Мария Бессонова
Здесь перезимует горе

Глава 7 Дорога, Авария и Уродище

То, на что мы способны ради кого-то, и есть мы.

***

Весь следующий день мы с Майей разбираемся, как именно мне следует перепечатывать записи. Дело в том, что, оказывается, она записывает не только свои мысли для книги, а пишет всё подряд. В итоге, решаем, что то, что относится непосредственно к книге, я буду записывать одним шрифтом слово в слово (со всеми знаками препинания), а те части, где она философствует или разговаривает сама с собой, выделять другим шрифтом, цветом (можно игнорировать правила русского языка). Главное, всё сохранить в виде текста, на всякий случай.

Через четыре часа я скидываю ей сделанную пробную часть записи, которая длилась 3 часа 13 минут. Она тут же мне звонит.

– Это просто прелестно. Но теперь есть вероятность, что я не стану перечитывать собственную книгу. В общем, я тебя нанимаю. Скажи мне номер своей карты, я пока скину тебе аванс. Мне сейчас надо убегать, тогда завтра обсудим суммы.

Аванс? Ничего себе.

Сообщение с суммой аванса шокирует меня. Целых 20 тысяч! Я и не надеялась получить больше пяти за всю работу.

“Наконец, куплю футболу и зубную пасту, а то не хорошо, что я привыкла чистить зубы мылом. Можно еще купить пижаму, и не спать больше в больничной ночнушке…” – мечтаю я.

***

Незаметно для меня, снова наступает двадцатое число. Оно в шесть утра стреляет мне прямо в сердце из снайперской винтовки. Четыре месяца. Я обманываю свой разум, но тело, которое все еще помнит, как обнимало тебя, болит. Ему не хватает тебя.

Пытаюсь притвориться Женей из Новгорода, или Женей из Пскова, но двадцатого я всегда Женя из Москвы.

К восьми глаза распухают так, что перестают открываться. В темноте я вспоминаю, что сегодня еще и ровно месяц, как я убила тех собак. Может быть, и другие щенки уже погибли. Я убила целую семью.

В девять слезы, видимо затапливают мой мозг, и я выезжаю из Петербурга. Вместе со Скарлетт мы едем в Красные Струги.

Правда, за месяц я успела напрочь забыть название этого ПГТ. Так что пришлось по картам проследить свой путь из Новгорода. Даже нашла то место на берегу озера Ильмень, где я сидела. Деревня рядом: “Еруново”, а не “Ерундово”. Но все равно названия странные…

Всю дорогу слушаю записи Майи.

Честно скажу, мне совсем не нравится ее творчество. Чувствуется, что она намеренно пишет ширпотреб. Примитивные и довольно скучные персонажи. Сюжеты построенные все по одному шаблону. Как будто одна и та же книга, только имена меняются и род деятельности людей. Но постельные сцены действительно немного будоражат.

Вчера я отправила ей несколько перепечатанных мною записей, и она спросила моё мнение. Настроение у меня было, как всегда ужасное, поэтому я вывалила ей всё, как есть. Думала обидится, но она только посмеялась.

– Женечка, ну а как ты хотела? Есть-то хочется. Вот и пишу то, что покупается. Женщинам не хватает в жизни таких вот мужчин, как в книгах. И вроде бы, кажется, что мужик-то обычный, а оказывается, что таких 1% в стране. Бухают, изменяют, бьют, бросают и считают, что так и надо. Ведь “это же мужская суть!”. Сама с таким 10 лет прожила. А потом раз и нашла нормального, обычного. Не какой-то идеал из фильма, а просто мужик, а не козел. Вот и пишу ради себя прошлой и таких, как я. Чтоб уходили, чтоб не оправдывали, чтоб верили…

Монолог был длинный. Если бы мне пришлось его перепечатывать, то это заняло бы полчаса, не меньше. А потом, она просто скинула мне какую-то старую запись.

– Послушай. Это я, когда-то давно. И моя единственная книга, которая мне действительно нравится. И которая не нравится другим.

И вот я слушаю. Что-то, совсем непохожее на Майю. Грубое, резкое, ёмкое. Точное. Никаких пространных описаний спальни и неприлично богатого мужчины на белом коне. Лишь мысли девушки, проживающей смерть отца. Записи идут, как дневник, но при этом в хаотичном порядке, так как они черновые. Из-за этого я, в отличие от читателей, еще в начале узнаю, в чем сюжет и чем закончится книга.

Для меня же история заканчивается на конце первой части, где мужчина еще жив, и он обещает, что всё будет хорошо. А я уже знаю, что не будет. И от этого мне просто разрывает сердце.

Книга заканчивается как раз в тот момент, когда я подъезжаю к пункту назначения. “До конца маршрута 200 метров. Вы приехали.” – говорит мне навигатор.

– Спасибо Скарлетт, – отвечаю я.

Паркуюсь у магазина и звоню Майе.

– А в рукописи, которую ты отправляла в издательство, все главы идут по порядку? – начинаю я без предисловий.

– И тебе привет. Да, это же дневник. Ты, что, уже послушала? И как тебе? Нет, не говори. До сих пор не верю, что им не понравилось! Скажи, что тебе понравилось! Вот всякую чушь они печатают, а мою вывернутую душу нет. Обидно до ужаса. Я бы прислала тебе в правильном порядке, но я со злости всё удалила, а печатную версию, возомнив себя классиком, я сожгла в камине… Осталось только это.

– Думаю… Нет, даже уверена, что стоит оставить вот такой вот хаос, как в записи. Всего в паре мест поменять местами главы и готово. Но чтоб обязательно заканчивалось перед второй частью.

– Думаешь? Что-то не знаю.

– Точно тебе говорю. Сама послушай в этом порядке! Или пошли издателям.

– Да они и читать мою книгу не станут без развратной любовной линии. Я уже известна им в этом жанре, и вряд ли они согласятся напечатать что-то другое.

– Сначала попробуй, а потом сомневайся.

– Я тебя прибью, если это снова приведет к разочарованию.

Не понимаю, как такую крутую книгу могут не печатать… Если ей откажут, то я воспользуюсь связями!

В боевом настрое выхожу из машины и двигаюсь в сторону церкви, на поиски дома Даниила. Но тут меня кто-то окликает.

– Эй!

Я поворачиваюсь на звук и вижу выходящую из магазина Нину Алексеевну. Я ей так рада, что почти бегу навстречу.

– Смотрю, ты, не ты. Куртка-то как хорошо села.

– Да. Спасибо.

– Домой что ли едешь?

– Да, вот мимо ехала, решила заехать к Вам, узнать, как тут щенки.

– Ой, милые они у тебя. За неделю всех раздала.

– Как? Они же маленькие.

– Как-как, – передразнивает она меня. – Пошли, чай попьем, расскажу.

Я с небольшим боем беру у нее пакет с продуктами, и мы идем к дому.

– А кто их забрал? Они их не утопили?

– Да, бог с тобой, все хорошие люди. Приносили их ко мне по пять раз в день кормить, пока у Вьюги моей молоко не пропало. Сейчас уже на обычную еду перешли.

– Дайте мне их адреса, пожалуйста.

– С ума что ли сошла? Это ж не дети, – она недовольно бурчит, и дальше мы идем молча.

Пока мы пьем чай, я выпытываю у нее адреса. Три щенка живут здесь, а один уехал с новыми хозяевами на зиму в Псков.

В два часа дня я выхожу на заснеженную улицу и иду по первому адресу, который Нина Алексеевна объяснила примерно так:

– Вернешься к магазину, от него на восток, потом немного севернее, налево, у колонки направо, увидишь кучу дров, иди прямо, там будет желтый дом. Не пропустишь.

У магазина я снимаю все деньги с карты, заворачиваю по купюре в бумажки из сумки и иду по маршруту. Желтый дом действительно не пропускаю. И сразу же, на крыльце замечаю щенка. Маленький неуклюжий пёс. С ним играет ребенок лет десяти. Учит его давать лапу. А щенок еле ходит, но зато хвостом вертит, будь здоров. Я подхожу к калитке и окликаю мальчика. Он берет щенка на руки и, не боясь, подходит ко мне.

– Вам что-то подсказать?

– Да нет, я просто хотела посмотреть на собаку. Как назвали?

– Дорой. А мама почему-то зовёт Железной дорогой, правда она и кошку Клаву зовет Клавиатурой, так что ничего странного… Она уже много всего умеет. Может залаять. Хотите?

Я отказываюсь и протягиваю ему деньги, завернутые в бумагу. Он берет. И тут вылетает из дома женщина. Видимо, мама.

– Эй! – кричит она. – Вы кто? Что вы ему дали?

– Здравствуйте, извините. Я зашла щенка проведать. Простите. Это вам, – киваю в сторону импровизированного конверта. – Спасибо за то, что взяли его. До свидания.

Мне не хочется объяснять больше, поэтому просто ухожу.

Следующий дом, где-то по этой же улице. Иду в конец, пока не увижу “развалистый куст то ли розы, то ли шиповника рядом со столбом”.

Но через несколько минут меня нагоняет тот мальчишка. Он сует мне в руки что-то теплое, завернутое в салфетку, украшенную цветочным орнаментом.

– Вот, мама Вам передела.

И убегает обратно. Даже не успеваю сказать ему “спасибо”. Внутри шарлотка. Аккуратно убираю в сумку и иду дальше.

Почти в самом конце улицы, кажется, нахожу тот самый дом. По крайней мере есть столб, есть гигантский колючий куст. На улице собаки нет. Приходится стучаться. Открывает мужчина. На вид стремный зэк. Он, наверное, съел этого щенка. И меня может сожрать.

– Чиго тэбе? – произносит он с сильным кавказским акцентом.

Мне хочется бежать.

– Здравствуйте, я хотела бы узнать про щенка, которого, кажется, вы взяли…

Мой голос немного дрожит.

– Ну, взяли, и чиго с ним?

– Как раз это я и хотела бы узнать.

– Арсен, пусти уже человека в дом. По ногам дует. Зачем мы топим по-твоему? – кричит из соседней комнаты женщина. У нее тоже легкий акцент, но не кавказкий, а, скорее всего, украинский.

Заходить, честно говоря, совсем не хочется, но спорить с этим здоровяком еще меньше.

– Прахади… тэ.

Я захожу, и в коридор выходит светловолосая, красивая женщина, видимо, жена.

– Здрасьте!

– Здравствуйте, извините, что отвлекаю…

– Она пришла узнать про щэнка, – перебивает меня зэк.

И слово “щенок” в его исполнении звучит как-то агрессивно.

– Какого такого щенка? Це наше…

– Мне сказали, что вы забрали одного из четырех щенков у Нины Алексеевны.

– Забрали, – подтверждает женщина.

– Можно на него посмотреть?

Я чувствую себя полной идиоткой, но отступать поздно.

– Отчего нет. Разувайтесь, раздевайтесь, вот тапочки. Проходите.

– Да я всего на секунду, – пытаюсь отвертеться я.

– Ой, да ладно вам. Сережа! Где шептун? – кричит она уже из соседней комнаты на весь дом.

Я раздеваюсь и иду за ней через прихожую на кухню. Мужчина следом.

– Сере-е-ежа! – орет она.

За столом сидит пять детей разных возрастов. Из соседней комнаты на крики высовываются еще двое: девушка и парень.

– Здравствуйте, – киваю я всем.

– Здрасьте… – откликаются они.

Тут в кухню со второго этажа сбегает еще один парнишка.

– Чо? Ой, здрасьте.

– Шептун где?

– Не шептун! А ветер! – возмущается он.

– Воздух портит, как шептун, – смеется девочка.

– Извините, это у нас что-то вроде шутки, – говорит женщина.

Мальчик уходит наверх.

– Вообще-то, он Роуди, друг железного человека, – подает голос еще один мальчик.

– А папа зовет его “Уродэц”, – у девочки получается просто гениально скопировать акцент отца.

– Садитесь! Эти уже поели, – она показывает на двоих в проеме.

Я прохожу и сажусь на свободное место, зэк уже сел на свое место и доедает суп. Все дети тоже уже продолжают есть.

– Хотите картошки? С котлеткой. Или супу? – она тут же наваливает мне целую тарелку еды.

– Да нет, что вы. Я…

Но женщина уже ставит тарелку с картошкой со сметаной и котлетой передо мной.

– Ой, хватит. Мы гостям всегда рады. Ешьте.

Пахнет супер. Есть и правда хочется. Видимо, это один из дней, когда можно есть сколько угодно, а сыт не будешь.

– Спасибо.

– А ру-у-у-уки помы-ы-ыть, – протягивает самая маленькая девочка.

– Да. Вон там умывальник.

Я ухожу мыть руки, а когда возвращаюсь, на соседнем от меня свободном месте уже лежит лежанка, а на ней щенок.

– Вот вам Шептун, – изрекает женщина.

– Ве-е-те-ер! – возмущается Сережа. – Он тихий и быстрый.

– Насчет тихого мы спорим, – смеясь говорит женщина.

– Катри, хватэт, – отрезает мужчина, но женщина так и хохочет.

Дальше едим молча. Дети по-одному доедают и вылезают из-за стола. В итоге остаемся только мы – взрослые. И мальчишка со своим щенком.

– У вас такой дом уютный, – говорю я, оглядевшись.

– Да обычный дом.

Нет, не обычный. Если бы такое было обычно, то, наверное, мир был бы не так плох.

– А Вы откуда?

– Из Питера.

– А я подумала из Москвы. И как там культурная столица?

– Как всегда ужасна для жизни и прекрасна сама по себе.

У нас завязывается разговор про Питер, про Москву, про то, как к ней кто относится. Дети ею восхищаются, а взрослые терпеть не могут. Вообще, я еще в двадцать лет заметила, что чем дальше от Москвы, тем хуже, что ты москвич. Все считают, что в Москве больше возможностей, а по факту в маленьких городах проще что-то начать, так как там этого еще нет.

– А семья есть? Муж дети?

Сердце екает, и я качаю головой.

– Ну, ничего, молодая. Еще родишь. Но смотри в оба. Как родит тебе дочка в пятнадцать, будешь за голову хвататься, а поздно. Вон моему 16, привел свою девку. "Мама, это Настя, теперь она живет с нами". Ну что ж, теперь она живет с нами… – дальше она поворачивается и кричит в сторону комнаты, в которой скрываются подростки. – А я не хочу так рано становится бабушкой!

Все смеются.

– А с мальчиками будет еще хуже. Всё громят, сами лезут черти куда… Тащат в дом зверей, да Сереж?

– Ну, он же остался без мамы!

Мне хочется уйти от этой темы, как можно дальше.

– Чаю будете?

– Да нет, спасибо…

– А зачем Вам всё-таки наш Уродэц? – спрашивает мужчина.

– Ве-те-ер! – кричит мальчишка.

И пока я пью с ними чай, рассказываю, что сбила маму их щенка. И вот теперь проверяю, как ее дети.

– Одного уже нашла. На вашей улице у мальчишки, на вид ему лет десять.

– Мне тоже 10, – вдруг откуда-то говорит девочка.

Замечаю ее на верху лестницы.

– А мне 6 с половиной! – говорит ее сестра, спускаясь к нам.

– Половина будет через полгода! Тебе только 6!

– С половиной!

– Да, Железную Дорогу забрали наши знакомые… – она смеется какой-то только ей понятной шутке.

– А еще один тоже тут недалеко, – говорит Сережа. – Она у Лиды и ее сестры.

Он подробно объясняет мне, как к ним пройти.

Еще только через час мне удается вылезти из-за стола и уйти в прихожую. Дети облепляют меня со всех сторон и не хотят отпускать. Перед выходом заглядываю в туалет и там пишу на бумажке с деньгами записку. "Спасибо, что взяли Шептуна-Ветра-Уродца".

Щенок тоже вертится под ногами, пока я надеваю ботинки. Но мне всё-таки удается незаметно подложить деньги в тапочки. Так, чтобы их заметили позже.

Долго прощаемся, но телефонами не обмениваемся.

Чтобы не выпустить тепло, я быстро выскальзываю наружу. На улице уже стемнело. После теплого дома как-то грустно очутиться на морозном воздухе. Снова оказаться в одиночестве на холоде. Но теплый свет фонарей и легкий снег создают по-своему родную и уютную атмосферу.

Решаю сразу достать деньги, чтобы можно было бы сразу отдать. Идти недалеко. Дом, который мне нужен на соседней улице. И, как только я сворачиваю на нее, слышу в далеке завывания и скулеж. Даже не зная наверняка, я уверена, что мне туда.

– Вот черт. Самое хорошее напоследок, значит. Как обычно, – бурчу я и ускоряю шаг.

Действительно, не могли же все в этой деревне оказаться милыми добрыми людьми…

Звук становился всё отчетливее и, вот, наконец, тот дом, который описывал Сережа. Старый деревенский. Немного покосившийся. С ярко-красной входной дверью и красивыми резными наличниками. Вокруг невысокий редкий забор. А между ним и домом будка. В ней, свернувшись в клубок, скулит, как младенец, нечто белое и крошечное. На шее непомерно широкий ошейник с цепочкой.

– Ну, здравствуй…

В окнах дома горит свет, громко играет телевизор, но за несколькими слоями занавесок людей не видно. Желания постучаться нет. Ветер, телевизор и собака смешиваются в один нагоняющий ужас звук.

– Что же делать?

Пока думаю, начинаю замерзать и переминаться с ноги на ногу. Нужно просто перелезть, снять ошейник и уйти. Элементарно. Я подхожу к забору чуть ближе, и снег засыпается в ботинки, но это не важно. Щенок поднимает голову и замолкает.

– Молодец. Иди сюда… – говорю я, присаживаясь на корточки, так как собака направляется ко мне.

Схвачу, когда подойдет близко, и даже не придется перелезать. Комочек медленно идет ко мне и слабо виляет хвостом.

– Давай еще чуть-чуть…

Я шуршу бумажкой, которая всё ещё у меня в руках. Желания отдавать деньги уже нет, но шуршат они очень заманчиво. Даже для собак.

Но тут входная дверь скрипит, и из дома кто-то выходит. На крыльце темно, поэтому я не вижу кто.

– Эй… – неуверенный голос маленькой девочки.

Я понимаю, что надо уходить, пока она не позвала родителей, и не поднялся шум, но я не хочу бросать животное на морозной улице…

– Здравствуйте! Вы чего-то хотели?

Я встаю на ноги и девочка, примерно Сережиного возраста подходит чуть ближе.

– Я увидела Вас из окна. Вы тут долго стояли.

– Здравствуй… Я просто решила посмотреть на вашего щенка.

Собака подбегает к юной хозяйке, и девочка приседает на корточки, чтобы ее погладить.

– Испугались ее воя? Бедняжка, я же тебе говорила не вылезай из будки на мороз.

– Как Вы его назвали?

Девочка прячет собаку под свою куртку и встает.

– Все зовут ее собака. А мы с сестрой зовём Варежка.

Я не знаю, как быть дальше. Девочка любит собаку, сразу видно. Пытается заботиться. Не могу же я ее украсть у ребенка…

– Мама не разрешает забрать ее в дом. Не хочет, чтобы она привыкла. Но нам с Васькой так жаль, что она тут одна. Сейчас так холодно! Но родители упёрлись. Не надо было нам уговаривать их, взять ее.

Произносит она это очень грустно.

– Ладно, я, наверное, пойду… Позаботься о ней, хорошо?

Тут я вспоминаю про деньги и поворачиваюсь обратно.

– Нет, – выпаливает девочка.

От такого ответа я даже замираю.

– Нет?

– Нет, не уходите… – она смотрит на щенка и потом снова на меня. – У вас есть дом?

– Да, – вру я.

– Возьмите ее, пожалуйста! Только… – она решительно смотрит на меня и говорит – Пообещайте, что она будет жить с Вами в доме, а не на улице! А то она тут умрет от холода!

Даже секунду не трачу на подумать.

– Давай. В смысле, обещаю.

– О, хорошо я сейчас!

Она кладет собаку на снег и бежит в дом. Телевизор играет громко, и понять, что происходит в доме, мне не удается. Через минуту дверь открывает, и в свете прихожей вырисовываются уже две фигуры. Я сначала думаю, что это родители, но это оказывается Лида с маленькой сестрой Василисой.

– Она тоже хочет попрощаться…

Девочки подходят к Варежке и обнимают ее. Потом Лида снимает ошейник.

– Прощай собачка.

– Пока Варька.

Они не плачут, но им очень грустно. Целуют ее в мокрый нос, и старшая передает щенка мне через забор. А я в ответ передаю им деньги.

– Вот, это вам. Спасибо, что заботились о ней.

Они принимают “конверт”, но даже не смотрят, что внутри. Они смотрят только на собаку.

– Всё, бегите в дом, а то заболеете.

Они чуть отходят, но оборачиваются.

– До свидания! Пока Варя!

– Пока Варя!

– Спасибо вам, девочки!

Дверь снова скрипит, и два детских лица прилипают к окну. Я машу им и иду к машине.

Ну и денёк! И что мне теперь делать с собакой?

Спустя полчаса, когда машина, наконец, полностью прогревается, собака перестает скулить.

– Варежка, Варька… Ну и какая ты Варя? Ты Авария! Как том фильме – дочь мента.

Сам фильм я так и не посмотрела, но реклама была заразительная.

Задумываюсь и о других щенках. Мне нравится, какие имена им выбрали дети. Они, как будто, связаны с той катастрофой. Дорога, Авария и Уродец. Интересно, как назвали четвертого… Наверное, Машкой – Машиной.

Варя мечется по переднему сиденью, а потом пристраивается и писает. Я даже среагировать не успеваю. Представляю себе лицо брата, если бы он сейчас увидел, что его новенькую машину описала собака.

Меня распирает смех. Даже не истерический. А просто веселый. Вспоминаю брата. И тут меня, как током прошибает. Сегодня двадцатое декабря. А значит, сегодня у нашего дедушки день рождения. 80 лет!

На душевном подъеме я вдруг звоню ему. Номер помню наизусть, поэтому даже не приходится вставлять старую симку.

Набираю. Гудки. Варя переползает с мокрого сиденья мне на колени и сворачивается в волосатый пончик с хвостиком.

И тут такой родной голос:

– Алло?

– Привет, дедуль! – радостно говорю я.

– Женя? Женечка, привет! – и тут же – Как дела?

– Вот, звоню тебя поздравить с днем рождения! С юбилеем…

Пытаюсь успеть пожелать хоть что-то, но дедушка это не любит и, как обычно, сразу благодарит.

– Ой, спасибо, Женечка. Что-то вы в этом году с Сашей как-то вразнобой поздравляете…

– Ага, – мычу я.

– Твой муженек сказал ты сегодня не смогла приехать. Что-то случилось? Он-то с Пашей тут. Привезли мне новый холодильник, ты уж скажи Сашке, что такие дорогие подарки не надо.

– Ага. Ну, у Вас же там совсем старый был.

– Да, но ведь работает еще. Но Зинка счастлива. Так что, спасибо Вам с Сашкой. На новый год-то приедете? Зинка уже сейчас начнет готовить.

– М-м-м… – снова выдавливаю я.

Пытаюсь что-то придумать. Ему, видимо, так ничего и не рассказали. Мы все бережем его старое, больное сердце.

В трубке слышится какое-то копошение. Мужские голоса, смех. И на заднем фоне еще один родной голос:

– Всё, дед, подключили, иди, принимай работу.

– Хорошо. А ты, Саш, иди сюда, поговори пока с Женей, – потом опять мне. – Женечка, я сейчас вернусь…

– Дед, ты с нашей Женей? – восклицает где-то там мой брат Паша.

– Ну, а с какой еще…

Сердце бешено колотится, и я в ужасе бросаю трубку. Судорожно выключаю телефон и кидаю его на заднее сиденье. Подальше от себя.

Всю обратную дорогу приходится ехать по памяти, без Скарлетт. Зато с Варей, которая успевает еще раз пописать на сиденье.

Майя

Дорога, Авария и Уродец