Мария Фомальгаут
Реалити-шоу «Властелин мира» (сборник)
0,01 %
…в этом месяце наши исследователи провели социальный опрос, какое время, по вашему мнению, является самым лучшим в истории. Вот что показали результаты опроса (по данным ЩХЖЪФЫЦЬХ)
23 % опрошенных считают, что самое лучшее время было от появления Земли, как планеты, до застывания земной коры. В те времена ещё не было материальных тел, каждый жил как хочет и где хочет.
…и была земля тёмная и неустроенная, и Дух Божий носился над ней…
11 % опрошенных считает, что лучшим временем на земле было время, когда в глубине океана зародилась жизнь, но ещё не вышла на сушу. В наше время даже появилось общественное движение «Золотой Век»: подвижники опускаются на дно океана, строят подводные города.
25 % опрошенных считают, что по-настоящему Золотым веком на земле было время гигантских ящеров. Лично я придерживаюсь того же мнения – безмятежный расцвет жизни, не омрачённый войнами и техническими революциями.
34 % опрошенных полагают, что лучшее время на нашей планете – это эпоха господства микрочипов и печатных плат, электромагнитного интеллекта и стальных машин. Такой высокий процент связан ещё с тем, что большинство опрошенных сами были созданы в это время.
7% полагают, что лучшее время на нашей планете – это Последние Века, время всеобщего коллапса и вымирания, когда всё больше граждан оставляет свои материальные оболочки и уходит в свободный эфир, чтобы носиться по космосу. Многие эксперты полагают, что после гибели нашей планеты нас ждут довольно тяжёлые испытания, перед которыми Последние Века действительно покажутся Золотым Веком.
Ну и около 0,01 % опрошенных полагают, что лучшее время на планете – это Тёмные Века, со времён гибели последних мамонтов и до воцарения искусственного интеллекта. На вопрос, почему они так считают, опрошенные говорят, что полагают так, потому что про эти времена никто ничего не знает, а значит, по крайней мере, про эту эпоху мы не можем вспомнить ничего плохого.
2013 г.
Только сегодня
Ну не хотел же я дверь открывать, не хотел, ну какого чёрта открыл… нет, нате вам, распахнул настежь, заходите, гости дорогие, сейчас эти гости дорогие меня топориком по голове и огреют.
– Утро доброе…
– Утро добрым не бывает.
– Хозяин… вы будете?
– Не буду, а есть.
– Вас уже предупреждали?
Холодеет спина, ещё не хватало, сейчас объявят какую-нибудь воздушную тревогу, или дом в аварийном состоянии, готовьтесь к выселению…
– Н-нет…
– А, ну так мы вам сообщаем, что с первого по пятнадцатое у нас акция: продай душу дьяволу, получи бонусом двадцать лет счастливой жизни.
– Это как… бонусом?
– Ну вот смотрите, вы сколько проживёте, лет восемьдесят.
– Да где мне…
– Да ну, такой крепкий парень… А вот, с нашей бонусной программой ещё двадцать лет сверх того проживёте, что, плохо, что ли?
– Да ну, куда мне столько…
Чего ради я вообще с ним что-то обсуждаю, гнать его, с лестницы спустить, с глаз долой, из сердца вон.
– Кроме того, в этом году у нас действует акция, продай душу дьяволу, получи квартиру, здесь и сейчас. Вы понимаете, вам не надо будет ждать очереди на квартиру, или что у вас там сейчас, ипотека…
– Не к ночи будь помянута, – добавляю я.
Кажется, он меня не понимает. Да мне и не надо.
– Имейте в виду, повторно такой акции не будет, единственный шанс.
– Вы то же самое в прошлом году говорили. И в позапрошлом.
– Правда?
Вот это мне у них нравится. Умеют врать, не краснея. Мне бы у них поучиться, я бы эти тойоты клиентам только так впаривал.
– Можете с договором ознакомиться, и подпишете заодно… – не унимается гость.
– Нет, нет, – отодвигаю от себя договор, – ни в коем случае.
– Не верите? А вы послушайте, что пишут про нас наши клиенты… Вот, пожалуйста, пенсионерка Кудыкина из Ухтомска, перебивалась на нищенскую пенсию, не хватало денег на лекарства… однажды в дом постучался дьявол, предложил продать душу… А тут как раз в очередной раз цены взлетели, психанула, подписала договор. Теперь живу в собственном доме с прислугой, в прошлом году ездила отдыхать в Болгарию…
Киваю. Шёл бы ты уже…
– Или вот, пожалуйста, Алексей Инкин, инвалид детства, паралич обеих ног, в двадцать лет продал душу дьяволу, после чего его жизнь круто изменилась… сейчас чемпион мира по прыжкам в высоту…
Демонстративно открываю дверь.
– Всего хорошего.
– Вас что-то смущает?
– Всё-то смущает.
– Нет, правда… что именно вам не нравится?
– Всё не нравится.
– Не понимаю… вы ведь можете мне конкретно сказать, что именно вас смущает. Вас в детстве запугали перспективой адских мук?
– Нет.
– Тогда почему же…
– Нет и всё.
– Постойте, – он молитвенно складывает руки, – мы предлагаем вам уникальный шанс… только сегодня… только сейчас… вы продаёте душу дьяволу, мы исполняем любое ваше желание… безвозмездно…
Ёкает сердце. Это уже слишком. Вспоминаю её глаза, как она кружится в танце с этим дебилоидом… в свадебном танце…
– Пшёл вон отсюда! – сдёргиваю со стены распятие, тычу в поросячью мордочку, что-то я разошёлся, как бы не покалечить, отвечать потом за него, – пшёл, пшёл!
Он скатывается с лестницы, бряцая копытами, в сердцах хлопаю дверью. Колочу кулаками в стену в бессильной злобе.
Упустил…
В который раз – упустил…
Что именно вас смущает…
То и смущает.
Продать душу…
Легко сказать, когда продавать нечего…
Вспоминаю выцветшие глаза священника: что я могу сказать тебе, сын мой, нет у тебя души…
Смотрю, как он идёт по улице, хвост с кисточкой волочится в дорожной пыли. Смотрю на его сумку, куда он собирает души, подозрительно пустую. Кажется, не везёт ему последнее время…
Не везёт…
2013 г.
Цикл
Чёрт, опоздал…
Ну, не опоздал ещё, конечно… Но припаздываю. Цикл уже начался, я ещё только очнулся, только выцапал своё сознание откуда-то из ниоткуда.
А столько нужно сделать, столько сделать… падаю – в вязкую глину, барахтаюсь в болотце, из земли, из грязи, из мусора леплю самого себя. Здесь нет богов, которые заботливо сотворят тебя из глины, изволь сам, лепи, как хочешь…
Леплю. Атом к атому, молекулу к молекуле, протоплазму к протоплазме, барахтаюсь в волнах, хватаю каких-то менее удачливых собратьев.
Спешу. И так опаздываю. Выпускаю плавники, прижимаюсь ко дну моря, чтобы волны не унесли, что там дальше-то… Вспоминаю. Трудная это штука, вспоминать то, что было не с тобой, а куда денешься… Было что-то – какие-то кораллы, губки, медузы, горгоны, только не до того мне сейчас, и так опаздываю…
Кое-как отращиваю позвоночник, ничего, сгодится, выпускаю плавники, извиваюсь в волнах. Суша, суша… где эта проклятая суша… Не может быть, чтобы не было, была же…
Натыкаюсь на какую-то отмель, не то, сильно мелкая… Вот это получше будет… Нет, тоже не то… Кто-то большой и сильный чуть не хватает меня, мам-ма миа, неужели кто-то меня опередил… нет, осьминожище, ему до меня, как до Парижа пешком…
Париж… это что… ладно, Париж дальше будет, разберёмся…
Не выбираюсь на берег – волны бросают меня, ч-чёрт, больно, песок царапает тело, колючий воздух разрывает жабры… Назад… какое назад, Цикл-то меня ждать не будет, когда я вперёд-назад набегаюсь…
Спешу. Ползу. Вот так, превозмогая боль, ползу, вспомнить бы ещё, что дальше… Ну да, не ползти надо, не ползти, как-то иначе перемещаться надо… Неуклюже поднимаюсь на четыре плавника, вроде так… раз… два… три…
Цикл обрывается – так же внезапно, как начался. Нате вам… это… новенькое что-то… Я, конечно, знаю, что тут меня никто не ждёт, но чтобы настолько…
Нет, похоже, без всех этих не обойтись… без медуз… осьминогов… и эти, которые первые на сушу выползают… а вот, пауки…
Оживаю.
На этот раз спешу, пробуждаю своё сознание ещё до того, как начался Цикл, вижу землю, мёртвую и неустроенную, только что Дух Божий над ней не носится… Мало-помалу схлынуло небытие, обнажается земля, океан, снова начинаю выстраивать самого себя – из глины, из воды, из магмы…
Кажется, так… хотя кто его знает… Плыву – медленно, не торопясь, сколько всего сделать нужно в океане, отпочковаться кораллами, распустить щупы, загнездиться на дне, расправить зонтики, расползтись присосками, а там уже можно и позвоночник наращивать…
Тьфу, стоп машина, какой позвоночник, сначала выпускаю восемь лапок, цоп-цоп-цоп, на сушу, набрасываю тенёта паутины на скалы… жду добычу…
Три тени от паутинки ползут по песку, обгоняя друг друга, третье солнце зашло за тучу, осталось две тени.
Некогда любоваться… хотя и есть чем, вон, хвощи-плауны полезли, вон пальмы – по три тени от каждой, вот что-то перепончатокрылое неумело становится на крыло, роняет на уснувшую чащу пять теней – по числу лун, три тени поменьше, поярче, одна побольше, одна огромная, расплывчатая, вздрагивают, выскакивают из-под неё мелкие зверушки.
Зверушки…
Так, надо что-то с этими зверушками делать… а что с ними делать, расселись по веткам, снуют, верещат, нет, с такими каши не сваришь. Вживляю своё сознание – в одного, в другого, в третьего… Не то…
Думай, думай… а некогда думать, цикл идёт, цикл меня ждать не будет… медленно-медленно отступают леса – выгорают под палящими солнцами, и как тут прикажешь в степи выживать… спускаюсь на землю, шарюсь в траве, что тут найдётся покушать… Что-то полосатое, хвостатое вырывается из чащи, передними лапами хватаю подвернувшуюся палку…
Кончается цикл, не век же ему быть… Времени-то от рассвета до заката, а все три солнца уже сели…
…хватаю подвернувшуюся палку, тычу – в оскаленную пасть.
Это уже другой цикл, следующий, новая жизнь, сколько у меня их, этих жизней. Спешу, спешу, вымученно смотрю на палку, что-то, что-то… Начинаю рыть землю, не то… втыкаю в землю… Близко, близко, горячо, горячо… Рисую на песке палочку, две, три… Треугольник… Квадрат гипотенузы… равен сумме двух…
Память, память… Выцарапываю из памяти синусы, тангенсы… Это трудно, вытаскивать из памяти то, чего там нет, а надо спешить, цикл меня ждать не будет. Нахлынет, прокатится – мощной волной, сметёт всё, что было создано, что выросло, пробилось к солнцам, вылезло из океана, выпустило ложноножки, щупики, крылышки… Видел я, как идёт цикл, прозрачной стеной, колышется, надвигается, и в прах рассыпаются под ним мои хижинки, мельнички, фабрички, флотилия… Здорово я струхнул, когда первый раз вот так… исчезло всё, всё, что строил, что создавал, что выращивал, я уж думал – всё, конец…
Первый раз…
Когда это было…
Не помню…
Спешу. Колесо, колесо, главное, колесо сделать, а где колесо, там и повозка, а где колесо, там и мельничка, и прялка…
Металл нужен, вот что, металл… Только где его взять прикажете… да как где, в земле, где ему ещё быть-то… Хотя – зачем в земле, вот же, есть, стоит на берегу океана ржа какая-то, убитая временем, когда-то стальной цилиндр, уткнувшийся в небо. Иду к нему, ещё думаю, как бы выискать там что-нибудь, что ещё не до конца проржавело, истлело, рассыпалось – что-то как будто обрывается внутри меня, нельзя.
Ржавый цилиндр трогать – нельзя.
Спешу. Рою землю, глубоко, глубоко, помню же, что-то там должно быть в земле… камни, песок… черепа, кости… не то… Натыкаюсь на что-то чёрное, блестящее, спохватываюсь: антрацит…
Спешить надо. Вроде и дом уже себе выстроил, и мельницу, и ковры дома постелил, и много чего, а всё не то, не то, мало… Выжимаю память – как губку, что-то ещё было, что-то… вот скажите мне, я скажу… Смотрю на ржавый цилиндр, уткнувшийся в небо, вот что-то с ним связано, что-то…
Накатывает цикл – быстро, безжалостно, вот она, идёт прозрачная волна, колышется воздух, дрожит… В прах рассыпаются леса, рушится мельничка, дом мой, дом, да что дом, сам я уже… а-а, помню, ещё надо было автомо…
…биль. Вспомнил – оттуда, из предыдущего цикла, на этом цикл и оборвался… Ну да. И обидно так, до слёз, до тошноты обидно, опять всё начинать сначала, лепить себя – из глины, из грязи, из пены морской, выпускать ложноножки, щупики, тянуться к солнцам, рыть землю, рисовать квадрат гипотенузы и сумму квадратов катетов, строить мельничку… Там и до автомобиля худо-бедно доскреблись… насилу вспомнил, насилу сообразил, миновал все эти допотопные трюхалки первых моделей, сразу сварганил форд фокус… И глинобитные хижины некогда мне строить, сразу забабахаю себе высотку с пентхаузом, и… Хотя, может, зря я так, вот тоже, где-то там всяких медуз-горгон пропустил, так толком на сушу не выбрался…
Вижу сны. Спать-то мне некогда, поэтому вижу сны так, наяву, ворочаю подъёмным краном, собираю мегаполис – и смотрю сны. Я бы их вообще не смотрел, и поважнее дела есть, да бывает, в снах вижу что-то… без чего никак. Те же химические элементы. Или ещё что такое… важное…
Вижу сны – из каких-то предыдущих циклов, далёких-далёких, вижу города, большие, шумящие, хорошо я тогда развернулся, вижу ревущие в небе самолёты, вижу стальные цилиндры, стоят, уткнувшись в небо, что-то важное с этими цилиндрами связано… что-то… скажите мне, я скажу… Вижу – блестящие витрины, м-мама миа, вот же до чего так и не додумался, я не сделал пе-ка. Как расшифровывать – не помню, здесь главное – пе-ка, клавиши и экран, и тетрис, и три-дэ, и варкрафт…
И тут уже – ни до кого, ни до чего, идёт цикл, спешит, и опускаю рычаги, и замирает кран, и смотрю сны…
Как его… ай… ай… айпад. Да. Айпад. И ай… ай… скажите мне, я скажу… айфен. Что-то в этом роде. Ещё что там в городе… смотрю – на панорамы высоток, почему-то от них падает одна тень, не три, не пять – одна. А чего это я до сих пор по лестнице пешком туда-сюда хожу, лифт не судьба построить…Что ещё… неоновые рекламы…
Слишком глубоко заглянул я в сны, всё, и не вырваться, держат меня, крепенько. Бред какой-то наваливается, и не отбиться от этого бреда, не уйти… Семь тридцать, полёт нормальный… давление… вижу землю… звёздное небо летит кувырком – само на себя. Потеряна связь… что за связь, какая связь… кстати, сотовую связь надо выдумать… корабль падает на незнакомую планету, какой корабль, корабли, они же по морям, по волнам плавают, а не по космосу…
Цикл завершается. Всё правильно, не вечно же ему быть. И так много успел, очень много, вот что значит – вспомнить память, удался цикл, удался.
Не всё…
Ну понятно, что не всё это, не всё, что такое айпад семёрка, наверное, в циклах до меня и восьмые модели были, и девятые, и какие хочешь… И эти, расширение… тоже ведь не предел…
Было же что-то… Если бы всё сделал, не было бы этого чувства проклятого: забыл что-то, забыл, недовыдумал, недовысрадал, недостроил… а чёрт пойми… в квартирах джакузи поставить… или… вот, с телепортацией поработать надо было, чтобы товары в Инете заказал, и они к тебе на дом пришли…
Мысли путаются… цикл умирает…
Нет, не то…
Что-то… Что-то, для чего всё это, это… вот вертится в памяти, а никак… Как посмотрю на ржавчину эту, которая на берегу стоит, так ёкает что-то в сердце… Цилиндр такой ржавый, и буквы на нём РОСК…ОС, что за раскос такой…
Не помню…
Цикл умирает, катится волна, сжимаю память в комок, чтобы не умереть с циклом…
Успеется…
Даёшь восьмую модель…
2013 г.
Анатомия города
…не на всех землях живут тени и камни, есть во вселенной уникальные образования. Например, мне лично доводилось наблюдать землю, на которой живут города.
Города бывают разные, большие и маленькие, есть и вовсе крохотные городишечки. Город живёт на земле, чаще всего на равнинах, очень редко поднимается высоко в горы. Летать город не может, мешает притяжение земли. Мне доводилось видеть один плавучий город, но это скорее исключение, нежели правило.
Города, в основном, образуются в устьях рек и по берегам морей, ведут оседлый образ жизни, как примитивные животные. Возможно, на более высокой ступени развития города научатся передвигаться. Лет так через полтысячи, не раньше. Сейчас это простые твари, обладающие зачатками сознания.
Город растёт всю свою жизнь, сколько живёт. Рост города не подчиняется какой-то форме, ограничивается только естественными преградами (море, скалы). Если на пути города встречается город поменьше, большой город глотает его целиком. Что странно, маленький городок даже в минуты опасности не старается убежать, более того – какая-то сила как будто притягивает его к большому городу.
Иногда рост города замедляется, а то и вовсе город уменьшается в размерах, уходит от окраин к центру. Это смерть города. Мне доводилось видеть умирающие и даже мёртвые города – от них на поверхности земли остаются причудливые скелеты, которые медленно разрушаются.(см. фото).
Но если город рассыпался в прах, не всегда значит, что он умер. Бывает, что город просто уснул (см. анабиоз). Через много веков, или даже тысяч лет, на том же месте вырастает новый город. Сначала я думал, что старый город пустил ростки, но никаких ростков я не обнаружил.
Мистика?
Нечто необъяснимое?
Только годы и годы спустя я догадался, в чём дело. Душа города не покинула планету, не ушла на спутник планеты, где души городов устроили себе пристанище. И много веков спустя душа снова нарастила на себя плоть.
На более поздних стадиях развития несколько городов могут объединяться в один (переход от одногородности к многогородности). Мне доводилось наблюдать такое объединение городов Европы: Парижа, Лондона, Мадрида, Берлина, Праги, Варшавы… когда объединяются трёхмерные города, на их месте появляется четырёхмерный, живущий в нескольких мирах.
Однако не всегда объединение городов проходит гладко. Если у одного города заряд положительный, а у другого – отрицательный, то два города при встрече аннигилируют с огромным выбросом энергии. Так, например, произошло при попытке объединения Петербурга и Москвы в районе Твери. Выжженная земля на месте Тверской воронки до сих пор не пригодна для обитания.
Каким будет будущее городов, покажет время. Есть версия, что города – это наши далёкие предки, через пару миллионов лет города на далёкой земле станут такими же, как мы. В пользу этой гипотезы могу привести множество общих чёрт (трёхступенчатая аура, каменный скелет, электрические сети). Осталось найти в космосе планету, от которой наш народ начал свой многовековой путь по космосу: на ней должны были остаться истлевшие скелеты городов – наших предков.
…к слову об анатомии городов, могу сказать, что на телах городов я наблюдал множество мелких созданий непонятного происхождения: они не являются частью города, но живут в нём. Возможно, я наблюдал каких-то мелких паразитов, из тех, что кормятся на телах крупных животных ороговевшими кусочками их шкуры. На более поздних стадиях развития (четырёхмерные города) паразитов уже не наблюдается.
Анатомия городов отличается разнообразием…
2013 г.
Междениночные отношения
Раз-два-три-четыре дерева у дороги.
Раз-две-три башни электропередач.
Бегу.
Здесь они меня не видят.
Мне так кажется.
Хотя быть не может, чтобы они меня не видели. Они всё видят, от них чёрта с два спрячешься.
Тёмные тени проносятся высоко над землёй, заслоняют луну. Плохое я выбрал время бежать, ой, плохое, самое полнолуние, самую силу. Да я и не выбирал, само так получилось, какая сволочь только донесла, что я собираюсь рассказать людям всё…
Всё…
Да, какая… Артур, не иначе, больше некому. Да мне уже всё равно, Артур, не Артур, я не про Артура думаю, а как мне отсюда выбраться…
Как мне до них добраться…
До людей.
Вот уж, казалось бы, каких-то несколько километров до города живых, и чёрта с два я по этим километрам проберусь. Нет, конечно, бежать не сейчас надо было, и не так. Выйти в город живых якобы на охоту, прихлопнуть своего напарника, и к людям бежать.
И рассказать им всё…
Всё…
А надо рассказать. Всё, как есть. Что это правда. Что правда? Да всё правда. Все легенды, мифы, страшные сказки, рассказанные ночью, предания и ужастики, ставшие мировыми бестселлерами. Какой-нибудь прочитает в метро в час пик, закроет, скажет: так не бывает.
А вот бывает.
Чёрные тени ускользают. Убрались, суки… опрометью бегу через поле до ближайшего лесочка, скорей, скорей… сейчас бы самому расправить крылья и полететь, да чёрта с два, так они меня в два счёта заметят…
Падает с неба чёрная тень.
Ч-чёр-ррт…
Забиваюсь в темноту леса, растворяюсь в ночи.
Перевожу дух.
Главное, до людей добраться. До города живых. Пройти через кордоны, наши и не наши, добраться до главного, кто у них там главный, не знаю, никогда людьми не интересовался. Рассказать всё, всё. Как живём. Как не живём. Что по ночам, когда мы лежим в гробах, нас можно взять голыми руками. Что никакая святая вода против нас не поможет, и про чеснок тоже полная ерунда, а вот серебряные пули – это да. Да. И ещё… вы бы, люди добрые, вокруг города своего зерно рассыпали, да побольше, или камушки какие… вот это точно нашего брата остановит.
Пробираюсь через лес. Надо спешить, надо успеть до рассвета, с первыми лучами солнца обращусь в прах, если не спрячусь.
Подношу к губам фляжку, глотаю раз, другой. Кровавые капли падают на камзол.
Кажется, это мой последний глоток. Там, близ города живых, фляжку придётся бросить. Не пить же на глазах у людей человечью кровь.
Бегу по темноте. Скользят чёрные тени. Весь город мёртвых с ног на уши встал, как же, как же, предатель среди нас.
Какая сволочь донесла…
Артур, не иначе.
Лесок обрывается. До города далековато, а над пустошью мечутся чёрные тени.
Удивляюсь сам себе, как дошёл до такого. Скажи мне кто месяц назад, что побегу в город живых, и буду дневать без гроба, я бы такому рассмеялся в лицо. Надо мной и так подтрунивали, триста лет, ни разу вне гроба не дневал, домосед ты наш…
Луна кутается в тучу, мир рушится в темноту.
Бегу через пустошь.
Шум крыльев.
Наскоро шепчу отворотное заклятие, не знаю, поможет, нет…
Припоминаю, с чего всё началось.
С парня. Ну да, с парня. Нет, романтичнее было бы конечно, если бы встретил в городе живых прекрасную девушку, влюбился без памяти, и, несмотря на удушающий голод…
Только романтичнее не получилось. Парень. Он выходил из какого-то бара, изрядно навеселе, я ещё поморщился, не выношу, когда в крови какая-нибудь дрянь, хотя алкоголь, это ещё полбеды, порой там такая дрянь бывает, что мама не горюй…
Я бросил его на землю…
– Ты ч-чё, а?
Мне казалось, я ослышался. Не поверил себе, быть не может, чтобы эта тварь говорила. Говорила, как мы…
– Я т-те ч-чё сдела-та-а-а? Ты ч-чё, а?
Никакой ошибки быть не могло.
– З-за Л-ленку, ч-что ль? Да-а-а-о-о-онн-на сам-м-ма… шал-л-ава…
Луна вываливается из туч. Некстати. Падаю в траву, кувырком качусь за какую-то полуразрушенную хрень.
Парень. Ну да, парень. Его звали Сергей. Он подарил мне азбуку. Впрочем, по азбуке я ничего не понял, Сергей учил меня так, на пальцах.
– Ну?
Вспоминаю, как Сергей смотрит на меня. Строго, как учитель в школе.
– Чу-ден… Днепр… при… ти-хой… пагоде…
– Читай, что написано!
Не понимаю. Вчитываюсь…
– Чу-ден…
– Да нет, дальше.
– Не понимаю.
– При тихой по-го-де, при чём тут пагода, а? Где ж ты пагоды на берегу Днепра видел?
Снова прячется луна. Уже совсем собираюсь бежать, через поле, когда вижу рассыпанные на земле ржавые гвозди. Вот чёрт, догадался кто-то… да может, и никто не догадался, просыпал кто-то…
Считаю в спешке, раз-два-три-четыре-пять-шесть-семь…
Бли-и-ин…
…сто тридцать – сто тридцать один, сто тридцать два…
Бегу через пустошь. Луна, с-сука, вылезает из туч, таращится белым глазом…
Взмывают чёрные тени.
Артур. Ну да, Артур. Это он пил кровь Сергея. Там, за гаражами. Когда я увидел их, Сергей уже был мёртвый. Я бросился к Артуру.
– Ты чё, а?
Артур понял по-своему, протянул мне обмякшее тело.
– Держи… только маленько, мне самому жрать охота…
– Да нет… ты не понял, он…
Мечутся чёрные тени, пикируют на меня. вытряхиваю из мешочка на груди серебряную ложку, как она жжёт пальцы, блин, только бы не выронить…
Поднимаю над головой.
Ага, струхнули…
Боль прожигает до самого сердца, падаю в траву…
Артур…
И остальные.
Я не ожидал от них такого. Я рассказал им всё, всё, показывал книги, показывал какие-то схемы, как люди делают самолёты и корабли. Даже показал старенький планшетник, подарок Сергея.
Я ждал чего угодно. Что мне не поверят. Что поверят, и чуть не сойдут с ума от страшного откровения. Что…
Но не этого.
Меня слушали. Пожимали плечами. Да, бывает. Да, всё может быть. Да, может, и разумные… мало ли…
И выходили ночью в город живых.
Как всегда.
Бегу через поле. Ложка обжигает руку, чёрт, уронил, чёрт, не найти, чёрт… неважно. До города недалеко.
Всё им расскажу. Всё. Что нечего нас бояться. Серебряные пули. Гвозди, рассыпанные вокруг города. А если ничего не поможет, так добро пожаловать людям средь бела дня в город мёртвых, заколачивать осиновые колья в гробы, днём-то мы беспомощные…
Мечутся чёрные тени.
Ищут предателя.
Да… предателя…
Мысленно пытаюсь оправдаться… а что тут оправдываться, сами хороши… сколько можно… веками… вот так… людей…
Падает на меня чёрная тень.
Бью – что есть силы, кулаком, в переносицу.
Бегу в темноту ночи.
Даже не вижу, кто это был. Вроде бы Артур…
Что-то заставляет остановиться. Ну как что-то, вот они, рассыпаны по асфальту бумажные палочки, набитые табаком. Что-то люди делают с этими палочками, не знаю…
Раз-два-три-четыре-пять…
…сорок восемь, сорок девять.
Бегу по темноте города. Раз-два-три-четыре мусорных ящика во дворе, раз-два-три-четыре-пять-шесть-семь машин на стоянке, раз-два-три-четыре-пять-шесть-семь-восемь-девять-десять перекладин в ограде.
Рассказать им всё.
Всё.
Положить конец бесконечной войне.
И мне неважно, кто я буду после этого.
Раз-два… десять ступенек на крыльце. Раз-два-три-четыре охранника у входа.
– Я должен видеть главного.
– Он занят.
Смотрю им в глаза.
– Я должен видеть главного.
Остолбенели. Надолго ли, не знаю. Поднимаюсь по лестницам, считаю ступеньки, перила, столы и стулья в зале заседаний, министров… засиделись люди…
Главный человек смотрит на меня оторопело. Недоуменно.
– Я к вам…
Главный кивает, закатывает рукав…
– Кровь-то у меня не больно хороша… третий день непонятно чем питаюсь, запарились с бюджетом этим… и не спал чёрт знает сколько…
– Да нет… я… не за этим…
В окно пробивается первый луч солнца. Сердце как будто пронзают иглой, падаю под трибуну…
– Так вы говорите… серебряные пули?
– Не только пули… что угодно… серебряная ложка тоже сойдёт…
Мне всё ещё трудно говорить. Трудно соображать. Вот что значит солнце. По молодости перед парнями выхвалялся, что выходил на открытое солнце. Знал бы я тогда, что это такое…
– Очень любопытно… ну что же… большое вам спасибо за информацию… отдыхайте… вы измучены…
Главный человек с интересом смотрит на меня.
– Вы… мне не верите? – спрашиваю.
– Нет, отчего же… мы вам верим…
Чёрта с два ты мне веришь, думаю про себя. Чёрта с два. Люди в такие вещи не верят. Люди не знают, что это правда. На Хэллоуин цепляют себе чёрные плащи и клыки. Идут на премьеру Сумерки-Сага-Новолуние-Три-Дэ…
Но он же видел меня, чёрт возьми. Крылья. Клыки. Я летал. Я показал ему, как светятся мои глаза…
Главный человек останавливается на пороге.
– Дать вам… м-м-м… ужин?
Хочу вежливо отказаться, тут же спохватываюсь, что не ел больше суток.
– Да… если вас не… затруднит…
Главный исчезает. Через пару минут появляется здоровенный охранник, откуда только такого выискали. Раз-два-три-четыре-пять пуговиц на рубашке.
Здрассте, – кивает он. Закатывает рукав.
Ужинаю. Думаю, что будет дальше. Война. Настоящая война между нашими и ненашими. Что самое страшное, я уже сам не знаю, где наши, где ненаши.
Война…
А может, и не будет никакой войны.
Кто-то должен был сделать это. Остановить то, что творилось веками. Интересно, что со мной сделают люди. Убьют, как врага. Или отблагодарят. За всё. Не знаю…
Главный человек подходит к телефону. Набирает номер, не записанный в телефонной книге.
– Ночь добрая, будьте добры, соедините меня с ним…
Пауза.
– Ночь добрая. Да, у нас ваш перебежчик. Да, много наболтал. Слишком много. Нет, вроде бы больше никому. Только мне. Да, у нас, здесь. Да, можете забрать. Что вы, не стоит. Весьма польщён. Международные отношения для меня всегда…
2013 г.
