bannerbannerbanner
полная версияСолнце в кармане

Мария Александровна Анисова
Солнце в кармане

Полная версия

– А то, что в установке вряд ли использовали дейтерий – гелий-3, потому что эта реакция, в отличие от многих других, как раз чистая, не даёт нейтронного выхода.

– Значит, и реакцию с дейтериевым монотопливом тоже можно исключить, – добавил Александр.

– То есть, их можно не считать? – обрадовалась Евгения.

– Спокойнее, коллеги! – осадил их Сергей, – Если вы не забыли, в реакции с монотопливом может образоваться тритий, который среагирует с дейтерием и станет источником радиации. К тому же, это старая книга, и многое могло поменяться. Так что, не отвлекайся, Женя. Считай.

Скорчив обиженную мину, она вернулась к расчётам и стала проговаривать цифры вслух: чтобы ничего не перепутать и показать, какой непомерно большой объём работы ей достался. Сергей уже привык к любым ухищрениям и манипуляциям коллег, поэтому не обращал на это внимания. Мишутка ушёл к панели управления в надежде увидеть отцовские воспоминания и наладить взаимодействие с механизмом, а два инженера остались думать над оставшимися вопросами.

Сергей уже предполагал, какие результаты получатся у Евгении, поэтому пытался продумать следующий шаг и определить размер мишени. Гармония пропорции ускользала: при небольшом размере повышались требования к точности наведения лазерных пучков, при большом – оказывалось слишком мало места для правильной работы установки. В этих тщетных попытках поиска идеального соотношения размеров прошёл целый день. Члены рабочей группы вновь разошлись, включая Евгению, которая не сказала ни слова, бросив взгляд на никуда не собирающегося коллегу.

Эта ночь после бессонной предыдущей переносилась тяжелее. Где-то к двум часам спина затекла так, что пришлось отвлечься и прогуляться по тёмным опустевшим коридорам, чтобы размяться. В нежной майской тишине со стен смотрели фотографии изобретателей, большинство из которых уже покинули этот мир. Напротив из окна виднелось изуродованное пожаром крыло. Сергей пошёл по направлению к нему, и увидел свет в одном из кабинетов в непосредственной близости от реактора. Заглянув внутрь, обнаружил панель управления и худого юношу, сгорбившегося над ней.

– Мишутка? – удивился инженер.

– Доброй ночи, Сергей Васильевич.

– Ты что тут делаешь? Почему домой не ушёл?

– А вы почему?

– Мне нужно закончить работу.

Мишутка кивнул. Несмотря на то, что он был молод, следы непривычно долгой и напряжённой работы отпечатывались на его лице.

– Как успехи? – спросил его Сергей.

– Пока неважно. Мне сегодня принесли робо-руку, подключённую к чипу, чтобы я потренировался на ней в точной передаче команд. Я стараюсь изо всех сил, но дело идёт плохо. Даже карандаш взять не могу. Смотрите.

Мишутка повернулся к столу, на котором была закреплена металлическая рука с шарнирными суставами и проводками. Юноша задумался, зажмурился, и механическая конечность пришла в движение. Рывками, неуверенно она повернулась вокруг своей оси и зависла над лежащим на столе карандашом. Мишутка покраснел, вена у него на лбу запульсировала. Ещё рывок – и пальцы зависли над простейшим инструментом инженера. Затем указательный и большой стали приближаться друг к другу, вот-вот должны были сомкнуться – Сергей замер и, казалось, даже забыл о сонливости. Но тут раздался внезапный сухой треск – две части сломанного пополам карандаша разлетелись в разные стороны. Мишутка в отчаянии ударил по столу.

– Нет, я не могу, не могу! Я как будто под анастетиком – ничего не чувствую, не получается контролировать силу нажатия. Не выйдет!

– Если продолжишь нервничать и ломать мебель, точно не выйдет, – спокойно и строго проговорил Сергей, – Давай подумаем трезво. Что у тебя в чипе?

– Электроды?

– Да, они могут считывать электрическую активность мозга. А ещё?

– Ну, не знаю… Наверное, какая-то штука, которая превращает сигналы в команды.

– Верно, устройство управления. Между ними также должно быть устройство декодирования сигнала. А вот для обеспечения обратной связи, похоже, элементов не предусмотрено. Значит, нужно её добавить, только и всего.

– То же самое, только в обратную сторону? Чтобы механизм отвечал, а я понимал, что с ним происходит?

– Именно.

– Значит, я скажу завтра, чтобы добавили! И попробую снова! Спасибо, Сергей Васильевич! Сам бы я не догадался, хотя всё лежало на поверхности…

– Не за что. И не забудь ещё про нейронную сеть – а то ведь ритмы мозга, знаешь ли, переменчивы, сложно будет сразу понимать друг друга без слов.

Мишутка сделал какой-то жест, означающий у молодёжи что-то вроде «точно» или «в яблочко», но тут же сообразил, что инженер, вероятно, тоже не понял его без слов, и снова поблагодарил.

Вскоре свет в комнате у реактора погас – юноша ушёл домой с надеждой и со спокойным сердцем.

Спустя пару дней появились первые результаты неустанной работы – предположения Сергея насчёт топлива подтвердились расчётами, и они уверенно остановились на дейерии – гелии-3. Современные методы и материалы как раз позволяли осуществить нагрев до нужной температуры, оставалось только договориться насчёт второго компонента топлива – изотопа редкого и довольно дорогостоящего. Технология всё больше напрашивалась на приставку «космическая» – теперь не только из-за иридиевого хольраума, но и из-за гелия-3 – и тот, и другой, добывались «Роскосмосом» из астероидов и лунного реголита.

Переговорами занимался Олег, но, несмотря на его твёрдую уверенность в получении финансирования, этот этап затянулся. Под вечер пятого дня начальник пришёл в кабинет и заявил, что деньги будут, но министр требует вначале подробный отчёт о ходе работ – хочет убедиться, что драгоценные ресурсы не будут потрачены впустую. В связи с этим отчёт поручили Сергею. Спокойный и никогда не отлынивавший от работы инженер был вне себя.

– Олег, ты с ума сошёл? Я должен работой заниматься, а не бумажки заполнять! У нас только наметился прогресс! Если я ввяжусь в вашу вечную бюрократию, мы только потеряем время, а его у нас и так нет, ты же знаешь!

– А если не ввяжешься, мы лишимся последнего шанса на прогресс вообще! Что я скажу министру – извините, меня не слушаются мои подчинённые? Или – простите, нам некогда перед вами отчитываться?

Сергей понял, что дело безвыходное. Он сделал над собой усилие.

– Ладно. Пусть тогда остальные пока занимаются мембраной, а я… постараюсь побыстрее.

Пару предыдущих ночей ему удалось поспать, облокотившись на стол, но теперь это вновь стало непозволительной роскошью. Воодушевление, которое всегда охватывало его во время работы, совершенно отказывало в моменты, когда приходилось заниматься бумажной волокитой. Место инженерного вдохновения заняли нервное напряжение и раздражение: быстрее, быстрее, быстрее! Отчёт получался убедительным, но отнимал слишком много сил. Сергей стойко терпел затёкшие ноги и головную боль, концентрировал всё внимание на экране и клавиатуре, и настолько забыл о себе, что в один момент осознал – он едва может дышать.

Грудь словно сдавило чем-то тяжёлым, воздух с трудом удавалось втягивать в лёгкие, напрягая мышцы и издавая громкий хрип. Астма, мучавшая его в детстве, не давала знать о себе уже много лет, но изнурительная работа истощила и ослабила и без того немолодой организм. Сергей, помогая себе руками, поднялся и смог добраться до окна, чтобы его распахнуть. В лицо подул ночной майский ветер, но и он не принёс никакого облегчения. Изо всей силы Сергей сжал руками выступ подоконника, лихорадочно соображая, есть ли у него в чемодане ингалятор. Осознание прошло по телу холодной волной мурашек: нет, его нет, последний флакон с истёкшим сроком годности полетел в мусор ещё в феврале. Мышцы свело острое чувство приближающейся смерти – так всегда бывало во время приступов, но каждый раз как впервые. Единственной фразой, которая пульсировала в голове, было: «Только не сейчас! Я ещё не закончил работу!..». Перед глазами заплясали тёмные пятна.

– Сергей Васильевич! Возьмите скорее!

Инженер обернулся: позади стоял Мишутка с испуганными круглыми глазами, протягивая ингалятор. Пара нажатий – и стало уже терпимо. Понадобилась ещё пара минут, чтобы отдышаться.

– У тебя что, тоже астма?

– Ага. Ещё с детства. Так странно: люди сейчас могут вылечить СПИД, но всё ещё страдают от обычной астмы.

– Ничего… странного, – всё ещё с небольшими паузами говорил Сергей, – У нас энергетический кризис уже… больше полувека. Давно всем ясно, что к осознанному снижению потребления люди никогда не будут готовы. Поэтому государства… постепенно снижают экологические ограничения для предприятий, желая их поддержать. А это, как видишь… отрицательно сказывается на здоровье. Особенно на нашем с тобой.

Мишутка поник. Молодёжь во все времена плохо осознаёт безвыходность ситуаций. Им хочется изменить мир к лучшему, исправить несправедливость, сделать хоть что-нибудь. Слова «никак» и «невозможно» только побуждают их к борьбе, в результате которой либо мир действительно меняется по стечению случайных обстоятельств, либо молодёжь обретает мудрость, понимая, что неосуществимость великих свершений – лишь попытка мира обратить наше внимание на не менее важные мелочи, которые находятся совсем рядом. То, что Мишутка задумался, а не ринулся на баррикады, декламируя Грету Тунберг и её последователей, уже говорит о его высоком интеллектуальном потенциале.

– А ты сам-то почему опять ночью работаешь? До сих пор не сделали тебе апгрейд чипа? – спросил Сергей, мягко отвлекая юношу от тяжёлых мыслей.

– Точно! – вспомнил тот, – Чип мне усовершенствовали. Приезжали мастера из «Заслона» – которые панель управления делали, проверили совместимость, сказали, всё в порядке. Так что я уже приступил, и как раз зашёл за вами, чтобы показать, что получается.

– Раз получается – пошли, покажешь.

По дороге Мишутка делился впечатлениями последних дней.

– Врачи сказали: у меня теперь в голове больше четырёх тысяч электродов! Сотня нитей размером всего в пару микрон! С таким-то устройством у нас точно всё получится! Я наведу лазеры с точностью не то что до макро – до нанометра!

 

– Посмотрим… А что с воспоминаниями? Появились уже какие-нибудь?

– Да… Только не те, что нужно. На самом деле они были с самого первого дня, просто тогда я ещё не умел отличать их от своих собственных. Но однажды поймал себя на мысли: неужели у меня такие огромные ладони? Проверил и понял, что руки вовсе не мои, а отцовские.

– Помнишь что-нибудь о его последней работе?

– Чаще всего всплывают картинки о нас с мамой, об отпуске на море и ещё что-то из детства…

– А мама у тебя..?

– Я её почти не помню. Она ушла, когда мне было три. Я всегда думал: это из-за папы, оттого, что он мало её любил, всё время пропадал на работе. Но сейчас чувствую, насколько она была для него важна. Отец вспоминал её постоянно, до самого последнего дня. И обо мне он тоже всегда заботился, просто… по-своему. Когда я понял, что моё суровое воспитание давалось с трудом ему самому, стало как-то легче, что ли. Как будто отец превратился из тирана в живого человека, о котором я даже начинаю немного жалеть.

Большая майская Луна вынырнула из мутной заводи дымчатых облаков и высветила бледное юное лицо с сияющими глазами цвета голубой ели. Ещё одно свойство молодости – уязвимость этому мистическому влиянию ночи, срывающему маски, пробуждающему искренность. Оно было так заразительно – Сергей даже удивился, что всё ещё может испытывать подобное. Однако удивление его зародилось и набрало силу исключительно внутри разума, а оттуда протиснуться к эмоциям, закрытым на сотню замков, очень непросто.

Рейтинг@Mail.ru