Мария Берестова
Спустя пять лет
Глава тринадцатая
Ней был с головой погружён в приблизительные расчёты – точных он не мог сделать за недоступностью технических таблиц – как вдруг в дверь кабинета, где он работал, постучали, и тут же внутрь зашёл король-консорт.
Поспешно встав и поклонившись, Ней про себя весьма удивился такому явлению, как стучащийся куда-то король. Тот, к тому же, сразу замахал рукой с дружелюбным:
– Да сидите вы, сидите! – и, быстрым шагом преодолев путь до письменного стола, с любопытством спросил, наклоняясь над записями: – Что у вас там?
Совершенно дезориентированный Ней, который окончательно причислил райанского короля к людям, понять которых невозможно, послушно сел и принялся рассказывать, каким образом он пытается реализовать возможность включения-выключения для своих свечей.
С большим интересом выслушав эти соображения, король-консорт, поперебирав исписанные Неем листы, вдруг хмыкнул:
– В честь Леи, значит, решили назвать? – а затем сухим спокойным тоном, которым констатируют общеизвестные факты, добавил: – Наглости вам не занимать, господин Дорне.
Ней совсем смешался и покраснел.
– Я… – попытался было оправдаться он, но король досадливым жестом велел замолчать.
Выпрямившись, он в пару шагов дошёл до другого стула, переместил его к торцу того стола, за которым работал Ней, сел за этот торец, опёрся на стол локтями, подпёр подбородок и принялся по диагонали рассматривать Нея с большим любопытством.
Тот почувствовал себя совсем жалко и потерянно: он совершенно не понимал, чего королю от него понадобилось, что ему теперь делать, чтобы не угодить в беду – или, возможно, делать что-то уже поздно, и беды так и так не избежать? Король не выглядел сердитым или раздражённым, но едва ли это помешает ему расправиться с ним только потому, что он счёл это разумным и необходимым?
Ней вздохнул и аккуратно установился в точку в районе королевского плеча. Вроде, достаточно почтительно? Не пялиться же ему на него в ответ?
Меж тем, закончив с разглядываниями, король деловитым тоном продолжил разговор:
– Вы, стало быть, называете в честь моей дочери ваши изобретения, а, меж тем, готов поклясться, что вы не удосужились испросить у нас с Её Величеством разрешения за ней ухаживать.
К вящей забаве короля, Ней не сумел сдержать укора в своём взгляде, когда отвечал:
– Ваше Величество, мне и в голову не пришла бы такая дерзость. Называть изобретения в честь членов королевской фамилии всегда было хорошим тоном.
С лёгким смешком откинувшись на спинку стула, король показательно всплеснул руками:
– Подумать только, какая досада! Стало быть, я неверно вас понял, и напрасно хлопотал за вас перед Её Величеством?
Ней, и так ничего не понимавший, совсем потерял нить беседы. О чём мог за него хлопотать король – оставалось выше его понимания. Или Её Величество обиде… огорчилась, что свечу называют не в её честь?
Налюбовавшись растерянным лицом собеседника, король сжалился и изволил выразить свою мысль прямо:
– Ну что ж, раз у вас ни наглости, ни дерзости не хватило, пришлось мне выступить от вашего имени. Сегодня, – с весьма торжественным видом сообщил он, – я посватался к Лее от вашего имени и получил высочайшее дозволение на этот брак.
Наверно, король всё-таки переборщил в этот раз с психологическими играми, потому что Ней, кажется, так и не сумел воспринять и без того совершенно ошеломительную информацию.
Ему и в голову не могла прийти мысль, что ему всё-таки разрешат однажды жениться на Лее, и в Райанци он ехал лишь в надежде повидать её, а самые дерзкие его мечты заключались в том, чтобы приезжать сюда каждое лето и, возможно, встречать её вновь.
Посмеиваясь над ошарашенностью собеседника, король встал – Ней, пытающийся совладать со свалившейся на него информацией, позабыл встать за ним. Дальнейший разговор, впрочем, не состоялся, потому что в кабинет с ярким радостным криком:
– Ней! – влетела сияющая счастливая Лея.
Правда, сразу же заметив отца, она тут же резко затормозила, смешалась, закраснелась и поспешно опустилась в реверанс, пытаясь скрыть им смущение и растерянность.
Давая Нею время прийти в себя, король переключился на дочь.
– Сильно тебя напугал сегодня, да? – с намёком на извиняющийся тон спросил он.
– Ещё как! – ляпнула Лея прежде, чем сообразила, что говорит, и тут же покраснела ещё сильнее.
Теперь, после разговора с мамой, которая выразила своё согласие и на брак, и на отъезд в Анджелию, Лее стало стыдно, что она поверила, будто отец её в самом деле мог быть так жесток с Неем. Задним числом она разгадала смысл его интриги, и была теперь безмерно ему благодарна за то, что он не только понял и принял её чувства, но и сумел убедить маму – тот ещё подвиг, за который сама Лея в жизни бы не взялась!
– Прости! – нервно сцепив пальцы, жалобно попросила она у него.
Губы его тронула тёплая и светлая улыбка.
– Иди сюда, кнопка! – приглашающе распахнул он руки, и она вихрем влетела в его объятия. Сжав его крепко-крепко, она под его добродушный ласковый смех только повторяла: «Спасибо, спасибо, спасибо!» – а он гладил её по волосам и чувствовал себя таким счастливым, будто бы это с ним самим случилось небывалое чудо, в исполнение которого уже и не верилось.
Рядом смущённо откашлялся пришедший в себя и вставший Ней.
– Я не представляю, как вас благодарить, Ваше Величество! – с глубоким чувством в голосе сказал он.
Король, улыбаясь и продолжая обнимать дочь левой рукой, правую протянул для рукопожатия – Ней пожал её крепко и уверенно.
– А вот я как раз представляю, – ошарашил его король и, лукаво прищурившись, отметил: – Было бы весьма великодушно с вашей стороны не помнить зла и провести венчание в Райанци. Я понимаю, – заверил он, – что так вы точно опоздаете к семестру, но нам бы очень хотелось…
– Конечно! – совершенно позабыв, что перебивать монарха непозволительно, пылко заверил Ней.
– И мы с Её Величеством надеемся, – король устремил взгляд к дочери, – что вы будете нас навещать.
Лея обратила сияющий и вопрошающий взгляд к Нею; тот, смутившись, горячо ответил:
– Разумеется! – и поспешно добавил: – Каждым летом!
Напоследок поцеловал дочь в висок, король отметил:
– Обрати внимание, родная, я на несколько часов оставил его в кабинете, где хранится целый шкаф твоих писем, а он всё это время возился со своими расчётами!
Ошарашенный Ней, заоглядывавшись, попытался идентифицировать тот самый шкаф под счастливый смешок Леи.
– Вон тот, – с улыбкой махнул в нужном направлении король, – но, насколько я знаю, в её комнате ещё один есть!
– Пап! – возмущённо воскликнула покрасневшая Лея.
– Ухожу, ухожу! – весело закивал король и, действительно, удалился, оставив их наедине.
Ней бросил быстрый сожалеющий взгляд на вожделенный шкаф, но рыться в нём при возлюбленной не стал.
Несколько секунд стояла неловкая тишина.
Счастье, свалившееся на них в тот момент, когда они уже не ждали ничего хорошего, было слишком ошеломительным, и они совершенно не знали, как с ним справиться и как теперь себя вести.
Первой заговорила Лея.
– Ты простишь меня? – жалобно попросила она, теребя ленты на своём нарядном платье.
– Да, – не раздумывая, сразу отреагировал Ней, но тут же смутился и уточнил: – А за что?
Он не знал за ней никакой вины и не понимал, почему она начала разговор с этого.
Она выглядела совершенно несчастной, признавшись:
– Я… я ведь перестала тебя ждать.
Он удивлённо сморгнул.
Первым его побуждением было сказать, что это ничего не значит, но это было бы неправдой, потому что его действительно сильно ранило то, что она его позабыла, и ему не хотелось теперь ей лгать и говорить, что это пустяки. Это было всё равно, что назвать пустяком саму их любовь; а уж тут-то Ней никак не мог настолько покривить душой!
– Мне было больно, – наконец, тихо признал он, и сразу порывисто добавил: – Но я простил, конечно, простил! Я… – его голос дрогнул, потому что он совсем не верил, что может теперь произнести это вслух, и от того слова его прозвучали даже несколько удивлённо: – Я люблю тебя, Лея.
– О, Ней! – одним порывистым движением она преодолела то небольшое расстояние, что их разделяло, и обняла его, прижимаясь к нему всем телом. – Я тоже… тоже люблю тебя! – призналась она, замерев в упоении.
Он обнял её в ответ и тоже замер.
Им хотелось обняться с самого момента их новой встречи – но оба они знали, что это совершенно, решительно невозможно, и даже в мыслях своих не позволяли себе об этом мечтать.
На несколько минут они полностью растворились в этом удивительном ощущении близости друг к другу. Потом ими обоими всё больше стало овладевать смущение: они совершенно не знали, как теперь говорить друг с другом, что теперь делать, как себя вести.
Для них «нельзя», которое казалось совершенно непреложным, слишком резко сменилось на невозможное, нереальное, несбыточное «можно». Получив, наконец, эту свободу любить друг друга, они совершенно не представляли, как её теперь употребить, и особое смущение у них вызывало то, что они ничего ещё не успели обсудить прямо.
Они так и стояли, обнявшись, и обоим ужасно хотелось поцеловаться, но каждый из них стеснялся предложить это первым.
– Так… странно… – наконец, первой нарушила молчание Лея. – Не могу поверить, что это правда.
– Я тоже, – немного хриплым голосом подтвердил Ней, которому поверить было даже сложнее, чем ей, потому что он ничего не знал о подоплёке интриг короля-консорта.
Чуть отстранившись, Лея взглянула в его лицо и с глубоким удивлением отметила:
– И что же это, мы теперь можем обниматься, когда захотим?
Он выглядел не менее ошарашенным этим фактом, чем она.
– И видеться каждый день? – в шоке переспросил он.
– И говорить, сколько захотим? – голосом, замирающим от восторга, продолжила перечень она.
– И всегда держаться за руки? – не отставал он.
Они встретились взглядами: поражёнными от только что выговоренных открытий, неверящими, боящимися спугнуть это случившееся с ними чудо.
– И… – наконец, почти беззвучно спросила она: – И… целоваться?
– И целоваться, – потрясённо кивнул он.
Секунды три они молча смотрели друг на друга, не в силах поверить, а после, не сговариваясь – поцеловались.
То ли они уже не помнили свои первые поцелуи, то ли и впрямь теперь они ощущались совсем иначе, но их обоих в этот момент захватило глубокое, сильное чувство, отзывающееся дрожью в позвоночнике, заставляющее сердца колошматиться с неистовой силой и совершенно выбивающее воздух из лёгких.
Спустя всего несколько секунд им пришлось спешно прервать поцелуй и опереться на стол, потому что обоих ноги отказывались держать.
– Мне кажется, – тупо глядя куда-то в пространство и пытаясь совладать с кружащейся головой, спросила Лея, – или раньше это не было так?..
– Не было, – хрипло подтвердил Ней, у которого тоже случились проблемы с головокружением.
– О! – глубокомысленно изрекла Лея.
– Ага, – не менее глубокомысленно согласился он.
Они переглянулись и рассмеялись.
– Нам просто нужно чаще тренироваться, – лукаво блестя глазами из-под ресниц, подначила она.
– Определённо, – согласился Ней, и они поцеловались снова.
Опора на стол позволила им в этом раз продержаться дольше.
Эпилог
Лея, затаив дыхание, крутилась перед зеркалом.
Платье было великолепно. Белая, расшитая золотыми и серебряными нитками парча, отражая лучики света, словно светилась, – Лее непременно хотелось такой цвет, чтобы напоминал электрический свет.
– А ты говорила – невозможно! – улыбалась Рия, поправляя струящуюся фату на волосах подруги.
– Это всё папа! – счастливым тающим голосом ответила Лея, не в силах отвести взгляд от своего отражения.
Дело, очевидно, было не только в совершенно волшебном платье: лицо влюблённой невесты и само по себе светилось почти отчётливо.
– О, Его Величество может, – уважительным тоном согласилась Рия и добавила: – Ты всех сегодня ослепишь!
Лея рассмеялась:
– Главное – ослепить Нея!
– Ну! – махнула рукой Рия. – Для него ты и так как солнце!
…это было истинной правдой: когда король-консорт, сам светившийся отцовской гордостью, повёл Лею к алтарю в церкви, исходящий от невесты свет отразился в глазах и лице ожидающего её жениха – как если бы он держал в своих руках сейчас не обычную свечу, а свою знаменитую электрическую.
«Неужели правда, правда, правда?» – с торжеством думала Лея, вглядываясь в глаза возлюбленного и видя там тот же ликующий вопрос.
И, хотя жених и невеста на венчании обычно выглядят счастливыми, и королева в четвёртый раз уже наблюдала венчание своих детей, ей всё же показалось, что Лея выглядела самой счастливой из всех них.
Невольно сердце Каи сжалось при мысли, что она хотела этому помешать. А ведь именно такой она и мечтала однажды увидеть свою дочь: сияющей, влюблённой и любимой!
Перестав вслушиваться в молитвы, королева ушла мыслями в осознание того факта, что своими руками чуть не разрушила счастье дочери просто потому, что посчитала её слишком юной и неспособной понимать, что для неё лучше.
Это «я лучше знаю, ведь я – королева!» – было страхом Каи. Она всегда боялась, что, забывшись, начнёт вершить чужие судьбы, искренне полагая, что печётся только о благе. И вот, то, чего она так боялась, чуть не произошло, а она и не заметила, потому что ей и в самом деле казалось, что в этом вопросе она безусловно права.
Из размышлений её выдернул тревожный жест короля-консорта; заметив, что супруга занята какими-то тяжёлыми думами, явно неуместными в момент свадебной торжественной службы, он слегка тронул её руку своей.
Она подняла на него глаза и увидела, что он смотрит на неё с тревогой.
– Как же я рада, – тихо, почти неслышно шепнула она, – что вы не дали мне их разлучить.
Ей хотелось сказать ещё очень много – что она бесконечно благодарна ему за его любовь и заботу, что она чувствует себя так спокойно благодаря тому, что в её жизни есть человек, который сумеет вовремя остановить и уберечь от ошибки, что для неё так важно, что он так хорошо понимает её… но шла служба, красиво пел хор, жених и невеста постоянно поглядывали друг на друга с такой беспомощной нежностью…
Она не могла теперь рассказать всё то, что хотела; но и ей и не нужно было говорить, потому что он понял её без слов.
– Это потому, – наклонившись к ней, шепнул он, – что я всегда вслушиваюсь в стук твоего сердца, и порою слышу его голос лучше, чем ты сама.
Глаза её засияли; украдкой они поцеловались, надеясь, что все слишком заняты разглядыванием пары у алтаря, и на это грубое нарушение этикета и регламента никто не обратит внимания.
Их вольность, впрочем, увидел священник, но он-то ничего по этому поводу говорить не стал, и только улыбнулся сентиментально.
