Мария Филимонова
Просветительские идеи и революционный процесс в Северной Америке

Полная версия

НЕЗАВИСИМЫЙ АЛЬЯНС

АЛЕТЕЙЯ

Печатается по решению Центра изучения США Курского государственного университета

Монография подготовлена при финансовой поддержке РФФИ в рамках исследовательского проекта № 18-09-00166а «Просветительские идеи и революционный процесс в Северной Америке»

Рецензенты:

доктор исторических наук, главный научный сотрудник А. Ю. Петров (Институт всеобщей истории РАН)

доктор исторических наук, профессор В. В. Романов (Тамбовский государственный университет им. Г. Р. Державина)

© Т. В. Алентьева, М. А. Филимонова 2021

© Издательство «Алетейя» (СПб.), 2021

Введение

Фундаментальной научной задачей данной монографии является исследование революционного процесса в Северной Америке, связей между философией Просвещения и модернизационными процессами. Хронологические рамки проекта охватывают конец XVIII – вторую половину XIX вв., что объясняется хронологией первой Американской революции (1775–1787 гг.) и второй Американской революции (1860–1877 гг.), а также необходимостью дополнительного изучения созревания революционной ситуации и путей постреволюционной стабилизации.

Необходимо отметить, что Америка XVIII–XIX вв. существовала в рамках грандиозной мир-системы модерна. Мир-система (или мир-экономика, если воспользоваться термином Ф. Броделя) начинает складываться в эпоху Великих географических открытий и постепенно вовлекает все новые территории в орбиту своего влияния. Особенностью мир-системы модерна является ее надгосударственный характер – ее границы не совпадают с границами какого-либо государства или даже империи. Вторая ее особенность – иерархичность. Ф. Бродель трактовал мир-экономику как автономное образование, структурированное через неравенство центра и периферии и имеющее собственный ритм развития^[1]. После Семилетней войны 1756–1763 гг. гегемоном мир-системы стала Великобритания^[2]. Ее североамериканские колонии при этом формировались как часть периферии. В рамках традиционной меркантилистской экономики их ролью было служить для метрополии рынком сбыта, источником сырья и некоторых производств, необходимых не столько самим колониям, сколько опять же метрополии (например, кораблестроения). Экономически периферийное положение США не было преодолено и после Войны за независимость. Подобное состояние страны внутри атлантической цивилизации (или Евроатлантического мира-экономики в терминологии Броделя), а затем ее трансформация были одним из определяющих факторов в истории этой страны в XVIII–XIX вв. Экономической периферийности соответствовала культурная. В ареале культурного влияния мир-системы существовала в XVIII в. влиятельная и универсальная идеология, претендовавшая на преобладание: Просвещение. Собственно говоря, в этот исторический момент просвещенческая идеология играла роль геокультуры^[3].

В той или иной степени влияние Просвещения ощущается в XVIII в. везде, где присутствовала европейская культура. Вольтер с удовлетворением писал: «Разум передвигается маленькими этапами с севера на юг со своими двумя близкими друзьями – Опытом и Терпимостью. Земледелие и Торговля сопровождают его… Время от времени разум встречает жестоких врагов во Франции. Но у него здесь столько друзей, что, в конце концов, он все же станет первым министром»^[4]. Н.М. Мещерякова с полным основанием видит в широком распространении просвещенческих идей свидетельство их огромной интеллектуальной силы^[5].

Но что же следует понимать под Просвещением? Как известно, этим вопросом задавался еще Иммануил Кант. Однако и сейчас еще полной однозначности нет. Т.Л. Лабутина и М.А. Ковалев справедливо отмечают, что само понятие Просвещения остается по-прежнему дискуссионным. Российская наука не выработала единой точки зрения на данную проблему^[6], как, впрочем, и западная. «Первооткрыватель» американского Просвещения в западной историографии Генри Мэй ставил перед исследователями следующие вопросы:

1. Что такое Просвещение?

2. Существует ли американское Просвещение?

3. Если оно существует, как оно связано с европейскими аналогами?

4. Насколько широко распространились просвещенческие идеи в Америке?

5. Каковы хронологические рамки американского Просвещения?^[7]

Попробуем суммировать существующие в историографии ответы на эти вопросы.

Не одно современное политическое учение возводит к Просвещению свои идейные истоки. К его ценностям апеллирует и современный конституционализм. Неудивительно, что многие исследователи обращают больше внимания на «светлые» стороны философии XVIII в., прежде всего, на ее рационализм и выдвижение свободы как безусловного идеала.

В понимании Мэя, Просвещение базировалось на убеждении, что человеческий разум способен постичь Вселенную лучше, чем ее понимали в предшествующие периоды, а также найти практическое применение своим знаниям^[8]. Принстонский профессор Джонатан Израэль выделяет такие ценности Просвещения, как разум, мир, справедливость, индивидуальная свобода и выгода для всех. Он также видит в Просвещении антитеологический, демократический и освободительный проект^[9]. Немецкий исследователь Р. Шульце определяет следующие четыре предпосылки в качестве основ просветительского процесса, как он совершился в Европе:

– переход от мистики к рациональности,

– переход от теоцентрического к антропоцентрическому мировоззрению,

– желание быть новым и в то же время оригинальным,

– эмансипация буржуазии и формирование социальной дихотомии граждан и буржуа^[10].

Н.М. Мещерякова обращает внимание на такие базовые элементы Просвещения, как преклонение перед гармонией Природы, антропоцентризм, атомизм в понимании человека, рационализм в трактовке истории и природы государства. Она также говорит о важности этики в общей структуре просвещенческого идейного универсума и о значении естественно-правового критерия при трактовке просветителями любых общественно-политических проблем; оптимистическую веру в прогресс и критицизм по отношению к прошлому и настоящему. В качестве слабостей Просвещения она выделяет известную ограниченность просвещенческого мышления, метафизичность, нередко абстрактность и дидактичность^[11].

И отечественные, и западные исследователи особо отмечают критицизм просветителей. Еще Ф. Энгельс писал в свое время: «Религия, понимание природы, общество, государственный строй – все было подвергнуто самой беспощадной критике; все должно было предстать перед судом разума и либо оправдать свое существование, либо отказаться от него. Мыслящий рассудок стал единственным мерилом всего существующего»^[12]. Эта красочная характеристика прекрасно описывает французское Просвещение, но в применении к его американскому аналогу сталкивается с определенными трудностями. Так, А.М. Каримский определял Просвещение как светскую философию, создающую идеологические ориентиры для антифеодального движения и ведущую к установлению политической власти буржуазии^[13]. Определение это выглядит сформулированным опять же на основе французского опыта. Именно к американскому Просвещению, которое изучал А.М. Каримский, оно никак не подходит: в Америке Просвещение не было антифеодальным, поскольку в американских колониях не было феодализма как системы. Впрочем, чуть дальше исследователь определял основную цель американского Просвещения как деколонизацию, что представляется более оправданным^[14].

В советской версии марксизма (в отличие от западного неомарксизма) Просвещение оценивалось чрезвычайно высоко. В общем, «оптимистическая» оценка Просвещения сохраняется и в постсоветских исследованиях. А вот на Западе в отношении просветителей существует обширная ревизионистская литература.

Неомарксисты Макс Хоркхаймер и Теодор Адорно обратили внимание на «темные стороны» Просвещения. Они видели в нем философию, деструктивную по отношению к прошлому, культ безжалостного прогресса, утверждение господства буржуазии и в конечном итоге обман масс^[15]. Современные исследователи-ревизионисты также связывают с Просвещением негативные тенденции европейской истории, начиная от империализма и заканчивая Третьим рейхом, Гулагом, угрозой ядерной войны^[16]. Понятие Просвещения при этом предельно расширяется, подразумевая то любые проявления рационализма, то секуляризацию, авторитарность и механицизм. После этого уже нетрудно приписать рассматриваемому явлению любые желаемые характеристики.

Еще одну историографическую тенденцию можно описать как «деевропеизацию» Просвещения. Себастьян Конрад, профессор Свободного университета Берлина, отвергает традиционное понимание Просвещения как евроцентристское. С его точки зрения, Просвещение было глобальным феноменом, имевшим в том числе свои проявления в Индии, Египте, Японии и других неевропейских обществах. Для того, чтобы вписать Просвещение в глобальную перспективу, историк меняет его определение, как это делают и ревизионисты. Просвещение для него – не творение «парижских философов», а некое неопределенное стремление к прогрессу и модернизации^[17]. Похожие идеи развивают Питер Грэн и Райнхард Шульце, обнаружившие исламское Просвещение, не связанное с Европой; Марк Элвин, нашедший в литературе цинского Китая меньшее пристрастие к мистике, чем прежде, и считающий это явление аналогичным европейским трендам XVIII в.^[18]

Для нашей темы особенно интересна проблематика соотношения между Просвещением и колониализмом/деколонизацией. По этому вопросу существуют не только специальные исследования, но и ведется активная полемика. Авторитарные ценности Просвещения в XIX в., с точки зрения ревизионистов, обернулись навязыванием прогресса колонизируемым народам, что привело к асимметричным властным отношениям внутри колониальных империй^[19]. Просвещению действительно был свойствен евроцентризм, а философы-просветители в самом деле полагали, что распространение их принципов принесет благо всем народам. И все же такая трактовка Просвещения представляется тенденциозной. Ведь многие просвещенческие по происхождению ценности, такие, как идеи общественного договора, естественных и неотъемлемых прав человека и народного суверенитета, могли быть и действительно были использованы в антиколониальной борьбе. Таков итог исследований профессора Университета Чикаго Шанкара Мутху. Он демонстрирует, что в конце XVIII века целый ряд европейских политических мыслителей атаковал самые основы империализма, страстно доказывая, что строительство империи не только неосуществимо, дорого и опасно, но и явно несправедливо. В этом ряду он числит Дени Дидро, Иммануила Канта, Иоганна Готфрида Гердера^[20]. По мнению принстонского профессора Джонатана Израэля, антиколониальное движение многим обязано радикальному Просвещению, которое восходит к идеям Б. Спинозы^[21].

Ответ на второй вопрос Генри Мэя – «Существует ли американское Просвещение?» – представляется более однозначным, хотя и здесь возникают проблемы с определением. В 2002 г. журнал «Revue française d’etudes américaines» посвятил тематический выпуск американскому Просвещению. Открывался номер историографическим обзором Натали Карон и Наоми Вульф. С их точки зрения, понятие «американского Просвещения» крайне размыто и либо сводится к описанию XVIII в. и его наследия, либо расширяется до такой степени, что вообще теряет всякую определенность^[22]. Тем не менее, после классической работы Генри Мэя, в существовании американского Просвещения, кажется, никто не сомневается. В настоящее время в американской историографии идет спор скорее о датировке эпохи американского Просвещения, чем о самом факте его существования. В частности, Р.А. Фергюсон предлагает датировать его начало серединой XVIII в.^[23]Дж. Макгрегор Бернс склонен относить его зарождение к первой половине столетия^[24]. По мнению П. Гэя, период до 1765 г. был лишь предысторией американского Просвещения^[25]. Просвещение и революция оказываются тесно связаны.

Авторы коллективного труда «Мир Просвещения» сочли необходимым включить в свой словарь главку, посвященную Америке. Однако в этой главке ее автор Патрис Игонне оговаривает, что на американской почве не было условий для возникновения Просвещения французского типа – структурированного идеологического движения, подвергающего всесторонней и систематической критике существующие политические и социальные институты. По его представлениям, американское Просвещение «повсюду и нигде», оно похоже на «украденное письмо» из рассказа Э.А. По, которое лежит на самом видном месте, но которого никто не замечает. Просветительская мысль в Америке, как считает Игонне, выражена прежде всего в области политической философии; ее вклад в мировую культуру в целом незначителен, но зато она была глубоко усвоена американским обществом^[26].

Оценка американского Просвещения у отечественных исследователей более оптимистична (как и оценка Просвещения вообще). Например, показательно, что В.В. Согрин, изучая американское Просвещение, ставил своей целью изучить «вопрос о «корнях», способствовавших развитию позитивных сторон американской цивилизации»^[27].

Генри Мэй попытался структурировать американское Просвещение, выделив в нем умеренные и радикальные тенденции. К тем же выводам пришли отечественные ученые. В.В. Согрин выявил в американском Просвещении элитарное течение (федералисты) и демократическое (Т. Джефферсон, Б. Франклин, Т. Пейн)^[28]. А.М. Каримский также делил американских просветителей на радикальное и умеренное направления. Их живыми воплощениями, соответственно, были Т. Джефферсон и А. Гамильтон. Некоторых же просветителей, как признавал Каримский, трудно отнести к радикальному или умеренному лагерю. Это касается, в частности, Кэдвалладера Колдена, который был колониальным чиновником и лоялистом^[29].

Третий вопрос Мэя – о соотношении американской просветительской мысли и европейских аналогов – оказался неоднозначным. Столь же неоднозначен вопрос о соотношении учений европейских просветителей и американской революционной идеологии, американского конституционализма. Долгое время исследователи просто не занимались этой проблемой. Например, в знаменитой работе Ч. Бирда по экономической интерпретации Конституции США Просвещение просто отсутствовало уже в силу избранной проблематики. Вопрос об идейных истоках Конституции не ставился.

Вообще, вопрос о соотношении идей Просвещения и революций конца XVIII в. остается дискуссионным. Роже Шартье, исследуя культурные истоки Французской революции, приходил к выводу, что не Просвещение породило революционные настроения в обществе, а революционеры задним числом записали великих просветителей в свои идейные предшественники^[30]. Еще ранее Альфред Коббен прямо противопоставлял Просвещение и революционную идеологию^[31]. Ту же самую позицию отстаивали авторы школы «консенсуса» по отношению к Американской революции. Наиболее ярко выразил эту мысль Д. Бурстин: «Философы европейского Просвещения, которых вытащили на суд истории в качестве предполагаемых отцов Американской революции, тогда окажутся неуместны на этом суде точно так же, как преступные кузены, появляющиеся на сцене в последнем действии плохой детективной драмы»^[32]. Согласно Бурстину, «абстрактные» европейские теории не имели для «отцов-основателей» никакого значения. Государственное строительство в США опиралось не на теории, а на колониальную политическую практику^[33]. С ним неожиданно солидаризировался неопрогрессист Дж. Э. Фергюсон, который считал, что Просвещение в Америке было ограничено кругом образованной элиты^[34]. Г.С. Коммаджер, напротив, развивал тезис о том, что в Америке воплотились в жизнь идеи «царства Разума», выдвинутые европейскими просветителями^[35]. Обе крайности кажутся односторонними и преувеличенными. Компромиссную теорию выдвинул Бернард Бейлин. По его мнению, «при помощи просвещенческого либерализма революционные лидеры пытались упорядочить, формализовать, систематизировать то, что до этого было лишь частично осознанным, путанным и спорным положением вещей». Революция, таким образом, не была творением просветителей, но Просвещение помогло высвободить уже существовавшие в колониях социальные силы и придало им новую энергию^[36].

В исследованиях советского времени Просвещение рассматривалось как идеология Американской революции. А.М. Каримский говорил о «безраздельном господстве» Просвещения в подготовке Американской революции^[37]. В.В. Согрин возводил Американскую революцию к идейному влиянию английского и французского Просвещения. В настоящее время, однако, он оговаривает, что на том этапе исследований недооценил воздействие на США ренессансного республиканизма и английского вигизма^[38].

Из отдельных национальных традиций, повлиявших на американское Просвещение, по понятным причинам выделяется английская. В XVIII в. она наряду с французской определяла интеллектуальный климат Европы. Н.М. Мещерякова справедливо отмечает, что в Англии идеи Просвещения были внедрены в общественное сознание и послужили источником аргументов как для вигов, так и для тори^[39]. Это не могло не влиять и на североамериканские колонии. Здесь главную роль играла не только языковая близость, но и культурная зависимость от бывшей «матери-родины». Какие же идеи английского Просвещения оказались наиболее плодотворными для ее американских колоний, а затем для молодого американского государства? Английские просветители выработали идеологическую платформу, включавшую в себя ряд теорий («общественный договор», «разделение и равновесие ветвей власти», сопротивление тирании, политическая оппозиция и двухпартийная система правления, защита гражданских и личностных свобод и др.). Как отмечают Т.Л. Лабутина и Д.В. Ильин, особую ценность в идеологии Просвещения представляли гуманистические идеи: вера в человека и его разум, необходимость распространения знаний, образованности и культуры среди людей, формирование новых, гуманистических нравственных устоев^[40]. Историки сходятся в мнениях, что наибольшее влияние из английских мыслителей на Америку оказал Джон Локк.

Л. Харц считал, что влияние английского Просвещения было определяющим^[41], и автор «Двух трактатов о правлении» словно заслонил собою всех остальных философов XVII–XVIII вв. На современном этапе тезис Харца о «локковской парадигме» первой Американской революции, похоже, возрождается, но уже на новом уровне. Ш. Стимсон, например, оценивает влияние Локка в Америке следующим образом: американцы почерпнули у английского просветителя не столько конкретные формы политических институтов, сколько общее отношение к политике, представление об определенности закона и ограниченности разума^[42]. Дж. Браун в своей монографии убедительно показала, как в колониальной Америке распространялись приемы локковской педагогики и как соответствующее воспитание подготавливало американцев к восприятию политических идей Просвещения^[43]. Исследования, посвященные влиянию Локка на Американскую революцию, есть и в постсоветской историографии^[44].

Проблема американских исследователей «локковской парадигмы» зачастую заключается в том, что идейные истоки революции сводятся к одному-единственному мыслителю. Например, Алекс Такнесс прочитывает «Защиту прав британских колоний» Джеймса Отиса как типичный пример локковской аргументации, не замечая, что Отис в этом памфлете ссылается также на С. Пуффендорфа, Э. де Ваттеля, Дж. Гаррингтона^[45]. Собственно, свести всю многообразную протестную риторику Американской революции и весь ранний американский конституционализм к одному Локку можно только искусственно.

При этом тот же Алекс Такнесс делает важное наблюдение о том, что «локковский» дискурс и риторика республиканской добродетели на самом деле не противоречили друг другу. Он выделяет несколько протестных дискурсов в Американской революции: локковский, библейский, легалистский, классический республиканский. Причем последние три могли подвергаться переосмыслению в локковском духе^[46]. С этим можно согласиться, но лишь с той поправкой, что вместо «локковского» дискурса стоит подставить более широкое понятие Просвещения. В качестве «локковских» тем Такнесс перечисляет общепросвещенческие концепты: естественное право, общественный договор, право на сопротивление угнетению^[47]. Ничего такого, что было бы уникально для «Двух трактатов о правлении» Локка, в этих концептах нет.

Попытки «ниспровергнуть» Локка как идейного гегемона Американской революции были связаны с появлением «интеллектуальной истории» и углубленным изучением классической республиканской традиции (Бернард Бейлин, Гордон Вуд, Джойс Эпплби и др.). Авторы, развивавшие т. наз. «интеллектуальную интерпретацию» Американской революции, прежде всего Б. Бейлин, подчеркивали влияние в молодом государстве английской оппозиционной мысли^[48]. Г. Вуд возводил многие идеи Американской революции к английской идеологии «кантри», у истоков которой стояли Э. Шефтсбери, Г. Болингброк, Гордон и Тренчард^[49]. Есть и другие кандидатуры на роль идейных «отцов» США^[50].

В таком же ключе попыталась взглянуть на проблему влияния английского Просвещения Т.Л. Лабутина^[51], активно занимавшаяся изучением наследия различных английских мыслителей, особенно раннего периода.

Но влияние английской философской традиции отнюдь не было исключительным. Американцы находились под сильным воздействием шотландского Просвещения. Д. Юм, А. Фергюсон, А. Смит во многом определяли их представления о человеческой природе, политике, экономике^[52]. Помимо англоязычной философии XVII–XVIII вв., не следует игнорировать и влияние Просвещения других стран, в особенности мощной философской традиции Франции. Между тем, воздействию французских просветителей на Американскую революцию уделяется значительно меньше внимания. Иногда его полностью отрицают. Историк Д.Х. Мейер, например, утверждает, что Дж. Адамс якобы опасался французских авторов, по причине их религиозного скепсиса^[53]. Примечательно, что в действительности в числе любимых авторов Адамса был и один из самых радикальных французских просветителей – Ж.Ж. Руссо. О конституции Массачусетса, основным автором которой он был, Адамс писал, что его творение – это «Локк, Сидней, Руссо и Мабли, примененные на практике»^[54]. Среди французских просветителей, пользовавшихся популярностью в США, следует выделить Ш.Л. Монтескье. О последнем Мэдисон писал: «Монтескье… был в своей особой науке тем, чем был Бэкон в науке универсальной. Он сорвал покров с почтенных заблуждений, порабощавших [общественное] мнение, и указал путь к тем светозарным истинам, которые сам видел лишь мельком»^[55]. Тем не менее, исследования, посвященные влиянию на Америку французских просветителей, единичны и касаются только Ш.Л. Монтескье и Ж.Ж. Руссо^[56]. Вопрос о возможности восприятия американцами идей энциклопедистов, Мабли или Вольтера никогда не ставился.

Неисследованной остается связь революционного процесса в США с просвещенческим проектом будущего, с образом свободного общества («Царства Разума»), выработанным философами-просветителями. Требуется переосмысление с использованием новых подходов таких проблем, как способы мобилизации масс в США XVIII–XIX вв. и использование при этом просвещенческой идеологии; каналы и средства воздействия и тиражирования просвещенческих идей в американском обществе, роль СМИ в данном процессе; связь революционного процесса со становлением и развитием национального самосознания американцев; образ будущего, создававшийся в эпоху Просвещения, и пути его реализации. В американской историографии также отсутствуют комплексные исследования по указанной проблематике. В данной монографии предпринята попытка представить комплексное исследование влияния идей Просвещения на революционный процесс в США, включая как первую, так и вторую Американскую революцию. Подобная постановка вопроса в таких хронологических рамках до сих пор не была предметом изучения. Революционный процесс рассматривается как неразрывно связанный с просвещенческим образом будущего.

Подытожим: что же такое Просвещение и как можно изучить его проявления не только в трудах философов, но и в повседневной реальности XVII–XVIII вв.? Под Просвещением здесь понимается философское течение, сложившееся в Европе в XVII–XVIII вв. и включающее определенное представление о природе государства и права. Именно в этом качестве оно могло стать импульсом для социального творчества и повлиять на революционный процесс в США. Но просвещенческая философия – это еще и определенный способ кодирования окружающей действительности. Она создавала особый стиль мышления революционеров XVIII века.

Очевидно, что краткое перечисление идей Просвещения просто невозможно; оно для этого слишком масштабно. Но постараемся осветить хотя бы основные.

Просвещение – совершенно особый этап в развитии западной культуры. Просвещенческое мышление обладало характеристиками, отличавшими его от других эпистем. Радикализм, утопизм, мессианизм, механицизм, легализм – вот его основные черты. Просвещение радикально на самом глубинном уровне. Все оно строится на отрицании традиции. Прошлое в рамках просвещенческой культуры воспринималось как время дикости и заблуждений, с которым нужно расстаться как можно скорее. Ж.Р. Тюрго, будущий либеральный министр Людовика XVI, изображал всемирную историю как непрерывное прогрессивное развитие: «Мы видим, как образуются общества, формируются нации, которые поочередно то властвуют над другими нациями, то подчиняются им. Империи возвышаются и рушатся; законы, формы правления сменяют друг друга; изобретаются и совершенствуются науки и искусства… Корысть, честолюбие, суетная слава постоянно меняют лицо мира, заливают землю кровью; но посреди разрушений нравы смягчаются, просвещается человеческий ум; изолированные нации сближаются друг с другом; торговля и политика объединяют, наконец, все части света; и весь род человеческий. идет неизменно, хоть и медленным шагом, к все большему совершенству»^[57].

Общество просветители понимали как совокупность автономных индивидов, что перекликается и с их своеобразной картиной истории человечества, которая часто начинается с естественного состояния изолированных человеческих существ и образования государства путем их договора. Эгалитаризм (хотя бы и ограничивающийся требованием упразднить сословное неравенство) – также характерная просвещенческая черта. Он совершенно не свойствен, скажем, мироощущению романтиков, делящих человечество на героев и толпу, или средневековой ментальности. Политические проекты, созданные в рамках Просвещения, как правило, имеют своей отправной точкой представление о неизменности человеческой природы, о естественных правах человека и о столь же абстрактно понимаемой сущности государства. Они всегда ориентированы не на возможное, а на разумное. Отсюда вытекает и пристрастие к разного рода утопиям, которые можно обобщить в едином образе Царства Разума. Философы-просветители верили в то, что современное им общество нуждается во всестороннем реформировании; при этом критерием успешных реформ предполагалась их разумность. Классическую картину Царства Разума рисовал Кондорсе: «Настанет, таким образом, момент, когда солнце будет освещать землю, населенную только свободными людьми, не признающими другого господина кроме своего разума»^[58]. Лозунг Американской революции «Свобода и собственность» и лозунг Французской революции «Свобода, равенство, братство» прекрасно передают разные представления о Царстве Разума. Здесь Просвещение было идеологией модернизации. Напомним, что процессом модернизации считается переход от традиционного общества к современному. Он включает взаимообусловленные изменения во всех сферах жизни общества. Среди основных его результатов:

– формирование политических институтов современного типа;

– повышение социальной мобильности и открытости элиты;

– ослабление традиционных ценностей и рост индивидуализма;

– десакрализация политики.

Все эти элементы в той или иной мере присутствовали в просвещенческом образе идеального государства. Как главный источник социального прогресса мыслилась сама просветительная философия. Именно в этом ракурсе ее рассматривал Вольтер в своем «Философском словаре»: «Люди немыслящие часто спрашивают людей мыслящих, какую пользу принесла философия. Люди мыслящие могут им ответить: она помогла искоренить в Англии религиозную ярость, погубившую на эшафоте короля Карла I… помогла потушить в Испании ужасные костры инквизиции. Невежды, несчастные невежды, она не допускает, чтобы бурные времена создали новую Фронду и нового Дамьена. Народы, она смягчает ваши нравы. Монархи, она вас наставляет»^[59]. Это и создавало мессианское мироощущение философов-просветителей, а затем и революционеров XVIII в. Они верили в то, что их реформаторские усилия действительно способны изменить весь мир.

При этом Просвещение механистично. «Программой Просвещения было расколдовывание мира. Оно стремилось разрушить мифы и свергнуть воображение посредством знания», – писали Т. Адорно и М. Хоркхаймер^[60]. Мир и человек понимались как сложные механизмы, действующие на основе механических импульсов. Соответственно, и управлять ими можно было так, как управляют машинами. Основой именно такого мироощущения стала ньютоновская картина мира. Об этом говорил Дидро: после открытий Ньютона «мир уже не Бог, а машина с колесами, веревками, шкивами, пружинами и гирями»^[61]. Как отмечал Т.И. Ойзерман, создатели механистического мировоззрения нового времени – энтузиасты «машиноведения»^[62]. Картина мира и концепция власти становилась секуляризованной.

Разумеется, неотъемлема от Просвещения установка на распространение знаний, ставшая «визитной карточкой» этого философского течения. «Всякий изучающий историю народных бедствий может убедиться, что большую часть несчастий на земле приносит невежество», – провозглашал К.А. Гельвеций^[63].

Сравнительно мало изученная сторона Просвещения – его легализм. Разумные законы считались необходимым условием для создания идеального государства. Правовым нормам приписывали прямо-таки чудодейственную силу.

Таковы были идеи и установки, которые американское Просвещение разделяло с европейским. Исследуя американское Просвещение, необходимо помнить о том, что США находились на периферии развития просвещенческой культуры. Идеи Просвещения генерировались в Великобритании и Франции, в то время как в США шла их активная рецепция. Соответственно, американские просветители не были особенно оригинальны в своих теоретических представлениях. Их историческая заслуга совершенно в другом. Есть зерно истины в известной антитезе Коммаджера: Европа «вообразила» себе Просвещение, а Америка его «реализовала». Для коммаджеровского пафоса оснований, конечно, нет; идеальным «Царством Разума» революционная Америка ни в коем случае не являлась. Тем не менее, здесь верно подмечена практическая направленность американской политической философии; американские виги не столько старались развивать теоретические наработки Просвещения, сколько искали способ их воплощения на практике. По справедливому замечанию В.В. Согрина, Американская революция была первой, взявшей принципы Просвещения на вооружение, и первым практическим испытанием просвещенческих идей^[64]. Именно с этим отчасти связана сбивающая с толку многих исследователей особенность американского Просвещения: его критическая направленность гораздо менее выражена, чем у французского. Американцы вооружились просвещенческой философией, чтобы создать то, что они видели как novus ordo saeculorum – новый ряд веков. Также, в отличие от французского, американское Просвещение не было антифеодальным^[65]. Американское Просвещение, как и английское, было тесно связано с идеологическим и политическим «наследством» двух английских революций XVII в. В Великобритании и ее колониях в XVIII в. феодализма как системы не было.