Мария Берестова
Чистая нота
Будущее стало казаться Грэхарду куда как более светлым, и в душе его зародилось новое чувство – тёплая и светлая благодарность к парню, который своим лёгким и добрым нравом словно впустил в жизнь мрачного усталого принца лучи весеннего солнца.
Хотелось сделать для этого парня что-то хорошее – тем более, что сердце всё ещё жгло стыдом за сломанную в порыве гнева дудочку, – но выстраивать отношения Грэхард не умел – и учиться не хотел – поэтому пошёл окольными путями, вызвав к себе вечером Брайта и с порога ошарашив его претензией:
– Я не желаю слышать, как Дерек играет на свирели.
Брайт то ли в самом деле не догадался, что этим хотел сказать принц, то ли только сделал вид, потому что ответил с лёгким удивлением:
– Так он и не играет.
Рассердившись, Грэхард с нажимом, ничего не поясняя, а только выделяя тоном каждое слово, повторил:
– Я. Не. Хочу. Слышать. Как. Дерек. Играет. На. Свирели.
С последним словом он пододвинул по столу в сторону Брайта несколько монет.
Раздражённо закатив глаза, Брайт то ли догадался, наконец, то ли сделал вид, что только догадался, и забрал монеты. Потом, глядя куда-то в сторону, невозмутимо отметил:
– Человеку, который не умеет извиняться, сложно будет сохранить чью-то дружбу.
Поморщившись, Грэхард мрачно пообещал:
– Язык отрежу.
Пожав плечами, Брайт вышел, чтобы назавтра осчастливить Дерека свежекупленной свирелью.
Она была очень красивой, из светлого дерева, любовно сделанной руками мастера, – маленькое произведение искусства для тех, кто умеет ценить музыку.
Дереку даже сперва не поверилось, что это происходит взаправду, а не привиделось ему в каких-то чрезмерно реалистичных мечтах. Он с благоговением держал свирель на раскрытой ладони и часто моргал, не в силах верить, что она теперь с ним – навсегда.
– Первое, – суровым тоном вернул его на землю Брайт, и, добившись внимания, продолжил: – Я знать не знаю, откуда она у тебя, и никакого отношения к ней не имею.
Дерек зачарованно кивнул.
– Второе, – продолжил Брайт, – его высочество сказал, что не хочет слышать, как ты играешь.
Дерек кивнул снова – чисто машинально.
Потом до него дошёл смысл формулировки – про то, что его высочество сам сказал, а значит, свирель куплена не только с его ведома, но и по его почину, – и он разсиялся самой яркой улыбкой.
Лицо его так светилось в этот момент от счастья, что Брайту стояло больших усилий удержать ответную улыбку при себе.
…когда тем же днём Дерек умчался пробовать, как звучит его новая подруга, он обнаружил восхитительно чистый, заливистый, торжествующий, наполненный самыми яркими оттенками чувства звук, который так и летел в высоту!
И у него совсем, совсем не получались те тоскливые мотивы, которые хрипло издавала его прежняя дудочка; переливчатая трель, которая первой вышла из-под его пальцев теперь, была чистой и звонкой, и, казалось, как быстрый луч сверкнула она в воздухе, чтобы достигнуть неба и зажечь его своим мягким и радостным мерцанием солнечного звона.
Это была первая чистая нота настоящей и искренней дружбы.
