Как жил Славка совком, так и хоронили его по советским традициям: в обитом красным кумачом гробу, с венками из бумажных цветов, с духовым оркестром, играющим похоронный марш, и с трогательными выступлениями коллег по работе.
На похороны я опоздала и присоединилась к траурной процессии только на кладбище. Строгий дядечка от руководства рассказал, каким хорошим парнем был наш Славик: за рублем не гнался, работал честно и достойно, всю душу вкладывал в родной завод и заслужил долгую и светлую память у потомков.
Вокруг гроба стояли родные и близкие покойного. Слева от изголовья – Раиса Карповна, за ней Павел Иванович, потом стояли соседи и друзья Гончаровых. Славины сослуживцы стояли чуть поодаль, не мешая родственникам прощаться с покойным.
Раиса Карповна была бледна до синевы, не кричала и не плакала. Лицо ее выражало глубокую скорбь, но вела она себя очень странно. У меня даже создалось впечатление, что сознание ее в этот момент находится где-то далеко: она что-то тихо шептала и отрешенно покачивалась из стороны в сторону. Боясь, что Раиса Карповна может упасть, Павлу Ивановичу приходилось крепко держать ее под руку. Сам он тоже выглядел неважно, но, в отличие от жены, мыслями был рядом с сыном: часто подносил платок к глазам и поправлял цветы у изголовья гроба. Смотреть на эту картину было тяжело.
Я отвела глаза от Славкиных родителей и оглядела толпу. В отдалении, рядом с чужим надгробьем, стояла Лариска в сопровождении неизвестного мне мужчины.
«Все-таки ее отпустили на похороны», – отметила я про себя.
Лариса издали смотрела на похоронную церемонию, не решаясь подойти ближе. А может, ее не отпускал сопровождающий, не знаю. Выглядела она очень жалко: плечи ее тряслись, рукой она закрывала рот, чтобы заглушить рыдания, и вообще, как говорится, лица на ней не было.
В какой-то момент Раиса Карповна встретилась взглядом с Ларисой и, глядя на невестку, весьма отчетливо произнесла:
– Вот по чьей вине мой сын лежит в гробу. Прости, сынок, не уберегла я тебя от этой шалавы.
– Рая, пожалуйста, не здесь, – попросил Павел Иванович и в голос, совсем не по-мужски, заплакал.
– Это она во всем виновата, она, – твердила Раиса Карповна, показывая на Ларису тонким пальцем.
Толпа притихла, ожидая развязки нелицеприятной сцены. Все пришедшие проводить Славика укоризненно посмотрели на Ларису. Я представила, как ей сейчас неуютно под колючими взглядами окружающих, и, чтобы как-то поддержать ее, направилась к ней.
– Теперь ты понимаешь, почему я не хочу, чтобы Павлик жил с ними? – сквозь слезы прошептала Лариса. – Старая карга настроит ребенка против меня. Поверь, она приложит все усилия, она из кожи вон вылезет, она будет день и ночь ему твердить, будто бы я все это сделала. А я не убивала Славку, – Лариса опять захлебнулась в плаче и оперлась на чужое надгробие. Слезы текли по сразу постаревшему лицу, оставляли мокрые полосы, потом капали вниз на чужую могилу.
Церемония подходила к концу, были сказаны последние слова прощания, Раиса Карповна и Павел Иванович поцеловали сына, гроб заколотили и опустили в яму. Родственники и сослуживцы стали бросать в могилу комья земли, спеша побыстрее закончить этот обряд и занять места в автобусе, чтобы отправиться на поминки. Рабочие кладбища вовсю помогали им, сбрасывая в яму землю лопатами. Вскоре над Славкиной могилой возник холм, на который водрузили венки от родственников, соседей и сослуживцев.
Потихоньку толпа стала рассасываться, и вскоре у могилы остались только Раиса Карповна и Павел Иванович. Мать в последний раз бросила взгляд на могилу сына, перекрестилась и засеменила в автобус. Павел Иванович постоял немного в одиночестве и заторопился вслед за женой.
Теперь мы могли подойти к Славику. Лариса упала на холм и вновь заплакала с тихими причитаниями. Я ее не утешала, где же плакать, как не на кладбище.
За соседней оградкой на лавочке сидел пожилой мужчина в темном костюме. Одет он был строго и дорого. Лицо, подернутое сеткой глубоких морщин, было печально. С грустью в глазах он наблюдал за похоронами. За его спиной при полном параде стоял охранник в костюме, белой рубашке и галстуке.
«Босс», – про себя окрестила я мужчину. На Ларискины рыдания он отреагировал вопросом:
– Жена?
– Уже вдова, – поправила я.
– Да, конечно, – согласился он и переложил с места на место шикарный букет на надгробной плите некой Виктории Федоровны Поповой.
«Вдовец», – заключила я и тоже стала поправлять цветы на Славкиной могиле.
– Лариса Николаевна, нам пора, – мужчина, сопровождавший Ларису, тронул ее за локоть и, вздохнув, показал глазами на выход. – Идемте.
– Да, да, – очнулась Лариса и сделала шаг к выходу, потом обернулась и обратилась ко мне: – Спасибо тебе, Ира, и Борису твоему спасибо.
«Ему-то за что?» – не поняла я, но переспрашивать не стала, может, Борька и впрямь чем-то помог.
Лариса отошла на пять шагов от могилы и вдруг остановилась, развернулась ко мне лицом и слезно попросила:
– Забери Павлика, очень тебя прошу. Лагерь «Соколенок», Дмитриевский лес, поселок Новомихайловка. Десятое число. Запомнила? Лагерь «Соколенок». Десятого смена заканчивается. Поверь, я мужа не убивала. Уверена, полиция во всем разберется, меня скоро выпустят, только пусть Павлик у тебя поживет. Пообещай мне, что ты его заберешь, и он у тебя поживет. При Славике пообещай!
Мне ничего не оставалось, как дать ей слово:
– Ладно, если он захочет, пускай поживет. И не переживай, я обязательно заберу его из лагеря. А может, мне его твоей маме переправить? – вспомнила я, что у ребенка, кроме Раисы Карповны, есть и другие родственники, так отчего бы им не присмотреть за мальчиком?
– Нет, нет, ты забери, с тобой ему будет лучше, – замотала головой Лариса и, чтобы я не нашла очередную причину не брать к себе Павлика, поспешила прочь.
«Со мной ему будет лучше? Ну, это как сказать! Я не тот человек, на которого можно спокойно оставить ребенка. У меня ненормированный рабочий день, я не замужем, и подруги у меня незамужние, даже спросить не у кого, как воспитывать ребенка. И образ жизни мой – совсем не эталон морали. Не представляю, чем ребенок будет у меня заниматься? И потом, это такая ответственность – смотреть за детьми, пускай даже не таким уж и маленькими», – подумала я, глядя на уныло опущенные плечи удалявшейся Ларисы. Отказать ей было невозможно.
– Как убивается ваша подруга! – услышала я за спиной голос вдовца. От неожиданности я вздрогнула и резко обернулась. Вдовец понял, что напугал меня, и поспешил извиниться: – Я, видимо, вас напугал? Простите, невольно подслушал ваш разговор.
Он встал с лавочки, перешагнул через оградку и застыл перед Славкиным портретом, перевязанным черной лентой. Выдержав минуту молчания и тяжело вздохнув, он сказал:
– Какой молодой! Так рано умер!
– Убили! Утром жена нашла его с ножом в груди на собственной кухне. Менты подозревают ее в убийстве, сразу обвинение предъявили и с собой увезли. Удивляюсь, как ее на похороны отпустили?
– Надо же! А вы верите, что это ваша подруга убила мужа?
– Я-то не верю, но, как говорится, факты упрямая вещь. К тому же я могу ошибаться, чужая душа – потемки.
– А жили они хорошо? – продолжал пытать меня случайный собеседник.
– Как все. Женились по любви, это я точно знаю. Он ее обожал: цветы носил, пылинки сдувал, почти от родителей отрекся, чтобы на ней жениться. Его старики Ларису как-то не очень приняли.
– А она? Она его любила?
– Наверное, любила, оттого безденежье и терпела. Лариса женщина красивая, ей многие любовь предлагали, только она Славку ни на кого не променяла.
– При таком раскладе, действительно, зачем ей его убивать. Да, история, – тяжело вздохнул вдовец. – Вы говорите, у них сын?
– Сын, – подтвердила я, хотя о Павлике я ему ничего не говорила, думаю, он слышал мой разговор с Ларисой и догадался о наличии ребенка. – Вот, обещала подруге его из лагеря забрать, в субботу за ним поеду. Как мальчику скажу о смерти отца, просто не представляю. А вы к жене на могилку пришли? – Я кивнула на памятник гражданке Поповой, и взгляд мой уперся в одиноко стоявшую в стороне фигурку молодой женщины.
Она стояла на достаточно большом расстоянии и откровенно смотрела в мою сторону, как будто только и ждала, когда же мы прекратим разговаривать, уйдем и тем самым освободим место около Славиной могилы. Кто она? Неужто тоже к Гончарову проститься?
– А? А, да, на могилку. Приехал навестить покойную, – мужчина тяжело вздохнул, посмотрел на надгробие Поповой и замолчал, больше нам говорить вроде было не о чем.
Я заторопилась к выходу, бросив на прощание случайному собеседнику:
– Всего доброго!
– Всего доброго! Еще раз простите, что влез со своим любопытством. Вас подвезти?
– Нет, спасибо, я на соседний участок, проведаю бабушку, она на этом же кладбище лежит.
– Как хотите, прощайте, – раскланялся вдовец и тоже направился к выходу. Охранник тенью последовал за своим шефом.
Я замедлила шаг, потом вернулась, поправила ленту на фотографии и не спеша вышла на аллею, ведущую к могиле моей бабушки. За поворотом к нужной мне могиле рос высокий куст жасмина, я спряталась за него и сквозь ветки стала наблюдать за женщиной. Она повертела головой, словно опасаясь, что за ней следят, и поспешила к месту захоронения Славика.
«Значит, все-таки к нему, – отметила я. – Кто ж такая? Пассия? Славик был тихим, хотя, помнится, черти именно в таком омуте и водятся. А может, она тайно по нему сохла? К сожалению, Славика об этом уже не спросить».
Между тем женщина положила на холмик цветы, немного постояла и пошла прочь. Я поторопилась к выходу, чтобы успеть ее перехватить и получше рассмотреть, но она как будто заметила мой маневр, опередила и выскользнула за территорию кладбища первой. Я лишь успела увидеть, как она впорхнула в рейсовый автобус.
– Вот, черт! Какое невезение, – я не только не разглядела Ларискину соперницу, но и на автобус опоздала. – Придется теперь ждать минут двадцать, пока не приедет следующий автобус.
Неделя пролетела незаметно, пора было выполнять обещание, данное Лариске. Но прежде чем ехать в лагерь, мне захотелось все же поговорить с Гончаровыми, вдруг они решили забрать Павлика из лагеря или уже сделали это.
– Алло, – отозвался бесполый и бесцветный голос, больше похожий голос автомата, чем на голос живого человека.
– Добрый день, могу я поговорить с Раисой Карповной или с Павлом Ивановичем?
– Я вас слушаю. – Я так и не поняла, кто у телефона. Она или он?
– Павел Иванович, это вы?
– Нет, я – Раиса Карповна. С кем я говорю?
– Меня зовут Ирина Глебова, я с вашим сыном училась в институте. Вы меня помните?
– Помню, вы – Ларисина подруга.
– Можно сказать и так. Я вот по какому делу. Меня ваша невестка попросила забрать Павлика из лагеря.
– Не называйте эту шлюху моей невесткой! – с ненавистью произнесла Раиса Карповна.
– Хорошо, Лариса попросила меня забрать мальчика к себе. Вы с Павлом Ивановичем не будете возражать?
– Я – нет, а Павлу Ивановичу уже все равно, – равнодушно ответила Раиса Карповна.
– Как так? – удивилась я такому безразличию к судьбе собственного внука.
– Потому что вчера мы похоронили Павла Ивановича. Теперь они лежат рядом, отец и сын, меня ждут, – Раиса Карповна говорила тихо и доверительно, как будто раскрывала мне страшную тайну. – Но я скоро, очень скоро. Как же они там без меня? Мы одна семья, нам надо держаться друг за дружку.
– Раиса Карповна, я заберу Павлика из лагеря. Наверное, ему действительно лучше пока пожить у меня, но мы обязательно к вам зайдем, обязательно.
– Заходите, – голос ее опять стал бесцветным и бесстрастным, как будто я говорила ей не о родном ее внуке, а о какой-то сущей безделице, не стоящей внимания. – Заходите, я всегда дома. Пока, пока дома.
«Наверное, старуха умом совсем тронулась. Но это понятно – двое похорон за одну неделю. Обязательно к ней зайду с Павликом, может, глядя на внука, она все-таки отойдет?» – решила я для себя.
– Женщина, вы спрашивали «Соколенок»?… – громкий голос водителя маршрутного такси вывел меня из состояния сладкой дремы.
В микроавтобусе от нестерпимо палящего солнца было душно, меня разморило, и я не заметила, как заснула. Когда я открыла глаза, такси стояло на развилке двух дорог, а водитель объяснял, где находится лагерь «Соколенок». Сон оказался таким глубоким, что в первые секунды пробуждения я с трудом сообразила, как и зачем очутилась в маршрутном такси и кому водитель так детально все растолковывает.
– Женщина, идете по этой дороге, никуда не сворачиваете.
– Ой, простите, это уже моя остановка? – наконец я очнулась, встряхнула головой, подавила зевок и полезла через объемистые сумки отдыхающих к выходу. – Туда идти? А долго, не подскажите?
– Нет, сперва будет пансионат «Лесная сказка», потом «Сосенка» и сразу ваш «Соколенок», – водитель захлопнул дверь, и такси тронулось с места.
– Спасибо, – крикнула я вдогонку маршрутке и заспешила по проселочной дороге.
«Красиво-то как! Огромные сосны и ели подпирают небо, воздух прозрачный, насквозь пропитанный хвойным ароматом, птички поют, бабочки порхают. Благодать! Может, на недельку-другую остаться в лесу? – размечталась я. – Снять домик в каком-нибудь пансионате, слиться с природой, надышаться вдоволь?»
Я шла и наслаждалась лесными пейзажами, абсолютно не загадывая наперед, как встречусь с Павликом. И так всю ночь не спала, только и думала, что ему скажу да как он отреагирует на известие.
Но мысли мои все равно крутились вокруг да около Ларисиного сына, я немного побаивалась его реакции, следовало, конечно, предварительно проконсультироваться у врача, желательно психолога или невропатолога, или, на худой конец, педиатра.
И тут до меня дошло, что моя поездка может быть напрасной.
– Вот, черт! Ну и бестолочь я! Идиотка! – громко выругалась я в свой адрес. – Кто же мне ребенка в лагере отдаст?
И впрямь, как я об этом не подумала раньше? У меня в паспорте стоит, естественно, другая фамилия, я не являюсь родственницей Павлику ни по какой линии, в лицо он меня не помнит, в последний раз он меня видел, когда сидел в коляске. К тому же, у меня нет доверенности от его родителей, я не звонила в дирекцию лагеря, заранее не договаривалась о том, что заберу мальчика. Я просто взяла и приперлась в лагерь в надежде на то, что мне кто-то отдаст ребенка! Кто? Такая же безалаберная особа, как я? На это и рассчитывать нечего! В чужие руки ребенка никто не отдаст.
Но не возвращаться же обратно? Раз уж так у меня вышло, я решила поговорить с администрацией: «Они мне подскажут, какие документы я должна привезти. Увижу Павлика, передам привет от мамы, о смерти отца пока говорить не буду, не могу травмировать ребенка, а когда приеду забирать, тогда и скажу. Вот, пожалуй, и все, что я могу сегодня сделать. Деньги у меня есть, если что, заплачу за пару дней. Не выгонят же они сироту из лагеря? А в понедельник или Борьку заставлю выписать нужную мне бумагу, или пусть Раиса Карловна мне дает доверенность, а может и со мной за Павликом съездить».
– А Павлика уже увезли, смена вчера закончилась, – после долгого моего объяснения, почему я хочу его забрать, огорошила меня директриса.
Я так поняла, она даже не слышала, как я рассказывала о проблемах, возникших у Павлика. Директриса сидела за письменным столом и всецело была поглощена документацией, поэтому и слушала меня вполуха и из всей моей пламенной речи выловила только фразу о том, что я хочу забрать мальчика.
– Как? Когда? Кто? – посыпались из меня вопросы, как горох из дырявого мешка.
Смена должна была закончиться десятого, в субботу.
– Нет, десятое число было пятница. А сегодня одиннадцатое, – директриса подняла на меня уставшие глаза. – Дедушка вчера приехал и забрал мальчика.
«О господи, Лариса просчиталась, сказала мне приезжать в субботу, десятого, а я зацепилась за эту субботу и не посмотрела на число!»
– Дедушка? – по моей коже пробежали мурашки. – Какой такой дедушка? Чей дедушка? Да вы знаете…
– Самый обычный дедушка. Павлика дедушка. Кстати, они очень друг на друга похожи, – директриса не понимала, почему я колочусь о чужом ребенке, если родной дед уже его забрал.
– Кому вы отдали Павлика? – завопила я. – Вы понимаете, у него нет дедушек. Живых, во всяком случае! Одного вообще никогда не было, а второго вчера похоронили! Вы фамилию спросили? Вы в паспорт посмотрели?
Если бы директриса не сидела за столом, она точно стала бы пятиться. Я, как туча, нависла над этой ротозейкой, отдавшей в неизвестно чьи руки ребенка.
– А вы что, мать Павлика? Почему вы на меня кричите! Покажите документы.
– Мать Павлика в тюрьме! А отца убили! Я дала слово, что заберу ребенка к себе. А документы уже поздно проверять! Раньше это надо было делать!
– Но мальчик сам сказал, что это его дедушка, – стала оправдываться директриса. – Я видела, как они встретились. У нас было мероприятие «Веселые старты». Павлик сразу этого мужчину заметил, побежал, бросился к нему на шею. Не стал бы ребенок на чужом мужике виснуть. Я даже не подумала, что этот мужчина может быть посторонним человеком.
Я перевела дух. Директриса после минутного шока пришла в себя и сейчас говорила очень уверенно. Возможно, я чего-то не знала?
– В котором часу забрали Павлика?
– В семь вечера, сразу после ужина, к этому времени уже мало кто в лагере остался, почти всех разобрали.
«В это время Павел Иванович уже лежал на кладбище, не мог он встать из могилы и приехать за внуком, не мог. Тогда кто это был? Ларискин отец, о котором никто не знает? А ведь может статься, это был и не родной дедушка, а, скажем, двоюродный? Запросто! Но это, так сказать, лучший вариант. А если ребенка похитили? А если это – убийца? А если это маньяк-педофил? А если Павлика уже нет в живых? Нет! – Мне даже думать об этом не хотелось. – Павлика забрал дедушка. Вот только какой?»
– Опишите мне, пожалуйста, этого мужчину, – попросила я директрису.
– Возраст – за шестьдесят или близко к этому. Лицо – простое, приветливое. Нос, как у Павлика, – картошечкой. Лысоватый…
– Это как? Нос – лысоватый?
– Нет, конечно. На голове волос мало… Ну, как вам объяснить, вроде и не лысый… Короче, с большими залысинами.
– А особые приметы у него были?
– Вроде нет, не было ни шрама, ни татуировок. Две руки, две ноги – как у всех. На вид – интеллигентный мужчина.
– Понятно. А куда они поехали, не знаете?
– Нет, – пожала плечами директриса. – Они забрали вещи, вышли за ворота, сели в машину и уехали, у нас тут дорога одна.
– А номер машины не запомнили?
– Нет, что вы! Я до ворот Павлика не провожала, у нас мероприятие было, в волейбол дети играли с вожатыми. А со спортивной площадки, что делается за воротами, видно плохо. Я даже модель машины не разобрала. Видела только, что она была большая и черная, на джип похожая, а чтобы номер… Нет, очень далеко было. Вот и все, что я могу вам сказать. А что, Павлик дома так и не объявился? И не звонил? Вот неприятность какая! Если бы вы раньше приехали, вчера, мы бы полицию вызвали. Я ведь не знала, что у мальчика дедушек нет! Полетит моя голова, ой чувствую, полетит.
«Полетит, обязательно полетит. Отдать ребенка незнакомому мужчине, не узнав фамилии, преступление! – злилась я на директрису. – Как мне теперь найти Павлика? У какого такого дедушки его искать?»
– Не переживайте, с полицией вы обязательно пообщаетесь. Может, даже сегодня, – пригрозила я и без того перепуганной даме.
До развилки, к автобусной остановке, я не шла, а летела, мчалась, не разбирая дороги. Какие уж тут красоты?
«В город, срочно в город! Там все и узнаю. Вдруг Павлика действительно забрал родственник, и он сидит дома? А я зря волнуюсь? А если нет? Если его дома нет? Тогда надо у Раисы узнать адрес Ларискиной матери и съездить туда – мальчик может быть и там. Вообще всех родственников нужно прошерстить, будем надеяться, он у кого-то из них», – успокаивала я себя.
Начать поиски Павлика я решила с Ларискиной квартиры, поэтому с автостанции прямиком направилась туда. Я взлетела на третий этаж, с силой надавила на звонок и так держала, пока из-за соседней двери не высунулась голова женщины.
– А нет их никого. Славку убили, а Лариска уже сидит на нарах, срок мотает. Послал же бог соседей!
Я поежилась от такой «доброжелательности», представив, каково было Лариске жить с такой змеюкой через стенку? Проглотив свою неприязнь к соседушке, я поинтересовалась:
– А мальчик, сын их где?
– А фиг его знает. С лета не видела. Говорили, что в лагерь увезли, а оно, вишь, чего случилось, может, Лариска его раньше прирезала? Пила она шибко. Может, спьяну дневник пацана не понравился, она его и того… А ты кто им будешь?
– Знакомая. Учились мы вместе.
– Учились… Вот и доучились до поножовщины, – выдала свое заключение соседка, недобро оглядев меня с ног до головы.
– По-моему, суда еще не было. Как вы можете обвинять человека, если вина его не доказана? – возмутилась я.
– Докажут, докажут! Раз Лариску в ментовку забрали, значит, докажут. Помяни мое слово, докажут, – настаивала на своем злобная соседка.
– Типун вам на язык!
– А что я такого сказала? Лариска часто дебоши устраивала. Иной раз такой грохот из-за двери слышался, что телевизор смотреть нельзя было. И орет, и орет на него, сердешного. Кто его знает, может, она Славку поленом била, а потом и за нож схватилась? – соседка вздохнула и перекрестилась. – Тихий он уж больно был, никогда жене сдачи не давал. А если бы хоть раз от души вмазал, может, она и пить бросила бы. Господи, прими душу мученика Вячеслава. Зато теперь за стенкой тишина, даже непривычно.
– Значит, сейчас в квартире никто не живет?
– А кому там жить?
– Должны мальчика из лагеря привезти. Может, вы слышали, кто-то приходил сюда после похорон? – спросила я в надежде, что у Ларискиной соседки ушки на макушке круглосуточно, благо тонкие стенки хрущевки позволяли слышать, что происходит в соседней квартире, не напрягаясь в любой час дня и ночи.
– Нет, после того, как полиция ушла, никого не было.
– Точно? Может, вы прослушали, отлучились в магазин или еще куда?
– Обижаешь, я могла отлучиться только на лавочку перед подъездом, но и тогда я бы всех входящих и выходящих видела!
– В магазин не ходите? – с издевкой в голосе спросила я.
– Зачем? Мне дочка все приносит, она у меня в столовой зав. производством работает, – похвасталась соседка, не обидевшись на мой тон.
– Скажите, если у вас такой прекрасный слух, слышали вы в ту ночь, когда убили Славика, были ли в квартире посторонние?
– Слышала. Чего ж, нет? Слышала. Сначала Лариска с подругой притащилась, пили-гуляли, потом Славка пришел, опять пили-гуляли. Потом тихо стало, разговаривали шепотом, я уж слов не разбирала. Подруга Ларискина ушла. А потом опять разговаривали, но тихо.
– А кто с кем разговаривал? Кто? Лариса со Славиком?
– А что ты у меня выпытываешь? Ты, случаем, не из полиции? Так меня ваши уже допрашивали, я им все как на духу рассказала.
– Нет, я не из полиции, можете не переживать. Так кто разговаривал, вы слышали?
– Нет, только «бу-бу-бу, бу-бу-бу». А кто с кем, я не разобрала, телевизор смотрела.
– Бабулечка, – взмолилась я, – а какой второй голос вы слышали? Мужской, женский? А дверь хлопала? Уходил кто-нибудь?
– Дверь у них не захлопывается, а закрывается на замок, поэтому они всегда тихо как мыши уходят.
– Так уходил кто-нибудь?
– Сказано, не знаю, – рассердилась соседка и хлопнула перед моим носом дверью.
«Я ушла через полчаса, как Лариса уснула. Вряд ли она так быстро выспалась, разве что во сне с мужем разговаривала. Значит, все-таки после моего ухода к Славке кто-то заходил. Кто? – подумала я и еще раз дернула за ручку дверь Гончаровых. – Нет, за дверью мальчика нет. Тихо. Ни радио, ни телевизор не работают».