И Агата Спунер, против своей обычной манеры, не нашлась, что ответить.
***
Стивенс, Тёрнер и Рейнольдс прибыли точно к назначенному времени, и сразу после чая игра началась.
Мисс Гриффит-Джонс, поджав губы, села со своей вышивкой в кресло у камина, но все остальные дамы оживлённо кружили вокруг большого стола, рассаживаясь по местам.
Зоркий глаз миссис Харрис мгновенно приметил растерянное лицо мисс Фрэмптон. Марта юркнула к скромнице и, вцепившись в её руку, решительно потянула её к Рейнольдсу, однако в последнюю секунду заметила миссис Триклбэнк, тоже нацелившуюся на место рядом с констеблем. На ротацию с мисс Фрэмптон времени не было, и миссис Харрис была вынуждена приземлиться на стул справа от Рейнольдса самостоятельно, усадив Элизабет по правую руку от себя. Миссис Триклбэнк тут же села слева от Рейнольдса. Глянув на её довольное лицо, Харрис буркнула: «Это мы ещё посмотрим». Пока же игра не началась, Марта обратила улыбку на Стивенса, севшего почти напротив неё и посматривающего на Рейнольдса с явным подозрением.
На первом круге выбыли констебль Тёрнер, мисс Марш и миссис Триклбэнк. Миссис Харрис показалось, что Тёрнер откровенно слил игру, после чего слишком уж торопливо пересел на пустующее место недалеко от камина, но сейчас это её не волновало.
Миссис Триклбэнк не выказала желания куда-либо пересаживаться, а только хихикнула и пролепетала:
– О, господин Рейнольдс, вы так хорошо играете!
Харрис раньше не особо интересовалась характером констебля Рейнольдса, но всё же она считала себя проницательной особой. И её проницательность подсказывала ей, что Рейнольдс далеко не глуп. Марта закусила губу и со всей ответственностью приняла решение действовать в соответствии с тактикой прямо противоположной, нежели выбранная миссис Триклбэнк.
Мельком глянув в свои карты, миссис Харрис обратила взор на профиль Рейнольдса.
– Вы знаете, господин Рэйнольдс, чем больше я на вас смотрю, тем яснее вижу – у вас очень интересное лицо! Я бы сказала – интеллектуальное. Такие черты! С вас стоит нарисовать портрет! – она вздохнула. – Ах, если бы я умела рисовать… Но постойте, мисс Фрэмптон ведь умеет! Правда, душенька?
Все, включая Рейнольдса, посмотрели на Элизабет Фрэмптон, которая смешалась, но кивнула.
– Не стесняйтесь, милая! Вы замечательно рисуете! – Харрис вернулась к Рейнольдсу. – Она замечательно рисует, я сама видела! Просто даже не хуже Тёрнера!
Стивенс подпрыгнул и обернулся к Тёрнеру.
– Тёрнер! Вы рисуете? Почему я не в курсе?
Констебль оторвал взгляд от вышивки мисс Гриффит-Джонс и выпучился на миссис Харрис, которая лукаво улыбнулась.
– Нет-нет, я говорила об Уильяме Тёрнере…
Выражение лица Тёрнера не изменилось, и Марта неуверенно пробормотала:
– Вас тоже зовут Уильям?..
Голос мисс Гриффит-Джонс мог бы заморозить и айсберг посреди Ледовитого океана.
– Уважаемая Марта, вы что же, не помните имени нашего гостя, который регулярно бывает в нашем доме вот уже пять лет?
Впервые в жизни Марта Харрис прочувствовала, что означает выражение «сгореть со стыда».
Внезапно наэлектризованную тишину разбил звонкий смех мисс Фрэмптон. Все лица повернулись к ней. С лёгкой улыбкой Элизабет воскликнула:
– О боже, я только сейчас обратила внимание на это чудесное совпадение! Не только господин Тёрнер – однофамилец с художником Тёрнером… Ведь и Стивенс, и Рейнольдс – это художники!
Все дамы изумлённо посмотрели на констеблей. Рейнольдс, кажется, не удивился, но вот Стивенс выглядел ошарашенным.
– Художник?! Вот уж не ожидал…
Мисс Фрэмптон лукаво улыбнулась ему.
– О, не беспокойтесь, Фредерик Стивенс успел нарисовать не так много, так что вашей репутации ничто не угрожает!
Рейнольдс взглянул на Элизабет с интересом.
– Мисс Фрэмптон, у нас в отделении есть ещё Хант и Моррис…
На её лице отразилось радостное удивление осознания.
– Да, конечно! И почему я раньше не замечала? Ох, я надеюсь, у вас там и Россетти есть! Я бы с удовольствием взяла у него автограф!
– Нет, Россетти нет…
И они засмеялись, глядя друг на друга поверх головы миссис Харрис, которая постаралась сползти со своего стула ещё ниже.
Остальные участники игры растерянно переглянулись, а Марта Харрис наконец-то вздохнула с облегчением, бросила последний настороженный взгляд на Тёрнера, отвернувшегося к мисс Гриффит-Джонс, и произнесла:
– Дамы и господа, давайте вернёмся к игре!
Однако стоило оставшимся игрокам сосредоточиться на картах, как Марта словно бы невзначай обронила:
– Как вы считаете, Элизабет, ведь правда у господина Рейнольдса интересное лицо? Он очень похож на того поэта…
– Джона Китса? – и мисс Фрэмптон тут же густо покраснела.
Миссис Харрис оживилась.
– Да, совершенно верно! Если бы Китс носил форму, был бы точь-в-точь наш констебль Рейнольдс!
Миссис Триклбэнк, до этого сидевшая тихо, вдруг вставила:
– Милые дамы, вы совсем засмущаете констебля, сравнивая его с романтическими поэтами! Сначала художники, теперь – поэты… Мне кажется, это не совсем уместно… – она улыбнулась Рейнольдсу. – Ведь вы, должно быть, не интересуетесь подобными глупостями?
Констебль откашлялся.
– Нет, отчего же… На досуге я люблю почитать…
Миссис Харрис победоносно прищурилась на миссис Триклбэнк за его спиной и вернулась к беседе.
– О, это весьма занятно! И что же вы предпочитаете?
Стивенс, потянувшийся за новой картой, услышал вопрос и посмотрел на Рейнольдса с интересом.
– Да, что вы читаете? Я обязан быть в курсе!
Тот смутился.
– Ну, во-первых, конечно, я всегда читаю на ночь должностную инструкцию…
Стивенс удовлетворённо кивнул и уставился в свои карты, потеряв интерес к разговору.
Рейнольдс осторожно перевёл взгляд с него на миссис Харрис и дальше – на мисс Фрэмптон – и продолжил: