Мария Берестова
Чистая нота
Брайт встал, заложил руки за спину и подошёл к окну. По выражению скорби в его позе, лице и голосе Дерек понял, что прошлый ординарец был дорог и ему.
– Его высочество очень близко к сердцу принял тот случай, – глухо сообщил Брайт и пояснил: – Умирать самому куда легче, чем принимать то, что другие расплачиваются своей жизнью, чтобы жил ты.
Он говорил как человек, которого это касается лично, и Дерек подумал, что, видимо, и ему приходилось терять людей, которые умерли вместо него, и что, должно быть, в самом деле проще самому сто раз умереть.
– Это я предложил его высочеству на это место раба купить, – продолжил, меж тем, Брайт, поворачиваясь к Дереку, – мол, не так жалко будет, если что.
Глухая боль заставила Дерека опустить глаза. Сердце его треснуло в этот момент, как та дудочка под ногой Грэхарда. Он отчаянно сжал в кулаке осколок своей подруги, пытаясь отвлечься на эту простую боль.
«Конечно, – сердито пояснил он сам себе, – людей не для того превращают в вещи, чтобы потом о них жалеть».
Довод был справедливый, но ужасно обидный.
Поразглядывав поникшего Дерека, Брайт сухо отметил:
– Никогда в жизни так не ошибался.
Уголок рта Дерека дёрнулся в несвойственной ему усмешке. От горечи и обиды ему хотелось сказать что-то резкое – что-то про то, что не так уж он дорого Грэхарду обошёлся, и прекрасно тот купит на его место кого угодно другого, – но он не осмелился.
– Ты стал дорог его высочеству, – вывел его из болезненных мыслей серьёзный и глубокий голос Брайта.
Дерек вскинул на него удивлённые глаза.
Он ожидал чего угодно, но не такого странного вывода.
С чего бы ему быть кому-то дорогим? Брайт сам же только что и сказал, что его потому и купили, что раба не жалко будет!
Его ошеломлённое недоумение легко читалось и с его открытого распахнутого взгляда, и с выражения искреннего подвижного лица. Брайт усмехнулся и поддел:
– Ты что же, даже не заметил, что ты единственный человек, которому его высочество позволил обращаться к нему неформально?
Дерек заморгал часто, беспомощно и растерянно.
Он никогда об этом не задумывался.
Он сперва не очень-то хорошо говорил по-ньонски, и принц, в самом деле, поправлял чуть ли ни каждую его фразу – а он только старательно запоминал и заучивал, никогда не переспрашивая и стараясь столь прилежно, чтобы повторять одно и то же замечание дважды не пришлось. Он даже не заметил, как Грэхард переправил ему обращение – и даже не задумался, почему, просто решил, что таковы загадочные ньонские обычаи.
Но, в самом деле, абсолютно все – включая даже самого Брайта! наставника и учителя! – обращались к принцу исключительно по титулу и в уважительной форме.
Только сам Дерек постоянно фамильярно ему тыкал и звал через раз по имени – и даже не обращал на это внимания, привыкнув, что так нужно. Потому сам Грэхард его так однажды поправил, и он с тех пор так и стал говорить.
Неизвестно, сколько времени потребовалось бы Дереку, чтобы справиться с потрясением от этого открытия, но их разговор был прерван самим принцем.
Стремительно ворвавшись в комнату – как всегда без стука – он тут же начал с претензий.
– Зачем ты моего ординарца выкрал?! – грозно поинтересовался он у Брайта, не глядя при этом на самого Дерека.
Совершенно невозмутимый Брайт повернулся к Грэхарду и спокойно ответил:
– Знаете ли, мой принц, люди имеют свойство огорчаться, когда у них вырывают из рук их вещи и ломают их у них на глазах.
Грэхард поперхнулся вдохом; бросил на Дерека взгляд весьма ошарашенный; потом снова посмотрел на Брайта, грозно хмуря брови – впрочем, некоторая выступившая у него на щеках краснота говорила, что он не столько разгневан, сколько смущён.
– Ну, знаешь ли!.. – рыкнул он, не закончил претензию, резко развернулся и почти выбежал наружу.
Дерек скукожился на своём стуле, не зная, куда себя деть от смущения. Он полагал, что принц вполне вправе гневаться – ему ведь пришлось самому, лично, разыскивать своего ординарца, который, видите ли, вместо своих прямых обязанностей развлекался дурацким свистом!
Некоторое время в комнате стояла тишина.
– Его высочество, – тихо, словно размышляя вслух, сказал, наконец, Брайт, – имеет все задатки для того, чтобы стать великим человеком. Одного ему не достаёт, – с горечью отметил он, – умения обуздывать свой гнев.
Вот с этим постулатом Дерек был полностью согласен: эмоциональный и порывистый Грэхард абсолютно не умел справляться со своим взрывным нравом, от чего постоянно страдали все окружающие его люди.
– Ты уж как-нибудь умудрись не умереть, парень, – неожиданно дружелюбно – что совсем не вязалось с его обычной манерой – попросил Дерека Брайт. – А то, боюсь, при таком раскладе его высочество так озвереет, что поубивает всех вокруг, не разбирая, кто друг, а кто враг.
Дерек покраснел до кончиков ушей; ему всё ещё казалось, что то, что говорит Брайт, не может быть правдой. С чего бы Грэхарду им дорожить? Он ведь всего лишь ординарец. И даже довольно бестолковый, как смиренно он сам о себе полагал, потому что постоянно сравнивал себя с людьми, которые были значительно старше, опытнее и умнее, чем он.
– Шёл бы ты за ним, – кивнул Брайт на дверь, и Дерек, который был крайне рад закончить столь неловкий разговор, тут же вскочил, поклонился и помчался искать принца.
Быстро выяснив, что тот засел в своих покоях, Дерек устроился в приёмной: там пара стражников играла в шахматы. Сам Дерек играть не умел и правил толком не знал, но наблюдать за игрой – и мечтать, что однажды он тоже научиться! – ему очень нравилось.
В этот раз, правда, долго наблюдать не получилось.
Дверь в покои принца резко распахнулась.
– Дерек! – звучный зов раздался ещё раньше, чем Грэхард выглянул наружу, поэтому Дерек успел вскочить и оказался точь-в-точь на траектории взгляда принца, когда он принялся оглядывать приёмную в поисках необходимого ему лица.
Жестом велев зайти, Грэхард скрылся у себя.
Покои принца Дереку очень нравились: они находились под потолком, и красивые деревянные балки подчёркивали мягкие линии устремлённых вверх сводов, от чего комната казалась более просторной, чем была.
А ещё одна стена в ней сплошь, от края до края, и от пола до балок, была закрыта огромным битком набитым книжным шкафом. Книги были не грэхардовские, а местные, ниийские, и Дерек в них не очень хорошо ориентировался, но ему было ужасно любопытно засунуть в них нос и попытаться хоть что-то понять – что он делал довольно часто.
В этот раз, правда, Дерек даже не взглянул в сторону книг – слишком опасался взбучки. Попытка осторожно оценить настроение Грэхарда на глаз ему не помогла – тот выглядел привычно мрачным и недовольным – так что стоило затаиться и посмотреть, куда ветер дует.
С хмурым видом пройдясь по комнате, Грэхард взял что-то со своего стола и сунул Дереку с коротким:
– На!
Дерек с удивлением взял предложенное – им оказался небольшой нож в кожаном чехле.
– Чтобы всегда теперь с собой носил! – хмуро велел Грэхард и настойчивым тоном добавил: – И с завтрашнего дня начнёшь учиться им пользоваться.
Недоумение Дерека ярко отразилось на его лице: он не понимал ни причин, по которым ему следовало таскать с собой нож, ни того, почему нужно было как-то учиться им пользоваться.
Осознав, что ординарец даже не понял, что ему вручили оружие, и смотрит на нож как на исключительно утилитарный инструмент, Грэхард вполголоса выругался и расшифровал свою позицию:
