Марина Белова
Облом в благородном семействе
Как-то теперь Раиса Карповна будет относиться к Павлику? Он ведь – единственный внук, единственный сын ее единственного сына. Правильнее родителям Славика забрать мальчика из лагеря. А что я с пацаном делать буду? Почему Лариска меня обязала забрать Павлика из лагеря? Помнится, у нее еще имеется мать и тетка родная, могла и им своего сына поручить. Интересно получается, у ребенка полно живых родственников, а навязали его мне.
«Может быть, я зря колочусь? Подождем несколько дней, похоронят Славика, а там и Раиса Карповна вспомнит о внуке, или другая бабка объявится, или Лариску выпустят. Нет, это маловероятно, при подозрении в убийстве так рано не отпускают. Если это не Лариска Славика убила, то ментам, прежде чем ее на свободу выпустить, настоящего убийцу найти нужно. А если это она мужа прикончила, что не исключено, то я затрудняюсь сказать, сколько времени ей придется провести за решеткой». – Ничего умного мне в голову не приходило, я никак не могла для себя решить, что мне делать, и делать ли что-нибудь вообще.
Сидеть на лавке в чужом дворе никакого смысла не имело, я поднялась и поплелась в сторону своего дома. Идти на работу я была не в состоянии – после бессонной ночи и сегодняшних событий, я чувствовала себя совершенно потерянной. Ничего с этой работой не случится, скажу, что заболела, тем более что у нас сейчас полное затишье: никто ни продавать, ни покупать жилье летом отчего-то не торопится. В июле и августе мой начальник с радостью отпускает сотрудников в отпуск, а если кто-то после положенного отпуска просит еще отпуск за свой счет, он рад до беспамятства, в этом случае ему приходится меньше работнику платить, что для фирмы какая-никакая, а экономия.
По пути я зашла в аптеку. Вчерашнюю девушку сменила пожилая женщина.
– Я вчера в вашей аптеке отложила аспирин-упса. Вот деньги, дайте мне, пожалуйста, мою упаковку и передайте своей сменщице, что я расплатилась.
Женщина с интересом на меня посмотрела. Не издав ни звука, она приняла от меня деньги и протянула ту самую начатую упаковку аспирина. Думаю, аптекаршу проинформировала напарница, как вчера одна ненормальная особа лечилась здесь от головной боли.
– Спасибо, – сказала я и выскользнула из аптеки. – Хорошо, что обошлось без упреков.
Глава 3
Дома я сварила себе крепкого кофе, села за кухонный стол, подперла ладонью щеку и задумалась: «Хочется мне или не хочется, а Борьке звонить, видно, придется. Что делать с Лариской и ее сыном – ума не приложу. Может быть, я даже не имею права забирать мальчика? Как бы мне хотелось, чтобы это было именно так. Нутром чувствую, Ларискина просьба забрать Павлика на время к себе мне выйдет боком. – Я тяжело вздохнула, вспомнив о брате. – Борис у нас самый умный, всех учит и поучает, вот пусть и посоветует что-нибудь дельное. В конце концов, это даже по его профилю. Не зря же он выбрал профессию полицейского».
Мой братец младше меня на два года, но отчего-то всегда считалось, что именно он старший, наверное, оттого, что он с детства нудный и рассудительный. Сколько себя помню, его всегда ставили мне в пример. «Посмотри, Ирочка, какой Боря аккуратный», – вечно говорила мне мама, когда мы возвращались с прогулки. А что здесь удивительного, если мальчик в белой рубашке выходил во двор, садился на корточки рядом с песочницей и вытянутыми ручками, держа двумя пальчиками совочек и формочку, боясь запачкаться, делал куличики, и так два отведенных на прогулку часа. Я за это время успевала с подругами обежать все соседние дворы, обмазаться мелом с головы до пят, играя в «классы», облазить все деревья, потерять при этом на ветках свои ленты из косичек, а он возвращался домой, не испортив пробора на прилизанных рыжих волосах.
Но тогда он хоть меня не доставал, зато в школьные годы мне от него житья не было. Иной раз мне хотелось придушить его, спящего, подушкой. Он постоянно сдавал меня родителям, докладывал все: и то, что вместо занятий музыкой перед телевизором торчала, и то, что первые уроки прогуливала, и то, что подружки ко мне приходили – уроки ему, видите ли, учить мешали. Ко всему прочему он был еще круглым отличником с первого по десятый класс.
Дальше было еще хуже, когда подрос, он стал мне советовать, с кем дружить, а с кем нет. Мои друзья по большей части ему не нравились. Даже не буду перечислять, что конкретно было ему не по душе. Родители всегда с ним полностью соглашались.
«Слушайся Бореньку, слушайся Бореньку, он у нас – светлая голова. Все, что он делает, правильно, ты должна к нему прислушиваться, он плохого не посоветует», – твердила мама после очередного Борькиного доклада на тему нравственности и морали в юном возрасте.
Может быть, поэтому я так рано, будучи еще студенткой, выскочила замуж, чтобы от его всевидящего ока избавиться. Правда, так же быстро развелась, к всеобщей радости родственников, потому как родителям, а в особенности Борьке, мой избранник не нравился. Единственной выгодой от раннего замужества стала однокомнатная квартира, доставшаяся мне после развода с мужем. Так что мне не пришлось возвращаться в родительский дом под неусыпный контроль со стороны братца.
После распределения я промаялась несколько лет в проектном институте и при первом сокращении удрала на «вольные хлеба», чем дала повод к очередному Борькиному выступлению в мой адрес.
По его мнению, только в государственной системе можно трудиться честно, а разные там МП – это не более чем лазейки для воровства. А уж об обществах с ограниченной ответственностью и говорить не стоит, только вдумайтесь: «с ограниченной ответственностью». Это что же значит, люди вообще не должны нести ответственность за содеянное?
Надо сказать, мой братец оправдал ожидания своих родителей в полной мере: после школы он поступил в школу милиции, а затем окончил юрфак. Теперь этот аккуратист и моралист работает в городском управлении полиции, что, наверное, и правильно, если вспомнить «крылатую» фразу Дзержинского о чистых руках и горячем сердце, нетерпимом ко всякого рода правонарушениям.
Грешным делом я думала, что он весь целиком окунется в сыскную работу и забудет о моем непутевом существовании. Не тут-то было! Не так давно я привела на смотрины в родительский дом своего воздыхателя или поклонника, как хотите его назовите, это не столь важно, положительного и состоятельного, и к тому же страшно желавшего узаконить наши взаимоотношения и соединиться со мной узами брака. Родители мои были бы безмерно счастливы увидеть меня вновь замужем и ничего не имели против моего выбора, но их чаяния не сбылись. В самый неподходящий момент появился мой братец, он как бы случайно забрел на огонек и уселся вместе с родственниками за стол. Сидел молча он недолго, а затем вроде невзначай спросил у жениха, честно ли он платит налоги, не было ли у него судимостей, а также какой у него по счету будет брак, потому что по возрасту он мог бы иметь уже не только детей, но и внуков. Жениха моего после этого вечера как ветром сдуло, я же потом даже не пыталась выяснить, почему передумали на мне жениться.
– Боря, мне нужно с тобой посоветоваться, – после долгих сомнений, звонить или не звонить, начала я.
– У меня дел по горло, говори быстрее.
Еще бы! Это я одна такая бездельница! А он без устали днем и ночью искореняет преступность ради светлого будущего нового поколения. Мне даже обидно стало за себя, оттого что я несопричастна к такому благому делу, как ловля тех, «кто честно жить не хочет».
– Боря, ты помнишь мою институтскую подругу Лариску Симакову? Она вышла замуж за Славика Гончарова. Ну, напрягись, они к нам еще в гости заходили и на свадьбе у меня были.
– А чего мне напрягаться! Она, что ли, мужа своего убила? Я всегда говорил, твои друзья далеки от нравственного идеала.
Началось. Он даже говорить по-человечески не умеет! «Далеки от нравственного идеала!» Это же надо так загнуть! Сказал бы проще: «Твоя алкашка мужа прикончила», как принято у нормальных людей, не так было бы тошно. Я бы тогда ему в ответ тоже какую-нибудь пакость бросила, он бы высказался на мой счет, мы бы поругались и остались каждый при своем мнении. А тут и возмутиться не на что – литературно и бесстрастно. Обидно!
– Боря, сейчас не о том! Какие они ни есть, они мои друзья.
– А я о том! Ты никогда не умела выбирать друзей. Я, поверь, совсем не удивился твоему звонку, протокол с места происшествия как раз перед моими глазами. Читаю: «Со слов вдовы потерпевшего: «Накануне я общалась со своей институтской подругой Ириной Глебовой, мы посидели, выпили…» Этого мне только не хватало! Стыд-то какой! Хорошо, что ты после развода не вернула свою девичью фамилию. Хотя и так мое имя полоскать будут – вскоре все узнают, что ты моя сестра.
– Извини, если я своим родством подпортила тебе репутацию. Только я не понимаю, что тебе, собственно, не нравится? Что мы встретились с Лариской, посидели, выпили? Разве среди обыкновенных людей подобное не в норме? Это патология? – закусив удила, ринулась я в атаку. – Откуда я знаю, что произошло в доме Гончаровых после того, как я ушла? Или ты подозреваешь, что это я на тот свет Славку отправила? – Борька молчал. – Поскольку я тебя, братец, очень хорошо знаю, не сомневаюсь, даже если тебе не удастся доказать мою причастность к убийству, ты приложишь все усилия, чтобы меня взяли под стражу и в целях профилактики годик-другой в тюрьме подержали!
Борис пропустил мимо ушей мою тираду и сухо поинтересовался:
– Кстати, у тебя алиби есть?
«Мент есть мент! Одно на уме – алиби, улики, мотив и преступление. Борьке все равно, кто перед ним, посторонний человек или сестра родная. Родителям следовало бы назвать его Павликом, был бы тогда тезкой пионеру-герою Павлику Морозову, заложившему родного отца», – подумала я и гордо заявила:
– Да. Можешь не беспокоиться, свою физиономию я засветила.
– Это хорошо, потому как тебя обязательно спросят, где и с кем была. Так что ты от меня хотела услышать?
– Раз ты уже в курсе дела, спрашиваю по пунктам. Родителям Славика уже сообщили о случившемся? И когда будут похороны? Вот, собственно, и все. – Следовало бы, конечно, спросить, в какое время убили Славика, а также имею ли я право забрать мальчика к себе, но разговор складывался совсем не так, как я рассчитывала, поэтому я ограничилась лишь этими двумя вопросами.
– Отвечаю по пунктам. Родителям сообщили. Тело отдадут через два дня, после медэкспертизы. Как только вернут тело, родственники назначат дату похорон. Но возможно, тело отдадут и завтра, – лаконично ответил Борька, давая понять, что разговор окончен. – Больше я ничего не могу тебе сказать.
– А Ларису на похороны отпустят?
– Это будет зависеть от многих факторов. Это все? Или ты еще что-то хотела спросить?
– Ничего, – буркнула я, недовольная общением с братом.
Я так и не рассказала Борису о Ларискиной просьбе забрать мальчика. Своим отношением ко мне братец довел меня до белого каления. Обойдусь без его советов! На похоронах подойду к родителям Славика и спрошу, что они собираются делать с внуком, а там сама решу, как мне быть, выполнять Ларискину просьбу или нет.
– Не вздумай смыться из города, ты понадобишься следствию, – предупредил меня Борис.
Я, не прощаясь, положила трубку.
Настроение было испорчено на неделю вперед. Я откинулась на диване, бездумно пощелкала пультом телевизора – по всем каналам передавали какую-то муру. Тогда я попыталась уткнуться в книгу, но безуспешно: сегодня похождения литературных героев меня абсолютно не волновали. Я постоянно отвлекалась, думала о другом и в итоге поймала себя на мысли, что вообще не пойму, о чем читаю. В сердцах я отбросила книгу и поднялась, намериваясь пройти на кухню и заварить себе кофе.
Звонок в дверь меня напугал и одновременно оглушил – надо же мне было в тот момент оказаться рядом, как раз под этим подобием иерихонской трубы. Звонок мне достался от прежних хозяев квартиры, а они, надо думать, сняли его с трамвая, звучал он громко и предостерегающе. Мне всегда казалось, что из коробочки, висевшей над дверью, вылезет тетка в оранжевом жилете и зычным голосом в дополнение к звуковому сигналу заорет: «Берегись, не стой на путях!»
Трезвон разнесся по небольшой жилплощади и эхом отозвался в моей больной голове. Давно пора было заменить этот страх божий, подобрать что-нибудь мелодичное и не такое громкое, только мне отчего-то всегда некогда встать и сходить в магазин, вот и пугаюсь. Сама, конечно, виновата.
– Кто? – спросила я через дверь.
– Полиция. Откройте.
Я приоткрыла дверь, предварительно накинув цепочку.
– Ваше удостоверение, пожалуйста.
К щели поднесли развернутое удостоверение и тут же его закрыли. Фамилии через щель я не разобрала, поэтому поверила на слово и сняла цепочку.
Мысленно я отметила, насколько оперативно до меня добрались.
– Капитан Коробко, – представился молодой мужчина с лысиной на всю голову.
Собственно, лысый он был только наполовину. Чтобы замаскировать рано лысеющую макушку, он, отдавая дань моде, брился наголо, чем походил не на служителя закона, а как раз, наоборот, на только что вернувшегося из заключения уголовника.
– Проходите, – обреченно вздохнула я и пропустила капитана в комнату.
Как видно, спокойно попить кофе мне придется не скоро. Хорошо хоть Борька мне намекнул – визит полицейского не стал для меня неожиданностью.
– Присаживайтесь на диван. Я вас слушаю. О чем вы хотели со мной поговорить?
Опережать события я не стала, может статься, полицейский пришел совсем не по Ларискиному делу. А с другой стороны, по какому еще делу ему приходить ко мне? Живу я честно, конфликтов с полицией, кроме как по-родственному, до сих пор не имела и с убийствами до сегодняшнего дня не сталкивалась.
– Ирина Викторовна, я не стал вас вызывать в отделение полиции, думаю, мы найдем с вами общий язык и необходимость в повестке не возникнет. Знаете, обстановка у нас не совсем подходящая для таких женщин, как вы. На многих она действует угнетающе. Только представьте, столы и стулья, привинченные к полу, стены выкрашенные в темно-зеленый цвет. Что там у нас еще такое? А, решетки на окнах. Поэтому я не хочу доставлять вам неприятные моменты и к нам в полицию пока не приглашаю.
«А капитан, оказывается, психолог, решил меня попугать казенными стенами. Он, наверное, еще не знает, что у меня брат полицейский», – подумала я и усмехнулась.
– Вы ведь понимаете, как важно помочь следствию и покарать преступника?
– Как покарать – понимаю. А как помочь – не очень, – ответила я, продолжая улыбаться.
Моя улыбка Коробко не понравилась, он подобрался и официальным тоном спросил:
– Вы знакомы с семьей Гончаровых?
– Да, – не стала я отпираться. – Учились в одном институте и с Ларисой, и с Вячеславом.
– Я расследую дело об убийстве Вячеслава Гончарова, – наконец-то капитан оповестил меня о цели своего визита. Он выдержал паузу и внимательно всмотрелся в мое лицо. Зря, меня его заявление не огорошило и не сразило наповал, я ведь о Славкиной смерти знала еще с утра.
Моя реакция, а вернее ее отсутствие, Коробко явно озадачила, он даже не попытался скрыть удивления:
– А как давно вы виделись с Вячеславом Гончаровым и его женой Ларисой?
– Лет пять я ее не видела, а со Славиком мы не виделись со дня окончания института.
Капитан посмотрел на меня выпученными глазами, очевидно решив, что я нагло вру. Я выдержала его взгляд и продолжила: – А вчера встретила случайно Ларису.
– С этого момента, пожалуйста, поподробнее.
Я рассказала Коробко все, утаив лишь Славкины признания о постоянных ссорах и несложившейся жизни с женой – Лариске мое откровение могло бы очень повредить.
– В девять часов вечера Лариса, сославшись на усталость, отправилась спать, а я посидела минут пять со Славиком, а потом пошла домой. Вот и все, – закончила я свой рассказ.
– Скажите, Ирина Викторовна, Вячеслав выглядел озабоченным? Может, высказывал свои опасения или страхи относительно чего-нибудь? Вам ничего не показалось странным в его поведении? Может, ему угрожали?
– Да откуда мне об этом знать? Ничего подобного он мне не рассказывал и не выглядел запуганным. И вообще, понимаете, мы с ним не виделись почти десять лет и говорили больше о жизни в целом, чем о ее подробностях. Обычное дело – сидели, пили и страшилками друг другу не пугали.
– Может, неприятности по работе? – то ли у меня, то ли у себя спросил Коробко.
– По какой работе? Он в КБ на заводе работал, а не на мафию. Даже если он допустил ошибку в расчетах, за это убивать никто не станет. Верно?
– Верно. А что было потом?
– Я же вам сказала, посидела пять минут и пошла домой.
– Значит, вы покинули квартиру после девяти вечера?
– Да, если быть точной, я ушла около половины десятого.
– Это кто-нибудь может подтвердить? Чем вы добирались домой? На такси?
Троллейбусе?
– Нет, я шла пешком, так случилось, что у меня не оказалось с собой денег. Поэтому я была вынуждена добираться домой на своих двоих.
– Вы куда-нибудь заходили? Кого-то встречали по дороге домой?
– Я заходила в круглосуточную аптеку на пересечении Комсомольской улицы и бульвара Космонавтов. Спросите у аптекарши, она меня должна была запомнить.
– Спрошу, обязательно спрошу. А потом?
– Потом я пришла домой и легла спать, у меня очень болела голова. Она и сейчас болит, а вы меня мучаете дурацкими вопросами.
– Почему дурацкими? – обиделся Коробко. – Кто-нибудь может подтвердить ваше присутствие дома после десяти часов вечера?
– Ужас! – возмутилась я. – Что за бестактный вопрос? Я не замужем и живу одна.
Сегодня я спала одна, если вас именно это интересует.
– Хорошо, допустим. Что было потом?
– Потом был суп с котом, – не удержалась я. Капитан опять с удивлением посмотрел на меня, как будто прежде не слышал подобного выражения. – Потом я заснула и видела сны, или не видела, я не помню.
– Ирина Викторовна, почему вы так спокойно восприняли мое сообщение о смерти Вячеслава Гончарова?
– Я об это знала еще с утра. Около девяти утра меня разбудил телефонный звонок. Это была Лариса. Она плакала и не знала, что ей делать.
– Потрудитесь дословно вспомнить, о чем с вами говорила Гончарова.
– Она сказала, что Славик умер. Я ей не поверила, когда я уходила, он был живой и здоровый. Тогда она сказала, что вся кухня в крови, а сам Славик лежит на столе с ножом в груди, бледный и уже холодный. Я посоветовала ей вызвать полицию, то есть вас, и ждать меня.
– Вас зачем ждать? – удивился Коробко.
– Как зачем? Для моральной поддержки.
– Понятно. Скажите, а каким тоном разговаривала с вами Гончарова?
– Странный вопрос! Каким тоном должна говорить жена, обнаружившая мужа с ножом в груди? Конечно, она была расстроена, мне даже показалось, что она была не в себе от горя. Она плакала и постоянно повторялась: «Что делать, что делать?» Знаете, как кукушка: «Ку-ку, ку-ку», так и она: «Что делать? Что делать?» У меня в ушах начало звенеть от ее вопроса.
– Хорошо, если по делу возникнут к вам вопросы, мы вас вызовем, – Коробко поднялся и направился к двери.
– Подождите. Скажите, вы подозреваете в убийстве Ларису?
– Я не имею права отвечать на подобные вопросы. Вам ли об этом не знать? Капитан Морозов ведь приходится вам братом?
Я чуть было не ляпнула, что о моем братце сложилось слишком хорошее мнение, из него и слова не вытянешь, но вовремя прикусила язык:
– Извините. Понимаю, тайна следствия и все такое. Но ведь вы можете сказать, когда отдадут тело родственникам для похорон, хотя бы предположительно?
– Дня через два, – неуверенно ответил капитан и наклонился, чтобы обуться.
«Странный какой-то полицейский. Пришел в дом, снял обувь. Обычно люди из Борькиного ведомства не то что обувь не снимают, о коврик ботинки не вытирают. А он взял и разулся», – думала я, наблюдая, как Коробко зачем-то поднимает мою обувь.
– Что вы там копошитесь? – поинтересовалась я.
– Да так, ручку уронил.
– А зачем ее искать в моих туфлях? Вот она, в сторону откатилась.
– Спасибо, – капитан схватил ручку и наконец выпрямился. – До свидания.
– До свидания, – сказала я в ответ и захлопнула за Коробко дверь. – Надо же, какой Борька честный, не утаил родственную связь со мной. Могу представить, чего это ему стоило.
