Уснуть снова мне не удалось. Постель была мокрой и неудобной, и в голову лезли разные мысли. В довершение всего в животе заурчало. Надо вставать.
Завтракала я обычно с семьёй дядюшки – исключительно потому, что крошечную кухню всю заставила банками, склянками и решетками с травами. На обеденном столе красовался перегонный куб, на подоконнике – самогонный аппарат (о, исключительно для очистки спиртовых настоек!). Полки в шкафчике были поделены под временные периоды: сверху стояли зелья, которые нужно настаивать пару месяцев, снизу – которым достаточно нескольких дней. Разумеется, из продуктов у меня в кухне были только яблоки и иногда хлеб с молоком.
– О, Лина, птичка моя ранняя, – поприветствовал меня дядя Амбруаз. В кухне, кроме него, никого не было, все еще спали. – А ты не слышала, что ночью было?
– А что было? – придушенно спросила я, соображая, было ли закрыто окно, не слышала ли мои стоны вся улица.
– Так новый начальник стражи Акихиро Кио, ну, ниххонец, за лестницей прибегал. Что-то про задержание преступника буркнул. Вот где мне теперь свою лестницу искать?
Дядя взглянул на меня с хитрым прищуром, а я, побагровев так, что даже уши зажглись огнем, призналась (все равно если не к полудню, то к завтрему весь город знать будет):
– У меня в саду твоя лестница. В кустах. Я скажу Хиро, чтобы принес вечером.
– Ай да племянница, – фыркнул довольно дядюшка. – Такого коршуна в силки словила! А я ещё думал, неужто к Ларке из синего дома помчался или, может, к Доле, портнихе… Про тебя, признаться, и не сразу вспомнил.
– Что же, я недостаточно хороша для ниххонца? – сразу прекратила смущаться я. – Хуже Доли?
– Так ты у нас не горлица, орлица. Графиня бывшая. С чего тебе простого стражника в спальню пускать?
– Положим, не простого, – возмутилась я. – А самого красивого!
Дядько расхохотался так, что чаем облился. Сверху послышался гневный крик тетки Аглаи – что-то про бессовестных мужчин, что выспаться бедным труженницам не дают. Дядько быстро сбежал в лавку, оставив мне разлитый чай и крошки на столе. Я убрала, конечно, про себя обозвав его жуком навозным. И кашу сварила. С мёдом и орехами, как люблю я и дети, и терпеть не может Аглая. Тетка, конечно, ворчала, но как-то неискренне. Ей явно было приятно. Ну а я что, мне не сложно – я еще и посуду помыла. Раз уж я у них решила столоваться.
Начальник стражи пришел днем, как я просила, невозмутимый, с каменным, ничего не выражающим лицом, и громко спросил про заказанный настой. Я отмахнулась – не до него было. У меня на плите кипела патока для пастилок от кашля.
– Теша, внеси в контур господина Кх.. Акх…
– Акихиро Кио, – вежливо подсказал Хиро.
– Ага.
– Зачем? – не поняла Теша.
– Затем, что он начальник стражи. Так положено.
– Кем положено? – с подозрением спросила девушка. – Тетушка никогда никого не вносила, даже меня. И отец никого, кроме семьи, в контур не вносит.
Пришлось переставлять ковш и выглядывать в зал (зал, конечно, громко сказано – тут едва несколько человек разойдется, после того, как я часть помещения отделила под склад). Взглянула на серьезного Хиро, в глазах которого плясали бесенята. Он явно забавлялся каждой минутой этого прекрасного диалога.
– Теша, кто здесь хозяйка, ты или я?
– Ты, конечно, но…
– Вот и вноси… а, черт с тобой, – я подобрала юбку и выползла из-за прилавка, перешагивая через стоящие на полу ящики. – Ладно, иди вари пастилки, курица. Сама внесу.
– Так я не умею!
– А чего там уметь-то, рецепт же на стенке. Анис от гвоздики отличаешь? Ну вот. Вперед, дорогуша.
Я повесила на дверь табличку «перерыв на 15 минут», кивнула Хиро и отодвинула картину с нарисованным на ней одуванчиком лекарственным. За ней висел охранный медальон. Покрутила колесико, выбрала риску «добавить существо», взяла Хиро за руку и приложила его пальцы к медальону. Он немедленно воспользовался ситуацией, обхватив меня свободной рукой за талию, и прижался со спины, щекоча дыханием мое ухо. Пальцы, лежащие на медальоне, переплелись. «Укусило» обоих одновременно, он даже вздрогнул от неожиданности.
– Образец тканей взял, – шепнула я.
– Да я понял, не первый раз такую штуку вижу. Забыл просто, как это больно.
Я стояла, впитывая тепло его тела, не желая даже на шаг отступать. Медальон зажжужал и потух, а я все еще не шевелилась. Хиро решил все за меня: поправил картину, развернул меня, нежно провел костяшками пальцев по моей щеке, а потом склонил голову и прильнул к моим губам. Я вся вспыхнула, вцепилась в отвороты кимоно, приподнялась на цыпочки, отвечая на поцелуй. Его руки скользнули по спине, сминая ткань моей блузки, губы спустились на шею, обжигая и лаская. Я запустила ладони в широкие рукава из шелка, гладя его предплечья. Он же вклинил колено между моих ног, чуть нажимая.
Из вязкого безумства нас вывел крик Теши с кухни:
– Аааа, оно убегает!
Я отскочила, поглядела на Хиро с ужасом во взгляде и побежала на кухню спасать пастилки, если там оставалось еще, что спасать.
В самом деле, безумие! Для чего мне мужчина? Я не хочу снова в клетку, а отношения – это именно она. Но ведь ночи вдвоем – это еще не отношения? Это всего лишь ночи вдвоем. Всего лишь игра. Я никогда не играла в любовь, так может – самое время? К тому же Хиро такой хороший, такой понятный. В нем нет двойного дна – какое было в моем муже, какое есть во мне. Хиро – просто Хиро.
***
Он пришел вечером, усталый, лохматый, нервный.
– Прости, – сказал ниххонец. – День тяжелый. Ты мне зелье сварила?
– Разумеется.
– Вояки в Фулбине – не приведи боги войну. Саблю держать не умеют, о технике боя ничего не знают.
– А зачем им? – легкомысленно спросила я. – Здесь не столица, да в Фулбине даже преступников нет! Это маленький городок, здесь все друг друга знают!
– Ты за политикой вообще не следишь?
– Неа, зачем мне?
– Хм, не знаю. Лина, я могу воспользоваться уборной?
– Я тебя в защитный контур внесла, можешь даже кухней воспользоваться, – легкомысленно махнула рукой я.
Он усмехнулся и ушел в ванную комнату, а потом оттуда послышался плеск воды. Мне стало любопытно, я прокралась к двери и заглянула в щелку.
Ниххонец лежал в моей ванне голый, выставив наружу длинные ноги, и что-то напевал. Вот это наглость!
– Эй, у тебя в казармах воды горячей нет? – возмутилась я. – Ты не очумел? А я как буду мыться теперь? Ты мне всю горячую воду извел!
– Я извел, я принесу.
– Принесет он, – подбоченилась я. – У меня тут бочка металлическая, она на крыше. На солнце греется. И насос к колодцу подведен. Не принесешь, а накачаешь. Но это теперь завтра, сегодня уже не нагреется.
– Лина, птичка, но ведь тебе нравятся чистые мужчины! – в голосе Хиро ни малейшего раскаяния.
– Мне нравлюсь чистая я, – отрезала я.
Он повернул голову, улыбаясь – и у меня аж сердце зашлось: знает, чертяка, что красивый, и беззастенчиво этим пользуется. Ну так и я воспользуюсь, в конце концов – мой дом, моя ванна, моя теплая вода! Потянулась к вороту блузки, распустила тесемки, сняла ее и бросила в плетеную корзину в углу уборной. Спустила юбку и отправила ее туда же. Ниххонец приподнялся, чтобы лучше видеть.
– Ты меня соблазняешь? – недоверчиво спросил он.
– Я? Вот еще не дело. Я просто собираюсь вымыться перед сном.
– Занято.
– Потеснишься.
Я отбросила в сторону корсаж, стянула панталоны и подошла к ванной. Хиро, к счастью, не стал медлить, потому что я не привыкла выступать в роли соблазнительницы и уже готова была развернуться и сбежать. Нет, он подхватил меня и затащил в ванну, усадив между своих разведенных ног. Я, конечно, взвизгнула и принялась сопротивляться – не сильно, только для вида, а он, конечно, меня не отпустил.
Волосы у меня так и не отросли. Ральф требовал, чтобы я красилась в блондинку, он считал пепельный оттенок вульгарным. В тюрьме краситься было нечем, да и не зачем, там и помыться не всегда удавалось. Волосы прилично отрасли. Я их потом обстригла без всякой жалости. Сейчас они доросли до плеч и благодаря моим снадобьям были густые и шелковистые. Но короткие.
Хотя Хиро они явно нравились, потому что он сразу же запустил в них пальцы, перебирая, а потом принялся целовать мне шею. Нежно, горячо, волнительно.
– Я хочу тебя намылить, – хрипло сообщил он.
– Не нужно. Мне просто сполоснуться.
– Но я хочу! – он прикусил кожу мне на шее, видимо, чтобы я не сопротивлялась – и запомнил же, гад, что я и сама люблю кусаться!
По плечам и груди пробежали мурашки, грудь сладко заныла. Он набрал в ладони мыльного настоя и скользнул по телу пальцами, не обходя вниманием ни грудь, ни бока, ни косточки на бедрах.
– Хорошо иметь длинные руки, да? – не удержалась от ехидного замечания я.
– Очень хорошо, – согласился он, поглаживая меня между ног. – Смотри, я везде достаю.
– Прекрати, – простонала я.
– Прекращу при одном условии.
– Каком?
– Ты выучишь, наконец, как меня зовут.
– Хиро.
– Неправильно, я Акихиро, – его пальцы стали более настойчивыми, почти грубыми, но я не возражала.
– Акх…
– Неправильно, – вторая рука подтянула меня выше, а пальцы осторожно проникли в лоно, лаская и растягивая стеночки. – Повторяй за мной. А-ки…
– Ах… Я не могу!
– Я так и знал, – довольно пробормотал ниххонец, заставляя меня сесть и прогнуться в спине, а потом просто поднял за бедра и усадил уже на свой «короткий меч», вполне готовый к бою.
Вода плескалась вокруг, остывая, стекая на пол, но кого это волновало! Мокрые ладони то и дело соскальзывали с бортиков, за которые я цеплялась в попытках хоть как-то сохранить равновесие.
– Акихиро, пожалуйста, – жалобно захныкала я, не зная, чего прошу.
Он стиснул моя талию, с явным сожалением снимая меня с себя, потом встал сам и отнес меня в спальню, где несколько раз закрепил результат своего обучения.
– Хой!
Двадцать обнаженных до пояса городских стражников делают выпад на правую ногу, сгибая левую.
– Хой!
Выхватывают из-за спины деревянные мечи.
– Хой!
Рассекают воздух со свистом, описывая идеально ровный полукруг.
– Плохо! – недовольно кривит губы начальник стражи. – Петрес-первый, не та нога. Блио, меч выше, зачем ты в землю его втыкаешь? Корг! Ты молодец, идеальный удар. Повторяем. На исходную позицию! Хой!
Тела юношей блестят от пота. Глаза зрительниц блестят от удовольствия, и я сегодня среди них. Юношам приходится нелегко, но только я и Хиро знаем, насколько плохо им будет завтра. Ниххонское зелье, которое он утром забрал, нужно для усиленных тренировок. Оно помогает быстро привести тело в идеальную форму. Быстро и очень болезненно, поэтому подобные приемы использовать можно не больше месяца. Я когда-то протянула неделю. Хиро собирается мучить своих бойцов целых две. Завтра ребята будут передвигаться, охая как старики. Потом будет полегче, но ненамного.
Кстати, настой у них хотя бы вкусный, с медом и лимоном, по моему рецепту. Хиро признался, что что каждый день собирался приходить только для того, чтобы увидеть меня, но раз уж он все равно ночует в моей спальне, то и утруждаться мне не стоит лишний раз.
Начальник городской стражи строг, даже жесток. В первые же дни после своего назначения он перевел треть стражников в запас, на архивную работу, заявив, что там от них пользы будет больше, и набрал совсем юных мальчиков. Младшему было не больше пятнадцати. Несколько юношей из Фернов пришли ко мне, умоляя замолвить за них словечко – но я их отговаривала, как могла. Не вышло, двое из них сейчас делали «хой» среди стражников. Ну-ну. А тетка Авелин предупреждала.
Такое представление в парке возле ратуши каждое утро. Сначала Хиро тренировал бойцов во внутреннем дворе казармы, но мы с дядько Амбруазом посовещались и решили, что в парке оно всяко выгоднее, ведь у самой ратуши булочная моей троюродной тетки Илин, в девичестве Ферн. Тем более, что время тренировок очень удачно совпадало с открытием пекарни. Хиро посмеялся над нашим планом и согласился с условием, что его в булочной будут обслуживать с хорошей скидкой. Илин согласилась и не прогадала. Сначала поглазеть на тренировки сбегались детишки со всей округи, им же скучно, а тут – такое развлечение! Потом подтянулись их родители. Сейчас, в основном, приходили молодые девчонки и матроны постарше – за хлебушком к завтраку, разумеется, приходили – и мы с теткой Илин только руки потирали.
Я тоже приходила, мне теперь здесь булки давали бесплатно. Не больше трех в день, правда, ибо тетка Илин тоже умела считать деньги. Но и три булки – тоже хлеб, всей дядюшкиной семье на день хватало.
Полюбовавшись своим мужчиной (теперь я тоже заделалась ранней пташкой и сама бегала за хлебом с утра, чем немало радовала засоню Тешу), я зашла на рынок за зеленью к обеду и вернулась домой. Зашла в дядюшкину кухню и обомлела: за столом уже сидел Хиро – умытый и в свежей безрукавке. Кимоно аккуратно висело на гвозде возле двери.
– Это что еще за новости? – удивилась я. – А что ты тут забыл?
– Я в аптеку забегал за примочками и бинтом, у меня братья Петресы подрались. Тебя не было, но твой дядюшка любезно пригласил меня на завтрак. Отказываться мне было неловко.
Неловко, как же, а то я не вижу, как блестят у ниххонца глаза! Он доволен как козодой на болоте. Что ж, пригласил и пригласил, не я тут хозяйка. Так что завтракали мы вместе, потом вместе же прошли в аптеку за примочками, где целовались до потери дыхания, а потом едва не своротили прилавок. Если бы в дверь долбиться покупатели не начали, Хиро бы точно опоздал на работу.
***
– А много у тебя было женщин? – спрашивала я Хиро, удобно расположившись на его плече.
Никакому другому мужчине я бы не осмелилась задать подобный вопрос, но ниххонец… он особенный.
– Технически? – лениво спросил Хиро, накручивая на палец мои волосы. – Или по-настоящему?
– А технически – это как?
– Ну… у меня была женщина. Я жил в деревне, учился… всякому. Женщина тоже меня учила. Я её днем, при свете, даже не видел. Не знаю, какая она, даже не представляю. Думаю, что молодая – кожа гладкая была.
– Ничего себе! – изумилась я. – Так бывает?
– В Ниххоне всякое бывает, там свои традиции. Я не в обиде, мне нравились эти уроки.
– Ты поэтому такой упертый?
– В смысле, упертый?
– Ну, едва ли не время засекаешь, все по правилам…
– По регламенту. Да, мужчина должен сначала доставить удовольствие женщине, а потом кончать сам. И не менее тридцати минут. И еще последовательность ласк…
Дальше я не слушала, потому что хохотала, а потом принялась его целовать и щекотать, уверяя, что регламент – это полная глупость.
– Именно поэтому ты стонешь так, как будто умираешь от блаженства, когда я люблю тебя, как положено, да? – хитро прищурился ниххонец, поймав мои руки. – Еще скажи, что тебе не нравится!
– Нравится, – призналась я смущенно. – Мне вообще всё в тебе нравится. Ты идеальный.
Он почему-то застыл, сжимая зубы, а потом как-то вымученно сказал:
– У меня очень странные увлечения, Лина. Ты бы не поняла.
– Расскажи! – оживилась я.
– Ну нет, – мотнул головой Хиро. – Лучше ты расскажи, много ли у тебя было мужчин?
– Ты второй, – просто ответила я.
– Шутишь? – он аж приподнялся, чтобы заглянуть мне в лицо. – Но ты сама пришла тогда… почему?
– Хиро, ты очень красивый, – мягко ответила я. – А мне было в тот вечер очень плохо. Меня обидели. Ну, и я выпила, если уж совсем честно.
– Покажи мне человека, который тебя обидел, и я его расцелую. Потом убью, но сначала расцелую. Ты мне тоже понравилась, такая живая, смешная… и ноги у тебя потрясающей красоты.
– Только ноги? – надулась я.
– Ну, лицо я не видел. А фигуру сразу оценил. И смелость. И то, что ты говоришь по-ниххонски. В Эльзании почти никто не говорит.
– Я жила в Ранолевсе. Там много ниххонцев. Выучила.
– Я рад. Может, кого-нибудь я отвезу тебя в Ниххон… в горы.
Ой, сомневаюсь, мне и здесь хорошо. Здесь моя стая, а в Ниххоне кто? Хиро? Ну… может быть.
– Спи, болтун, – напомнила я. – Тебе утром на построение.
Он улыбнулся и закрыл глаза, а я вдруг поняла, что он очень технично ушёл от моего вопроса по поводу его женщин.
Я так и не поняла, как вышло, что Хиро переехал ко мне. Сначала он принёс сменную одежду, потом свою катану – сказал, что в казармах её все лапают, а он нервничает, потому что это его личное оружие, почти часть души. Катана боевая, на узких улицах города ей не место, короткий меч куда удобнее. Здесь, у меня на стенке, она будет в полной безопасности.
Я только плечами пожала: висит и висит, мне не мешает. Потрогать иногда приятно. Но когда на моем столе появились его бумаги, когда я начала спотыкаться о его сандалии, я всё поняла. Узкоглазый обманщик действовал исподтишка, шёл к своей цели маленькими шагами. То кимоно (кстати, у него несколько одинаковых), то его исподнее в моем комоде и на моих веревках в саду, то купленные по случаю циновки на пол и подушки, набитые овечьей шерстью… хитрец!
Я хотела даже устроить скандал и выгнать его к черту, но каждый вечер забывала. Слишком сладко он меня целовал, слишком увлечённо рассказывал о своей работе, слишком внимательным был.
Хиро быстро запомнил, что для меня табу все, что касается птиц. Я могла сколько угодно шутить над ними, но никогда не прикоснулась бы к курице или печеному рябчику, и даже подушки у меня были не перьевые. И писала я металлическим пером, хотя ему ничего не сказала, когда он принёс свой набор для письма с гусиными перьями. Спустя пару дней он купил новый набор металлических.
Выгонять его было уже неловко, да и не хотелось, если честно. Как-то быстро я привыкла, что нас уже двое, и тетка Аглая ставила на стол теперь семь тарелок вместо шести. Он несколько раз даже вставал за прилавок в аптеке, когда мне срочно надо было отнести лекарства больному, а Теши не было рядом.
С дядько Хиро быстро нашёл общий язык, да и с сыновьями его ладил.
– Я люблю детей, – смущенно улыбнулся он мне, когда я увидела, как он, сидя на камне в саду, вырезает деревянные катаны. – У меня была большая семья.
Это был, пожалуй, первый случай, когда он что-то сказал про свое прошлое. Обычно Хиро молчал или отшучивался.
– Хиро, я… детей у меня не будет, – сообщила ему я, сочтя момент подходящим. Мне не хотелось скрывать от него что-то, вдруг он мечтает о детях, а я… скорее всего и забеременеть никогда не смогу. Спасибо моему покойному супругу, позаботился.
– Я знаю, я видел, что ты принимаешь настои – спокойно ответил он, не отрываясь от своего занятия. – Но если ты захочешь родить мне ребёнка, я буду счастлив.
На самом деле, я пила отвар для здорового цвета кожи, но разубеждать его не стала. Только посмотрела на него, прикусив губу и вздохнула. В самом деле, нельзя же быть таким идеальным! Почему он никогда не сердится на меня, ничего не требует? Неужели ему просто безразлично?
Мне бы хотелось родить ему ребёнка – хотя бы для того, чтобы узнать, умеет он волноваться или нет. Ну и вообще… Хиро был бы идеальным отцом: спокойным, терпеливым, нежным. Надо, пожалуй, почитать травники… и с ведуньями посоветоваться, а вдруг всё еще не так уж и плохо? Хотя если я больше не забеременела от мужа – в течение целых шести лет – то, наверное, даже и думать об этом бессмысленно. Что ж, моя тетка как-то без детей прожила, и я проживу.
Я решительно тряхнула головой, прогоняя неуместные мысли, и принялась дергать сорняки на клумбе с лекарственными травами. Ничто так не прочищает мозги, как физический труд. А все же я чувствовала, как Хиро меня разглядывает и, кажется, улыбается. Бесит эта его понимающая улыбочка, просто из себя порой выводит! И идеальность его бесит. Не может же быть, чтобы он настолько хорошо себя контролировал? Должны быть у человека слабые точки?
В один из дней Хиро явился домой встревоженный.
– Ли (он сократил мое имя до минимума), в пригороде ярмарка. Мне не нравится, что здесь много чужаков теперь болтается. Будь, пожалуйста, осторожна и по ночам одна не ходи, и Теше тоже передай.
Ярмарка? Как ярмарка? Так она же в конце лета, когда уже хозяйки – нормальные хозяйки, не я – собрали урожай, заготовили варенье и знаменитые фулбинские яблоки в меду, и вообще— кто чем богат: портниха нашила рубашек, тетка Аглая заготовила колбас – то-то у нее из дома давным-давно дымом ольховым пахнет, кондитер конфет разных наделал! И только я совершенно забыла про все, увлеченная своей аптекой.
– Ярмарка, – зачарованно повторила я. – Это ведь травы привезли неместные и всякие зелья!
– Женщина, ты меня вообще слышала? – в голосе Хиро металлические нотки. – Я прошу быть осторожнее, а ты что?
– А я хочу на ярмарку! – я как ребёнок захлопала в ладоши. – Хиро, давай сходим!
– Не могу, у меня усиленное патрулирование. Мне даже выходных сейчас не положены. Сходи с дядей или с Дьеном и Тешей.
– Ладно, – я сделала вид, что не расстроилась, хотя на самом деле расстроилась. – Тебе что-нибудь поглядеть?
– Да, если найдёшь черную редьку и соленый имбирь, возьми. Я люблю.
Я сморщила нос – гадость какая – но запомнила. Ох, надо список написать! Мне столько всего хочется купить! В Фулбине нет хорошего стеклодува, склянки для лекарств у меня сплошь косые и неровные, а маленьких и вовсе почти не осталось. Ой, книг нужно найти, всяких. Осенью в дождь отчего бы и не почитать? И шёлк, мне нужен шелк, чтобы отвары цедить, вот через хлопок нужной чистоты не получается.
А в городе, действительно, стало неспокойно. Гостиницы были переполнены, кузен Фредерико жаловался, что денег, конечно, прилично, но пришлось нанимать дополнительную прислугу: готовки и уборки невпроворот, да еще мебель ломают, окаянные. Многие купцы приехали с охраной, вот от охраны-то и проблемы. Дерутся, к служанкам пристают, местных парней задирают.
Пытались и патруль на прочность проверить, показать свою удаль молодецкую, да здорово просчитались. Хиро не зря гонял своих стражей в хвост и гриву: из первой же, причем неравной, стычки местные вышли победителями, а в тюрьме были забиты все камеры, что отродясь у нас не случалось. Купцы потом часть своих охранников выкупили, а часть так и бросили. Наших парней пытались сманивать, некоторые согласились пойти в охрану торговцев.
Все это я узнала от покупателей и дивилась: ко мне чужаки не заходили, да и на улице почти не попадались. Мне казалось, привирают люди – есть, между прочим, у жителей небольших городков такая черта характера. Поэтому я безбоязненно гуляла, где нужно: но Тешу вот везде сопровождал ее Дьен и родители теперь не возражали.
День близился к концу, а точнее, к ночи. За окном уже темнело – теперь солнце садится раньше. Теша торговала с отцом на ярмарке, до которой, между прочим, я так и не дошла, а я без помощницы ничего не успевала, а ведь у Флори Ранье дочка маленькая заболела, она дважды присылала мужа за микстурой, но я только к вечеру её закончила. И примочки от синяков и ссадин Фредерико только сейчас и сложила в корзину, а между тем он продавал их в своей гостинице чуть ли не в три раза дороже, чем я в аптеке. Прибыль мы делили пополам.
Я сложила всё в корзину, с тревогой глянула в окно. Не боялась, нет – после приключений в Ранолевсе меня сложно было чем-то напугать.
Но Хиро предупреждал… Ай, ладно! Здесь всего-то два квартала бежать. А Фредерико меня потом до дома проводит.
На улице было темно и тихо. Фонарей у нас немного, но и дорогу я знаю, как свои два крыла, на булыжной мостовой не споткнусь даже с закрытыми глазами. Прошла по Гнездовой улице, свернула в Пшеничный переулок.
Там-то меня и поймали. Две тени перегородили мне дорогу, ещё две внезапно оказались сзади. Я сглотнула. У нас нерушимое правило – не оборачиваться при чужаках. К тому же я прекрасно знала, чем это может закончиться – спасибо графу Волорье за науку. Поэтому я сделала первое, что пришло в голову – завизжала изо всех сил. Плевать – свои или чужие – после разберёмся.
Пара сильных рук тут же зажала мне рот, больно прихватив прядь волос, другая пара вырвала из рук корзину, а третья принялась шарить по груди и бедрам. Я изо всех сил вспоминала уроки Ральфа. Обмануть, расслабиться, а потом бить в колени и глаза. Судорожно потрепыхалась и обмякла, будто в обморок упала.
– Отлично, девка в отключке, – хмыкнул один из нападавших. – Потащили.
– Зачем? – не понял второй. – Она явно не та, которая нам нужна.
– А на месте разберёмся. Если не та – то мы её просто оприходуем и прирежем по-тихому.
– По-тихому не получится, это баба начальника стражи, по-моему.
– Пока ее найдут, мы уже исчезнем. Я не понял, ты ссышь что ли? Если ссышь, то нам больше достанется.
Пора!
Я дернула головой, изо всех сил ударяя затылком по лицу держащего меня мужика. Прибить не прибила, но от неожиданности он меня выпустил. Снова заорала, толкая второго и пиная его под колено. Два других обхватили меня с обеих сторон, но я вырывалась, лягалась и вопила, когда их руки соскальзывали с моего рта.
Серебристый отблеск и характерный свист рассекаемого мечом воздуха заставили одного из бандитов отпрянуть и дернуться. Мне на руки плеснуло что-то тёмное и горячее. Второй как-то молча начал заваливаться на бок. Стало очень тихо, так тихо, что я слышала свой стук сердца, а дыхание громом отдавалось в ушах. Сорванное горло саднило.
– Я ведь тебе говорил "не ходи одна по ночам", – заорал на меня Хиро, бледное лицо которого едва ли не светилось в темноте. – Дурная ты женщина, когда ты научишься слушаться?
Губы у меня задрожали, я всхлипнула и немедленно оказалась заключена в объятия ниххонца. Он сжал меня из всех сил, зарылся лицом в мои волосы и отчаянно ругался на ниххонском словами, которые я не знала, вспоминая чужих мне богов и демонов.
– Лина, ну как ты могла? – легко встряхнул меня за плечи он. – Я ведь просил! Мои слова для тебя вообще ничего не значат, да?
– Прости.
– Дура, причем здесь "прости"? Они убить тебя могли! Изнасиловать! Бог весть ещё что сделать! А если бы я домой позже возвращался?
Я хотела было разозлиться, разобидеться, но следующие слова выбили меня из колеи.
– Чуть с ума не сошел, когда я понял, что это ты, – дрогнувшим голосом признался Хиро. – Ласточка моя, милая, нежная, почему ты не бережешься?
До этого я как-то держалась – от злости ли, от пережитого ужаса, а после его слов разревелась как ребёнок и попыталась что-то объяснить: по заболевшую дочку у Ранье, про примочки для Фредерико. Хиро тяжело вздохнул, огляделся и покачал головой:
– Что эти люди тебе говорили? Что хотели?
– Хотели меня изнасиловать и убить, только не здесь. Куда-то тащить хотели.
– Господи… – он снова прижал меня к себе, целуя в лоб. – Ладно. Давай я тебя домой отведу. Не спорь, пожалуйста. Я понял, больной ребёнок. Сам отнесу твоё лекарство.
В конце переулка показались фонари, Хиро дернулся и свистнул пронзительно. Фонари рысцой устремились к нам. Патрульные.
– Петрес, Кайлен, – начал распоряжаться начальник стражи. – На Авелин четверо этих вот напали. Я её домой отведу и вернусь, будем оформлять. Ах, да. Лина, кому лекарство отнести?
– Флори Ранье.
– Я могу, – вызвался один из мальчиков. – Тут рядом, я знаю, где это.
Я наконец смогла разжать пальцы и выпустить складки кимоно Хиро. Присела над своей опрокинутой корзиной: ничего не разбилось. Хорошо. Руки тряслись так, что лекарства едва смогла собрать. Нет, Авелин, надо успокаиваться. Сейчас вернусь домой и заварю себе травок, аптекарь я или трясогузка? Хиро мягко отодвинул меня, забрал корзину, сунул патрульному, а потом повел домой.
Мы поднялись в спальню.
– Раздевайся, Ли.
– Ты с ума сошел?
– Ли, птичка, у тебя платье в крови. Если не постирать сейчас, засохнет, пятна останутся. Жалко, красивое.
Я опустила взгляд: действительно – бурые влажные пятна на подоле и корсаже. Голова закружилась. После того, как меня заставили смотреть на казнь мужа, мне дурно от вида крови.
Зажмурилась.
Хиро вздохнул и принялся меня раздевать, а потом заставил надеть рубашку и юбку.
– Ты чего?
– Пойдешь к дяде. Я тебя в таком состоянии оставить не могу.
– Я сейчас травок заварю и успокоюсь.
Он щелкнул пальцами.
– Точно! Травки! Пойдём, я сам заварю.
Мы спустились в кухню. Он принялся шариться по моим ящикам, банкам и мешочкам. Смешивал какие-то травы, варил в моей кастрюльке, цедил через ткань, а потом сунул мне большую керамическую чашку с какой-то бурой дрянью, отвратительной и на вид, и на запах, и скомандовал:
– Пей всё.
– И почему ниххонские отвары все такие противные? – жалобно спросила я.
– Мы, ниххонцы, любим трудности, – усмехнулся Хиро.
Я выпила, и меня почти мгновенно повело. Глаза начали закрываться, мысли разлетаться в стороны.
– А ты смешной, – сообщила я Хиро. – У тебя три глаза, ууу… нет, четыре.
– Хм, неужто я переборщил с мирилией? Вроде не должен.
– Это потому, что я птица. На меня некоторые травки неадекватно действуют.
Проснулась я после полудня – совершенно спокойная и умиротворенная. Вчерашнее происшествие казалось смутным сном. Ничего же страшного не случилось – я почти даже и отбилась от них.
– Как ты себя чувствуешь? – раздался голос ниххонца. – Не тошнит? Голова не болит?
– Ой, а ты зачем здесь?
– Я сюда отчеты принес, какая разница, где их заполнять – тут или в ратуше. Ты знаешь, что мне мэр кабинет выделил? Очень удобно, в казармах негде бумаги хранить.
– Понятно, – я присела на кровати, повела плечами, потрясла головой. Ничего не болело.
– Я твое платье Аглае отнес, она обещала пятна крови вывести.
Вспомнив про кровь, я тут же зажала рот руками.
– Хиро, из-за моей глупости четверо человек погибло!
– Ты-то здесь при чем? Их убил я. И убил бы, даже если бы они на любую другую горожанку напали. Знаешь, что самое смешное? Ты им вообще не нужна была. Мы с ребятами наведались в гостиницу, где их хозяин-купец сейчас живет, поспрашивали людей, поглядели личные вещи. Ребята из Ранолевса и, судя по всему, не просто так сюда приехали. Ищут знатную даму, некую графиню Волорье.
Платная часть дальше