Мария Хомутовская
Железная роза. Книга 2
Так кто он для неё?
Друг и соратник.
Достаточно ли этого, чтобы он стал её мужем?
***
– Папа, мне сделали предложение выйти замуж, – говорила Розалин в трубку.
Она всегда звонила отцу в воскресение. На этот раз она хотела позвонить раньше, но потом решила, что повод не настолько значительный, чтобы нарушать традицию и волновать его.
– Замуж? Кто? – удивился Филипп.
– Александр. Я рассказывала тебе о нём.
– …
– Скажи что-нибудь! Ты против?
– Я, конечно, не в восторге… Ты любишь его?
Да что они заладили!
– Я не знаю. Это слишком сложный вопрос!
Она услышала, как отец рассмеялся.
– На самом деле нет. Это очень простой вопрос. И если ты не уверена, то ответ на него: нет.
– Думаешь? – переспросила она. – Но ведь ты сам добивался маму два года! Значит, она тоже не была уверена!
– Она считала, что я слишком молод для неё. И мне пришлось доказывать, что я уже не мальчик. А сколько лет Александру?
– Ммм… Точно не знаю. Наверное, около тридцати.
– Многовато!
– Зато ему известен секрет живой воды. Я доверяю ему как себе. И нам все равно предстоит провести вместе много времени, – перечисляла Розалин.
– Это не повод выходить за него замуж, Роззи! Что-то должно быть между вами кроме "нам предстоит провести много времени вместе"!
– Значит, ты думаешь, что мне не стоит…
– Я думаю, не стоит торопиться. Дай себе время понять, что ты его любишь. Или принять тот факт, что это не так.
Прошло уже десять дней с тех пор, как Алекс сделал ей предложение, но легче не стало: Розалин по-прежнему ни в чем не была уверена. Эта задача оказалась ей не по зубам, она так и не нашла правильный ответ.
Порой она думала, что стоит согласиться, и даже назвала бы десяток причин, почему. Одна из них состояла в том, что так будет проще: не нужно мучительно объясняться, беспокоиться, как жить дальше. Может быть, их брак – вовсе не плохая идея…
Но потом она понимала, что просто боится. Боится реакции Алекса на отказ, боится, что несмотря на свои слова, он уйдет из Экскалибура, боится, что всё рухнет. Даже такой неискушенной в любовных делах девушке, как она, было ясно, что выходить замуж из страха – провальная стратегия.
– Чудная ты в последнее время, Линн, – сказала ей Мередит, когда они вечером скатывали бинты. – Где-то в облаках витаешь.
Смена уже закончилась, и остальные медсестры, кроме дежурных, разошлись. Розалин не торопилась домой, там над ней висела неразрешенная проблема, поэтому она вызвалась помочь Мередит с бинтами. А теперь сидя в полутемной сестринской при свете одинокой лампы, Розалин произнесла:
– Мне сделали предложение о замужестве.
Мередит покосилась на неё.
– Тогда всё ясно, – сказала она. – Ты так добивалась этой работы, а теперь придется её бросить. Я бы тоже расстроилась.
– Почему бросить? – возмутилась Розалин.
– Обычное дело, – пожала плечами акушерка. – Мужья не любят, когда жены работают. Тем более в больнице!
– Что за вздор! – нахмурилась Розалин. – Да ты и сама замужем, разве нет?
– Да, – вздохнула та. – Вроде того. Я была замужем.
Розалин не сводила с неё глаз, и Мередит рассказала:
– Моя мать всю жизнь была повитухой, она научила меня всему. Я не считала это работой, просто иногда помогала знакомым и девушкам из нашего района. Но когда в 1902 году приняли Закон о регистрации акушерок, я решила сдать экзамен. Тогда Брайан, сосед из булочной, уже присматривался ко мне, но ещё не сделал предложение. Я прошла акушерские курсы и сдала экзамен. А через месяц Брайан позвал меня замуж. Сначала всё было прекрасно. Но вскоре я поняла, что не могу усидеть на двух стульях сразу.
Она отложила один бинт и взялась за новый.
– Брайану моя работа не нравилась. Он говорил, что из-за неё у нас нет детей.
– В каком смысле? – удивилась Розалин.
Голос у Мередит был спокойный, но в глазах отражалась тоска.
– Он думал, будто бы пока я помогаю родиться чужим детям, то не могу родить сама. Суеверия! Но детей у нас и правда не было. Скоро он начал ревновать, устраивать сцены, бывало, и бил…
Она тяжело вздохнула.
– Ну я и сбежала от него. Бросила всё и уехала в Суинчестер. Пришла к мистеру Уилсону и устроилась в больницу. Но мы с Брайаном до сих пор женаты.
Розалин стало не по себе.
– Мне очень жаль, – сказала она.
– Да чего уж! – через силу улыбнулась Мередит. – Здесь мне жаловаться не на что. Мистер Уилсон кого попало к себе не берет, только тех, у кого дар от бога.
Она покосилась на Розалин.
– И в тебе, наверное, разглядел. Но если хочешь счастливой семейной жизни – забудь о больнице!
Розалин задумчиво мяла в руках бинт.
Нет, Алекс не такой, он никогда бы так не поступил. Он знает, как важна для неё работа врача. Но если бы пришлось выбирать… Смогла бы она всё бросить ради него?
– Вряд ли я смогу, – тихо сказала Розалин.
– Вот и я не смогла, – заключила Мередит.
***
Осень подобралась совсем близко. Август уже начал оплакивать уходящее лето частыми дождями.
В саду перед домом на Розовой улице пахло прелыми яблоками и сырыми листьями. Из дома доносился аромат пирогов, потому что Лиз каждый день пекла шарлотку. Грушевые деревья стояли поникшие, пустые – урожай с них сняли в начале месяца, и теперь груши сидели в банках на полке кладовой до зимы.
Дожидаясь Алекса на садовой дорожке, Розалин пряталась от дождя под зонтом. Решение далось ей нелегко, но откладывать его дольше уже некуда.
Дверь дома открылась, и Алекс зашагал ей навстречу. Глядя на его высокую подтянутую фигуру, на мелкие капли в темных волосах, Розалин внезапно подумала, что любая девушка с удовольствием выскочила бы замуж за такого красавца.
– Ты хотела поговорить? – спросил он, остановившись перед ней.
Розалин видела, как его рука потянулась к карману с сигаретами, но замерла на полпути и опустилась вниз.
– Алекс, я долго думала над твоим предложением, – начала Розалин.
– Да, две недели – срок немалый, – насмешливо заметил он, но она видела, как он напряжен. Он в самом деле не знает, что она скажет.
– Я не могу его принять, – тихо произнесла Розалин и опустила глаза. – И дело не в тебе. Ты замечательный! Но я вообще не собираюсь замуж! И тем более я не собираюсь замуж в восемнадцать лет!
Она всё же заставила себя посмотреть на него. Он ответил ей тяжелым взглядом исподлобья.
– И это всё? – поинтересовался он.
А что ещё нужно говорить?
– Прости меня, – сказала она.
– А если твой план не сработает? – резко спросил он.
– Какой план? – удивилась Розалин.
– Не знаю! Который у тебя в голове!
– Ты о чем? – продолжала она недоумевать.
– Ты отказываешь мне, потому что я в него не вписался. Потому что у тебя другое представление о своей жизни, – говорил Алекс. – Но жизнь не записана в учебнике, Розалин! Мне кажется, ты ещё поймешь это.
Он развернулся, чтобы уйти.
– Дело не только в этом! – воскликнула она. – Пойми, отношения между нами все усложнят! Личные привязанности сделают нас уязвимыми перед врагом!
– Или наоборот: придадут сил бороться дальше, – обернувшись, возразил он. – Но в твоем хирургическом образовании есть огромная дыра: ты не можешь заглянуть внутрь собственного сердца.
И он быстрым шагом двинулся к дому.
Розалин знала, что поступила правильно. Но почему же тогда где-то глубоко внутри она ощутила такую тоскливую пустоту, что захотелось завыть…
Глава 4. Прибавка к жалованию
В конце августа Лиз уехала в Лэмбридж. Джон снова нанял старушку-кухарку. Конечно, ей пришлось соврать, что Розалин – его дочь, но кухарке, похоже, не было до этого особого дела. Она приходила ещё до рассвета, готовила на весь день и уходила, почти не встречаясь со своими нанимателями.
Алекс ни словом, ни делом не упоминал о том, что между ними произошло. Он снова стал хмурым и нелюдимым, но с Розалин подшучивал, как и прежде. И все-таки она чувствовала, что их отношения изменились.
Эти перемены не нравились ей, словно в разговорах и даже взглядах появилась какая-то фальшь. Наверное, Алекс ощущал то же самое. В итоге по негласной договоренности они стали избегать друг друга. Алекс частенько не выходил на завтрак, а иногда и не ночевал на базе, а Розалин делала вид, что не придает этому значения.
В начале сентября между Джоном и Алексом снова разгорелся жаркий спор. На этот раз его темой была покупка автомобиля. Джон хотел приобрести форд для нужд организации и даже согласовал расходы с Филиппом, но Алекс противился, потому что продажу авто в Лэмпшире контролировал Корнштейн. Алекс не желал способствовать обогащению своего врага, а доставка машины из другого региона привлекла бы слишком много внимания. В конце концов решение было найдено: Джон приобрел подержанный автомобиль у какого-то клерка.
Появление транспорта заметно разрядило обстановку. Алекс мог передвигаться на нем по городу вместе с Джоном, а иногда он уезжал один в лес, чтобы попрактиковаться в стрельбе. В другое время Розалин непременно напросилась бы с ним, но теперь ей было неловко оставаться с ним наедине.
Смогут ли они когда-нибудь общаться как прежде?
В свой день рождения Розалин принимала роды. О том, что шестнадцатого сентября ей исполняется девятнадцать, она никому не говорила. В больнице об этом не знали, а на Розовой улице только Джон поздравил её с утра. В остальном её день проходил как обычно, если не считать родов.
Обычно роженицами занималась Мередит. Её крепкие руки помогли родиться сотням детей. Но тут был сложный случай и потребовалось вмешательство мистера Уилсона.
Мередит предлагала пощадить невинность Розалин, но доктор не желал ничего слушать и потащил её с собой в операционную.
– Ты решила стать хирургом, а у врачей нет ни пола, ни возраста, ни права на ошибку, – сказал он.
Но Розалин не собиралась возражать. Она считала полезным любой опыт. В конце концов, ради него она и пришла к мистеру Уилсону!
Женщина лежала на каталке почти в беспамятстве и тяжко дышала. Каштановые завитки волос сбились в ком, несколько прядей прилипли к взмокшему лбу. Кроме лица был виден только накрытый простыней огромный живот, который словно придавил её своей тяжестью.
Рядом стояла Мередит в ожидании подмоги. Её некрасивое лицо ничего не выражало.
Когда Розалин подошла ближе, женщина на каталке резко открыла глаза и приподнялась. Сжав руки в кулаки, она издала нечленораздельный стон.
«Схватка», – догадалась Розалин. Она читала о родах и знала теорию. Реальность была неприглядной, обыденной и немного пугающей, потому что Розалин вдруг остро ощутила свою беспомощность. Она не знала, как помочь этой женщине.
– Не стой столбом! Проверь сердцебиение! – мистер Уилсон сунул ей в руки длинную слуховую трубку, а сам принялся за осмотр.
Розалин сперва не сообразила, зачем ей трубка, но Мередит указала на живот.
Приложив инструмент к возвышающейся над каталкой горе, Розалин закрыла глаза. Она сразу услышала, как бьется маленькое сердечко: живо, часто, отчаянно.
– Будем оперировать! – заключил в это время мистер Уилсон. – Давай эфир!
Теперь, когда Розалин услышала крошечную жизнь в животе этой женщины, ей казалось, что она и мистер Уилсон за неё в ответе.
Выполняя указания врача – подавать инструменты, следить за наркозом – Розалин внимательно наблюдала за ним. Мистер Уилсон действовал быстро и четко, он явно делал это много раз.
Едва он извлек ребенка, как тот издал писклявый крик. Доктор удовлетворенно кивнул и передал его Мередит.
– Девка, – констатировала она, унося покрытое красновато-белой субстанцией существо к тазу с водой.
Сама не заметив, Розалин облегченно выдохнула. Оказывается, всё это время её нервы были натянуты до предела в ожидании исхода операции.
Но оказалось, что это была легкая часть. Следующие полчаса мистер Уилсон накладывал швы. Лицо его было чрезвычайно сосредоточенно. Глаза за очками напряженно следили за работой рук.
Розалин пришло в голову, что есть в этом вселенская логика: в свой день рождения она помогла родиться другому человеку. Она хотела взглянуть на малышку, но Мередит уже ушла с девочкой в детское отделение.
Когда операция была завершена, мистер Уилсон вытер со лба пот.
– Вот теперь я вижу, что ты не кисейная барышня! – сказал он с вымученной улыбкой. – А то велел Мередит держать поближе нашатырь!
Понятия не имея, что значит «кисейная барышня», Розалин лишь презрительно фыркнула. Доктор любил вставлять в речь странные словечки.
Но фальшивая улыбка быстро сползла с лица мистера Уилсона, уступив место поникшему, опустошённому взгляду, какого Розалин никогда у него прежде не видела.
– Надеюсь, ты все запомнила, – сказал он. – Обработай, перевяжи, все как положено!
Кинув грязные инструменты в таз, отчего они жалобно звякнули, он устало поплелся в коридор. Розалин странно было видеть доктора таким вымотанным. Он делал и более длительные операции, но сейчас из него будто выкачали все силы.
Закончив перевязку, она нашла мистера Уилсона в кабинете. Он сидел за столом, сложив руки в замок перед собой и глядя в пространство. Его очки лежали рядом.
– Все в порядке, мистер Уилсон? – спросила она. – Вы не заболели?
Он чуть повернул к ней голову.
– Я не люблю делать кесарево сечение, – сказал он. – Две жизни – слишком большая ответственность.
И он вновь погрузился в свои мысли.
– Можно я задам вам несколько вопросов по поводу операции? – спросила Розалин.
Мистер Уилсон ответил куда-то в пространство:
– Везение, чистая судьба, вот что это, Линнет!
Её он явно не слышал.
– Если человек умирает на хирургическом столе, его родные проклинают меня, – продолжал доктор, – а если он выздоравливает, то возносят хвалу небесам.
Он тяжело вздохнул.
– Раньше я думал, что все должно быть наоборот. Но потом понял, что они правы. Что бы я ни делал, люди выживают только с божьей помощью.
Во всей его фигуре было что-то скорбное, он был словно не здесь и разговаривал не с ней. Странная реакция, ведь, по мнению Розалин, операция прошла успешно. Видя, что до неё мистеру Уилсону нет никакого дела, она вышла в коридор и беззвучно закрыла дверь.
Чтобы прогнать тягостное впечатление от этого разговора, она пошла в детское отделение к Мередит.
Та возилась с лекарствами.
– Как наша девочка? – спросила Розалин.
– Прекрасно! – ответила акушерка. – Совершенно здорова!
Розалин подошла ближе.
– Мередит, а что с мистером Уилсоном? – произнесла она. – Он будто сам не свой.
Акушерка тяжело вздохнула и поставила на стол пузырек, из которого набирала в шприц лекарство.
– Когда он первый раз при мне кесарево делал, то потом напился до беспамятства и все мне рассказал.
– Что рассказал?
Мередит села на стул и указала Розалин на другой.
– Он ведь из Тусской Империи приехал лет восемь назад, – говорила она. – Выдающийся был хирург, а особенно – по части родов. Даже при дворе там, кажется, мелькал. Зовут его Васильев Иван Сергеевич, но он переиначил в Джона Уилсона, чтобы не выделяться.
– Он от кого-то скрывался? – затаив дыхание, спросила Розалин.
– Нет, он бежал от самого себя. Он жене своей кесарево делал. Как такое могло случиться, непонятно, да только у жены и у ребенка заражение крови началось. Умерли оба через четыре дня.
Мередит снова вздохнула.
– После их смерти он перестал оперировать. Ему все опротивело, он едва не спился. Но наш бывший главный врач был его другом, он уговорил мистера Уилсона приехать, посмотреть больницу. А если уж дан человеку дар, то он зудит внутри, не дает спокойно жить, пока его не используешь. Так и стал потихоньку мистер Уилсон снова работать. А когда наш главный врач ушёл в отставку, занял его должность.
Розалин не знала, что на это сказать.
– Только роды ему до сих пор тяжело даются. Я уж стараюсь к нему не обращаться, но Пайнс уехал, а из Фаранделла какой хирург? Спасать надо было девку!
Розалин понимала. Спасти пациента важнее, чем не бередить раны врача. Но её заинтересовало другое.
– Куда постоянно отлучается мистер Пайнс? Разве он сегодня не дежурит?
Мередит поджала губы и встала.
– Это не наше с тобой дело. Работа у него такая: по больным ездить.
– Но не во время дежурства! – возразила Розалин, удивленная такой резкой переменой.
– Сказано: не твое дело! – отрезала Мередит, сложила шприцы с лекарством на поднос и, подхватив его, вышла из сестринской.
Боль мистера Уилсона понятна, в ней нет никакой тайны. Но упорное нежелание акушерки рассказывать о мистере Пайнсе только подогрело интерес Розалин. Чем таким секретным он занимается?
Только придя домой, Розалин поняла, как сильно устала. Перекусив на кухне остатками ужина, и не встретив ни Джона, ни Алекса, она вошла в свою комнату. И обомлела.
На столе в высокой тонкой хрустальной вазе стояла красная роза. Бархатным алым пятном она выделялась на фоне гладкой поверхности стола и светлых портьер, как нечто чужеродное, и оттого, прекрасное.
Розалин подошла и прикоснулась пальцами к мягким лепесткам. В груди разлилось тепло с крошечной ноткой грусти.
Лишь один человек мог подарить эту розу. Ведь здесь стоял не пышный букет пионов, не дорогие орхидеи, и даже не охапка этих самых роз. Только намек, только слово, только один цветок… Чтобы не нарушить их, и без того ставшую такой хрупкой, дружбу.
И Розалин была благодарна ему за это.
Улыбнувшись, она вышла из комнаты и направилась к Алексу. Но постучавшись к нему, ответа не получила. Зато внизу скрипнула дверь, и Розалин помчалась туда. Сердце её колотилось слишком сильно даже для бега.
На лестнице она резко затормозила. В прихожей стоял Джон.
– Привет, Роззи!
– Где Алекс? – спросила она.
– Уехал на машине ещё днем, – отвечал Джон, снимая пиджак. – Просил его не ждать.
– Куда он поехал? – не отставала Розалин.
– Не знаю, – пожал он плечами. – Кататься, наверное. Я купил меренги. Выпьем чаю?
Почаевничав с телохранителем, Розалин вернулась к себе. Она прилегла на кровать, обещая себе дождаться возвращения Александра и поблагодарить его за сюрприз. Но глядя на чудесный цветок, она сама не заметила, как уснула.
Утром Розалин спустилась на кухню в обычное время. Джон уже уплетал овсянку за обе щеки.
– А где Алекс? – спросила Розалин.
– Все ещё в отъезде, – буркнул Джон с набитым ртом.
– Он не ночевал на базе? – удивилась она.
Телохранитель лишь покачал головой.
Все очарование розы внезапно растаяло.
Цветок, понимание, хрупкая дружба – чушь собачья!
Алекс подарил ей розу ради соблюдения формальности, ведь у неё день рождения, а сам уехал к мадам Люсинде.
Налив себе чаю, Розалин слишком резко поставила чашку на стол и плеснула кипятком на пальцы. Зашипев от боли, она опустила руку в холодную воду. Завтракать ей совершенно расхотелось.
– Пока, Джон! – бросила она, оставив нетронутую чашку на столе.
В больницу Розалин приехала рано. Медсестра на посту опять дрыхла, и даже не проснулась, когда хлопнула входная дверь. Фыркнув, Розалин прошла мимо неё и направилась в кабинет мистера Пайнса. Но его снова не было на месте.
Тогда Розалин решила, что пора положить этому конец и сообщить о его отлучках начальству.
Дождавшись, когда придёт мистер Уилсон, она предстала перед ним, полыхая праведным гневом.
Конечно, она понимала, что мистер Пайнс падет жертвой её плохого настроения, но, в конце концов, вчера мистер Уилсон тоже пострадал по его вине. К счастью, сегодня доктору явно стало лучше.
– Вы знаете, что мистер Пайнс все время куда-то отлучается во время дежурства? – поинтересовалась у него Розалин.
Мистер Уилсон поднял голову от записей.
– Да, конечно.
Отлично! Для него это не новость! Похоже, все в больнице всё знают, но не собираются ничего менять.
– И вас это не волнует? – выпалила Розалин. – Почему руководство закрывает на это глаза?
Мистер Уилсон опустил ручку в чернильницу.
– Потому что у мистера Пайнса есть особые пациенты, – выразительно сказал доктор.
– Особые? – удивилась Розалин. – Что это значит?
Мистер Уилсон вздохнул, снял очки и принялся их протирать.
– Особые пациенты из богатых домов, которых кроме него никто не берется лечить, – сказал он, не глядя на Розалин.
Пациенты из богатых домов? Но обычно у богачей есть личный семейный врач…
Понимание пронзило Розалин до костей.
– Он лечит рабов? – выдохнула она.
– Тише! – зашипел мистер Уилсон, водрузив очки на место и поднявшись из-за стола, словно собирался заткнуть ей рот. – В общем, не суй нос в дела мистера Пайнса и всё!
Но Розалин словно окатили холодным душем. Мистер Уилсон знает о рабах, а мистер Пайнс их ещё и лечит!
– Но подождите, я не совсем понимаю… – пробормотала она.
А потом в её разум ворвалась новая мысль.
– Я тоже хочу этим заниматься! – воскликнула Розалин.
Доктор уставился на неё с таким изумлением, словно с ним заговорили его очки.
– Ч-что-что? – переспросил он.
– Я говорю, что тоже хочу ездить на эти вызовы! – но, испугавшись реакции мистера Уилсона, сбавила обороты: – Иногда.
Доктор тряхнул головой, отвернулся и медленно вернулся на свое место за столом. Лишь тогда он ответил:
– Это совершенно исключено!
Нахмурившись, Розалин продолжала решительно смотреть на него.
– Но почему? Я уже многое умею, работы не боюсь и, как вы сами сказали, я не кисейная барышня!
– Но ты барышня!
– Разве не вы сказали вчера, что у врача нет пола и…
– НЕТ! – стукнул ладонью по столу мистер Уилсон.
Так он не протестовал, даже когда Розалин в первый раз пришла проситься в его больницу. Было видно, что спорить бессмысленно. Но и уйти без объяснений она не могла, поэтому стояла и молча смотрела на доктора.
Мистер Уилсон поправил халат и очки, вновь взялся было за ручку, но потом передумал и сцепил руки в замок.
– Это опасно для тебя, Линнет, – наконец проговорил он. – Кончится тем, что ты приглянешься какому-нибудь богатому бездельнику и больше мы тебя в больнице не увидим. Я не хочу тебе такой судьбы.
Он поправил очки.
– К тому же вряд ли мистер Пайнс захочет делить с тобой такую славную прибавку к жалованию.
– Вы ему платите за это? – удивилась Розалин.
– Я? – в свою очередь изумился он. – Ему платят хозяева его пациентов. Никто не хочет терять работников.
Весь восторженный пыл вышел из Розалин, как воздух из шара. Вот оно что! Благими намерениями здесь и не пахнет! В больнице знают о рабах, да ещё и зарабатывают на этом!
– Понятно, – процедила она и направилась к выходу.
И всё-таки надо поговорить с мистером Пайнсом, может быть у него другое мнение на этот счёт.
Розалин изучила график мистера Пайнса и поменялась с другой медсестрой, чтобы дежурить ночью вместе с ним. Она решила, что так можно будет поговорить с врачом без свидетелей.
Однако план Розалин себя не оправдал: когда она завела разговор, старичок упорно делал вид, что понятия не имеет, о чем речь. В конце концов ей пришлось идти к лежачему больному, а мистер Пайнс заперся от её назойливого внимания в приемной. Розалин просидела у закрытой двери до утра, надеясь, что он отправится на вызов, а она увяжется с ним. Но то ли сегодня работы не было, то ли он не хотел ехать из-за неё, но до утра он так и не вышел.
А на следующий день мистер Уилсон сделал ей выговор.
– Я доверил тебе серьёзную тайну, барышня! – возмущался он. – И я надеялся на твоё благоразумие! Но если ты будешь мешать Пайнсу работать, то я тебя выгоню!
– Это больше не повторится, мистер Уилсон, – пообещала Розалин.
Она и сама убедилась, что затея безнадежна. И она не хотела, чтобы из-за неё мистер Пайнс прерывал свою деятельность, и рабы вовсе остались без медицинской помощи.
