Марина Ушакова
Восхождение нелюдя
Если купец нарушает закон, лицензия сама чернеет, а иногда и увеличивается в размерах так, что даже крепкий мужчина не в силах её поднять. А уж если она прижмёт шнурок, то сидеть такому купцу, пока не появится судья, и не определит будущее преступника.
Ещё раз взглянув на белый диск, Бенир облегчённо вздохнул и мысленно сам себя похвалил за смелость. А ведь мог испугаться и дать дёру. Ох, плохо бы это закончилось, наверняка. Хотя, он не слышал, чтобы судьи убивали людей до шестнадцати лет. Вроде бы детей они не трогают. Но лучше не рисковать.
Вокруг города плотно прилегают поля, на которых в широкополых шляпах работают крестьяне. Обыденная картина. Тут же дети, помогают родителям. Крестьянских детей не увидишь сидящими без дела. Позволить себе развлекать могут дети солдат, если те ещё живы, сыновья учителей и мастеровых. И, само собой разумеется, бездельничают дети управляющих и купцов. Это уже элита. Они могут себе позволить свободно разгуливать по городу с леденцом во рту, подбоченясь, свысока глядеть на остальных.
В этом городе много детей, играющих на улицах. Ничем нельзя объяснить такое явление, кроме как наличия в городе производственной фабрики или артели. Родители на работе, а дети, выполнив все домашние поручения могут вдоволь играть и веселиться. Играть.
Бенир остановился, заметив на площади десяток мальчишек, гоняющих мяч и путающихся в ногах прохожих. Они смеются, а Бенир не помнил, когда так беззаботно смеялся последний раз. Внезапно он захотел тоже поиграть с ними. Он выполнил достаточно работы, хорошо заработал, получил лицензию, и теперь имеет право отдохнуть.
Он сделал шаг в сторону детей, но тут же остановился, поджал губы и нахмурился. Мешок, набитый сокровищами, нельзя оставлять без присмотра. Сначала нужно надёжно спрятать его, а уж потом игры и веселье. Да и есть охота, в животе всё стянулось от голода до самой спины. Он не ел нормально несколько дней.
– Гляньте-ка, делец!
Мальчишки заметили его и с уважением обступили со всех сторон, рассматривая его лицензию, тыкая пальцами в мешок на спине и споря о его содержимом.
Бенир отступил и насупился, готовый отстаивать свои вещи и лицензию. Но те, заметив, что он не из народов вайи, осторожно тоже сделали шаг назад, опасливо зашептались.
– Ты не местный, да? Релин? – поинтересовался самый старший из них, держа мяч прижатым к боку и не отрывая зачарованного взгляда от лицензии.
Бенир утвердительно кивнул и быстро окинул опытным взглядом всю улицу, отмечая вывески и запоминая последовательность зданий и проулков, уходящих в стороны от площади.
– А чего в наш город пришёл? Торговаться?
– Меняться, – мрачно поправил его релин, сдвигая в сторону свой мешок, чтобы освободить при необходимости руку с ножом из кармана.
Мальчишки переглянулись. Старший лишь вскинул брови.
– Ну, так тебе нечего опасаться в нашем городе. Добро пожаловать, сын врага. Преступников у нас нет, а детей врагов здесь не обижают. Вон там хорошая гостиница. Моя мама хозяйка. Хочешь, провожу?
Бенир исподлобья посмотрел в указанном направлении. Ещё бы, нигде нельзя трогать детей до достижения шестнадцати лет. За такое сразу голову с плеч, даже если ты сын релина в городе вайи.
– Веди.
– А деньги есть? – не унимался старший, поглядывая с высоты своего роста: вайи был на голову выше путешественника.
Бенир недобро зыркнул и незаметно пересчитал всех мальчишек. Такую толпу он вряд ли осилит. Но старший, пожевав губами махнул в сторону гостиницы головой.
– Иди за мной. А то чую, что не простой ты парень. В обиду себя не дашь.
Тут он рассмеялся, направившись в нужном направлении.
– Мы не станем тебя грабить, сын врага. Нам потом от мамок достанется. Да и перед судьёй что-то не хочется ответ держать, если по нашей вине ты пострадаешь.
Бенир ничего не ответил и молча пошёл следом, поглядывая с опаской на плетущихся позади него остальных мальчишек. Те перешёптывались, указывая то на его потрёпанные ботинки, то на старую одежду, то на огромный и явно очень тяжёлый мешок.
– Меня Доном зовут, – представился старший. – А это мои два младших брата и соседи. С пелёнок дружим.
– Бенир, – без желания буркнул релин, зацепившись взглядом за раскрасневшееся лицо прохожего забулдыги, алчно таращащегося на его мешок. Но встретившись со взглядом путника, тот быстро отвёл глаза и исчез за углом. Похоже, без приключений в этом городе не обойдётся.
– Ты очень взрослый для своего возраста. Видать, сын погибшего солдата и выживаешь, как можешь. Много таких проходят в поисках лучшей доли через наш город. Но никто ещё не возвращался, – задумчиво молвил Дон, открывая перед гостем дверь в гостиницу и пропуская его вперёд. Громко крикнул:
– Мама, у нас гость! Есть свободная комната?
Бенир замешкался в проходе, заметив в зале за столом много отдыхающих солдат. Одного он узнал сразу: один из тех, кому он перевязывал раны на поле боя. Выжил. И теперь смотрит пристально, недобро то на него, то на его мешок.
Мальчика отвлекла румяная, пышущая здоровьем красивая женщина, заслонив собой солдата:
– Добро пожаловать, сын врага. Проходи. Комната есть. Вот ключ…
– Тоже запрёте, чтобы жандармов вызвать и сдать меня им? – прервал её Бенир, беря ключ.
Женщина оживлённо вскинула брови.
– Зачем мне это? Мой гостевой двор процветает. Мне всего хватает. Иди с миром, сын врага. Заплати лишь два медяка, да отдыхай себе, сколько потребуется. Еду принесу чуть позже: обед ты пропустил, а ужин я ещё не готовила. Ступай. И не обращай внимания на вояк. Они скоро уйдут снова на войну.
Бенир шагнул в сторону и многозначительно посмотрел на солдата. Едва заметный жест на кругляш на груди, и боец отвёл взгляд, рыкнув что-то нецензурное в сторону. Лицензия судьи. За этого пацана судья может голову оторвать.
Дон проводил гостя в его достаточно просторную комнату. Окно выходило на другую сторону двора: видна река, луг и часть поля, на котором медленно двигались согбенные фигуры крестьян.
– Нравится комната?
Бенир не ответил, внимательно обследовал замок на двери, распахнул окно и осмотрел всё внизу. В окно воры не влезут – слишком высоко, а у стен густые колючие заросли тёрна.
– Запасной ключ от комнаты у кого? – спросил он, укладывая свой мешок у кровати.
– Только у мамы.
– Пусть отдаст его мне. Мне хочу, чтобы кто-нибудь входил сюда, пока я буду в отлучке. И где помыться и постирать вещи можно?
– Внизу. Во дворе есть отдельная постройка. Баня. Она сегодня свободна. Можешь воспользоваться.
Дон всё ещё разглядывал гостя как диковинку. Невысокий мальчик-релин с яркими прозрачными серыми глазами, смуглая кожа, острое лицо, жесткий рот, высокий лоб, тёмно-русые волосы. Таких как он на землях Релина сотни тысяч. Заострённое лицо – особая примета жителей соседнего государства. В Бенире нет ничего запоминающегося или особенного. Но взгляд больших глаз с приподнятыми внешними уголками жуткий. Взрослый. Проницательный. Он словно видит всех и вся насквозь, отчего на душе становится очень неуютно.
– Ты это, если вечером будешь свободен, приходи играть с нами в мяч. А второй ключ мама тебе отдаст, не сомневайся. У неё здесь хорошая охрана. Никто не осмелится грабить комнаты гостей. Да и прежде такого не случалось у нас.
Дон направился к выходу. Ответа не последовало.
Проводив взглядом мальчика, Бенир плюхнулся на топчан. Да, в этом постоялом дворе гораздо всё чище. И спокойнее. Можно смело закрыть комнату на замок и идти на базар.
Ещё раз выглянув в окно, он заметил скользнувшую за угол тень судьи, но не придал этому значения – мало ли по каким делам шастают эти существа? Они периодически везде появляются: и в крупных городах, и в портах, и в деревнях. А то и просто их можно встретить в дремучем лесу или в заброшенном храме в горах.
Почему-то язык не поворачивался назвать любого судью человеком. Ну, не похожи они на людей! Долговязые, острые, сухие, с пергаментными, бледными лицами, светлыми спутанными волосами, сливающимися с цветом кожи бровями и ресницами. Но при том узкие, совершенно безжизненные чёрные глаза. Даже не глаза – дыры, прорези. Ног не видно из-за длинных бесформенных балахонов. И руки спрятаны в длинных рукавах.
Что же они такое? Откуда они приходят? Нет ни в Релине, ни в Вайи ни одного города или селения судей. У них нет домов. Нет семей. Нет ничего, кроме надетой на них одежды. Они никогда не останавливаются в постоялых дворах или гостиницах, не покупают пищу на базарах, не говорят с жителями на отвлечённые темы, не отвечают на их вопросы. Только судят поступки и тут же вершат приговоры. На месте. И никто не видел, как они принимают пищу.
Они так примелькались, что никто из людей давно не обращает на них внимания. О них вспоминают только когда ждут вознаграждения за добрые дела, либо наказания за преступления. Наказывают судьи чаще, чем вознаграждают. Значительно чаще. Но многим бандитам удаётся ускользать от них годами.
Вытряхнув всё содержимое мешка на кровать, Бенир принялся раскладывать вещи: те, что на продажу или обмен в одну сторону, а те, что решил использовать сам – в другую. Все свои сокровища сложил под кровать, а остальное снова сложил в мешок. С тем и вышел, проверив крепость двери и по пути забрав второй ключ у хозяйки.
На пустой желудок вести переговоры о купле-продаже разных предметов было тяжко и, не выдержав, мальчик после двух успешных обменов, успел вернуться к ужину. Рьяно набросился на горячую еду, ощущая странные толчки в подошву правого ботинка. На мышь наступил? Поднял ногу и склонился. Падальщик!
Бенир замер, с ужасом глядя, как тварь ползёт вверх по его штанине. Детёныш падальщика остановился на его рукаве и склонился над тарелкой, потом повернулся к мальчику и застыл, качаясь вперёд-назад.
– Погоди, ты что, прицепился ко мне из-за хлеба и сыра?
Бенир удивлённо потянул руку к еде и опустил её рядом с тарелкой. Падальщик спустился с рукава и принялся уминать варёное мясо, сыр, хлеб, овощи.
Снова над тельцем крошечного хищника начали проявляться полупрозрачные полосы.
– Ну, насытился? Дай теперь мне поесть.
Мальчик аккуратно взял кончиками пальцев чёрную полоску, извивающуюся тугой стальной проволокой. Зверь посинел, и Бенир, почуяв неладное, быстро выпустил его снова на столешницу. Выходит, падальщика нельзя трогать голыми руками?
– Погоди, сейчас.
Обмотав на руку тряпку, он снова подсунул к зверю палец, и тот охотно заполз к нему на ладонь, свернулся трубочкой и замер.
– Вот те на.
Бенир почесал затылок, рассматривая чёрную трубочку.
– Нажил себе “друга”. Ну, так и быть, будешь со мной путешествовать.
Он оставил спящего хищника в коробочке на подоконнике, накрыл тряпкой, и вышел на улицу, сразу заметил фонарщиков, зажигающих огни.
– Привет.
Бенир оглянулся. Дон стоял рядом и грыз яблоко.
– Как устроился? Всё нормально?
– Да. Отлично.
Релин привалился спиной к косяку двери, бросил взгляд в зал, где шумно дискутировали пьяные солдаты и местные забулдыги.
– А ты чего?
Дон пожал плечами и присел на крыльцо.
– Да, что, матери помог по дому, так теперь свободен. Может, поиграем в мяч? Народу на площади нет, как видишь. Да и время ещё позволяет. Младшие браться скоро тоже выйдут. А, вот и они.
Поиграть? Бенир растерялся, нервно облизнул губы. Его никогда, никто не звал играть. У него не было друзей, соседей или приятелей. С момента смерти мамы он всегда был один.
– Пошли. Мы научим.
Дон потянул гостя за руку и таинственно прошептал: – Идём.
– Я не умею играть, – Бенир попытался высвободить свою руку, и Дон отпустил, остановился.
– Не волнуйся. Мы будем просто гонять мяч по площади. Учиться-то особо нечему.
Бенир занервничал ещё больше и, насупившись, спросил:
– Я должен потом заплатить за то, что ты пригласил меня играть с вами?
Дон резко повернулся к нему с вытянутым от удивления лицом.
– Нет. Ничего не надо платить. Я же от чистого сердца позвал тебя. Но если тебе плохо от моего предложения, можешь не играть, а посидеть и посмотреть на нашу игру. А потом сам решишь, участвовать или нет. Пойдёт?
Они снова пошли. Дон подозрительно несколько раз сощурился, вглядываясь в лицо Бенира. Не выдержал и поинтересовался:
– Слушай, ты, случаем, не завёл себе камень души, как у нашего народа? Уж дюже ты странный.
Бенир непонимающе отвернулся, не уверенный в том, что стоит отвечать на этот непонятный вопрос.
– А что не так-то со мной?
Дон преградил ему путь.
– Слушай, Бенир. Если ты украл чужой камень души, то заболеешь и умрёшь. Если тебе его кто-то отдал добровольно, то лучше отдай его любому парню из народа вайи, когда тому исполнится шестнадцать. Эти камни не для релинов. Мы разные по природе. От такого камня релину будет только вред.
Дон засопел и отвёл взгляд, чувствуя, что гость ему не верит.
– Я не настаиваю. И не полезу отбирать его у тебя. Но, оставив такой камень у себя, превратишься в иное существо. Ты перестанешь быть релином. И вайи тебе не стать.
– Почему? Я хочу знать всё о ваших камнях души.
Дон снова засопел. Если бы он сам знал!
– Пойдём играть, а то скоро совсем стемнеет, – бросил он и двинулся вперёд, вынимая из своего мешка мяч. Он действительно не представлял, как объяснить релину связь народа вайи с камнями души. Может, мама сумеет объяснить?
Бенир не стал продолжать беседу. Явно Дон ничего толком сказать не может. Но и другие вайи не торопились раскрывать свой секрет, связанный с камнем души. Ничего больше не придумав, Бенир влился в игру, с удивлением поймав себя на отличном настроении. Он смеялся вместе с другими мальчишками, гоняя мяч и порой путаясь в просторных одеждах прохожих. Никто на них не кричал, не отгонял, и мальчик совершенно потерял счёт времени. Мяч перекатывался от ноги к ноге, сопровождаемый весёлым смехом.
Внезапно Бенир споткнулся о выставленную ногу какого-то прохожего, а мальчик упал, разодрав колени о каменную улицу. Взвыв от жгучей боли, он согнулся, прижимая грязные ладони к ранам. Между пальцев проступала кровь. Прохожий в редких сапогах с кованными каблуками исчез в толпе так же внезапно, как появился.
Его мгновенно обступили мальчишки. Дон быстро опустился рядом.
– Дай посмотрю. У меня с собой мазь есть. Убери руки, а то заразу занесёшь.
Бенир, сморщившись от боли, отодрал от липких коленей руки, позволив Дону заняться ободранными до костей ранами.
– Ого, вот это ты поранился. Потерпи. Вот. Так. Лучше?
Дон лихо и плотно замотал раны бинтами.
– Ты их всегда с собой носишь? – процедил сквозь зубы Бенир.
– А как же?
Дон улыбнулся.
– У меня же братья младшие. Они вечно падают. Так, что, мне пришлось учиться лечить всякие травмы. Даже к доктору ходил на уроки.
Разорвав зубами бинт, Дон ловко затянул узел и помог гостю подняться.
– Не переживай, завтра уже забудешь о травме. Только корки не отдирай. Сами отпадут, когда придёт время.
Бенир подозрительно покосился на баночку с мазью. Завтра? Так быстро? Неужели есть средство, способное так быстро заживлять раны? Почему тогда её не используют, чтобы помочь солдатам на поле боя?
– Что за мазь?
– Из перетёртых особенных трав, воска, жира. Сам научился делать её.
– А меня научишь?
Дон нахмурился.
– Доктор запретил мне делиться своими знаниями. Мне разрешено делать эту мазь только для малышей своей семьи. И то, что я намазал твои раны, может мне аукнуться завтра. Доктор, если узнает, не простит. Передаст меня судье. Сам знаешь, как строги законы о неразглашении чужих профессиональных тайн. Но доктор недавно исчез. Возможно, уехал в соседние города или селения за травами. А когда вернётся, мне несдобровать.
Бенир побледнел и кивнул.
– Я понял. Не волнуйся. Я никому не скажу. Спасибо, Дон.
Они оба не заметили, как за углом качнулась тень в длинном плаще. В темноте сверкнули зубы. Наблюдатель криво ухмыльнулся и исчез.
Спустя время Бенир мыл посуду вместе с Доном на кухне постоялого двора. Он сам вызвался помочь новому другу. Они весело плескали друг другу в лицо пушистой пеной, пока мама Дона укладывала малышей спать. Вместе вымыли все столы в обеденном зале, подмели, хохоча над смешными историями, которые знал Дон в немыслимом количестве.
– Завтра утром я должен буду маме помочь приготовить завтрак для семьи и всех постояльцев. А на сегодня мы всю работу сделали. Даже чуть больше, чем обычно делаю один.
Устало вытирая лоб, Дон плюхнулся на скамью и удовлетворённо оглядел зал.
– А ты ещё и готовить умеешь?
Более выносливый Бенир, однако тоже повис на черенке метлы, удивляясь, как много работы в этом огромном доме. И все заботы на плечах одной женщины и её ещё маленьких четырёх сыновей.
Тот рассмеялся и мотнул головой.
– Да. Умею. Вкусно нарезать сыр и аппетитно, ровными кусочками закладывать его себе в рот. Ладно, пошли спать. Спасибо за помощь, Бенир. Без тебя я бы провозился с уборкой до рассвета.
Бенир поставил метлу на место, придирчиво оглядел напоследок зал и, заметив в углу брошенную кем-то из посетителей куртку, поднял её, отряхнул и развесил на спинке стула. Теперь всё.
За окнами назревала гроза. Тяжёлые тучи нависли прямо над городом. Первые, крупные капли громко забарабанили по крыше и пока открытым ставням.
– Пойду ставни закрою, – Дон направился к выходу.
– Я с тобой.
Бенир больше не хотел уходить из этого дома. Дом. Дом? Неожиданно по его щекам потекли слёзы. Дождь скрыл это. А мальчик думал о том, что у него тоже когда-то был дом. Была семья. Была любящая мама. Наверное, любящая. Возможно, у него были тоже братья и сёстры. Но их он не помнит.
Закрывая последнее окно, Бенир прижался лбом к откосу, продолжая надрывно плакать. Он уже не сдерживал себя, будучи уверенным, что его никто не услышит из-за оглушительных раскатов грома и ливня. Он не плакал с тех пор, как покинул руины своего сгоревшего дома. Не плакал с того дня, как покидая родную деревню, положил вялый, невзрачный цветочек на могилу матери. Он обещал себе больше никогда не плакать.
На плечо легла тёплая рука.
– Пойдём в дом, Бенир.
Дон взял его за руку и повёл к теплу, свету и горящему камину.
Друг ни о чём не спрашивал, лишь накинул на его плечи старое одеяло и дал стакан молока. Молча сел рядом и открыл большую книгу. Он начал читать вслух какую-то историю, смысл которой не сразу начал доходить до сознания Бенира.
Трещал огонь в камине, разливая уютное, благодатное тепло вокруг, освещая мягким, золотистым светом лицо Дона, который погрузился в чтение так, что начал озвучивать голоса героев книги разными интонациями, проникнувшись сюжетом. Книга действительно оказалась очень интересной: история про собаку, которая потерялась и искала своего хозяина. Но Дон начал зевать.
– Давай спать ложиться, – предложил Бенир, поднимаясь. Он аккуратно сложил одеяло и положил в кресло, где сидел.
– Да, отличная идея. Что-то мы засиделись.
Дон с улыбкой закрыл книгу и поплёлся в свою комнату, заглянув по пути в комнату младших братьев и убедившись, что они крепко спят и не слышат грозу.
Бенир не мог заснуть до самого рассвета, размышляя над поведением Дона. Этот сухощавый высокий мальчишка с широким лицом и большими тёмно-серыми глазами показал, что в мире много доброты. Она вот в таких пацанах, умеющих успокоить, способных дружить, подставить в трудную минуту плечо, своевременно пошутить, улыбнуться, сказать доброе слово. А Бенир? Умеет Бенир дружить?
Мальчик перевернулся на другой бок и накрыл тёплой ладонью спящего детёныша падальщика, чтобы тому было тепло. Зверёк не шелохнулся.
Кто бы мог подумать, что самый страшный и загадочный убийца привяжется к человеку?
2. Он принял решение идти дальше. Деловые вопросы он завершил в этом городе, проведя выгодны сделки по обмену и продаже ценных, но не нужных ему предметов. Он боялся, что привяжется к Дону, его матери и братьям. Боялся, что не захочет уходить. А он и не хотел. Поморщился, завязывая свой тяжёлый мешок.
Старая одежда была сегодня выброшена. Теперь Бенир выглядел вполне успевающим купцом: длинная кожаная куртка с капюшоном, добротные сапоги с отворотами и на крепкой, толстой подошве; перчатки из брезента. В мешке появилось небольшое, но очень функциональное одеяло с пуговицами, чтобы можно было надевать его плащом или завернуться в него как в конверт. Появились жгуты для перетяжки вен и артерий при тяжёлых кровотечениях. Появилась та самая мазь. Одна маленькая баночка. И клочок исписанной бумажки с рецептом – это Дон поддался на уговоры и за приличную стоимость всё же выдал секрет состава волшебной мази.
Бенир волновался не на шутку: а вдруг кто узнает, что Дон поделился с ним тайными знаниями доктора?
Внезапно он ощутил нарастающую, едва заметную тяжесть в кармане. Вынул крошечный камушек души, доставшийся ему от одного из офицеров. Камень увеличился в размерах. Не на много. Чуть-чуть. Растёт?
Падальщик, увидев камешек, издал какой-то странный звук и жадно потянулся к нему.
– Эй, стой. Не твоё. На вот тебе кусочек сыра, дружок. А камни есть не стоит.
Бенир засунул крошечного падальщика в потайной карман под воротником своей новой куртки, подхватил мешок и спустился вниз с намерением оплатить последние два дня, что он провёл в этом доме. Пару минут ему пришлось ждать, пока от стойки отойдёт местный забулдыга, который, вытянув к хозяйке руку с кривыми пальцами, говорил:
– Дай бутылку вон того вина.
– С собой?
Женщина достала с полки напиток и повернулась к покупателю.
– Нет, – мотнул тот головой. – Без тебя. Только бутылку.
Оплатив покупку, забулдыга удалился неверным шагом.
Бенир положил на стойку пару серебряных монет и застенчиво произнёс:
– Это за последние два дня и питание. Я ухожу.
Но мама Дона денег не взяла, отмахнувшись.
– Ты достаточно заплатил за лечение, сын врага, – пожала она плечами. – Нам этих денег хватит надолго, не беспокойся. Ты заходи ещё, когда будешь в нашем городе. Дон будет рад тебя видеть.
– Я бы хотел попрощаться с ним.
Бенир отчего-то смутился, но заметив пристальный взгляд того же солдата, что в прошлый раз на него пялился, сердито сдвинул брови и демонстративно вынул наружу свою лицензию.
Тот усмехнулся, поднялся и, проходя мимо, шепнул так, что его услышал только мальчик:
– Тебе эта лицензия больше не поможет, мелкая тварь. Ты ограбил меня.
Бенир открыл было рот возмутиться, но боец ушёл, стуча кованными каблуками своих сапог. Он никого не грабил! Он честно зарабатывал!
Мать Дона в этот момент повернулась к нему. Она вытирала тарелку полотенцем, и её мягкие движения вызвали у мальчика неконтролируемый приступ тоски.
– Он ушёл куда-то. Сказал, вечером вернётся.
– Понятно. Прощайте.
Улица встретила его ярким солнцем и прохладным ветром. Кожаная куртка куплена своевременно.
Накинув на голову капюшон, Бенир двинулся в южном направлении, убеждённый, что когда-нибудь дойдёт до границы известной ему страны Вайи. Ему не терпелось узнать, что же там дальше за последними селениями и деревнями.
Проходя мимо одного из проулков, заметил судью и остановился. Судья, накинув свой плащ на коленопреклонённого незнакомца слушал его с непроницаемым лицом. Неожиданно резко повернул голову и посмотрел прямо в глаза Бенира, продолжая слушать исповедь. Плохой знак. Очень плохой знак.
Мальчик попятился, медленно развернулся и снова двинулся к городским воротам. Почему взгляд судьи он принял за плохой знак? Что его насторожило?
Всю дорогу Бенир тщательно обдумывал увиденное, перебирал в голове детали и мелочи. Не обратил внимания на прошагавшую мимо него колонну солдат, которые снова шли в бой.
– С дороги!
Бенир шарахнулся в сторону и проводил взглядом бегущего почтаря с кипой писем в руке. Тот явно догонял командира полка уже исчезнувшей за холмами и деревьями колонны.
Заметив башмаки почтаря, Бенир нахмурился и свернул от дороги к кустам. Там расстелил одеяло и сел, решив дождаться окончания боя здесь. Ни сегодня, ни завтра он не пойдёт на поле брани на заработки. А всё дело в башмаках почтаря. Тот, кто подставил ему ногу во время игры в мяч на площади был обут в солдатские сапоги. Это были не простые сапоги, а с кованными каблуками. Такие носят помощники командиров. В таких же сапогах был тот солдат, что угрожал ему на постоялом дворе. Такие же сапоги были у того, кто исповедовался судье. Но раньше этих сапог не было у бойца, которого Бенир бинтовал на поле боя. И помощником командира, судя по погонам, он не был. Сапоги краденные. Либо он получил их от умирающего помощника, что весьма сомнительно.
Помощников командиров можно пересчитать по пальцам. Их не отправляют в бой. Они могут погибнуть лишь по нелепой случайности или от руки бандита. У релинов и вайи помощников всего-то по трое, и они идут за своими командирами по очереди. Все трое никогда не идут на места сражений всем составом. И уходят с места сражения вместе со своими командирами.
Бенир осторожно выглянул из кустов и, убедившись, что никто не видел, как он спустился в небольшую лощину, остался ждать окончания боя. Он должен вернуться в город и выяснить судьбу троих помощников командиров вайи. Так он сумеет понять, кто выдаёт себя за одного из них. И с какой целью преступник так открыто и нагло исповедовался судье? Почему судья мгновенно отреагировал на появление Бенира? Почему он не наказал вора?
Мальчик растянулся на земле, достал еду и принялся есть и подкармливать маленького падальщика. Тот доверчиво распластался на его предплечье и с аппетитом расщеплял в пыль кусочки мяса, варёное яйцо и ломоть хлеба. Куда в такую крошку столько лезет?
Бенир склонился и с любопытством наблюдал за зверем, совершенно забыв об опасности.
– У тебя тоже нет мамы? И имени у тебя нет. Ты слышишь меня? У тебя ушки есть?
Зверь приподнялся и закачался вперёд-назад. Как перед атакой. Бенир осторожно отстранил лицо от него, но малыш продолжал качаться, сверкая капельками зелёных глазок.
– Давай придумаем тебе имя. У меня от тебя мурашки по спине бегают. Точно. Буду звать тебя Мурашкой. Ты такой маленький и вечно голодный. Да, Мурашка?
Зверь издал удивительный звук, напоминающий бульканье жидкости и треск одновременно.
– Мурашка. Тебя зовут Мурашка.
Бенир с улыбкой протянул к нему палец, но зверь посинел и приподнялся чуть выше.
– Только не кусайся. Просто хочу потрогать твою спинку. Она гладкая такая, блестящая.
Падальщик опустился и выгнул спинку мостиком. Мальчик очень аккуратно коснулся гладкой спинки зверя, тихо разговаривая с ним. Он так увлёкся, что спохватился, когда последние оставшиеся в живых солдаты прошли мимо незамеченным им.
– Надо возвращаться в город, Мурашка. Битва закончилась. Давай, залезай в кармашек.
Зверь послушно заполз под воротник и затих. А Бенир, быстро скатав одеяло, побежал следом за двадцатью солдатами. Последним шёл их командир и помощник. Они что-то жарко обсуждали, но, заметив догоняющего их мальчика разом остановились, вопросительно и неодобрительно вскинув брови. Оба с небольшими горбами.
– Тебе чего?
– Я к вам. Простите за беспокойство, офицеры. У меня очень серьёзный вопрос.
Бойцы переглянулись. Отдав команду своим солдатам продолжать путь без него, командир повернулся к мальчишке, окинул его сердитыми глазами.
– Говори, чего тебе и убирайся, сын врага.
Бенир кивнул на сапоги помощника.
– Обувь. Ваши сапоги, помощник командира.
– И что с ними не так?
Оба офицера удивлённо уставились на мальчика.
– Я видел такие сапоги на простом солдате без погон. Он не помощник. Он украл их?
– Почему тебя это волнует?
Командир поджал губы и нахмурился. Кража обуви у офицеров считалась очень плохим делом.
– Мне нужно это знать. Пожалуйста, объясните мне, по каким причинам у обычного солдата могут оказаться сапоги помощника командира? И все ли ваши помощники живы, офицер?
Командир дёрнул густыми усами и метнул встревоженный взгляд на своего помощника. Да, двое должны быть в городе. Но один пропал несколько дней назад и не вышел на дежурство. Такое случалось крайне редко и лишь по причине обильных алкогольных возлияний, что позже строго наказывалось.
– Да, у нас один помощник пропал. А тебе что-то известно о его судьбе?
– Нет, – мотнул головой Бенир. – Но я видел его сапоги на обычном солдате.
– Сейчас разберёмся.
Командир отдал приказ своему помощнику, и тот, подняв в руке свисток, призвал остатки полка.
Изнурённые бойцы вернулись и молча выстроились в один ряд по приказу командира, который быстрым шагом прошёл и осмотрел обувь каждого.
– Здесь нет ни одного солдата в сапогах помощника. Может, ты ошибся, сын врага?
– Нет, я не ошибся, офицер. Я обойду тогда поле сражения. Возможно, вор остался там раненным или мёртвым.
Командир кивнул и, взмахнув рукой, повёл своих бойцов в город, бросив мальчику через плечо:
– С тобой пойдёт почтарь, сын врага. Как что-нибудь узнаешь, пришли его ко мне с известиями. Верни почтаря до темноты. Не хочу, чтобы его сожрали падальщики. Понял?
– Понял, всё сделаю, командир.
Бенир отдал честь по-взрослому и побежал за жилистым почтарём, который по привычке бегал рысцой. Ему трудно было не отстать от тренированного бегуна, но с огромным трудом, он всё же сумел бежать с ним рядом.
Искать мертвеца или раненного в редких сапогах пришлось второпях – солнце садилось стремительно.
Осталась половинка солнца на горизонте, когда Бенир склонился над очередным мертвецом, разглядывая каблуки сапог. Опять не та обувь. Позади внезапно раздался хрипло-свистящий звук. Бенир резко оглянулся и прыгнул в сторону от летящего в него ножа. Лезвие пролетело рядом с его шеей. Нож весь в крови. Даже рукоять.
На землю сползал умирающий почтарь с выпученными от ужаса глазами. А за его спиной стоял ухмыляющийся тот самый боец в сапогах помощника командира.
– Зачем ты это сделал?
Голос Бенира разом охрип от страха. Он начал осторожно отступать, опасаясь споткнуться о какое-нибудь тело и растянуться на зловонной земле.
– Он мне мешал. Теперь не помешает с тобой разобраться. Я ждал тебя здесь весь день.
Лицо бойца перекосилось нервным тиком. Он извлёк из ножен второй нож и двинулся на мальчика.
– Я уже сделал всё возможное, чтобы растоптать твою чистую репутацию купца, тварь. Я же не забыл, сколь много вещей тогда отдал тебе за несколько глотков воды и пару катушек бинтов. Ты считаешь цена была справедливая? Оправдана? Мне показалось, что ты обокрал меня. Нет, не показалось. Я уверен в этом.
Он продолжал медленно наступать.
– Я расскажу, что ты убил почтаря. И уже рассказал судье, что ты грабишь мёртвых. Я знаю, что ты прячешь в кармане. Там чей-то камень души. Ты украл даже его!
Бенир продолжал отступать, чувствуя, как от ужаса перехватило дыхание, а ноги стали ватными и непослушными. Он никогда в жизни так не боялся! На глаза навернулись слёзы. Хотелось кричать, доказать свою невиновность. Попросить прощения за то, чего он не делал! Но из горла, схваченного спазмом, не вырывался ни единый звук.
