Мария Летова
Алекс и Адель. Рождество в Нью-Йорке
– Ты притащилась в Нью-Йорк для этого? Чтобы задать мне этот вопрос?!
– Нет! Я и так знаю! – Хватаюсь за его куртку. – Ничто не вечно… под… под луной!
– Адель, – говорит с угрозой, заставляя смотреть на себя. – Это не теория грёбаных вероятностей. Это единственная правильная вероятность.
Не первый раз в жизни мне нечего ему возразить, но это единственный раз, когда я и сама не хочу спорить!
Он даёт мне целых тридцать секунд, чтобы опомниться, а потом набрасывается на мои губы, сминая их своими. И для меня этот поцелуй становится нашим первым. Здесь и сейчас. Отвечаю ему с жадностью, потому что годы ждала именного этого момента…
Глава 11
Сжав ладонями моё лицо, нападает на мои губы снова и снова. Во мне просыпается безумная ненасытная жадность. Схватив за полы куртки, тяну его к себе. Перемещаю руки на шею, запуская пальцы в отросшие мягкие волосы на его затылке.
Алекс издаёт утробное рычание и новым жадным заходом впивается в мои губы.
От восторга хочется кричать.
Все самые безумные поступки люди делают именно в таком состоянии, но мне, как и всем, не хочется думать про завтра. Только про сегодня. Сейчас. С ним. Я почти всю жизнь этого ждала. И мне не надоест…
– Что? – шепчет он мне в губы.
– Мне не надоест… – бессознательно шепчу в ответ и тянусь за ним.
– Что не надоест? – рычит он в ответ, оторвав меня от себя и сжав мои плечи ладонями. – Я? Думаешь, это мы так развлекаемся сейчас?
Его глаза горят злостью и чем-то угрожающим.
Сжав губы, дёргает меня вверх, вставая так резко, что я падаю на него.
Трибуны взрываются овациями, потому что кто-то положил в кольцо мяч, но баскетбол мне без разницы! Алекса, кажется, он перестал волновать ещё минут десять назад.
– Я… не то имела в виду… – лепечу невнятно.
Народ гудит и чертыхается, пока выбираемся из ряда, но Немцеву плевать.
Гаркая кому-то на русском «отвали», он толкает меня вперёд как куклу.
Не ориентируясь в длинных переходах, просто бегу за ним следом, потому что он тащит меня за руку.
Он злой и настойчивый. Запихивает меня в такси, пролаяв свой адрес.
– Алекс… – говорю страдальчески.
Несколько минут назад всё было прекрасно!
Уперев в колени локти, он опускает лицо в ладони и спрашивает:
– Думаешь, я фигнëй страдаю?
– Не знаю! – выкрикиваю, приваливаясь к противоположной двери. – Сегодня ты со мной, а завтра с Камилой… или с кем? Алекс, я слишком хорошо тебя знаю…
Таксист бросает на нас недовольные взгляды через перегородку.
Немцев на русском просит его смотреть в своё чëртово окно, а потом поворачивает ко мне светловолосую голову и глядит так жëстко, что я теряю голос.
– Хочешь вернуться в отель? Одна? – проговаривает, сжав губы.
– Ты знаешь, что не хочу, – выкрикиваю в ответ. – Знаешь, что я…
– Что ты? – требует он.
Люблю тебя.
Никого и никогда я так и не любила. И не собираюсь больше любить. Хотя знаю, что по заказу чувства нельзя включить или выключить! С этим приходится жить…
Кусая губы, смотрю в окно.
Я молчу. И он молчит. А потом тихо говорит:
– Помнишь то лето, когда мы ездили на «грязный пляж»?
– Да… – шепчу, пряча лицо в ладонях.
Как такое можно забыть?!
Ему было восемнадцать, а мне тринадцать! Я почти до утра просидела у него под боком. Худая, нескладная, слишком высокая для своего возраста и… по сравнению с ним, глупая. А он был не против. Тёрся носом о мои волосы и травил байки у костра. Для семьи и кучи друзей! Расслабленный и такой любимый. Тот день будет со мной всегда. В нём я была счастлива как никогда. Потому что только рядом с ним я такая. Цельная.
Он прирождённый лидер. Где бы он ни появился, все смотрят и слушают только его. Быть рядом с ним – чëртово испытание!
– Почему ты это вспомнил? – говорю тихо.
Голос дрожит, язык не слушается и прилипает к нëбу.
Заламываю руки, глядя на свои пальцы.
Откуда-то я знаю, что сегодня, в сочельник, на другом конце привычного мне мира, именно в этот момент, в «грязном» такси решается моя судьба.
– Потому что тогда я понял… – говорит он.
– Что?
Моё сердце делает кульбит.
Тот день стоит у меня перед глазами уже много лет.
Я несла всякую несусветную чушь, а он просто слушал… слушал и перебирал мои волосы.
– Что, блять, у меня всё очень херово! – говорит Алекс и трëт лицо ладонями, откинувшись на сиденье.
Отчаяние в его голосе делает меня слабой. Оно очень хорошо мне знакомо. Это не шахматная партия и не страшилка на ночь. Теперь всё гораздо ужаснее.
– Ты… ты… меня любишь? – шепчу еле слышно.
– Адель, – твёрдо говорит он и смотрит прямо на меня не моргая. – Я без тебя сдохну. Тебе было тринадцать, что я мог сделать? Только, блин, ждать!
– Я…
Кручу в голове его слова, пытаясь их осознать и не грохнуться в обморок от радости.
Тогда, в ту ночь… мы даже заснули вместе!
– Твой отец оторвал бы мне яйца, – бормочет он, но я впервые за несколько минут чувствую в его голосе улыбку. – И скормил бы их вашей древней собаке.
– Очень смешно…
– Зато правда. А потом… мне предложили эту работу. Блять. Да ты могла мужика себе найти. В любой момент! А мне оставалось только дрочить на твои фотографии в инсте.
– Немцев… – краснею я, опять пряча лицо в ладонях.
– Ты же не думаешь, что я этого не делаю? – хладнокровно спрашивает он.
– Я, по-твоему, ребёнок?! – рычу зло.
– Ты точно не ребёнок. Уже нет, – хрипло произносит Алекс и проходится языком по своей нижней губе.
От его слов лавина возбуждения проносится по моему телу.
К чёрту тот день… к чёрту всё…
Смотрим друг на друга несколько секунд, а потом я бросаюсь на него как безумная. А он бросается в ответ. И в этом безумии я не одна. Нас двое. Он и… я…
Целую так жадно, будто завтра ему на войну.
Он здесь, он мой.
Все эти годы сплетаются в голове, когда глажу его волосы и принимаю напор его твердого сильного тела. В тот день на «грязном пляже» я не представляла, какой он, когда теряет контроль, а теперь отчетливо понимаю.
Алекс Немцев – настоящий таран.
– Алекс, – стону в его губы. – Ты мне все кости переломаешь…
Жалит моё лицо поцелуями и кусает шею. Прижимается к ней носом, прижимается носом к моей щеке. Дышит жадно и часто, отчего у меня тают все мысли.
Да… Да! Да! Да!
– Моя… – шепчет бессвязно.
– Мой… – хнычу в ответ, вцепившись в него так, что немеют пальцы.
Глава 12
– Ай! – вскрикиваю, падая спиной на развороченную постель, на которую меня сбросили как мешок.
Он даже не потрудился поправить простыню, после того что творилось тут вчера!
Я ужасная хозяйка, потому что мне всё равно…
Кроме Алекса во всём мире сейчас ничего не существует. Ни простыней, ни шума этого тяжёлого города за окном, ни его крошечной квартиры, ни моих страхов. Они испарились, обещая вернуться, но мне и на это плевать.
Я недостаточно рациональна! Потому что сейчас до дрожи хочу чувствовать, а не думать…
Глядя на него, покоряюсь, но отголоски отчаяния всё ещё со мной. На моём лице!
Отшвырнув на кресло куртку, Алекс стягивает с себя свитер вместе с футболкой, рыча:
– Опять за своё?
– Нет… – шепчу, не двигаясь.
– Нет? – требует он.
– Нет! – выкрикиваю, наплевав на соседей.
Остановившись надо мной, он берётся за ремень своих джинсов, глядя на меня плотоядным потребительским взглядом, от которого горит кожа.
В отсветах ночников его кожа гладкая и идеальная. Его тату напоминают мне о том, что в его мире полно вещей, которым он придаёт особый смысл, и я точно знаю, что ни одно из этих тату он не стал бы делать, если бы не хотел оставить себе напоминание.
Я слишком хорошо его знаю…
Эта мысль вдруг меняет всё… я сдаюсь окончательно.
Сглотнув, наблюдаю за проворными движениями его пальцев и, сжимая бёдра, упираюсь глазами в его ширинку, которая топорщится до спазмов в моём животе.
Меня сжирают мои низменные желания… и это абсолютно взаимно! Теперь я понимаю, что так и должно быть… без этого не было бы «нас»!
Облизываю губы, сжимая пальцы в кулаки.
– Твою мать. Ты в курсе, что «друзья» не смотрят так на мой член? – хрипло смеётся Алекс, расстëгивая ширинку.
– Мы уже не друзья, – шевелю я губами.
– Я рад, что ты это уяснила, – говорит жёстко, выдëргивая из шлëвок ремень.
– Ты засунул в мой рот свой язык. Ты… меня напоил… – обличаю, сходя с ума от желания скорее его коснуться.
– С чего ты взяла? – заявляет он.
– Не строй из себя дурачка, Алекс Немцев… – хриплю я. – Ты меня напоил… ты… ты…
Стащив с себя джинсы, он бросает их на пол и медленно подходит к ночнику.
Мои глаза следуют за ним.
Приглушив свет, обходит кровать, и убавляет свет на втором ночнике, погружая нас в безумно интимный полумрак, в котором я вижу всё что нужно, но так, будто нашей кожи касается ночь.
Я чувствую себя разложенной на алтаре жертвой, только жду своего чудовища, задыхаясь от возбуждения и предвкушения.
– Два пива. Я подтолкнул тебя только к третьему…
Затаив дыхание, поджимаю пальцы на ногах.
Остановившись напротив моих колен, он опускается до тех пор, пока его тело не нависает надо мной, а он сам не упирается в матрас кулаками возле моих бёдер.
– Мне… жарко… – мечусь глазами между его лицом, его подкачанным прессом и тем, что находится ниже и смотрит в потолок из-под резинки его боксеров.
В мою кровь вливается неконтролируемая похоть.
Рот наполняется слюной.
– Разденем тебя? – его голос низкий и такой нежный, что я больше ничего не боюсь.
Подавшись вперëд, Немцев захватывает мои губы своими, скользя по нижней языком. Вцепляюсь в его голые плечи и глухо стону ему в рот, приглашая пробраться в мой сию же секунду!
Не отпуская мой язык, берётся за пуговицу на моих джинсах и расстëгивает её.
Его движения сумасшедше неторопливые!
Подстраиваюсь под Алекса и под его логику, потому что сегодня могу лишь подчиняться.
Он ухмыляется мне в губы, чиркая молнией, и выпускает меня из развратного французского поцелуя только тогда, когда просовывает пальцы под пояс моих джинсов и мягко тянет их вниз.
– Помоги мне…
Приподняв бёдра, болтаю ногами, пока он стаскивает с меня джинсы. Когда голых бёдер касается его взгляд, по коже проносятся мурашки.
– Не смотри на меня так… – закрываю руками лицо.
– Как? – усмехается Алекс, проводя костяшками пальцев по моей ноге.
От щиколотки к колену и обратно.
Волоски на коже встают дыбом.
– Как… будто два года не ел…
– Я не «ел» четыре месяца, просто ждал…
Возмущëнно пихаю его ногой в бедро и обиженно говорю:
– Четыре месяца! Кто-то не «ел» ещё ни разу!
– Мы это исправим, – ласкает меня его голос. – Смотри не лопни, Эйнштейн…
– Дурак, – смеюсь, снова ударяя его ногой.
Ловит мою лодыжку и дёргает на себя.
Скользнув по простыне, упираюсь попой в его бёдра. От остроты оущений забрасываю за голову руки, утыкаясь лицом в своё плечо.
Его щетина колет внутреннюю сторону моих икр, горячие губы скользят по коже, заставляя её пылать. Пальцы на ногах опять поджимаются, когда я понимаю, что этот постившийся дурак задумал…
– Мамочки… – шепчу я в потолок.
– Здесь только я, – шепчет он.
– И твой… твой язык…
– Этот?
Он раздвигает мои ноги шире, втягивая в рот чувствительную кожу бёдер.
– Да!
– И сейчас, м? – Проводит языком у кромки моих трусиков.
– Да!
– Ты кончишь для меня? – Отодвигает в сторону тонкую мокрую ткань.
– Только… с тобой… – хнычу, поджариваясь от удовольствия.
– Не упрямься… я хочу посмотреть…
Опять закрываю ладонями лицо.
– Тебе… понравилось?
– Я плакал… – бормочет. – Ты вырубилась и не сказала «спасибо», – цокает языком и бьёт им по моему пульсирующему центру.
Вцепляюсь пальцами в простынь, выгибаясь.
Тугой тёплый узел стремительно закручивается внизу живота, заставляя меня метаться под умелым ртом Алекса и бессвязно выкрикивать его имя, суча ступнями по его плечам.
Его пальцы внутри меня.
Извиваясь, стону.
– Тебе нужно кончить… – бормочет Алекс. – Иначе будет больно…
– Только с тобой! – упрямо требую я.
Привстав на руках, падает на меня и ударяет бёдрами между моих. Впиваюсь пальцами в его лопатки, обвивая ногами талию. Его губы набрасываются на мои, ладонь сжимает грудь, пока его твёрдый член давит на мой клитор через его трусы. Тяжесть его тела и жёсткие толчки бёдер заставляют кричать.
Оргазм опережает мои мысли. Не дождавшись Немцева, мечусь под ним по постели, кусая его губы и содрогаясь всем телом.
Откуда-то под моими бёдрами появляется подушка. Я нахожусь на какой-то особой грани, разделяющей мой мир на до и после. И когда он стягивает вниз трусы, моё возбуждение превращается в безумие.
Алекс тяжело дышит, а его член такой твёрдый и гладкий, что он входит в меня, даже не помогая себе руками. Медленно и осторожно, смотря мне в глаза. Упирается локтями в матрас возле моей головы, ловя губами слезинки, вытекающие из моих глаз.
Это больно, но я впитываю всё!
Каждое ощущение.
Это больше никогда не повторится. У нас уже никогда не будет этого первого раза.
Кажется, это волнует только мою душу, потому что Алекс стонет…
– М-м-м… – Падает на меня всем своим весом.
Содрогаясь с головы до ног.
Его удовольствие такое осязаемое, что я хочу вобрать его в себя до последней капли.
Не знаю, сколько времени мы лежим переплетённые и соединëнные в одно целое. Тихо перешëптываемся, говоря друг другу глупости, и просто лениво молчим.
Алекс выскальзывает из меня и ненадолго скрывается в ванной, а потом возвращается, даже не собираясь прикрыться.
– Держись за меня…
Подхватывает меня с постели и несëт в душ.
Между ног всё пульсирует и неприятно саднит. Колени дрожат, и хочется немного побыть одной. Выгоняю Немцева из ванной, а когда выхожу, он сидит на полу под дверью, задумчиво глядя в окно.
Когда он уходит в себя, это всегда странно, но я давно привыкла. Иногда он может провалиться в себя на долгие минуты, не реагируя ни на что вокруг. В такие моменты я всегда ревновала его к его разуму, а сейчас просто знаю, что моё место рядом с ним.
Усевшись возле, устраиваюсь под боком, кладу голову на его плечо. Касаюсь горячей кожи губами. Вдыхаю запах, который и так помню наизусть.
Он мой лучший друг, мой любимый мужчина, мой единственный мужчина… Рядом с ним я дома. И не важно, куда он попросит за собой отправиться. Уже не сомневаюсь в том, что он попросит. Его работа… не оставит выбора. И в этот момент я должна окончательно решить. Я буду идти с ним рядом или нет.
– Если ты меня разлюбишь… – говорю сквозь слëзы.
– То что? – спрашивает, откинув голову на стену и прикрыв глаза.
– То… – Прижимаюсь к нему всем телом. – Катись ты к чёрту…
Там, за окном его квартиры, не видно ничего. Только ночь и перевёрнутый вверх тормашками безумный мир. Но это лучше, чем прятаться от этого мира. Лучше познавать его и брать тепло любимого мужчины. Кажется, этого чувства ничто никогда не заменит. Даже отцовская любовь.
– Зануда? – Моего плеча касаются горячие губы Алекса.
Смотрю на него, подняв голову.
– С Рождеством.
Немцев так внимательно шарит глазами по моему лицу, что я вдруг начинаю волноваться, а потом… он целует меня настолько медленно и вдумчиво, что я опять сдаюсь.
Сердце начинает биться быстрее, потому что по безымянному пальцу моей правой руки ползёт холодок.
– Алекс… – сокрушаюсь миллиметре от его губ. – Так уже никто не делает… никто не женится в… двадцать…
– Je t'aime, Adèle.
