Мария Летова
Алекс и Адель. Рождество в Нью-Йорке
Глава 7
– Ты… пф-ф-ф-ф… с ним справишься? – выдыхает Жиль. – Чëрт, какой тяжёлый… – бубнит на французском, сваливая огромную тушу Алекса на кровать.
Кровать жалобно скрипит, и я боюсь, как бы она не развалилась к чертям собачьим…
– Да, – сложив на груди руки, заверяю парня. – Спасибо.
Выпрямившись, он осматривает распластавшееся на кровати тело и говорит:
– Пока, приятель.
В ответ тот издаёт какую-то нечленораздельную билеберду, которая смахивает на:
– ЛюблютебяЖильбертмойлучшийдруг!
Возвожу глаза к потолку.
Надеюсь, обойдемся без национальных русских поцелуев.
Не знаю, плакать мне или смеяться. Я первый раз в жизни вижу Алекса или кого бы то ни было ещё в таком состоянии!
Присев на корточки, начинаю расшнуровывать его ботинки, зло дергая за шнурки.
По крайней мере, он напился достаточно, для того чтобы не суметь уйти из бара самостоятельно, не то что в компании блондинок, брюнеток и мулаток.
Не делая ни малейшей попытки помочь, этот пропойца наблюдает за мной с глумливой улыбкой. Просунув руку в нагрудный карман куртки, достаёт оттуда мятную конфету и засовывает её в рот, а обертку бросает на пол.
Смотрю на него раздражённо, намекая на то, что он свинья.
– Могу принести тебе мыло. Ну знаешь, чтобы ты вымыл рот! – Это не помешало бы, после того как там побывала та мулатка.
– Понравился этот лягушатник, м? – тянет, смакуя каждое слово и не обращая на мои слова никакого внимания. – У него член до колен.
Уронив ботинок, смотрю на Немцева ошарашенно.
На его лице наглая усмешка, будто к нам в гости решил заглянуть его двойник-мерзавец!
– Конечно, – говорю не без издевки, принимаясь за второй ботинок. – У моего будущего мужа будет как раз такой. ОГРОМНЫЙ.
– Ты расскажешь… пф-ф-ф… своему… будущему мужу, как умеешь мухлевать в… карты? – бормочет Немцев, приподнимаясь на локтях.
– Я не мухлюю, – заявляю деловым тоном.
Последние пару лет.
– Я набью ему морду… – вдруг говорит он хриплым голосом.
– Кому? – спрашиваю раздражённо. – Жилю? Своемулучшемудругу?
– Твоему будущему мужу.
Вздохнув, смотрю на него, пытаясь понять, что и зачем он несёт?! А моя мама до сих пор считает этого человека гением…
– Агрессия – это путь в… ни… ку… да… – Стянув с него второй ботинок, шлёпаюсь вместе с ним на задницу. – А мой муж – не твоя забота! – Швыряю ботинок куда подальше.
– Твой отец так не считает, – цокает этот дурень языком. – Присматривать за тобой он попросил меня.
– О, ты отлично с этим справляешься! – обвинительно тычу в него пальцем.
В первый же день я оказалась в его кровати пьяная и голая! В первый же чëртов день!
Выражение его лица меняется как по мановению волшебной палочки. Становится непроницаемым. Зелёные глаза вспыхивают недобрыми искрами.
Зло смотрю на него в ответ. Сдуваю с лица упавшие пряди волос и, поднявшись на ноги, гляжу на него сверху вниз.
– Иди, – делает мне знак рукой, сгибая и разгибая все пальцы разом. – Помоги снять куртку. Своему лучшему другу.
Интонации его голоса заставляют меня насторожиться. Тем не менее я понимаю, что ему и правда нужно раздеться, и я не могу бросить его здесь пьяного и одетого, потому что… потому что люблю!
Встав над ним, решаю, как лучше будет это сделать.
Тяну за рукав, грубо веля:
– Сядь.
Кое-как отталкивается от матраса и, тряхнув головой, садится на краю кровати.
– Всё кружится… – снова трясёт он головой.
– Так бывает, – сообщаю я безжалостно. – Когда запиваешь «Гиннесс» текилой.
– Нерационально, да? – вдруг ласково произносит Немцев. – Никакой чëртовой логики, м?
Наши лица оказываются почти на одном уровне, а его рука вдруг обматывается вокруг моей талии и крепко сжимает, притягивая к себе.
– Что ты делаешь? – Упираюсь руками в его плечи.
– Ты зануда, Адель… моя любимая зануда, – слегка севшим голосом произносит он, глядя на мои губы.
Моё сердце делает прыжок к горлу и стремительно падает в пятки, собираясь выскочить из моего тела совсем…
– Алекс… – произношу на выдохе, прикрывая на мгновение глаза. – Отпусти меня…
– Я просто стараюсь держать равновесие… – бормочет он, склоняя голову и утыкаясь носом в ямочку на моей шее.
Шумно вдохнув, тянет:
– М-м-м… ты пахнешь карамельками… с самого, мать его, детства…
– Ты не в себе… – говорю, борясь с комом в горле.
Даже пьяные, его руки для меня лучше любых на свете.
Чувствую его тело, не могу пошевелиться.
В следующий момент он снова падает на матрас, только на этот раз вместе со мной!
Успеваю лишь взвизгнуть и в тот же момент оказываюсь под ним. Его колено жёстко разводит мои ноги, бёдра втрамбовываются между моих, а рука сжимает запястья над головой.
– Алекс! – визжу, вертясь под ним.
– Привет, – тихо произносит Немцев, склоняя голову и потираясь своим носом о кончик моего.
Дыхание с примесью мяты касается моих губ.
– Не надо… пожалуйста… – шепчу я, закрывая глаза.
В ответ на этот жалобный плач мой лучший друг накрывает мои губы своими.
Глава 8
Его язык с жадным напором раскрывает мои губы и пробирается внутрь, а потом выманивает мой станцевать с ним пошлую сальсу. Я забываю о своём желании сопротивляться… Я вообще обо всём забываю! Даже дышать…
– М-м-м… – проходит сквозь меня стон Алекса, и я отвечаю собственным стоном, потому что не могу… не могу не ответить!
Мне всегда будет его мало… Где бы он ни был… Всегда будет мало…
Хочу его трогать…
Пытаюсь высвободить руки, но он не позволяет.
Его тело на моём тяжёлое, и это так потрясающе, что я поджимаю пальцы на ногах, пока его пальцы сильно, грубо и с варварской настойчивостью сжимают мои запястья. И вся эта неотëсанная мужланская попытка подчинить взрывается внутри восторгом! Таким, от которого я издаю протяжный жалобный стон. И этот пьяный неандерталец реагирует мгновенно – безумным напором своего языка.
Боже… его язык…
Он не джентльмен! Алекс Немцев не джентльмен! А я никакая не леди, поэтому выгибаюсь и дрожу с головы до ног, когда он вжимается своим твёрдым пахом между моих ног один – а потом второй и третий – раз… Выпустив мою руку, сжимает ладонью моё бедро, продолжая толкаться в меня своей твёрдостью опять и опять, пока под веками у меня не начинают плясать фейерверки и я не впиваюсь пальцами в его плечо.
Я никогда не трогала мужскую эрекцию, а если и трогала, то помню это чертовски смутно! Но то, что я чувствую, обжигает с головы до ног, а ещё пугает. Моё тело реагирует как предатель. На его запах, его голодный поцелуй, на этот каменный бугор в его штанах.
Выпустив мои губы, Алекс делает шумный вдох, прижавшись носом к моей щеке.
– Я освежил твою память? – шепчет, водя по ней носом и рвано дыша.
– Слезь с меня… – шепчу, силясь сделать собственный вдох. – Пьяный идиот.
– А ты меня заставь, – бормочет этот дурак, водя носом уже по шее.
Чтобы его сдвинуть, мне потребуется суперсила!
– Ты серьёзно? – возмущаюсь, саданув ему в плечо свободной рукой. – Это твоё примитивное мужское эго проснулось?! – ëрзаю под ним, пытаясь увернуться от настырных тёплых губ, но кажется, делаю только хуже, потому что у него эрекция и она прямо у меня между ног!
Чëрт!
Чëрт!
Чëрт!
– Твою ж… не вертись… – стонет, приподнимаясь на локте.
Его лицо искажено такой страдальческой гримасой, что я кусаю губу и выпаливаю:
– Убери от меня эту здоровенную штуку.
Он расплывается в нахальнейшей усмешке.
– Вчера ты ей очень обрадовалась. – Его рука снова сжимает моё бедро. – М-м-м… охереть как обрадовалась… рассказать как?
О нет…
Смотрю на него в панике, лепеча:
– Только попробуй…
– Ты так обрадовалась, что…
– Алекс! – Извиваюсь, прекрасно зная, что он собирается рассказать.
Обрывки моей памяти кружат в голове как цунами! Я помню… помню…
– Что, твою мать, каждый мой сантиметр языком пересчитала, – рычит, снова вколачивая в меня свои бёдра. – Ах да. Этого же не было. Ха-ха.
– Иди к своим… подружкам. Сколько их у тебя? Понедельник, вторник, среда… – ругаюсь, продолжая вырывать свои руки.
Алекс шумно дышит мне на ухо, и я вдруг слышу смешок!
Обессиленно выдыхаю, закрывая глаза.
– Очень смешно… – бросаю в сердцах. – Тебе бы только смеяться…
– А у нас что, конец грёбаного света? – злится, вскидывая голову и опаляя моё лицо взглядом зелёных глаз.
Увидев отчаяние на моём лице, он ругается сквозь зубы и, зло зыркнув, проговаривает:
– Ничего не было, Зануда, успокойся. Вообще ничего не было.
– Вот и отлично… – отвернувшись, смотрю в окно, за которым видна крыша дома напротив, а ещё снег, который валит и валит.
Уже сама не знаю, чего хочу. Того, чтобы ничего не было, или наоборот. Я путаюсь в своих установках, уже ничего не понимая. От этого хочется кричать, ведь, если сделать неправильный выбор, дороги назад уже не будет!
Он тоже это знает, но он свой выбор уже сделал, а я… я должна взвесить… всё взвесить…
– М-м-м… – По телу вдруг проходит электрический разряд, потому что Алекс скользит языком по моему уху, а язык у него очень умелый.
– Ничего не было… – бормочет, спускаясь поцелуями ниже и останавливаясь напротив моих губ. – Вот так тоже не было.
Он опять меня целует. Медленно, но так же жадно.
Выпустив мои запястья, накрывает ладонью грудь через тонкий свитер.
Я сдаюсь…
Со стоном и не открывая глаз, сдавливаю его голову руками, зарываясь пальцами в мягкие волосы.
– И так не было….
Сжимает моё бедро, приподнимая, чтобы точно впечататься в мой пульсирующий центр.
– Боже мой… – Выгибаюсь дугой, потому что хочу почувствовать это давление ещё раз.
И ещё раз… и ещё…
– И этого не было…
От ощущений меня прошибает горячей волной, которая устремляется вниз. Туда, куда он давит своим твёрдым пахом. Раскачивает бёдрами и ударяет опять, так, что я, запрокинув голову, шепчу без остановки его имя:
– Алекс…
– Ага… и этого… не… было…
Немцев находит мою ладонь и кладет себе между ног. На абсолютно каменную эрекцию, жар которой я чувствую даже через его джинсы!
– Сожми меня, Адель, – стонет мне на ухо. – Давай, блин… хватит думать…
Подчиняюсь, потому что нахожусь под долбаным гипнозом! С восторгом сжимаю каменную длину, отчего он урчит как кот!
– Вот так… м-м-м… – звуки его удовольствия сводят меня с ума.
Интимные. Возбуждающие до дрожи. В моём белье такой потоп, что его можно будет выжимать и вешать сушиться на батарею, если я сумею выбраться из под Немцева сегодня вечером. Но… отголоски разума и логики уже вовсю пакуют чемоданы.
Хнычу, ëрзая под ним и… о, ужас! Поднимаю вверх свои бёдра, безмолвно прося о добавке. О том, чтобы он тоже потрогал меня!
Вместо этого он вдруг замирает и бормочет, поцеловав мой висок:
– Захочешь ещё – придётся хорошенько попросить…
После чего скатывается с меня и, перевернувшись на живот, начинает громко сопеть.
