Марина Хробот
Моё наследство
Глава 4
Дядюшкино чинопразднование
Закрыв за Григорием обе стальные двери, я поняла что он не услышал, о сегодняшнем походе с поздравлениями новоявленного полковника полиции, ему это не важно, а вот для меня это событие из ряда вон выходящее.
В гостях у двоюродного брата моего папы мы бываем раз в год, на его день рождения. Меня к ним приглашали из жалости, всё-таки инвалидка. Я не люблю ездить туда из-за Андрея, сына дяди Ильи и тёти Маши. В детстве он мне постоянно хамил, а в последнее время разговаривал как с неизлечимо больной… умственно больной.
Теперь мама решила похвастаться наследством. И я её понимаю. Мне тоже хочется показаться в платье за штуку евро, с бриллиантами на шее и на руках. Я уже прикидывала, какое из Катиных платьев сможет на мне застегнуться, и как будет смотреться колье. Платиновый витой «ошейник» в шесть рядов и спускающиеся с него короткие ажурные семнадцать подвесок с бриллиантами Уже примеривалась надеть его на себя… Но Стерва кротко тявкнула, и скосила вишнёвые глазки, призывая к сочувствию… Блин, надо её выгулять, неизвестно, во сколько закончатся мои показательные выступления на дне рождения дяди.
Погода была «так себе». Идти далеко с собакой не хотелось и я, дождавшись, когда Стерва оросит газон с зелёной травой и желтыми листьями, давать команду «домой». Но моя поднятая рука замерла.
Правее, у высокой ограды, в кустах сирени курил парень, рассматривая окна моего подъезда. Высокий, со светлыми волнистыми волосами до плеч, стройный, почти худой – то есть мой любимый размерчик…
Парень повернулся, и сердце моё ёкнуло. Не дай Бог в такого влюбиться. Правда, глаза у него голубые, а я больше люблю тёмные, но такое дивное творение природы трудно испортить… И чего стоять и пялиться на него? Никогда на меня красавцы-мужчины не обращали внимания… и может быть оно и к лучшему, голову терять не хочется. Нет! Хочется! Очень хочется! Но опасно. Для меня.
Позвав Стерву, начавшую копать ямку около песочницы, мы благополучно вернулись в квартиру.
В семье дяди Ильи на меня всегда мало обращали внимания. Только тёти Машина подруга, которая появлялась на каждом празднике с мужем-полковником, в этот раз сначала смотрела на мои кольца и колье со снисходительной брезгливостью, а потом, когда тётя Мария, сминая свой необъёмный бюст о её плечо, прошептала что-то ей на ухо и кивнула на новую, завещанную Катей картину на стене, явно расстроилась, рассматривая семнадцать бриллиантов в моём колье…
Папа на дни рождения к родственникам не ходил принципиально. Но мама, воспитанная в детском доме, дорожила родственными связями и воспринимала папиных братьев и сестёр, как родных.
В фужер с водкой упала офицерская звёздочка, мужчины в штатском, с военной выправкой, встали, женщины выпили сидя.
Мило и скромно улыбнувшись, я пригубила шампанское и отставила бокал. Я не против выпить дома, но без свидетелей, сидя в удобном кресле. После полстакана водки меня ноги не держат. Колени начинают работать не синхронно, и я падаю, если, конечно, не держусь за стенку, что тоже не доставляет особой эстетической радости ни мне, ни собутыльникам.
Троюродный брат Андрей не рвался со мной общаться, но посматривал раз в пять чаще обычного. Интересно, с ним родители инструктаж проводили, или он сам такой сообразительный?
Гости устроили танцы и слаженно прыгали на ковре гостиной под маршеподобные заводные газмановские песни. Я скромно сидела около мамы, слушала словоизлияния гостей о сложностях в работе.
Дядя мой служит в полиции. Тётя Маша тоже работает в МВД, занимает должность невысокую, но тёплую, замещает заведующего аптекарским отделом. Сын Андрей в том же ведомстве дослуживается до крупно-звёздных погон в аналитическом отделе.
Мне гудёж с застольными песнями и напольными плясками быстро надоел. Я достаточно покрасовалась, посверкала глазами и бриллиантами, удивила знакомых и незнакомых тёток, так что пора было сваливать домой.
Мама уезжать не собиралась, ей было интересно со сверстниками. Мне в провожатые назначили Андрея. Я попыталась отказаться, но меня никто не слушал. Смешно. Сегодня меня провожают, а когда мы с мамой ковыляли по лужам или мокрому снегу после очередного показушного семейного юбилея, никому провожание в голову не приходило.
Андрей подержал мне пальто, вызвал лифт, помог сойти с лестницы. В новый «БМВ» я села сама.
На третьем светофоре я сообразила, что еду в сторону старой, нашей совместной с мамой квартиры, а не новой, наследственной, в нашу с мамой «хрущёбу» в Кузьминках, а не на Студенческую улицу.
Припарковавшись перед подъездом, я включила сигнализацию и посмотрела на окна первого этажа. Мне не понравился оттенок темноты за тюлем. Светловато. Может, я забыла выключить свет в ванной, двери которой обычно не закрывала, а может, мне только кажется?
Открыв подъезд, я осторожно начала подъём по лестнице на первый этаж, подняла голову и… остановилась. На верхней ступеньке, радостно глядя на меня, сидела йоркширка Стерва с голубеньким бантиком на челке.
Странно, не могла же я оставить Стерву вне жилищного пространства. Или могла?
Бедная моя собака, сколько же часов она здесь провела? Но тоже странно. Такую псинку как моя Стерва вряд ли бы кто оставил без внимания. Или сопрут, или пожалеют. Значит, я не заперла квартиру, и собака выбежала мне навстречу?
Как последняя тупица, я подёргала дверь квартиры и удостоверилась, что она стоит незыблемо запертой. Взяв Стерву на руки, я поправила ей бантик на чёлке и открыла дверь для немедленного своего успокоения… Хрена. Успокоения быть не могло.
Первое что я увидела, так это распахнутый шкаф в коридоре. Та-ак. И что дальше? Дальше было ещё хуже. В ванной горел свет. Честное слово, уходя я его выключала.
Нашарив справа от входной двери выключатель, я им щёлкнула… и вот она, первая, но самая достоверная неприятность. Ящики в мебели гостиной были выдвинуты, большая шкатулка с документами опрокинута. Расстегнутая незнакомая спортивная сумка стояла на полу.
Вспомнилась какая-то молитва, типа «убереги меня от напастей»… Не помогло. Войдя в гостиную, я увидела под окном, на полу незнакомого парня… Маленький, черноволосый, одет как старшеклассник. С шеей у него было не всё в порядке. Как бы и не было шеи. Кровавое месиво.
И пятно на дорогущем восточном ковре.
Не знаю. Наверное, надо было заорать. Или упасть в обморок. Или заорать, кинуться к телефону, и потом упасть в обморок. Наклонившись над парнем, я встретилась с ним взглядом. Парень молча моргал.
– Потерпи, сейчас вызову врачей. Ты меня слышишь?
Парень несколько раз моргнул. Не выпуская с рук собаку, я набрала «112» и «03». Полиция и «скорая» приехали через пять минут. Две машины с мигалками.
К парню подбежали люди с носилками, и мне стало немного спокойнее. Не знаю, что парнишка делал в моей квартире, скорее всего, залез что-нибудь украсть. Но ведь кто-то решил его остановить – и сделал это с крайней жестокостью.
Собака заскулила, и это послужило знаком – нужно приходить в себя.
Глава 5
Кого и за что?
Я стояла в тени полуоблетевшей по случаю осени сирени, сжимала Стерву. Собака слегка дрожала, но молчала. Выждав ещё минут пять, я поставила Стерву на землю. Она залилась радостным лаем, наскоро пописала и рванула к полицейскому, задумчиво курившему у подъезда. У ног мужчины собака остановилась, и он с удивлением уставился на неё.
– Эт-то что за зверь неустановленной породы?
Я, прихрамывая, вышла из-за куста.
– Это йоркширский терьерка. Таких в Москве, наверное, полмиллиона. Нравится?
Пожилой полицейский растерянно оглянулся вокруг, считая заигрывания с ним, а также рядом с местом преступления, совершенно неуместными. Только моя хромота смирила его с неуставной формой его приветствия.
– Девушка, в этом доме произошел несчастный случай. Вы что-нибудь можете сообщить по этому поводу?
– Могу. – Я уверенно начала давать показания. – Возвратилась домой. Поднимаясь по лестнице, увидела свою собаку, которую несколько часов назад собственноручно заперла в квартире. В квартире, кстати, была включена сигнализация. Вошла. На полу гостиной лежал неизвестный мне парень, с повреждённым горлом. Пришлось вызвать вас.
Полицейский, разговаривая со мной в пол оборота, не надеявшийся услышать ничего вразумительного, но после первых слов развернулся всем корпусом.
– Давайте, девушка, пройдём в вашу квартиру, там удобнее показания записывать.
Я пожала плечами, подхватила на руки Стерву, и пошла в подъезд.
– Меня Сергей Дмитриевич зовут, – проворчал милиционер мне в спину.
– Очень приятно. Настя, – оглянулась я.
По всей квартире горел свет. Раненного парня переложили на носилки, и врач оказывал ему медицинскую помощь. Вокруг сидели на корточках, ходили из комнаты в комнату, и просто стояли люди в форме и в штатском. Самым спокойным оказался оператор, он ходил, вцепившись в свою видеокамеру, и что-то бубнил под нос, плавно обходя мебель и криминалистов.
Сергей Дмитриевич крепко взял меня под локоть, подвёл к лежащему на носилках пострадавшему.
– Знаете его?
Сглотнув подступившую тошноту, я сразу же отвела взгляд.
– Нет. Второй раз вижу.
– Второй? А когда первый? – Оживился полицейский.
– Когда в квартиру недавно вошла, я же вам рассказывала. Что у него с горлом? Закройте, а то меня стошнит.
– Пулевое ранение, но касательное, не смертельное.
Медработники взялись на носилки и вынесли раненого парня.
Криминалист продолжил пачкать мою мебель серым порошком.
– Пойдём, Настя, в другую комнату, – оглядевшись, предложил полицейский. – Не будем здесь мешаться.
Пока Сергей Дмитриевич располагал на столе протокол допроса, я позвонила маме, оставшейся в гостях. Тётя Маша долго её не звала, расточая мне комплименты, по поводу того, как я похорошела. Ещё бы, какая женщина не похорошеет в отблесках бриллиантов. Я не отвечала, ждала, когда же тётя услышит моё молчание. Не сразу, но всё-таки она поняла.
– Что случилось, Настя?
– У меня в квартире раненый незнакомый молодой человек.
Тётя Маша охнула, телефонная трубка стукнулась о стол. Было слышно, как выключили музыку и затих гул весёлых голосов.
В другой компании я никогда бы не стала говорить о случившемся, не стоит тревожить людей своими проблемами. Но сегодняшние дядины гости были из тех самых органов, которые мне сейчас были жизненно необходимы.
Мама взяла трубку и взволнованно-пьяным языком начала расспрашивать.
– Кто? Где? Почему? Когда ты успела вляпаться?
– Мама, ты приезжай, а то мне страшно.
Мама ойкнула. Я не видела, куда она побежала после того как отдала трубку дяде Илюше, но уверена, что одеваться и спасать меня. Сейчас она не будет экономить денег на общественный транспорт, достанет последние деньги или напористо займёт у гостей, невзирая на должность и степень опьянения.
Дядя Илья откашлялся в трубку, почмокал губами и почти членораздельно спросил:
– Настя, у тебя какой округ, Северный?
– Нет, я ведь теперь в новой квартире. Дорогомиловский район.
– Ах, да. Тогда совсем хорошо у нас там Юрка работает. То есть он сейчас здесь. Ты дай нам к трубочке из ребят кого-нибудь, кто поближе.
Я обернулась на Сергея Дмитриевича, который сначала нетерпеливо постукивал ручкой по столу, а потом с пристальным вниманием начал оглядывать стены.
– Вас можно попросить к телефону?
Полицейский скроил лицо пациента перед креслом дантистом, но трубку взял.
– Майор Подвижников у телефона. Слушаю вас. – Лицо полицейского в один момент посуровело. – Поздравляю, Илья Александрович… Понял… Конечно… Понятное дело, всяко бывает… Здравствуйте Юрий Борисович… Ничего пока не ясно… Постараюсь… Обязательно доложу.
Сергей Дмитриевич осмотрел меня новым взглядом.
– Юрий Борисович кто тебе? Они там, в телефонную трубку, в два голоса орали, я не понял.
– Дядин друг. Вместе учились в полицейской академии.
Худой интеллигентный мужчина, жене которого я испортила настроение своим бриллиантовым гарнитуром – это и есть тот самый «Юрка». У него на лице была отпечатана академия. А вот на моём дяде образование практически не отразилось.
Следователь кашлянул в кулак, привлекая к себе внимание.
– А где ты работаешь?
– Завхозом на ЖБК, в заводоуправлении.
Сергей Дмитриевич опять посмотрел на мебель и на стены, на коллекцию фарфоровых ажурных статуэток, прикидывая чего же такого можно было украсть на заводе, чтобы всё это купить. Строительные плиты машинами вывозить что ли? Я скромно потупила взгляд.
– Эта квартира, и всё что в ней – наследство. У меня пятнадцать дней назад умерла тётя.
– Слышал о твоей тёте, слышал. – Ворчал следователь. – Так, давай садись, начнём записывать всё заново. Откуда ты ехала? Куда?
Я села напротив майора, выставив больную ногу вперёд и поглаживая собаку, запрыгнувшую мне на колени. На заполнение протокола ушло всего полчаса. За это время пару раз заходили другие полицейские, шепотом докладывали Сергею Дмитриевичу о продвижении расследования.
Стервочке надоели мои нервные руки. Она спрыгнула с колен и носилась по квартире, подняв хвост и тявкая на мужчин.
К концу допроса появилась мама. У входной двери она оттолкнула высоченного полицейского, метнулась ко мне, прижала к своей груди мою голову и гладила, гладила. Сергей Дмитриевич отвёл глаза. В коридоре заскулила Стерва. Мама, не оборачиваясь, крикнула туда.
– Мужики, осторожнее! Собака стоит тысячу долларов!
Высокий полицейский в дверях вытянулся, и даже поднял одну ногу. Мама оторвалась от меня, поймала Стерву, и села рядом с Сергеем Дмитриевичем.
– Майор, что произошло?
Полицейский сморщился от запаха спиртного, идущего от мамы, после юбилейного застолья и пробубнил: «Вам дочь всё расскажет», – встал и боком вышел из комнаты, старясь ничего не задеть.
Мама немного обиделась на невнимание к её особе, потом взгляд её сфокусировался на бутылке «Мартини» на журнальном столике.
– Настя, тебе необходимо выпить, снять стресс.
Она быстро встала, взяла два высоких бокала, налила по половине.
– За то, чтобы у нас всё было хорошо.
После этого она залпом осушила бокал, со звоном поставила его на стекло столика, и сердито посмотрела на меня.
– Ты чего плачешь?
Я шмыгнула носом. До приезда мамы надо было держаться, стараться выглядеть молодцом, а теперь меня развело во все стороны.
– Приехала, а у него вот тут, на шее – кровища. Жалко. За что его так?
Мама растерялась. Парня она не видела и переживала только за меня. Какой-то раненый грабитель… Оно ей надо? Но, представив, что женщина её возраста сегодня узнает о судьбе искалеченного сына, мама заплакала.
В комнате опять появился Сергей Дмитриевич, покосился на нас с сочувствием.
– Парня забрали, отпечатки сняли, можете начинать уборку, мы уходим. А тебе, Настя, хочу сказать – дело очень уж странное. Кстати, если б ты приехала на десять минут раньше, то могла быть замешана в разборке.
Тяжелый бокал с «Мартини» в моей руке выскользнул из мокрых пальцев и бомбой взорвался, упав на стекло журнального столика. Стекло столика пошло мелкими трещинами, литровая бутылка и мамин бокал провалились на пол. Бокал треснул, бутылка осталась цела.
Сергей Дмитриевич неодобрительно покачал головой и вышел, громко закрыв за собой входную дверь.
Мама смотрела на меня испуганным взглядом.
– Настя, кому мы перешли дорогу?
И у меня, и у неё возникло несколько предположений, в том числе и о квартире, но мы решили сегодня себя не накручивать, подождать завтрашнего дня. Хотелось посоветоваться с отцом, но он был на даче, где шел дождь, а в дождь у нас пропадала связь и отключалась антенна телевизора.
Мы с мамой подмели пол от осколков, задвинули ящики в мебели, стёрли серый дактилоскопический налёт. Скатали ковёр с кровавым пятном, поставили его в коридоре у стены… и делать стало абсолютно нечего. Мама села в кресло перед телевизором. По пятидесяти программам из двухсот стреляли или готовились стрелять. По остальным шла какая-то полукриминальная муть и тоскливые семейные разборки бесконечных сериалов.
Я легла на кровать. Вот только-только повезло, хотя через несчастье, и вот опять неприятности. А мне так хотелось удачи, хотелось влюбиться, и чтобы это чувство было взаимным. Хотелось общаться с интересными людьми, и самой быть интересной интересным людям…
Рядом со мной смешно похрапывала йоркширка, голубой бант сполз на левый глаз.
Глава 6
А мы без денег
Рано утром раздалось пять звонков в дверь, затем загромыхали ключи в замке. Я встала, надела халат и похромала в прихожую. В квартиру ввалился Григорий.
– Анастасия! Как я рад, что ты жива. А телефон включать надо, я же беспокоился.
– Ты потише, пожалуйста, кричи, мама спит. А откуда ты узнал… о случившемся?
Григорий снял пальто, и кинул мне на руки. Он начал снимать ботинки, неуклюже держась за стену, и только теперь я увидела, насколько он пьян.
– Киска моя, телевизор смотреть надо. Телеканал НТВ и передача «ЧП» сегодня с утра поведала столице и России о происшествии в твоей квартире, и просила всех, кто хоть что-нибудь знает, помочь в расследовании. Парень в тяжелом состоянии и не сможет говорить, как минимум месяц. У тебя рассол есть?
– Рассола нет. Есть «Мартини», коньяк, анисовая водка и виски.
– Точно, я же сам покупал на поминки. Пьяно-радостно заорал Григорий. – Настёна, как же тебе повезло!
– С телевидением? – Я не понимала оптимизма Григория, он меня раздражал. – Дядя Илюша, наверное, постарался.
– А кто у нас дядя Илюша?
– Он полковник полиции. Уже целую неделю. Что-то типа отдела по борьбе с организованной преступностью. Я же говорила, мы к нему с мамой ездили праздновать.
Григорий наморщил лоб и через секунду широко улыбнулся.
– Не помню. Но это здорово, когда дядя полковник. Текилу будешь?
– Крепких напитков не пью. Григорий, а как же вскрыли входную дверь? Мне Катя говорила, что охранная фирма, ставившая двери и сигнализацию, давала девяносто восемь процентов безопасности.
– Давала, – Согласился тётин приятель. – Но ты себе голову не забивай, пускай полиция разбирается, и, если выяснится, что был взлом, сдери с фирмы деньги. Они должны выплатить штраф, как минимум.
Я сварила себе кофе и с отвращением смотрела, как Григорий, достав из холодильника помидор, закусывал им принесённую текилу. Прямоугольная литровая бутылка, как мне показалось, занимала весь кухонный стол.
– Уберите, пожалуйста, бутылку, – попросила я.
– Лады, убираю. – Григорий переставил текилу к ножке стола. – Мама твоя спит ещё? Давай я пока с собакой по старой памяти погуляю. И включи телефон, наверняка знакомые интересуются, куда ты делась.
Как только я включила телефон, он переливисто зазвонил.
– Алло.
– Настя ты хочешь меня в гроб ввести? Твой телефон не отвечает. – Усталый голос отца сжал мне сердце.
– Папочка, извини, я думала ты на даче.
Кашлянув, папа сдержанно ответил:
– На даче, Настя, тоже есть телевизор, и я видел выпуск криминальных новостей. Где твоя мамаша?
– Спит. Перепила вчера на дне рождения дяди Игоря.
– Разбуди.
Резво вскочив с дивана, мама перехватила у меня телефон и долго разговаривала с отцом. А я снова залезла в тётушкин сейф. Он был на треть заставлен коробочками с украшениями, но денег в нём не было ни копейки, ни доллара, ни рублика, ни еврика. А на что жить, если идти на нелюбимую работу не хотелось?
Лучше всего мне думается в ванной, и я отправилась туда.
Пока я бултыхалась в ароматной тёплой воде булькающей «джакузи», мама приготовила завтрак, а вернувшийся с выгула собаки Григорий, звонил в охранную фирму договариваться о смене замков.
Во время завтрака позвонила Мила и осторожно спросила, не случилось ли чего у меня? У неё на работе, в скучнейшем издательстве, одна тётка сказала, что утром по телевизору был сюжет о несостоявшемся ограблении где-то в районе Студенческой улицы. Там ещё собачку, йоркширского терьера, показывали.
– Мила, приезжай в гости вечером, я тебе новый адрес продиктую.
Отключив трубку, я внезапно вспомнила, что именно сегодня мне надо было выходить на работу, и поскакала в комнату переодеваться. Мама заглянула ко мне.
– Ты чего?
– Мне надо показаться на железобетонном комбинате. Продлю заявление об отпуске за свой счёт. У тебя есть деньги на такси?
Мама развела руки.
– Нет, всё вчера истратила. С ума сойти, такое наследство, и ни копейки денег. Григорий! Вы не дадите немного в долг? А то Насте надо доехать до работы!.. И мне на хлеб не помешает. С маслом.
Григорий вышел в коридор, вытирая салфеткой рот, достал из кармана две купюры по пять тысяч и молча протянул маме.
– Мы отдадим. – Мама честно смотрела на него.
– Да ладно, это не деньги. – Сморщился Григорий. – А вот на счёт продажи квартиры надо переговорить подробнее.
Я не стала слушать продолжения – мама легко скушает Григория и без моей помощи.
Как всегда, на работе уборщицы начинали громко здороваться со мной через всю длину коридора. Электрик Евгений вмялся при моём появлении в стену, и старался не дышать, надеясь, что утренний амбрэ не дойдёт до меня. Я никогда не ленилась прочитать ему лекцию о вреде алкоголя на рабочем месте, но сегодня было не до этого.
В заводоуправлении я накатала заявление о ещё об одной неделе за свой счёт и быстро подписала его у замдиректора, мужика безвредного, кругленького, в сером костюмчике и считающего дни до выхода на пенсию. Объяснять ничего не надо было, мама уже позвонила, и пожаловалась на моё плохое самочувствие.
Выдав уборщицам очередную партию порошка и чистящих средств, я попросила слесаря, практически не пьющего и ответственного, присмотреть за оболдуем электриком, разрешила без моей подписи выполнить заявки по электролампочкам и мелкому ремонту в кабинетах, и разрешила Евгению оформить вместо болеющей второй месяц уборщицы, его жену.
Уборщица со второго этажа начала жаловаться на отсутствие хороших перчаток, но я уже вприпрыжку шла к проходной, хотелось домой и никогда не видеть ЖБК ни снаружи ни, тем более, изнутри.
– Я решила пока в Катиной квартире ничего не трогать. – Сообщила мне мама. – Не знаю уровня цен. Поеду к отцу на дачу, и там что-нибудь присмотрю для продажи, а то в холодильнике пусто.
Дожевывая бутерброд с подсохшим сыром, я пожелал ей удачи. Уже одетой, мама вернулась от двери.
– А квартиру придётся продать. Нехорошая она. Не зря, конечно, Гриша за неё такие деньги предлагает.
Я согласно покивала. Опять затренькал телефон, и пришлось отложить второй бутерброд. Звонил Сергей Дмитриевич, назначил мне встречу на завтра, на одиннадцать, в своём кабинете.
Что там мама говорила про квартиру? Нечисто здесь? А может, Катя действительно что-нибудь спрятала, и Григорий об этом знает? На сколько это «что-то» может потянуть, если Григорию не нужны ни дорогие картины, ни драгоценности?
Что можно спрятать в квартире небольшое по объёму? Та-ак. Деньги, наркотики, бриллианты, компы с информацией. Что ещё?
Стервочка пришла на кухню и смотрела на меня с осуждением. Вот так! Не успела она заснуть, как без неё завтракает.
Я спросила собаку: что же могла здесь спрятать Катя, но Стерва чихнула и тявкнула, требуя завтрака. Я наложила ей в блюдце варёной телятины, и смотрела, как она ест кошачьими движениями. Уникальная собака, толку от неё никакого, стоит бешеные деньги, и люди готовы их отдавать, потому что с ней приятно общаться, смотреть на такую милую мордашку, и видеть преданные глаза.
Йоркширка доела мясо, пукнула и застучала тонкой лохматой лапой по полу, напоминая о прогулке.
На улице шел дождь со снегом. Гулять я решила, не выходя из-под козырька подъезда. Стерва в таких случаях очень быстро решала свои проблемы. Лавочка у подъезда была с одного конца сухая, и только я прицелилась сесть на неё, как послышался скулёж моей собаки. Я в два прыжка запрыгнула за кусты.
Старый перекормленный пудель философски смотрел мутным взглядом на Стерву, а она сидела перед ним, и почему-то скулила. Хозяйка пуделя, толстая тетка, мерным голосом выговаривала обоим:
– Как не стыдно, пожилой пенсионер, а такие вещи делаешь.
Запыхавшись, я встала около огромной женщины, в фиолетовом плаще, между прочим, стоимостью за две мои зарплаты.
– Какие он вещи делает? – спросила я у рыжего пса.
– Наскакивает. Ему до встречи с собачим богом полграмма осталось, а он наскакивает. Испугал бедняжку.
Особенного любовного пыла и страсти в пуделе не наблюдалось. Он всё так же сидел перед Стервой, и она смотрела ему в глаза. Гипноз.
Сбоку потянуло табачным дымом. Обернувшись, я увидела вчерашнего парня, красавца. А вот и мой гипноз. Взгляда отрывать от него не хотелось. Нос с горбинкой, волнистые светлые длинные волосы до плеч. Парень плавным жестом, пропуская волосы сквозь пальцы, завёл пряди назад. В руке с сигаретой у него болтался собачий поводок… Значит, есть надежда ещё раз его увидеть.
Женщина дёрнула меня за рукав.
– … Не говорят кто?
– Кто?
– Ну, грабитель твой. – Настойчивая тётка так внимательно смотрела на меня, что захотелось с нею поговорить.
– Не говорят, кто был тот парень. – Я пожала плечами под тонким пальто. – Документов при нём не было.
– Не страшно тебе спать-то в квартире после Кати? Душа, она сорок дней на земле ещё кружит.
– Пока не страшно. Тем более, что я скоро съеду с этой квартиры.
– Куда? – Женщина с тревогой посмотрела на меня. Самые любопытные пенсионерки в мире, это российские пенсионерки.
– Пока не знаю куда.
Мне разговор был не интересен, мне интереснее было смотреть левее. Парень широким жестом бросил сигарету в кусты, и пошел прочь. Я готова была идти следом. И уже сделала шаг… но тут Стерва очнулась и ломанулась к подъезду. Крикнув тетке: «До свидания», – я похромала за собакой.
В коридоре Стервочка отряхнулась, и, пока я снимала сапоги, убежала прятаться. Она терпеть не могла мыть лапы. Я, не спеша, надела тапочки и пошлёпала её отлавливать. Стерва спряталась за пальму в гостиной, и даже зарычала на меня.
– Иди сюда, лохматик.
Собака обнажила мелкие зубы, и сделала рывок в сторону. Я тоже сделала рывок, Стерва наткнулась на мою руку, оттолкнулась от неё, подпрыгнула и сбила полуметровое плоское керамическое кашпо на стене. Кашпо разломалось на куски. На моей руке остались три кровавые царапины. Стерва забилась под белую тумбочку, а я развернулась и пошла за веником.
Доставшаяся от Кати тумбочка для макияжа – мечта. Белого дуба, с большим овальным подвижным зеркалом, с ящичками для парфюмерии, небольшая, на гнутых ножках. Стервочка чувствовала себя под тумбочкой более, чем комфортно.
Ничего себе я взялась за наследство. Вчера столик стеклянный грохнула, сегодня кашпо ручной работы расколотила – так, глядишь, вернусь в прежнее полунищенское состояние.
Тщательно собрав крупные куски керамики и комья земли, я достала пылесос. Пострадавший плющ необходимо было пересаживать. Например, к пальме.
Потянув за ветку, я размотала длинное растение, и увидела в его корнях плоский полиэтиленовый пакет. Полиэтилен был очень плотный, и почти непрозрачный – но евро, они и в Африке евро.
