Мария Андреевна Голобокова
Отсчёт. Престол
(4)
Оказавшись в комнате Кирино, я без промедления полезла в шкаф – столько раз видела, где у него пряталось вино, что разрешения спрашивать и не подумала. Стоило обволакивающему тёплому туману уползти из головы, вернулись страхи. А если вредный хмырь щёлкнет пальцами, и я мигом усну? И где гарантии, что меня не обернут вокруг пальца в бесконечный раз? Нет, надо что-то влить в себя, чтобы справиться с постоянной тревогой. Смогла же хотя бы вывалить на его чернявую голову вопросы и претензии? Уже не смолчала, уже молодец.
Кир ничего на столь наглое поведение не сказал, даже штопор протянул. Благодарно кивнув, на него взгляд так и не подняла – быстро плеснула из бутылки что-то терпкое и сладко пахнущее по стоявшим там же, где и вино, бокалам. И поторопилась опрокинуть в себя хотя бы половину, чтобы не протрезветь до того, как благоразумные мысли полезут в голову.
Зря поторопилась – в бутылке было вовсе не вино, а что-то куда более густое и крепкое, огнём прокатившееся по горлу и отозвавшееся резью в животе. Наверное, стоило хоть чем-то перекусить, прежде чем продолжать пьянствовать. Да и Кирино, зараза такая, не предупредил, что прятал в шкафу не только лёгкий алкоголь.
Не допив, перелила остатки в бокал Кирино и, так и не посмотрев на него, всучила. Едва различимое хмыканье набатом прозвучало в голове – поморщившись от не самых приятных ощущений, я залезла в кресло с ногами, обняла колени и исподлобья принялась сверлить хмыря взглядом.
В столь мерзком состоянии было всё равно на страх.
– Давай начнём с начала, – выдохнула и села ровнее, придавая лицу бесстрастное выражение. – Что ты знаешь про планы отца? Почему ты без явного сопротивления даёшь ему втянуть себя в неприятности?
– Колдун понимает, что я всегда могу поменять тело. – Сделав долгий глоток, Кирино поставил бокал на каминную полку, снял камзольную куртку и жилет, закатал рукава рубахи и устроился на небольшом табурете, отвернувшись.
Не знаю, было ли ему холодно – зачем тогда, спрашивается, раздевался? – или он просто пытался чем-то себя занять, избавляясь от необходимости поддерживать зрительный контакт. Вид его спины почему-то успокаивал – я и сама боялась льдистого взгляда, неприязни в нём, недовольства или чего похуже.
– То есть?..
– Единственное, что меня держит здесь – помощь колдуну. А ещё, это – его способ проверить меня. Привязан я к этому телу или… или обошёл его и здесь.
Он не стал вызывать магическое пламя и вообще прибегать к заклинаниям – поворошил угли, положил новое полено и воспользовался огнивом. Одной искры было недостаточно, пришлось повозиться, но когда Кирино наконец расправился с розжигом, я услышала потрескивание огня и почувствовала, как тревога окончательно унялась.
– В чём обошёл? – шёпотом спросила я, отчего-то боясь нарушить размеренную тишину, в которой слышно было лишь треск пламени и собственное дыхание. – И как твой осколок вообще очутился в том лесу? Что случилось тогда?
– Раньше мне приходилось чаще менять тела, душе не удавалось долго существовать в чужом. Отчасти… отчасти с этим удалось справиться, когда я разбил её на осколки. На тот хутор, что ты упоминала, я попал по велению колдуна – должен был разобраться, что там исследовала Цикада. Сглупил и поверил человеку, который тоже оказался там по приказу и должен был мне помочь. И в итоге – очутился на жертвенном алтаре.
Каким-то непостижимым образом бокал Кирино опустел, хотя я вроде бы пристально следила за хмырём. Решив использовать возможность, я подошла к нему с бутылкой и легонько коснулась плеча, но магия не отозвалась. Не получилось выудить ни обрывка воспоминаний, ни даже каких-то голосов или запахов, с которыми всегда было проще тянуть всё остальное.
Кир отмахнулся от моей ладони, перехватил, крепко сжал запястье и посмотрел неодобрительно. Видимо, я и так перешла всякие грани, бесцеремонно залезая в его память, вытаскивая наружу интересующее больше всего и не обращая внимания на то, как это сказывалось на «жертве». Я помнила, как трясло Таши, когда он вспоминал о неприятных вещах, но при этом после ему становилось легче, он был благодарен за возможность выговориться, разделить с кем-то тяжёлый груз, неустанно давящий на плечи. А Кирино такое – помогло бы?..
Впрочем, мэтр тогда рассказывал сам, без моей «помощи». И дар даром, вот только у него есть последствия – мигрень точно обеспечена. Имела ли я право таким образом утолять любопытство, намеренно причиняя боль тому, кто в общем-то сделал больше хорошего для меня, чем плохого? Жизнь спасал точно не один раз. Могу ли я быть настолько безжалостной к нему? Или всё-таки – сочувствую… не ненавижу?
– Выбор был небольшой: или использовать заклинание, в котором я не был до конца уверен, или дать убить себя. В любом случае я бы остался прикованным к месту жертвоприношения – частично или целиком. Мне повезло.
При всей неприязни Кира к рыжим, медноволосый бог Удачи ему благоволил. Как и мне. Казалось бы, из Семерых он один проявлял своё участие странным и редким образом, не особо сопереживая роду людскому. Но ежели во всём происходящем замешана сама Хеффа, то почему бы и в помощь Скиля не поверить? И чем только приглянулись ему?
А Ночи Гнева, получалось, верить можно было лишь с натяжкой – где это видано, чтобы богиня Смерти, описываемая как мудрая, прощающая и чуть ли не самая добрая к людям – после Ярона, конечно же, – была так жестока на самом деле? Или проблема была не в ней, а злодей на самом деле – мой отец, осмелившийся выступить против богов? Зачем ему оставленная Кетрой реликвия?
– Но если ты знал, где остался твой осколок, то почему не забрал его сразу? – вздрогнула и проговорила крутившиеся на языке вопросы, когда холодные пальцы прошлись по запястью и выше – к метке проклятия у сгиба локтя. – И что там за ритуалы проводили?
Надо бы в следующий раз платье не с такими широкими рукавами надеть. Чтобы вообще никто подлезть не мог, не только этот гад чернявый.
– По одной из старых легенд, не пользующихся сейчас популярностью, Хеффа в битве с Забытым утратила тело, – произнеся это, Кирино с силой надавил ногтем на чёрный полумесяц. – Что её жрецы, что Певчая Цикада – ищут способ вернуть ей плоть. Найти вместилище для божественного духа. Я был свидетелем множества разных ритуалов, все как один – неудачные. То, что случилось с твоей сестрой, – одна из таких попыток.
– Я должна была стать вместилищем? – Я нахмурилась, но руку выдёргивать не торопилась. Было что-то успокаивающее в этом жесте, словно Кирино показывал, что раскусил проклятие и скоро действительно избавит от него.
– Нет. Ты стала бы матерью для нового тела богини. И не факт, что тебя держали бы в сознании. Или что ты выжила бы.
Сглотнула. Зато – честно. Вот за что Кира можно было уважать, так это за прямоту, с которой он обрушивал горькую правду. Не пытаясь сделать больно, не унижая, не погребая под тяжестью осознания, он попросту был до обжигающего ощущения где-то в горле честен. Либо вертелся, избегал, недоговаривал, либо – вот так. И теперь, когда я знала об этой его черте, обиды почти не возникало, разве что горький укол совсем в глубине, под толстым слоем гранита, который пришлось нарастить, когда влипла в неприятности по уши.
– Чего пытается добиться мой отец?
– Я не знаю, что Грассэ сделал не так. – Имя он выплюнул, словно вместо свежего винограда в рот случайно попал сгнивший. И руку отпихнул с такой силой, что пришлось отступить на шаг, чтобы не завертеться волчком.
Вдруг поняла, что до этого Кирино старательно избегал называть его по имени, даже при короле лишний раз не обращался. Но как быть, если всё это – тоже спектакль? Или такую ненависть нельзя сыграть? При Росэре хмырь вёл себя по отношению к Грассэ сдержанно, почтительно, пусть и с нотками неприязни, но там всё можно было списать на сумбурность происходящего и то, что изначально в планы Кира никто посвящать не собирался. Но со всеми этими постоянными играми поди разбери, где настоящее лицо, где – маска.
Недоверие легче не делало. И потому стоило его отбросить хотя бы на время, чтобы спокойно выслушать, а уже потом, когда останусь наедине с собой, что-то думать.
– Насколько мне известно, у него договор с Хеффой. Её последователи пристально за ним следят и не дают скрыться. Он должен отдать свою жизнь в обмен на услугу, которую получил давным-давно – даже до моего рождения, вероятно. Или он найдёт то, что их устроит взамен, или примет свою судьбу, или…
Я помнила, как отец говорил, что совершил ошибку и поставил под угрозу всех родных и близких. Что цена – его жизнь, но умирать ему совсем не хотелось. Да и кому в здравом уме хотелось бы, даже ради какой-то там богини? Только фанатикам, не иначе.
Если Кирино не врал или не был в сговоре с Грассэ, то отец и правда основательно оступился. А теперь пытался всё исправить. Смутно припоминала, как Кир говорил про спасение мира, так что отцу никак нельзя было ошибаться вновь. Значит, возвращение Хеффы на пользу никому не пойдёт. И Ночи Гнева веры нет совсем.
Но тогда какой истории верить? Не удивлюсь, если окажется, что в Семи Башнях небезызвестного барда правды больше. В конце концов, Лэтис заявлял, что чуть ли не брат моему отцу, так что вполне мог сталкиваться со скелетами из его личного шкафа. В смысле – ведал такие секреты, которые нам с Киром и не снились. Этот рыжий хитрец вынюхивать умел будь здоров, как и подход находить. Может, зря не согласилась с ним сотрудничать? Или он – один из наблюдателей Цикады? Было бы обидно, окажись оно так: не хотелось верить, что Квиль стал бы поддерживать кровавый септ. Ньэннец мне слишком нравился.
Во всех этих умозаключениях было слишком много «если» и «может». Чужие слова – так себе источник, особенно когда в их достоверности одни сомнения. Да и передаваемая из уст в уста информация так или иначе искажалась под воздействием восприятия рассказчика, причём иной раз самым непостижимым образом. Так что вставали вопросы: чьему взгляду я сама бы хотела верить, чьё восприятие было ближе всего? Жаль, единственной точкой зрения выступал сейчас Кирино.
И если уж решила не накручивать себя, то следовало делать это не спустя рукава.
– Он активно ищет третий вариант, – со вздохом признала я.
Кирино коротко кивнул. Судя по выражению лица, он давно отчаялся понять замыслы Грассэ, поэтому мне не стоило и пытаться. Но если не делать совсем ничего, то я рисковала очутиться на месте хмыря – по уши в интригах, с необходимостью становиться регентом юной принцессы. Вряд ли меня ожидало что-то точь-в-точь такое, однако отголоски уже чувствовались. Например, предстояло жить с дедом, общаться с которым я совсем не горела желанием. И знала его слишком плохо, и наслушалась всякого, чтобы не воспылать любовью к родственникам со стороны матери. Эх, вот бы она была здесь – вмиг бы спокойнее стало.
– Это стремление усидеть не на двух стульях – на четырёх, по меньшей мере, разом. Попытки влезть в дела Цикады и помешать септу, а как следствие – и самой Хеффе. Придворные интриги что в Коссэ, что в Нитиро, неустанно подогреваемые им. Желание сберечь тех, кто дорог, не подставить их под удар – как видишь, желаемое с действительностью расходится.
– А ты помогаешь потому, что если жертвой будет не он, то ты? Из-за того, что случилось с твоей душой?
– Напротив, из-за этого я точно не стану их целью для воскрешения Хеффы. Быть может, моя судьба и вызвала бы чей-то интерес, знай они, что принесённый в жертву мальчишка и магистр Таэдо – одно лицо. Или осколки одного целого, если будет угодно.
– И всё же?..
– Из-за Таши.
– Из-за… Таши? – эхом повторила я.
Уставившись в огонь, хмырь молчал. Под его взглядом языки пламени завихрились, приобретая удивительные очертания – скалящийся ачйжи, танцующий дракон, причудливая птица с длинным хвостом-веером. Наверное, подобное представление не раз и не два показывалось Талиссии – я было уверена, что только ради неё Кирино и научился бы чему-то такому.
Признаться честно, огонь и меня манил. Было в этой стихии что-то всесильное, завораживающее, необузданное. Я понимала Кира, который игрался с завихрениями пламени, выхватывал из него тонких змеек и пускал плясать по пальцам. Одно только зрелище заставляло почувствовать непреодолимое желание повторить, тоже попробовать.
Вспомнилось выступление цирка на балу Весеннего Цветка: парнишка-огневик и девушка-перевёртыш, их удивительный номер… Я ведь тоже умела и с огнём управляться, и кульбиты крутить. Может, в цирк и податься, как только с проклятием разберусь?..
С другой стороны, какой мне цирк, если вся жизнь он и есть, стоило только влипнуть в неприятности. Да и как я могу всё и всех бросить, куда-то сбежать, когда сама просила дать шанс проявить себя? Чешутся ведь руки что-то сделать, утереть нос кое-кому.
– Я никак не могу понять, почему именно он, – задумчиво пробормотал Кир.
Лёгкий жест – и змейки стали переливаться разными цветами. Пламя заиграло радужными всполохами, свистопляской красок. По потолку забегали длинные тени, словно бы вторя им – за окном завыл ветер, поднял пургу, заставил дребезжать окна. Возникшую тишину больше ничего не нарушало, и я отчётливо расслышала чьи-то быстрые шаги в коридоре. Нас подслушивали? Или это мэтр решил проверить, как мы тут, но – передумал?
Стало неуютно. Полная крепость людей, а я в лицо знала от силы человек десять, по именам – и того меньше. Кроме выживших из отряда, с ними-то не просто знакома, а прошла через то ещё приключение. Но кому здесь верить, кому нет? Хорошо, что надолго мы здесь задержаться не должны, и этот вопрос так остро не стоял. Но ведь и до этого могла осмотреться, вынюхать что-то, с кем-то сдружиться. Надо бы запомнить на будущее.
– Не могу разобраться, и это не даёт покоя, – усмехнувшись, Кирино мельком взглянул на меня. – Он тень. Ничем больше не выделяется, не является особенным или каким-то изменённым. Вроде нас с тобой.
И всё же, несмотря на всю нелюбовь к Грассэ, хмырь был на его стороне не только из-за Таши. Мне так казалось. Потому что в ином случае он бы всегда мог спрятать где-нибудь мэтра, спрятаться сам, и никакой бы головной боли в виде помощи моему отцу не существовало. Или проблема в том, что привычный к бегствам Весташи и не был бы против, но сам Кирино бегать не любил, ему проще решить всё раз и навсегда. Сжечь дотла.
Если это не разговоры. Их-то не подпалить, и потому от людей, желающих поболтать или задающих сотню вопросов, бегать Кир научился замечательно.
– А древняя кровь?
– В нём её нет. Ни капли.
Развеяв пляшущих над пальцами пламенных змеек, Кирино встряхнул головой, будто только очнулся, и уставился на меня. Льдистая радужка чуть светилась. Стало не по себе, потому что в его глазах не отражалось вообще никаких эмоций – ни задумчивости, ни привычного ехидного недовольства, ни даже злости. Печали, сожаления, просьбы о помощи – этого и не надеялась увидеть. Но чтобы совсем ничего?..
И какую магию он творил сейчас? Или – просто остаточное, от управления огнём?
– Он и тенью стал случайно, не благодаря наследию. Чем-то, быть может, приглянулся Ксарши, если уж боги не просто сказка безумца, которого считают святым. Но спору нет, Анкарай выдумал ту ещё сказочку.
То ли опять в моей голове копался так, что даже и не заметила, то ли мысли у нас были схожи, но веру в правдивость Ночи Гнева утратила, судя по всему, не я одна.
– Ты уверен? – настороженно спросила, для верности сделав шаг назад. – Он же попал в рабство, мало ли кто его родители.
– Я был на Синтэрни, разыскал его родителей. – Наконец его взгляд вновь сделался живым – немного уставшим, немного насмешливым, немного встревоженным. Последнее было неожиданным, но хотя бы не таким пугающим, как полная пустота.
Задумчиво погладив подбородок двумя пальцами, хмырь повертел кистью в воздухе, подзывая ближе, и мыском стопы подтащил второй табурет. Стало быть – для меня.
– Женщина-рабыня, – хмыкнул Кир, когда я села напротив него, – ничем кроме красоты не выдающаяся. Не самая любимая жена в гареме, не самая способная по дому, не самая умная – болтливая, заносчивая, продажная. И средней руки маг, которому до Владеющего очень далеко – ни должных способностей, ни ума. Разве что деловой жилки не лишён, вот и было у него несколько торговых судов.
– А что с ними сейчас?
Мне стало любопытно прикоснуться к прошлому мэтра хотя бы кончиками пальцев. Пусть с семьёй ему не повезло, да и роль эти люди играли в его жизни последнюю, всё же знать такое сродни копанию в самых сокровенных уголках души. К тому же Кирино вряд ли поделился с побратимом подробностями этой поездки. Что можно будет использовать против него, если выдастся – в чём я была практически уверена – случай.
Интересно, откуда сам Кирино? И как очутился в рабстве, будучи магом? Жаль, так далеко в его воспоминания тогда не пробралась, а сейчас и пытаться нет смысла.
– Мертвы, – и глазом не моргнув, отчеканил Кирино. – Долгая история.
– Хорошо. – Состроила безразличное лицо и пожала плечами.
Углубляться в происхождение Весташи было пока не к месту, несмотря на всё любопытство – запомнили, учли, при случае ткнём в это, ежели вдруг придётся уходить от какой-то неудобной темы с Таши или с Киром, как получится. Пока и так хватало нового вороха вопросов и предположений, разрешить которые не выйдет без участия отца. Значит, всё-таки придётся хватать его за рукав, если ещё не опоздала, и он никуда не смылся, как только свалил все свои проблемы с больной головы на здоровую. Хотя таковой назвать кое-чью чернявую нельзя, вон какая взъерошенная и замороченная.
– Хорошо, – медленнее протянула я и скрестила руки. – Впредь будь добр не увиливать и на вопросы отвечать по-человечески. Тебе, конечно, проще людей учитывать в своих планах, когда они меньше знают и потому бродят в очерченных тобой коридорах лабиринта, но с меня хватит. Надоело. Я хочу выбраться из него. И выберусь.
Ехидный смешок и вопросительно изогнутую бровь решила проигнорировать. Наверное, Топи меня всё-таки изменили – протащили по самому дну болота, заморозили дрожащую от страха девочку, подменили её. Высший демон, копавшийся в мозгах, или чудодейственное вино, выходка «доброго и заботливого» Таши или картина того, как отец кидал в мясорубку своих планов людей подобно кускам мяса – не так уж и важно, что послужило причиной возникновения желания начать делать хоть что-нибудь, не плестись безвольным хвостиком.
– Надеешься, что избавишь меня от проклятия и больше не увидишь? Надейся дальше, – процедила я. – Мне хватает ума понимать, что бежать вечно не получится. Иначе бы отец сбежал, ты бы сбежал. Скажешь, вы прикроете, заметёте за мной следы, благородно оградите от напастей? Охотно не верю. Сам говорил: мы в одной лодке. И тебе нужна не марионетка, а союзник.
Удивительно, что меня вообще слушали. Не перебивали, не послали куда подальше, не требовали заткнуться и не вякать что ни попадя. Вид у Кирино был измождённый – на обратном пути спал он не шибко много, а по прибытии в крепость так и не сумел отдохнуть толком, сначала отправившись что-то обсуждать с Грассэ, потом явившись на встречу с королём. Тёмные круги под глазами вызывали жалость и в чём-то даже материнское чувство уложить в кровать, подоткнуть одеялко, чмокнуть в лобик и оставить в зашторенной комнате на несколько суток. Но делать так? Глупо. Не такой он человек, чтобы хоть сколько-нибудь в этом нуждаться, тем более – от меня.
– Завтра покажешь те записи, что связаны с проклятием. Где не разберусь – будешь объяснять.
Упершись локтем в колено, хмырь уронил на ладонь голову и с неподдельным сочувствием уставился на меня. Мол, а не сошла ли с ума деточка в таком тоне говорить, да и вообще – лезть в мудрёные записи магистров, где только ум свой доломаешь, вряд ли что-то уразумев.
– Ты похожа на свою мать, – неожиданно фыркнул Кирино после недолгой паузы, а потом и вовсе – расхохотался в голос. – Жаль только, что от колдуна в тебе половина тоже есть. За красивые глаза хочешь получить всё?
Замешкалась, но лишь на несколько ударов сердца. Раньше бы испугалась, обратилась бы в бегство, стала бы объяснять, что совсем не то имела в виду. Попыталась бы задобрить демона с ледяными глазищами, договориться миром, уважить, не сердить лишний раз. Вот только теперь понимала, что терять-то и нечего – если с проклятием ещё как-то можно было сжиться, то против богини Смерти одной идти не с руки.
В аркаре карты любили счёт, не важно, сам играешь, вистуешься или пасуешь. Даже если распасы – всё равно смотри внимательно, считай. Учитывай, кто за столом, у кого какой стиль игры, что там по очкам на поле, кто первым на мачту лезет. Казалось бы, игра игрой, бросание на стол разукрашенных карточек, а толк в этом всём был неподдельный, всамделишный.
– А если и так, что тогда? – Встала и нависла над хмырём, но не в угрожающем тоне, а поддерживая ту мрачно-весёлую атмосферу, что он своим смехом создал.
На этом кругу карты у меня на руке были так себе, торговались между собой явно Грассэ с Киром. И как только узнаю, кто что играть хочет, решу – лучше затаиться и пасовать или попытаться влезть. Заодно – разведаю ситуацию со счётом, как с мачтой обстоят дела. Пойму, чем самой лучше играть.
– Не говори ему, – оскалился в ответ Кир, – и будут тебе сказки на ночь про проклятие.
Удивлённо моргнула. Как-то уж слишком легко он согласился – либо вновь будет увиливать, либо я продешевила. По опыту можно было прийти к выводу, что ближе первое, потому что не раз уже натыкалась на подобное. Скажет сначала, что будет, да, конечно, никаких проблем, он сама честность во плоти. А потом зыркнет как, загипнотизирует, и стой себе, думай о вечном. Или лучше – сгинь с глаз долой.
– Таши не говорить? Или кому?
– Таши, – хмыкнул Кирино. – Он полезет в самое пекло, а для него нарываться – опасно.
– Если бы ты объяснил ему…
Попытка воззвать к гласу разума не возымела успеха – холодный взгляд обжёг и заставил прикусить кончик языка.
– Нет. Сам разберусь.
– И разбирайся, – не стала спорить и чуть дёрнула плечом. – Только проспись сначала, чтобы с болотным чудищем никто не спутал, а то ведь возьмутся арестовывать и не признают сразу. Экая оказия будет.
Всё-таки долго держаться в этой наглой манере было сложно. Злость отчасти помогала, но злиться на уставшего Кирино, который всеми силами тащил отряд из Топей, как-то не выходило. Вот поспит, отъестся, в себя придёт – будем зубоскалить друг на друга. А станет к своей ментальной магии прибегать, Таши на него натравлю. Прятаться за кем-то не собиралась, но если уж меня хмырь и не думал бояться, то мэтр был на него лучшей управой.
– Надеюсь, ты понимаешь, что для него так будет лучше. – Кирино прервал мои кривляния серьёзным тоном.
– Какой ты жертвенный, – ядовито плюнула и направилась к двери. – Аж тошнит.
– Рад это слышать, – в спину бросил он.
