Марина Болдова
Нехитрая игра порока
Глава 7
Тогда, валяясь на пляже в одиночестве, я и познакомилась с Игнатом Потехиным – Ганей. То самое свидание, которое тот с уверенностью предрек, состоялось уже вечером. Кто из нас напился первым, позже не смогли вспомнить ни он, ни я. Но что мы помнили четко, так это предутренний спор – кто в семье должен готовить завтрак. Заявление Игната, что этим человеком будет он, я восприняла со смехом – моя маленькая кухня никак не вмещала Ганю. Ни целиком, ни сидящим у небольшого столика: одну свою ногу сорок пятого размера он накануне, умостившись на крошечном для него табурете, выставил в узкий коридорчик, благо кухонная дверь была снята с петель уже давно.
Поженились мы наспех через два месяца. В тот же день состоялось и открытие ветеринарной клиники Потехиных «Милый друг» (владельцы – отец и сын). Из ЗАГСа мы рванули на такси туда, успели к приезду из Сургута отца Игната, который женитьбу сына посчитал рядовым актом, а вот открытие «дела жизни» – знаковым событием. Один тост был все же им произнесен и в нашу честь: «Плодитесь и размножайтесь, аки все божьи твари!»
Вот с размножением у нас с Ганей не заладилось, активно плодились лишь хомячки, которых мой большой муж обожал до такой степени, что держал клетку дома в нашей спальне. Мне казалось, они работают над потомством сутками, в отличие от нас, изредка вспоминавших перед сном о супружеских обязанностях.
Лишь на третьем году жизни я выяснила, кто именно называл мужа Ганей. Ею оказалась его первая любовь, а не мама, как можно было предположить. Свекор при очередном визите как-то раз в сердцах высказал сыну, что, мол, девку ты какую-то квелую в жены взял – ни родить, ни пощупать. Вот Аннушка бы… Для ушей моих эта фраза не предназначалась, но, подслушав ее, я поняла, что брак наш обречен – Игнат в ответ предательски промолчал.
Хорошо, не было у меня к нему любви. Ни полкапли. Лишь ровное чувство к «милому другу». Предлагая расстаться, я даже не подозревала, что вызову такую бурю протеста. Игнат плакал как ребенок, клялся в верности, но не произнес ни слова о любви. На вопрос: «Что же так убиваешься – так сильно любишь?», он ничего не ответил – что ценила я в нем более всего, так это неумение врать.
Он все же выехал из моей квартиры, попросив не подавать на официальный развод. Я согласилась, в результате сохранив с ним добрые отношения…
Сейчас, пребывая в уверенности, что Герда Юренева будет Игнатом обласкана, вылечена и одарена лучшим кормом, не волновалась. Спокойна я была и за самого Макса. История с Юреневым хотя и казалась далекой, но удовлетворения от завершенного дела я не испытывала. Казалось бы, сделала все, что могла: и собаку нашла и пристроила, и Макса не оставила без помощи, поручив его Петру. Только почему тот не позвонил?
Вот в этот момент и запел мобильный. Я остановилась, достала телефон и, не посмотрев на экран, подключилась. Вслед за своей мыслью о мальчишке машинально назвав мужа Петром, получив гневную и ревнивую отповедь, выдала загадочный смешок (типа, понимай, как хочешь) и выжидательно замолчала. А Игнат неожиданно коротко приказал: «Обернись!»
Свою большую машину мой муж кое-как, боком, припарковал на стоянке банка, сам же, скрестив руки на груди, стоял посреди тротуара, не обращая внимания на прохожих, опасливо обходивших его с двух сторон.
– Давно за мной следишь? – не удержалась я.
– От церковных ворот. Авто не мог притулить – понаставили знаков! А с какого перепугу вдруг такая набожность в тебе проснулась? И что там за сборище ментов, отпевают кого или по делу тусуются?
– Нищего какого-то убили, – не стала я посвящать бывшего мужа в подробности. – Что там с Гердой?
– Все в порядке уже. Ей ввели фенобарбитал в немыслимой дозе. И где взяли без рецепта, гаденыши?!
– Отец одного из подростков в ветклинике работает. Похоже, задумали они акцию давно, но я не успела выяснить, за что они так с Максом.
– Макс, значит… и кто он тебе? А я-то подумал, ты просто мимо проходила…
– Мимо и проходила! А Юренев – бывший одноклассник, – вот обсуждать сейчас с Игнатом мою первую любовь я была не готова. Хотя мой муж все знал…
В первую нашу встречу я жаловалась и плакала. Об этом наутро сообщил мне Игнат, вытянувший у меня все подробности о подлом поступке Юренева. «Хочешь, убью его?» – спросил вполне серьезно, а я рассмеялась. Рыхлый и неспортивный, хотя и очень высокий Ганя в моих глазах был смешным и добрым. И никак не мог никого убить. Мастер спорта по дзюдо Юренев вырубил бы его, уверена, одним точным ударом. Шансов у Гани не было. На мой смех он не отреагировал, только сжалась в кулак правая ладонь и потяжелел взгляд. Я тогда быстро сменила тему…
– Так вот он какой… вижу, судьба наказала! Ладненько. Собаку отдам завтра к полудню. Сама заберешь? Могу и к дому подвезти, куда прикажете.
– Я не знаю, где сейчас живет Юренев. Паренек, что с нами был, должен был проводить его до квартиры. Что-то не звонил пока… Я наберу тебе утром, Ганя, потом решим. Спасибо!
– Лады. Тебя подвезти?
– Не нужно, прогуляюсь.
Почему я не сказала ему, что за сегодняшний день дважды осиротела? На этот вопрос ответа не было. С грустью подумав, что вот и Ганя стал для меня совсем чужим, даже с днем рождения забыл поздравить, я махнула на прощание рукой и побрела дальше.
До дома я добралась за десять минут, еще две мне понадобилось, чтобы дойти до квартиры и открыть замок. Парня в темной куртке, который спускался по лестнице и слегка задел меня плечом, я не знала. Почему вдруг решила, что он цыган? Блеснула цепь на запястье, когда он поднял руку, чтобы накинуть на кудрявую голову слетевший капюшон, на тонком пальце сверкнул красным камнем перстень. Мысль, что слишком уж много золота, мелькнула и тут же пропала – я вошла в квартиру…
Никогда бы не подумала, что еще раз по доброй воле наберу этот номер. Серый кусок картона дрожал в моей руке, мешая точно разглядеть цифры. В ответ на с досадой прозвучавшее: «Слушаю», я пролепетала, что меня обокрали, и расплакалась.
Приказ Фирсова ничего не трогать я выполнила буквально – опустившись на низкий стульчик в прихожей и вцепившись в свою сумку, застыла в неподвижности и просидела так до его приезда. То есть ровно девятнадцать минут. Рассуждать трезво не получалось. Одна только мысль, что, приди я минутами раньше, случился бы еще один… труп? Мой собственный! Представив себя бездыханно лежащей с перерезанным горлом на полу прихожей, я вскочила, подбежала к двери и закрылась еще и на цепочку. Такого страха я не испытывала уж точно никогда. Прислушиваясь к звукам за входной дверью – нет, вроде тихо, я не сразу заметила мигающую лампочку на домофоне – звонок был у меня отключен.
– Бахметева, вы там что, уснули?! С вами все в порядке? Впустите же наконец меня в подъезд! – рявкнул динамик голосом Фирсова.
Несколько минут наедине, ни одного вопроса, лишь презрительный взгляд, каким он дважды одарил меня – сначала, когда осматривал замок (ну, хлипкий, да…), и позже, когда открыл дверцы стенного шкафа: вещами тот был забит под самый потолок. Идеальный порядок, наведенный при генеральной уборке в прошлом месяце, нарушил на днях Игнат, доставая зимнюю куртку: он до сих пор хранил здесь свою сезонную одежду.
– Ну и что все это означает, как думаете, Асия Каримовна? – задал уже спокойно вопрос Фирсов, впуская в квартиру двоих: участкового и пожилого мужчину в штатском.
– Похоже на ограбление… или нет? – Я рискнула посмотреть ему в глаза и невольно вздрогнула – на этот раз во взгляде было веселое любопытство.
«Черт, нужно было просто позвонить в участок, прислали бы дежурную группу», – подумала я. Мое запоздалое сожаление было прервано приказом: «Пройдемте!»
Когда-то мама на мой вопрос, почему она во всем слушается Карима, ответила одним словом – «люблю». Мне, десятилетней девочке, только что получившей от отчима категоричный отказ в поездке с родителями Сони на дачу, было обидно до слез. Причину Карим не озвучил, она стала понятна лишь ближе к вечеру – он приготовил нам сюрприз: шестичасовую прогулку на теплоходе. Оказалось, нам есть что отметить – очередную годовщину их с мамой свадьбы. «Он мог бы устроить романтический вечер Лидии, все-таки это их праздник. Но Карим считает этот день датой рождения нашей небольшой семьи. Он – великодушный человек, Асенька», – бабушка, надев свое лучшее платье, уже была готова к выходу. Мне же оставалось лишь заплести косу. От стыда за себя (забыла, да и наговорила отчиму много чего лишнего) я расплакалась.
Косу мне заплетал Карим – быстро справиться с непослушными жесткими кудрями удавалось только ему…
Наверное, Кариму я обязана тем, что во многом веду себя как покорная восточная женщина. Вот и сейчас я молча подчинилась Фирсову, направившись в первую очередь в спальню.
Кто бы ни рылся в моих вещах, сделал он это аккуратно. Кучки одежды из гардероба лежали рядком на кровати, ящики комода были просто выдвинуты. Досталось лишь книгам. Опустошив полки, вор оставил тома на полу.
Фирсов достал из кармана тонкие перчатки и, с трудом натянув их на руки, в первую очередь подошел к пачкам книг. Присев на корточки, он бегло просматривал одну книжку за другой и ставил на полку. Пару раз, прочтя название, он бросил на меня удивленный взгляд. Я видела, что в тот момент он держал в руках – любовные романы в мягкой обложке.
– Ай-ай, Асия Каримовна… вроде бы такая серьезная женщина, математик… психолог… а такую ерунду читаете!
– А такие, как вы, вообще ничего не читают! – парировала я. – Можно я сама потом… приберусь? Без вашей помощи!
– Да пожалуйста! – Фирсов поднялся. – У вас есть сейф или еще какой-то тайник? С драгоценностями. – В голосе следователя мне послышалась насмешка.
Я уже и сама потянулась к дверце прикроватной тумбочки, поняв, что на ключ та не закрыта. Там, в большой шкатулке ручной работы, хранились мои украшения, ценность которых для опытного вора была сомнительна – золото я не любила, а эксклюзивная бижутерия вызывала восторг лишь у ценителей.
– Стоп! – вновь прозвучал короткий приказ. – Не трогайте!
Пока эксперт снимал отпечатки пальцев, Фирсов под мою диктовку составлял список украшений.
– Это все? – На этот раз он смотрел на меня как на экзотического зверька. – А золото, бриллианты?
– Вот! – Я показала ему безымянный палец правой руки, на котором красовался узкий золотой ободок.
– Обручальное? Так вы же одна живете! Зачем народ в заблуждение вводить?
Я что-то не поняла – о каком он народе? Кому вообще дело до моих… колец на пальцах! Конечно же, первым желанием было ответить: «Не ваше дело!» Конечно, я могла бы оправдаться – официально мы с Игнатом не разведены, но я лишь пожала плечами.
– Я закончил. – Эксперт поставил на тумбочку шкатулку. – Посмотрите, все ли на месте?
Странный вор прихватил лишь небольшую подвеску на тонкой серебристой цепочке: плоская малахитовая змейка с металлическим хвостом в виде плоского же ромба. Глаз змеи был красного цвета, я даже не знала, какой это камень – как-то не задавалась ранее этим вопросом. Но змейка была подарком Карима, о чем я тут же сообщила Фирсову.
– Вы по-прежнему настаиваете, что у Бахметева и Гиржеля не было общего прошлого? – на этот раз голос майора прозвучал устало.
Глава 8
Вот так прошел мой день рождения. Два трупа, знакомство с хамоватым следователем, встреча с давно забытым прошлым – Юреневым. Положительных эмоций – ноль, букет от коллег и подаренные директором лицея полдня свободного времени не в счет. То, что не поздравил Игнат, понятно – на моей памяти заранее приобретенный подарок он вручил ранним утром лишь однажды. Но молчание Сони обидело…
Вскоре после ухода Фирсова позвонил Петр – парень не только сопроводил Макса до дверей квартиры, но и сходил за продуктами. «Герду я завтра днем приведу из клиники, с вашим мужем договорился, не беспокойтесь», – закончил он и, попрощавшись, отключился.
Домофон мигал красным огоньком, сейчас я уже вспомнила, почему отключила звонок еще вчера вечером – дважды кто-то посторонний пытался прорваться в подъезд, нажав вызов случайной квартиры. Следом пришла мысль, что это мог быть все тот же сегодняшний вор – накануне из динамика в ответ на мой вопрос не раздалось ни звука.
– Кто там? – спросила я настороженно.
– Аська, долго еще будешь меня держать на улице, а? Не лето! Холодно! Открывай, именинница!
Я не сразу поняла, что вижу на Соне тонкий плащ. Плащ! Когда на улице минус пятнадцать! И что он явно чужой – плечи свисали, а рукава были подвернуты несколько раз. Шелковое кашне, намотанное под воротник и завязанное узлом, было мужским, я даже знала, чье оно – Сониного отца. Точно такое же кашне было когда-то и у Карима – наши с Соней мамы как-то раз случайно положили под елку одинаковые подарки своим мужчинам.
– Так, Аська, ничего не спрашивай, отдышусь, сама расскажу. На, держи, тебе она всегда нравилась. – Соня протянула мне атласный мешочек, обняла и чмокнула в щеку. – С днем рождения, подруга!
Я развязала шнурок. На ладонь выскользнула винтажная брошь от «Трифари».
– Нет… не возьму. – Я не в силах была оторвать взгляд от «жемчужного» букетика. Но мне было известно, как досталась ей эта вещица – она купила ее в небольшом магазинчике в Киеве на первые заработанные самостоятельно деньги. Что должно было произойти, чтобы Соня добровольно рассталась с любимым украшением?
– Возьмешь! И будешь хранить вечно в память обо мне. Потому что еще один скандал с мужем я не переживу. – Соня, сняв свои затемненные очки с диоптриями, смотрела на меня со страхом.
В этот момент вновь замигал огонек на домофоне.
– Только не открывай! Это Денис! Он совсем слетел с катушек, пьет уже в клинике, запершись от персонала. И сейчас он невменяем, Аська! Не открывай.
Ох, не зря я не стерла то видео, которое передал мне наш с Сонькой одноклассник Сашка Сытов. Он был кинооператором на свадьбе Сони и Дениса. Марченко и здесь сэкономил, пожалев денег на профессионала и пригласив снять свадебный фильм студента первого курса ВГИКа. Сашка сделал, что мог: свадьба была скучной, показушной и нужной лишь самому жениху – с его стороны гостями были сплошь полезные ему чиновники с женами (он готовил к открытию стоматологическую клинику, деньги дал после долгих уговоров дочери полковник Барковский). Сонины родители, изначально не желая дочери в мужья Марченко (привезла она жениха из поездки в Киев), о торжестве сообщили лишь Сониной тетке. Собственно, как сказал мне Сытов, снимать было нечего, он шлялся по коридорам отеля, в ресторане которого была свадьба, пока в укромном уголке не заметил жениха, с пылом нетерпеливого подростка обхаживающего горничную. Фирменное платьице уже было задрано к талии, Марченко торопливо расстегивал брючный ремень. В этот момент Сашка включил запись на камеру. Вполне профессионально снятый пятиминутный эпизод он позже смонтировал отдельно и отдал мне со словами: «Вот же Соньке урод достался…»
Да, я сейчас готова была применить шантаж.
– Иди в комнату! – приказала я Соне, нажимая кнопку микрофона и пожалев, что жители нашего подъезда поскупились на установку видеосвязи.
– Открывай, Бахметева! Со мной полиция, Сонька вынесла из дома все золото! Воровка! – Муж Сони с трудом ворочал языком, явно употребив запредельное количество крепкого спиртного.
Злость во мне искала выхода, и, будь этот алкаш рядом, я бы не смогла сдержаться. Как сбить с ног подсечкой нетвердо держащегося на ногах пьяного мужика, меня научил Карим. Правда, на практике я прием применила лишь раз в жизни.
– Слушай меня внимательно, Марченко. Не уберешься на счет «три» – известное тебе видео отправится на смартфон Осипу Семеновичу. Что он с тобой сделает, боюсь даже предположить. То, что отправишься баюкать обиду в свое родное село под Киевом, даже не сомневайся. Начинаю отсчет – один… ты еще здесь? – взяв себя в руки, произнесла я.
– Тварь ты, Бахметева! Думаешь, тебе долго осталось? Сдохнешь, как твой отчим! И к тебе придут! – донеслось из динамика.
– Зря ты так! Два, три, отправляю! – быстро проговорила я, нажимая «переслать видео» на телефоне. – Готово, Марченко! Беги шмотки собирай.
* * *
– Я не спрашиваю, почему ты мне не рассказала тогда, в день свадьбы, – это понятно: та Соня была влюблена до одури и уничтожила бы ролик сразу. Но почему ты не показала мне его в тот день, когда Денис выгнал меня с Илюшкой из дома? Без вещей и денег! Из родительской квартиры! – Соня, переодевшаяся в мою домашнюю пижаму, сидела, забившись в угол дивана.
– А ты не помнишь, как уговаривала меня не сообщать об этом факте отцу? Как плакала, оправдывая Марченко, что устает, бедный, руководить клиникой, приходит за полночь, живет, бедняга, в постоянном стрессе! А денег все не хватает… Я замазывала тебе синяки тоналкой, а ты пела дифирамбы мужу. Я тогда слушала и понять не могла – ты дура или любовь у тебя такая дурная? Мы почти поссорились, помнишь? Когда он позже приехал, весь такой виноватый и жалкий. Все простила! Чуть не волком на меня смотрела – мол, видишь, раскаялся Дениска. Теперь все будет по-другому. А после этого случая ты перестала мне звонить…
– Это ты мне не звонила бог знает сколько времени!
– Сонька, да ты же вскоре опять беременной сделалась. По срокам выходит, вы в тот день так мирились… бурно, что Инку заделали? Не красней, не девочка. Представь, я, да и родители твои, уверена, были в шоке. Каюсь, решила не встревать в ваши с Марченко отношения. Потому как теперь ясно – такие «марченки» не меняются, диагноз у них пожизненный.
– Он талантливый руководитель, Ася. Не отнять…
– И даже не начинай! Все! Пора заканчивать это нытье. Мы сейчас поссоримся, и я выгоню тебя на улицу в том же плаще, в котором ты пришла!
– И свитерка теплого не дашь? Или шарфика с шапочкой? – Соня улыбалась. – Помнишь, твоя бабушка связала нам одинаковые комплекты? Шарфы в бело-сине-зеленую полоску, а шапки разные.
– Твоя – зеленая, моя – синяя.
– Точно. Сказала – под цвет глаз. Ась, что происходит, а? Карима убили, а ты ко мне даже не зашла! Хотя бы в клинику…
– Прости! Была у Тарановой, она отговорила – сказала, вы все в Раздольном. И, если честно, ждала твоего звонка с поздравлениями. Глупо, конечно, но даже обидеться успела.
– Ты подумала, что я забыла? Да и не уезжала я из города, напутала Нина Андреевна. В клинике была до последнего пациента. А к тебе собираться стала, Марченко докопался. У него новая фишка, Ась, – мол, я детей родителям сбагрила, чтобы мужиков домой водить. Он-то в клинике «сутками пашет», иногда и ночевать остается.
– Придурок. Он серьезно?
– Вроде того. А что ты у «чертовой вдовы» делала? – перевела Соня тему.
– Зашла узнать, не заметила ли, когда Карим вернулся. Подумала, вдруг уже давно в городе, а ко мне ни ногой? Но нет, вчера вечером приехал. Сонь, только смерть Карима сегодня не единственная, убили и моего отца Михаила Гиржеля…
Глава 9
Вот именно этого мне и не хватало – ее скупых эмоций. Соня не охала, не задавала бессмысленных вопросов «а как же?», «а кто же?», не выражала сочувствия. Она молча слушала, изредка прикладывая тыльную сторону ладони к губам, словно запрещая себе говорить. На ее побледневшем лице жили лишь глаза, то наполняясь слезами, то темнея радужкой.
– Следователь ушел буквально незадолго до твоего прихода, – подытожила я свое повествование. – Завтра утром этот хам ждет меня на допрос.
– По-моему, он просто делает свою работу. Не понимаю, почему ты так злишься? Кстати, о «цыгане» рассказала?
– Нет! Да я вообще в его присутствии обо всем забываю!
– Сильно! Даже любопытно, что за монстр такой этот майор? Имя-то у него есть? Впрочем, не важно… Вот что! Я знаю, что можно сделать уже сейчас. Позвонить отцу. Странно, что он сам еще… а ты точно ему видео грехопадения Марченко скинула?
Я машинально кивнула в ответ, тут же вспомнив о последних словах Тарановой. Да, пожалуй, Осип Семенович сможет ответить на вопрос, каким образом Кариму досталась квартира в доме высших военных и милицейских чинов.
– Время, Сонь, позднее, давай все звонки на завтра. Послушай, до меня вдруг дошло, что о прошлом отчима я ничего не знаю. Я имею в виду подробности. Выходит, не интересовалась? Не может быть! Наверняка задавала вопросы. Ответа не было? Почему-то вся его жизнь для меня – только с нами! А до нас? Знаю, что родился в Москве, много ездил по миру. Знаю, что имеет два высших – техническое, и… черт, забыла… да, учился в Питере, в художке. А с мамой познакомился здесь. Скажи, вы давно живете в этом доме?
– Очень давно, квартира еще деда. Он дослужился до генерал-майора, поэтому квартиру эту получил законно. Бабушка только после его смерти уехала в Раздольное.
– А Карим?
– Как рассказывала мама, Карим привез вас, когда мне исполнилось три года. В день моего рождения. Тебя, чтобы не путалась под ногами при разгрузке вещей, мама сразу забрала к нам. Она вспоминает до сих пор, как ты ходила по моей детской и боялась дотронуться до игрушек. Такая вся деликатная, вежливая. Я-то росла балованным ребенком – если что хотела, ревом добивалась. Это уже позже отец вдруг озаботился моим воспитанием. Пошли запреты на любое баловство… Мамы наши сразу нашли общий язык, но с моим отцом вообще трудно общаться. Мне иногда кажется, он нарочно ни с кем близко по жизни не сходился. Я имею в виду, что друзей у него нет. Я таковых не знаю! Хотя помочь готов любому. Вот и с отчимом твоим поддерживал лишь соседские отношения. Не думаю, что и тот с папой откровенничал.
– А кто жил в квартире до нас? То, что она принадлежала на правах собственности Кариму, я знаю. Позже, когда мне исполнилось шестнадцать, он по одной трети отписал мне и маме. Он жил там один? С какого времени? Знаю, что мама стала ему первой законной женой. А ему исполнилось тогда уже тридцать пять!
– Ничего странного. Не все мужики сразу лезут в петлю брака. Карим женился на тете Лиде по любви, к гадалке не ходи. А почему тебе это так важно, где он жил?
– Таранова утверждает, что отец и отчим были знакомы. И очень близко. Мне даже показалось, она так ловко подвела меня к мысли, что это отец убил Карима! Мол, на почве давних разногласий. И в то же время она уверена, что они были чуть не друзьями. Что-то тут не сходится. Где они подружиться успели?
– Возможно, они встречались, когда Гиржель навещал мать?
– Да, но почему Карим присутствовал при этих встречах? И все это происходило в то время, когда его любимая дочка Асия была в школе!
Я вновь испытала досаду. Чувство, что меня обманывали близкие, лишало опоры. Той надежной правды, за которую цепляется каждый ребенок, выросший в полноценно счастливой семье.
– Ася, а нужно оно тебе, это копание в прошлом?
– Да, Сонечка. Я бы сказала – зерно упало в почву. И этим зернышком, хотя может показаться странным, стала не смерть Карима, а «воскрешение» из мертвых Гиржеля. Можешь не верить, но, впервые увидев его среди нищих, я испытала такой страх, что готова была бежать в полицию. Понимаю, глупо. Но должна быть причина для этого его бегства ото всех. И я боюсь, что ее, эту причину, уже не узнать. И женитьба Карима на Элизабет тоже выглядит… бегством! Думаешь, почему я с ним резко порвала? Со дня смерти мамы прошло девять месяцев, Соня! А он влюбился снова! И тут же женился. А потом они как-то быстро умотали в Англию. Причем Карим приложил максимум усилий, чтобы уговорить меня уехать с ними!
– Уверена, что влюбился?
– Тогда, шесть лет назад, даже не сомневалась. А сейчас думаю, что были для такой спешки причины. По крайней мере, как вариант – две. Первая: здесь все напоминало о маме, то есть Кариму было просто психологически тяжело. Это я еще могу понять. Не принять, нет, конечно. Объяснить. Подвернулась Лизка, такая вся симпатичная вдовушка, молодая, да еще с заграничной недвижимостью. Влюбить ее в себя так, чтобы голову потеряла, для Карима, уверена, не составило труда.
– А вторая причина?
– Здесь сложнее. И все мои выводы основаны скорее на интуиции, чем на четкой логике. И подумала я об этом только сегодня, когда Нина Андреевна только что не материлась, настаивая на том, что Гиржель и Карим были близко знакомы. Видела бы ты, как разозлилась эта ведьма, когда я возразила! Допустим, что на самом деле у них существует какое-то совместное прошлое. Кстати, следователь на этом тоже настаивает, но тут все ясно: раз убили одним способом, да в один день – уже связь! Так вот, о прошлом. Что, если Карим был знаком с Гиржелем в то время, когда влюбился в маму? Мой биологический отец тогда жил уже с другой женщиной, никакого отношения к нам с мамой не имел. Так… мне было три года, значит – девяносто четвертый год… стоп! Нина Андреевна сказала, что ее сын в это время воевал в Чечне. А он был боевым командиром Гиржеля. Не сходится что-то… Тогда остается одно – мама сама их познакомила. Или бабушка. Карим мог застать Гиржеля, когда тот пришел навестить мать. А дальше – полный абсурд. Они вдруг настолько сближаются, что при прощании обнимаются, как старые друзья! Нина Андреевна наблюдала, по ее словам, эту трогательную картину не один раз.
– Не понимаю, что тебя так удивляет? Нормальные отношения взрослых мужчин. Никто никому не должен. Ну, любили одну женщину, но в разное же время!
– А я все же думаю, где-то они пересекались раньше, еще до встречи Карима с мамой. Короче, Соня, мне нужно попасть в ту квартиру. Там опечатано, придется следователя просить. Черт! Да! И нужно все-таки сообщить Ольге о смерти ее отчима.
– А стоит? Для нее он давно мертв. Учитывая, что он ее вырастил как дочь, удар серьезный.
– Так я уверена, что следователь ее завтра так и так на допрос выдернет. Меня же, как только Карима не стало, допросил! Брр… как вспомню… Представляешь, у меня приступ, а он сунул стакан с водой и таким рыбьим глазом косит – мол, скоро ты там придешь в себя. Никакого сочувствия!
– У него работа такая.
– Что ты его оправдываешь все время?! Человек он или робот? – Я подозрительно покосилась на Соню, одновременно открывая крышку ноутбука. – Ладно, не о нем речь. Ольга… Если она в Сети, напишу свой номер, попрошу позвонить. Срочно. Что там со временем?
– Пять минут девятого.
– В Сети на мобильном, – я написала короткое сообщение. – Всё, ждем.
– Ты о ней что-нибудь знаешь? Чем занимается?
– Хирург-офтальмолог в областной глазной клинике, кажется, не замужем. Во всяком случае, фотографий с мужчиной у нее на странице нет. Детских тоже. В основном все альбомы заполнены снимками из путешествий. Да и тех не так много. Вот, смотри. – Я повернула ноутбук экраном к Соне.
– Лицо приятное… – Соня посмотрела на меня с сомнением.
– Ну да. Не красавица.
– И вы даже не переписывались?
– Нет, только лайки друг другу регулярно ставили на фото. Вроде вежливый паритет. И не друзья… Да, добрый вечер, слушаю, – ответила я на вызов. – Ольга, я хотела вам сообщить… вы в курсе? Ах, следователь… приедете? Хорошо, записывайте адрес.
– Неужели приедет? Сейчас?
– Да. Сказала, что живет близко, у речного порта. Как я и думала, ей завтра утром тоже идти в следственный комитет. Поэтому и хочет пообщаться до того. И у нее для меня имеется важная новость. Важная, Сонь! А что может быть важнее убийства близкого человека?
