого сырого ветра, зато хорошо притягивали к себе грязь и вскоре потеряли свои яркие цвета. Но дети, успевшие привыкнуть к невзгодам, мало заботились об удобстве пути.

Повстречавшийся им пологий спуск вниз позволил идти относительно спокойно. Кусты ракиты, росшие повсюду, сдерживали удары ветра, а грязь под ногами сменилась густой мягкой травой. Каково же было их разочарование, когда они вышли к низкому берегу мутной извилистой реки, уносившей свои концы влево и вправо и терявшейся среди прибрежных зарослей.

– Куда же теперь идти? – зевая спросила Весна и с сонным равнодушием посмотрела на хмурую гладь воды, усеянную желтыми листьями.

– А все равно куда, – с непривычным для себя безразличием ответил Восток и посмотрел на скучное плаксивое небо.

Весна же, не двигаясь и не ожидая ответа, молча стояла рядом, склонив голову. Она лениво перевела взгляд на грязную землю и с рассеянным вниманием стала разглядывать следы птичьих лап на ней.

– Смотри, Восток, что это? – вдруг оживилась она.

Он с интересом подошел ближе.

– Кажется, след, – предположила Весна.

– Но не птичий.

– Может, след телеги?

– Скорее, колеса.

– Да, да, колеса времени! – обрадовалась она, и голос ее вновь зазвучал веселым весенним ручейком.

– Нет, – все так же с вялым безразличием произнес Восток. – Вспомни, какой рисунок должен быть на его ободе?

– Солнышко, – не задумываясь, ответила Весна и внимательно посмотрела на грязные пятна на земле. – А тут какие-то звездочки.

– Ну конечно. И уходят они куда?

– Влево.

– И что это значит?

Вопрос брата поставил ее в тупик. С задумчивой растерянностью она все же предположила:

– Значит, нам туда совсем не надо?

– Вот именно. Очевидно, это снова проделки Гнуса, который хочет увести нас от цели. Нам направо, сестренка.

Весна заметно приободрилась, но привычную свою бодрость она так и не приобрела. Держа брата за руку, она всю дорогу шла зевая, то и дело норовя свалиться в грязную лужу или прилечь поспать на мягкой кочке, заросшей мхом и осокой.

Вдруг громкий крик Востока вывел ее из полудремы:

– Весна! Весна!

– Что случилось?

– Выход.

– Какой? Куда?

Весна стала беспомощно озираться по сторонам, тщетно пытаясь отыскать в вечерней мгле среди промокших ракит и дубов что-то важное.

– Да не туда ты смотришь. Вон!

Она посмотрела туда, куда показывал рукой брат. Прямо перед ними изящной дугой раскинулся через речку спасительный мост, приветливо приглашая перейти по нему на другой берег.

– А разве нам надо туда? – в нерешительности спросила Весна, но больше ничего не сказала и с унылой покорностью поплелась вслед за Востоком.

Мост качался под ногами, словно топкое болото. Боясь упасть, Весна простилась со своей вялой сонливостью и обрела вновь подвижность и бодрость.

Наконец трудный путь был преодолен. Но на противоположном берегу, вопреки самым скромным ожиданиям, их встретила такая же безразличная к человеческим нуждам природа, залитая дождем, охваченная ветром, погруженная в тоску и вечерние сумерки. Одинокие рябины и кусты акации, словно озябшие, жалко прижимались друг к другу в бесплодном желании согреться. А ивы так низко склонили к воде свои ветвистые головы, что, казалось, никакая сила не поднимет их больше, и их сонное состояние будет вечным.

И только один Восток, несмотря ни на какие стихии, оставался тверд и уверен в себе.

– Смотри, Весна! – воскликнул он, глядя на небо.

Весна только пожала плечами. Что могло обрадовать его на мрачном осеннем небе? А там, среди тяжелых густых туч, по-хозяйски заполонивших все надземное пространство, вдруг пробился нерешительный тоненький лучик солнца.

Весна заулыбалась, а Восток решительно сказал:

– Нам туда, на солнце!

И они направились в сторону едва живого солнечного луча, меся осеннюю грязь и хватаясь руками за ветки деревьев, чтобы не упасть.

Недолго солнечная подсказка баловала глаз путников. Вскоре тучи поглотили остатки светлой радости, и идти пришлось скорее по прихоти сердца, чем по велению ума. Сердце билось вяло и медленно и задавало такой же нечеткий ритм ногам.

В конце концов ноги их снова привели к берегу реки.

– Это та же самая река или другая? – еле ворочая языком, произнесла Весна.

– А какая разница? Нам ведь все равно идти некуда, – подавляя зевоту, ответил Восток. – Хотя…

Он заметил в небе едва промелькнувший лучик света, на мгновенье вырвавшийся из мрачного плена.

– Странно, солнце теперь уже на другой стороне.

– Что ж, пойдем в другую сторону.

– Пойдем.

Устало и лениво, не обременяя ни себя, ни друг друга вопросами, они потянулись по вновь выбранному направлению.

Послушно пройдя довольно приличное расстояние и щедро выпачкав ноги в грязи, они опять оказались у болотистого берега реки, и опять солнце подсказало им новый путь, но уже в противоположную сторону. Так продолжалось еще много раз. Солнце будто играло с ними, заставляя то и дело менять маршрут. А вездесущая речка, петляя и извиваясь, то терялась среди зарослей ивы и вяза, то как ни в чем не бывало снова преграждала им путь. Они так до конца и не поняли, что видели, – одну и ту же речку, расходившуюся на два рукава, или две разные, слившиеся в одну. В какой-то момент дети решили тоже разойтись, чтобы скорее разобраться в этой путанице, но тут же отогнали эту мысль.

– Нет, нам нужно быть только вместе, каким бы трудным ни был путь, – оба дружно повторили, как выученный урок, заветную фразу.

А меж тем солнце совсем обленилось, погрузившись в осеннюю дрему, и уже мрачная пелена ни на миг не покидала небосклон, и на земле становилось все темнее и печальнее. Даже деревья стали казаться черными уродцами, кривыми и пугающими, а между ними нет-нет да и проскользнет мятущаяся мрачная тень какого-то дремучего духа.

– Гнус это, – с полным безразличием пояснял Восток, не давая себе труда ни испугаться, ни пытаться догнать его.

На сонную и усталую Весну это замечание тоже не производило никакого впечатления, как, впрочем, и то обстоятельство, что вместе с солнцем исчезла с их пути и речка. И теперь уже не попадался им ни ее правый берег, ни левый. Более хмурого настроения у них с самого дня их рождения еще не было. А они все плелись и плелись, не видя никакого просвета на этом бесконечно тоскливом пути.

Толстая тетка с густой копной рыжих волос в пальто безмерной величины упрямо протискивалась сквозь толпу, заполнившую узкий коридор детской поликлиники. Одной рукой она расталкивала обескураженных посетителей, а другой тащила за собой непокорного капризного мальчишку, такого же толстого и рыжего, как она.

– Я без очереди, у меня особый случай, – гневно голосила тетка неприятным голосом, не обращая внимания на замечания толпы.

Попранные тяжелой рукой настойчивой дамочки дети и их родители в недоумении расступались, не желая громкого скандала, зато ее чадо ревело, топало ногами и вопило на всю поликлинику:

– Не хочу к врачу! Я здоровый. Пусти!

Вырваться из цепких заботливых рук матери ему так и не удалось, и оно, вопреки воле, предстало перед симпатичной женщиной в белом халате и с улыбкой на лице.

– Ну, о чем мы так горько плачем? – дружелюбно спросила она и наклонилась к зареванному ребенку.

– На все, – бойко ответила за него мамаша. – Вылечите его срочно, доктор. Это очень тяжелый случай, очень!

– Так в чем дело? – доктор перестала улыбаться, серьезно посмотрела на мальчишку, потрогала его лоб и пощупала пульс. – Не вижу повода для беспокойства. Ваш малыш вполне здоровый, даже упитанный.

– Какой здоровый, какой упитанный? – возмущение нервной тетки, казалось, вот-вот прорвется через ее толстую оболочку, и она лопнет. – Он ужасно болен. Он совсем не спит, все время зевает и хнычет. Дайте ему таблетки, сделайте ему уколы, положите его в больницу.

– Не хочу уколы, не надо в больницу, – вновь заревел мальчишка.

– Не нужно никакой больницы, – согласилась врач и обратилась к взволнованной матери: – Вы пока присядьте на кушетку, успокойтесь. Я вам сейчас выпишу успокоительные. А насчет состояния вашего ребенка скажу вот что. Сейчас весь мир охватила эпидемия совершенно новой не известной медицине болезни. Все население, и взрослые, и дети, страдают от повышенной сонливости. Причина этого явления, как полагают ученые, в нарушении природного цикла. Затяжная сырая и ветреная погода в условиях постоянной полутьмы вызывают повышенную хандру, вялость и безучастность ко всему. Лекарств от этой болезни, к сожалению, нет. Нужно ждать, когда это все само пройдет.

– Да пока вы ждете, болезнь убьет моего мальчика. А вам и дела нет, – от возмущения у мамаши мелко затрясся мясистый подбородок и рассыпалась рыжая копна на голове. – Вот, только полюбуйтесь. Сама пишет что-то и сама зевает. Сейчас ручку проглотит. Безобра…

Тетка не договорила и, зевнув огромным, как у кита, ртом, опустила вниз тяжелую голову и захрапела.

– Ну вот, и успокоительное не понадобилось, – сказала доктор и тоже глубоко зевнула, едва не уснув. – А где же ребенок?

А ребенок, обрадовавшись избавлению от принудительного лечения, уже покинул стены гостеприимного кабинета и, сидя прямо на полу в конце коридора, мирно клевал носом.

– И этот засыпает прямо на ходу, точно как мой ребенок, – глядя на него, сказал кто-то из толпившихся в коридоре.

– И как мой.

– И мой.

Народ нервно шушукался и, безнадежно опустив руки, тихонько зевал и попискивал, роняя вслух одно и то же слово: «Эпидемия».

Этого страшного слова не слышали ни Восток, ни Весна. Но тяжелое дремотное состояние овладело и ими и не отпускало до самого конца осени. Однако наступившая зима тоже не принесла облегчения. Землю покрыла непроглядная ночная мгла, дождь сменился обильным снегопадом, а и без того сильный ветер перерос в настоящую вьюгу, охваченную злобой и колючей ненавистью. Тонкие плащи не спасали от холода непрошеных гостей, попавших в плен разгулявшейся снежной стихии, сильный вихрь и глубокие сугробы заботились о том, чтобы они навсегда остались в ее неспокойных владениях, а достигшая самого свирепого накала стужа грозилась вконец заморозить их. А дети все шли и шли, боясь поддаться навалившемуся на них желанию заснуть, настойчиво отгоняли его и едва не падали на ходу от усталости.

Их путь лежал через безбрежное заснеженное поле, которое разлеглось во все стороны до самого горизонта, сливаясь с ним в одном беспросветном мрачном мареве. Восток и Весна шли куда глаза глядят под завывания жестокой вьюги, не ведая ни времени, ни расстояния. И чем злее становилось ненастье, тем решительней и упорней они продолжали свой путь в бездушной холодной пустыне.

Тяготеющая над ними неизвестность не могла рассеяться в полном мраке, лишенном всякой надежды на просветление. Откуда было взяться солнцу в этом неистовом зимнем безумии, не желавшем ни на миг утихомирить свой лютый нрав? Но дети не сдавались. Они шли, не останавливаясь и не разговаривая, падали и вновь поднимались и все время крепко держали друг друга своими тонкими озябшими руками. О чем думали они, на что надеялись? Отдавали ли они себе отчет в том, что происходит вокруг? Дети лишь изредка озирались по сторонам в слабой надежде встретить хоть какое живое существо. Но лишь черная мгла, словно остывший пепел, царствовала в океане ледяного безлюдья и с жестокой надменностью пугала своей губительной силой.

От долгого нудного блуждания в потемках несчастным скитальцам стало казаться, что они видят то тут то там бесцельно блуждающую темную тень, отдаленно напоминающую человеческий силуэт. Иногда им виделись на темном снегу едва заметные следы колеса с проступавшим узором не то солнца, не то снежинки. Они не могли точно сказать, было ли все это на самом деле или им это только привиделось в их изможденном сознании.

Вдруг в какой-то момент Восток, насторожившись, резко остановился и стал пристально вглядываться в беспросветную даль.

– Что ты там увидел? – едва разжимая посиневшие от холода губы, тихо проговорила Весна.

– Кажется, мы идем в обратную сторону. Вон, посмотри.

Весна не увидела ничего, кроме привычного мрака, и перевела вопросительный взгляд на брата. Он замер на месте, дрожа всем телом, но не от холода, а от страха.

– Мы уже прошли по этим сугробам. Вон наши следы, их еще не замело до конца. Мы окончательно запутались в этом кошмаре. Нам нужно обратно, – прохрипел он осипшим от мороза голосом.

Весна едва слышала его сквозь вой разбушевавшейся вьюги и стояла в нерешительности, не зная, что делать. А Восток уже резко повернул назад, торопясь быстрее исправить ошибку, и не заметил, как выпустил ее озябшую руку из своей. Метель завыла с утроенной силой, будто радуясь такому повороту событий, и своим крылом надежно укрыла одинокого путника, окончательно скрыв его из виду.

А Весна все еще стояла в рассеянной задумчивости, склоняя вниз тяжелую сонную голову. Вдруг она очнулась.

– Восток! Восток! – сколько было сил, закричала она и побежала назад. – Где ты?

В ответ ей вьюга отозвалась диким насмешливым воем и сильнее закружила в безлюдной снежной мгле.

Гнус потирал свои разгоряченные от нахлынувшей удачи руки. И чем больше он тер, тем сильнее разыгрывалась метель и зловещее становился морозный ночной мрак. Колючие снежинки обжигали его сморщенное, искривленное злобной усмешкой лицо, но он не замечал холода и не испытывал страха. С настойчивым усердием он твердил хриплым шепотом заклинание:

 
– Вихрь-пурга, сильней кружись!
Колесо, скорей крутись!
Мир кругом, перевернись!
Где был запад, будь восток,
Север с югом поперек.
Царствуй, ночь! Мороз, крепчай!
Зло, два сердца разлучай!
Пусть не смогут никогда
В мир живой найти следа.
 

Когда же вой вихря оглушил его самого, а кромешный мрак почернел до того, что он не смог увидеть кончика собственного кривого носа, неистовый старик возликовал от непомерной гордости собой. Наконец-то эти двое, окончательно разлучившись, потеряются и замерзнут в ледяной мрачной ловушке и уже никогда не смогут помешать ему идти к его великой цели. И тут он осекся. Обреченные на гибель, дети были ему уже не страшны. А как же он сам? Сможет ли он вырваться из тисков этой ледяной темной бездны и найти колесо, за которым так долго и упорно охотился? Он теперь сам оказался во власти собственного бессилия перед лицом разъяренной стихии.

От отчаяния он рвал на себе жидкие волосы, густо засыпанные снегом, кричал в безнадежном усилии заглушить вой вьюги, кидался из стороны в сторону в поисках хоть какого-то выхода. И судьба сжалилась над ним, толкнув его на что-то твердое в снегу и ударив так больно, что в его глазах померк сам мрак. Громко выругавшись, он попытался подняться на отбитых костлявых ногах, но был остановлен радостным открытием. Им оказалось самое препятствие, которое так жестоко с ним обошлось.

– А, это ты, зеркало обмана? – сидя по горло в снегу, зашипел он гнусавым голосом. – Вот ты-то мне и поможешь.

Гнус, кряхтя и скрипя, поднялся и уткнулся покрасневшим от холода носом в черную ледяную гладь. Это было доставленное им из его дома старое потрескавшееся зеркало, в котором он когда-то пытался уничтожить отражение Глада. Именно оно стараниями старого злодея самым подлым образом обмануло Востока, показав ему обратную сторону их пути, и разлучило его с сестрой. А теперь Гнус, так удачно наткнувшийся на зеркало, пытался среди налепленных на него снежинок найти свое отражение. Но оно оставалось безлико и не отражало ничего, кроме мрака и ужаса.

Но это не остановило Гнуса, и он заговорил горячим шепотом:

– Где ты бродишь, подлый Глад?

Ты меня увидеть рад?

Покажись, коль ты не трус.

– Доброй ночи. Здесь я, Гнус, – ответило зеркало, но ничего не показало.

– Где ты? Я тебя не вижу, – зарычал старик.

– И не увидишь. Кто уничтожен, того нельзя убить. Кто убит, того нельзя увидеть. Ты прогневал колесо времени и весь белый свет, потерявший себя во временах года и сторонах света. Ты оскорбил и это зеркало, сделав его бездушным и бесплотным. Ты никогда не увидишь в нем ни свое отражение, ни мое. Но я не держу на тебя зла, более того помогу тебе выбраться отсюда.

Гнус недоверчиво покосился на черное стекло.

– Да, да, не смотри так на меня. Я спасу тебя, чтобы ты завладел тем мерзким колесом, которое… Впрочем, это не важно. Я желаю тебе только добра, поверь мне. А сейчас обойди зеркало и с обратной стороны двигайся от него все время вперед, никуда не сворачивая. В конце пути покажется огонек…

Новый порыв ветра не дал зеркалу договорить, и, как Гнус ни тряс его, ни колотил руками и ногами, безжизненная заснеженная стекляшка упорно молчала, словно колокол, которому оторвали язык. Сбитому с пути, но не с толку непоколебимому старику ничего не оставалось сделать, как подчиниться велению голоса и, обойдя злосчастное зеркало, пойти навстречу темной неизвестности.

Тихо потрескивая, горели дрова в печке, сложенной руками Эна. На окне тлела тоненькая свеча, с которой Эна время от времени снимала нагар. Бедным и жалким казался их некогда теплый и светлый кров на Солнечной улице, в котором они были так счастливы. Теперь их жизнь, окруженная бесконечным мраком и холодом, окрасилась тоской и хмурой сонливостью.

Супруги не спали. Эн мерно покачивался в кресле-качалке и изредка подбрасывал в печку плохо горевшие сырые поленья, а Эна сидела у окна и с грустью смотрела в темную неживую даль занесенного снегом поля, будто искала в ней что-то утешительное. И только маленький серый котенок, которого они пригрели еще в начале зимы, мирно дремал на коленях хозяйки. Он нисколько не подрос с момента появления в этом доме, точно прошло с тех пор не три месяца, а всего три дня.

Потрескивание дров в очаге и завывание вьюги за окном иногда нарушались вялой беседой, в основном наполненной воспоминаниями о недавнем прошлом, ибо других тем для разговора не находилось.

– Помнишь, Эна, как жутко было этим летом? Круглый день напролет нещадно палило солнце, кругом рвались снаряды, а в окнах дрожали стекла?

– Да, была война, – с грустью подтвердила Эна. – То и дело по телевизору передавали сводки военных действий. Люди, перегревшись на такой жаре, озлобились друг на друга и взялись за оружие. Как страшно было переживать войну!

– Да, но война бушевала не только в мире. Мы сами были доведены до исступления, все время ругались и чуть было не рассорились окончательно.

Эна печально вздохнула.

– А помнишь, Эн, как мы радовались окончанию этого кошмара? А что за ним последовало? Бесконечная дождливая и ветреная осень, а вместе с ней тоска и дрема.

– Сейчас дела обстоят не лучше, – заметил Эн. – По радио сообщают, всех охватил повальный сон, люди отказываются ходить на работу, стоят предприятия, кругом голод, холод и бесконечная зимняя ночь, как на Крайнем севере.

Эна ничего не ответила, лишь продолжала лениво гладить котенка. Он даже не поворачивался во сне и не урчал – до того крепко спал.

Несмотря на вынужденное безделье и безразличие ко всему, им не спалось. Они оба боялись уснуть, чтобы не потерять последнюю ниточку, связывавшую их с прошлой, настоящей жизнью, ее светом и радостью.

– Может, потушим свечку? У нас их осталось совсем немного, – предложил Эн.

Эна решительно закачала головой:

– Нет, не будет света – не останется надежды.

– О какой надежде ты говоришь? Один беспросветный мрак, – уныло вздохнул Эн и помешал палкой дрова.

Посыпавшиеся искры засверкали на миг ярким светом и заставили его кисло улыбнуться. Потом он широко зевнул и, не зная, чем заняться, перевел взгляд на жену, все еще прикованную к заледенелому окну.

– Что ты там все выглядываешь, дорогая?

– Я жду.

– Чего? Кого?

– Весну. Придет весна – и будет мир на земле. Я в это верю. Будет светло и тепло, как раньше, и мир станет добрее.

Эна заметно оживилась, ее глаза заблестели, отражая пламя свечи. Она резко встала; огонек заколыхался, но не потух. Котенок скатился с колен на пол и, свернувшись клубочком, опять задремал. А она продолжала взволнованно говорить:

– Ведь огонек – это последняя надежда на лучшее, на возвращение солнца в нашу жизнь. Вспомни нашу с тобой любимую песню.

Эн перестал зевать и качаться.

– А ну-ка, спой. Я с удовольствием послушаю.

Тогда Эна вышла на середину комнаты и плавно поплыла по кругу, напевая теплым нежным голосом:

 
– Покуда путь еще далек,
С тобою нам не спится.
Надежды слабый огонек
В душе еще теплится.
Настанет утро, а за ним
Весна в наш дом примчится.
Мы все невзгоды победим,
И счастье воротится.
 

– К нам кто-то в дверь стучится, – это были уже слова Эна.

Котенок вздрогнул от внезапного шума, открыл глазки и уставил удивленный взгляд на хозяйку, потом на хозяина. Стук повторился. Эн и Эна переглянулись.

Метель усиливалась с каждым часом, пока не превратилась в страшный ураган. Идти приходилось все труднее. Весна была уверена, что никогда не вырвется из снежного плена. Тонкий плащ, весь заснеженный, не только не согревал ее худенькое озябшее тело, но, наоборот, затруднял своей тяжестью ее и без того нелегкий путь.

Она пробовала хлопать в свои окоченевшие бледные ладошки, чтобы высечь хоть искру тепла, но руки не слушались, и пальцы не сгибались. Она едва держалась на ногах от усталости, но снова и снова шла, подавляя в себе нестерпимое желание уснуть. Временами ей казалось, что она бредет в залитом солнцем саду, шуршащим молодой листвой при малейшем дуновении ветра. Тогда она открывала залепленные снегом веки и видела черную пургу, бешено носившуюся вокруг нее и поднимавшую столбы обжигающего холодом снега.

Она снова закрывала глаза и погружалась в упоительную дремоту, в которой не было видно мрачного ледяного ужаса, а вместо воя вьюги слышались звонкие птичьи трели и знакомый добрый голос:

– Весна! Весна…

Голос пропадал в бездне разъяренной стихии и, едва слышный, возникал вновь.

Наконец Весна открыла глаза и стряхнула с себя остатки сна и снега. Действительность возвращалась к ней со всей своей губительной неотвратимостью, а вместе с тем в сознание девочки проникал явственно различимый живой человеческий голос. Окончательно очнувшись, она собрала в себе едва теплившиеся силы и закричала тонким голоском, который тут же пропал в реве вьюги:

– Восток…

Холод сковал ей горло. Она не могла больше раскрыть рта и с трудом дышала. Бесконечная жалость к себе от собственного бессилия заставила ее безвольно упасть в снег. Кусая руки, она горько заплакала.

– Весна, Весна, где ты? – вдруг донесся до нее голос брата где-то совсем близко, но она не могла понять где.

Буйный вихрь разносил зов по всему темному простору, а злая вьюга, будто в насмешку, перекрикивала его своим звериным воем:

– У-у-у!

Кто окажется сильнее в этой схватке? Весна из последних сил поднялась на свои нетвердые ноги и поплелась через сугробы наугад. И тут она наткнулась на что-то твердое, не удержалась и потеряла равновесие. Чьи-то теплые крепкие руки успели ее подхватить.

– Восток, – еле слышно прошептала она и упала в объятья брата.

Девочка была еле жива, она уже не шевелилась и почти не дышала. Востоку стоило больших усилий, чтобы вернуть ее к жизни. Он согревал ее своим дыханием, держал ее озябшие ладони в своих руках, смотрел на нее теплым нежным взглядом. Согретая им, Весна почувствовала себя лучше и попыталась улыбнуться. Но вместо этого гримаса ужаса исказила ее лицо.

– Что с тобой, Весна? – воскликнул в отчаянии Восток и посмотрел назад, куда был обращен ее объятый страхом взгляд.

– Это он… – прошептала она, и у нее подкосились ноги.

– Бежим! – приказал Восток.

Едва ли ослабленной Весне было под силу только медленно плестись против ветра по снежному бездорожью. Но, подхваченная крепкой рукой брата, она совершила невозможное и уверенно помчалась прочь от страшной черной тени, уродливо скрючившейся всего в шаге от них. Даже стремительный вихрь, едва приблизившись, тут же отскакивал в сторону от пугающей мрачной фигуры непоколебимого ни перед какой стихией старого чудовища. Над его темной силой само ненастье было не властно.

А как же дети, Восток и Весна? Чем они могли противостоять всемогущему Гнусу? Только бегство способно было спасти их от верной гибели.

– Вместе, только вместе, – шептал в исступлении Восток, не выпуская руку сестры.

А она словно обрела крылья. Уверенно держась за самую крепкую на свете руку, она не бежала – летела над снежной равниной, будто чайка над морской гладью.

Но если черная тень зловещего старика скрылась из глаз в беспросветном ночном мраке, то сама ночь никуда не собиралась деваться и продолжала давить на бездомных беглецов своей неумолимой безысходностью и холодной неприязнью. Они на минуту остановились перевести дыхание и с тоскливой безнадежностью огляделись вокруг: все та же ночь, все тот же снег.

– Смотри, смотри, Восток! Что это?

Разгоряченная быстрым бегом, Весна никак не могла успокоить дыхание и, тяжело дыша, с жадностью вглядывалась в темную даль, протягивая вперед руки.

– Я ничего не вижу. Там что-то страшное?

– Нет же, нет! Ну как же ты не видишь? Там огонь.

– Какой огонь? Тебе привиделось. Там темно и ничего не видно. А впрочем…

Да, это был слабый, почти не видимый в толще мрака огонек надежды, который горел в доме Эна и Эны на самом краю длинной заснеженной улицы, затерявшейся среди бескрайней снежной пустыни. Его-то и заметили скорее душой, чем зрением заблудившиеся в ночи дети.

– Кто там? – услышали они радушный женский голос и через мгновенье оказались в тепле гостеприимного жилища.

Котенок проснулся. Он с жадностью глотал молоко из блюдца и нет-нет да и посматривал на незнакомцев сначала незаметно, исподлобья, а потом осмелел, поднял голову и подошел совсем близко сперва к мальчику, затем к девочке. Обтираясь об ее холодные ноги, он сладко урчал и, казалось, был рад нежданной встрече.

– Проходите, садитесь за стол, – добродушно пригласила хозяйка, гремя посудой. – Не стесняйтесь, пожалуйста.

Она принесла из кухни большую кастрюлю с наваристым бульоном и блюдо с большим румяным пирогом. Хозяин уже взял в руки ложку и подвинул к себе тарелку, от которой шел дразнящий ароматом пар. А дети все стояли в дверях и, неловко переминаясь с ноги на ногу, не решались подойти ближе.

– Ну, что ж вы? Смелее, – подбодрил он их. – Чувствуйте себя как дома.

Они помялись немного, но все же присели у края стола, однако есть не стали.

– Мы как-нибудь обойдемся, – попыталась побороть неловкость Весна.

– Мы не едим такие блюда, – извиняющимся голосом проговорил Восток, отвечая на немой вопрос хозяйки, застывший в ее глазах. – Мы вовсе не хотим обидеть вас. Но, понимаете ли, мы не такие, как вы, как другие люди. Мы дети солнца…

– Ах! – воскликнула женщина. – Посмотри, Эн, это те самые дети, которых мы видели возле Дома добра на Светлой улице.

Она заулыбалась, ее муж уверенно закивал головой, обсасывая мозговую косточку. А Весна и Восток вздрогнули и заторопились встать из-за хлебосольного стола.

– Что с вами? – в недоумении спросил Эн. – Мы разве вас чем-нибудь расстроили?

И тогда дети рассказали им о встрече со старым злодеем Гнусом, который обманом заманил их к себе, поменяв свою личину на внешность добряка, чтобы потом продать их чужим людям.

– Ах, вот оно что! – взволнованно проговорила Эна. – Он мне тоже показался подозрительным.

Тогда Эн и Эна в свою очередь рассказали о причине их визита в этот дом.

– Мы хотели усыновить или удочерить ребенка, – с грустью в голосе объяснила Эна. – У нас своих детей, к сожалению, нет.

– А вы зачем приходили туда? – живо поинтересовался Эн.

– А мы искали себе дом, – простодушно ответил Восток.

– И родителей, – добавила Весна и, покраснев, потупила взгляд.

Эна всплеснула руками. Эн вскочил из-за стола. Котенок подпрыгнул на месте и принялся играть с косточкой, оброненной хозяином.

– Так что еще нужно? Оставайтесь у нас. Места на всех хватит. Правда, Эна?

– И тепла, и ласки, и заботы, – радостно подтвердила она и заулыбалась.

Весна ответила ей такой же теплой улыбкой, от которой побежали лучики света. Она схватила за руки Эну.

– Ой! – вскрикнула та. – Какая ты горячая!

А Эн крепко пожал Востоку его горячую руку.

– Ты о чем задумался? Что-то не так? – спросил он у мальчика.

Эна и Весна озадаченно посмотрели в их сторону. Восток был хмур и серьезен.

– Мы не можем остаться здесь, – сказал он твердым голосом. – Нас ждут дела.

– Какие? – в недоумении спросила Эна и уронила на пол тарелку.

Она с печальным звоном разбилась, осколок отлетел и задел котенка, тот жалобно всплакнул и непонимающе посмотрел сначала на хозяйку, потом на серьезного гостя. И тот ответил с грустью:

– Мы шли с востока на юг и с запада на север по следу Гнуса. Нам нужно непременно опередить его и вернуть колесо времени на свое место.