Марианна Красовская
Цитадель: дочь света

Глава 9. Утро добрым не бывает

Ника и Геля спали в обнимку у окна, как ангелы, освещенные лунным светом, Мари завернулась в одеяло, как в кокон и тихонько похрапывала. Я упала на матрас не разуваясь и провалилась в сон без сновидений. Проснулась я от колокольного звона. Впрочем, от этого трезвона проснулись, наверное, даже в нескольких километрах от Цитадели.

А хорошо-то как! Воздух дрожит – боммм, боммм. Тишина взрывается утренним шумом – тут же кричат петухи, блеют овцы, начинают разговаривать люди. Сонная прехорошенькая Ангелина потягивается, Ника недовольно массирует виски, а потом, ахнув, вскакивает на ноги. Мари, буркнув что-то, не открывая глаз, извлекает откуда-то беруши, вставляет в уши и переворачивается на другой бок.

Некоторое время мы рассуждаем, что нам надеть – как будто у нас богатый выбор! Я разглаживаю свою юбку, жалея, что не сняла её перед сном, Ника расстроено прячет жилетку – здесь она пригодится не скоро. Одна Геля не унывает, у неё-то есть легкое цветастое платье. Мы выходим во двор – там уже все собрались. Какая-то женщина, поглядев на нас, недовольно качает головой и сует нам в руки куски грубой ткани.

Только этого еще не хватало! Да тут, кажется, намечается богослужение! Оно нам надо?

Мужчины присоединяются к нам. Не хватает только вервольфа. Павел с кислой физиономией разглядывает колокольню, Антон приглаживает руками волосы, он прямо-таки непристойно весел и бодр. Я уже вижу, как на него заглядываются, перешептываясь и хихикая, молодые девушки.

На небольшом возвышении наш хозяин. Он громко приветствует народ и предлагает возблагодарить Господа за новых обитателей Цитадели – то есть нас. Все оглядываются и пялятся, как будто мы чем-то отличаемся от них. Может, и отличаемся. Оскар представляет нового коменданта крепости – Сергея, и, возложив руки на его голову, молится за его благословение, прося у Всевышнего мудрости и терпения. Весь народ опускается на колени. Женщины с покрытыми головами. Мы тоже покорно накидываем на головы платки и опускаемся на колени. Далее следует молитва за благословление на день грядущий. Елки-палки, неужели такая ерунда у них каждый день? Куда мы попали? Фанатики! Религиозные фанатики!

Уф! Оскар говорит «аминь», все поднимаются.

Теперь он говорит, что завтра к вечеру должен прибыть караван с продуктами, металлом и прочими товарами. Все выражают радость и одобрение. Надеюсь, они не собираются молиться и за караван, и за каждого верблюда по-отдельности?

А где Ника? На кухне? Ой-ей-ей! Я, подхватив юбку, бросаюсь искать кухню, но дорогу мне преграждает весьма степенная дама. Оказывается, это жена здешнего священника. Некоторое время (я беспокойно переминаюсь с ноги на ногу) она вещает мне о том, что Геля одета крайне неприлично – виданное ли дело, чтобы почти взрослая девица почти четырнадцати лет была в столь коротком платье? Я киваю головой, надеясь, что она отвяжется, но она не отвязывается. Вообще-то она права. Здесь много молодых парней, и они как-то нехорошо смотрят на девочку. Госпожа Летиция, видя моё смущение, предлагает Геле платье своей дочки и берет девочку под свое крылышко. Тем более, что её дочь – та самая рыжеволосая красавица, с которой Гелька уже нашла общий язык. Пользуясь случаем, я сетую на свою мятую юбку и полное незнание здешней моды. Дама обещает подумать над моим вопросом и удаляется, забрав с собой обеих девочек.

В кухне, как я и боялась, царит ад. Ника вихрем носится по немаленькому помещению, заглядывая во все котлы, все мешки и лари. Вообще-то да, тут грязно. Посуда не слишком чистая, пыльно, стены в копоти, в углу свалены дрова, а рядом – мясная туша, и тут же ведро с отходами. Испуганные поварята и женщины жмутся к стенам, и только здоровый мужик в белом платке и засаленном переднике стоят, как столб, посередине и довольно смиренно внимает Никиным упрекам.

– Бардак развели! – наконец заканчивает Ника.

Повар посмотрел на нее, отложил топор, который держал подмышкой, и демонстративно зааплодировал. Поразительное самообладание!

– Браво, миледи! – насмешливо пробасил он. – Браво! Не соблагоизволите ли занять мое место?

Ника удивленно подняла брови, смерив смельчака взглядом.

– Завтрак сегодня отменяется, – наконец, произнесла она. – Чай, хлеб и сыр. Выдать в столовой. Поварам каждый день менять фартук. Завязывать волосы. Постоянно мыть руки. Распределить обязанности. Малышня режет хлеб и сыр – в столовой, слышите! – главный повар разливает чай. Остальные – тряпки в зубы и за уборку! Вода тут есть?

Повар вздохнул и кивнул в сторону каменного сооружения в углу кухни. А я-то гадала, что у нас тут за пирамиды!

Ника подошла к каменному устройству и вопросительно поглядела на повара. Признаться, я тоже не поняла, как работает эта конструкция и подошла поближе. Повар возвел очи к потолку, а потом повернул деревянный рычаг на стене. Из стены хлынула вода. Конструкция, как я уже сказала, напоминала пирамиду. Верхний бассейн был квадратной формы, достаточно большой и глубокий, вероятно, здесь мыли посуду. Но поварятам досюда было не достать. Далее вода через несколько отверстий (под небольшим напором, этакими фонтанчиками) стекала в полукруглые каменные чаши, напоминавшие наши раковины. Там даже сливные отверстия были снизу. Потом вода лилась в последний бассейн на уровне колен. Очевидно, там полоскали тряпки, возможно, стирали и набирали воду. На редкость рациональное устройство! С одной стороны нижний бассейн был широким – почти полметра, а с другой – практически щель, видимо, чтобы удобней было подходить. И самое великолепное – от воды шел пар! Она была горячая!

– Геотермальные источники, – пояснил повар, улыбаясь моему детскому восторгу. – Но пить её нельзя.

– Так-так-так, – пропела Ника. – Это же замечательно, великолепно!

И, повернувшись к повару, ткнула пальцем ему в живот:

– Фартук снимай, живо!

Ника прогнала повара и деток помладше в зал раздавать завтрак и самолично выстирала фартук.

Потом собрала всех молодых женщин, которых смогла найти (не пожалев даже своей дочери), набрала тряпок и, подоткнув подол, принялась за уборку. Грязную воду из ведер, кстати, сливали в дырку в полу. Уж куда она дальше шла, не знаю.

Да, я тоже бегала с тряпкой. А что делать? К обеду кухня была вылизана дочиста, а Ника уже совещалась с главным поваром о возможности отгородить части огромного помещения под склад продуктов и ледник. Муку, значит, снизу, а специи повыше. Обед они готовили вместе, уже закадычными друзьями.

Поварята в чистых беленьких передничках и косыночках споро чистили овощи. Женщины месили тесто (Ника обещала убедить Сергея придумать какой-нибудь механизм для упрощения этого процесса), ощипывали птицу, резали яблоки на пирог. Я же пыталась составить смесь для травяного отвара, ибо, как оказалось, чай здесь был в дефиците. Поэтому я перебирала сухие травы, складывала их по мешочкам, в которых предполагала их заваривать по принципу чайных пакетов, тщательно обнюхивая каждый листочек.

– Все в порядке? – раздался голос хозяина крепости от дверей. – Ого! Да тут операции проводить можно – такая чистота!

– Я бы и вам рекомендовала вытирать ноги, – звонко крикнула Ника, высунув нос из ящичка с корицей. – Мы боремся за чистоту производственного процесса!

– А обед сегодня будет, или как с утра? Там народ волнуется.

– Обед будет всенепременно, – заверила его Ника. – Как заведующая столовой, я вам это гарантирую.

За её спиной высунула язык и закатила глаза Геля, которую Ника приставила к измерению и классификации посуды. Бедный ребенок! Впрочем, жестокосердная Ника и раньше держала детей в черном теле, заставляя их выполнять работу по дому – пылесосить, готовить, мыть посуду. Геля готовила уже с десяти лет, несмотря на то, что у них были повар и уборщица. Так что Севе крупно повезло, что он был прикомандирован к отцу.

Сергей, насколько я знала, сейчас разбирался с бумагами коменданта. И бывший комендант, и Сева помогали ему.

Оскар еще раз оглядел глазами кухню (трупов не было, все казались довольными жизнью), заметил меня, кивнул. Я расплылась в улыбке…

Разложив травы (не все, конечно – а на ближайшую неделю), я поскакала в огород. Огород мне понравился. Ровные ряды морковки, лука, свеклы, кудрявые заросли гороха, кусты малины и смородины. Бобы и фасоль – ну надо же, рядом со свеклой, я также всегда сажала. Картофель уже по колено. А вот кукурузы нет, а здесь можно её выращивать. Климат вполне позволяет. Длинные узкие грядки клубники – и ни одной красной ягодки. Кто-то внимательно следит за сбором урожая. Глубоко вдохнув благоухающий воздух, я направилась к саду. Да! Тут были целые заросли мяты. И изрядно подранные листья валерианы. Кошки, здесь, по-видимому, присутствуют.

Кстати, о птичках! Где-то утром кукарекала живность. В кухне было молоко – значит, были и коровы. Впрочем, кашей и простоквашей, по словам повара, кормили только детей и беременных женщин, значит, коров не так уж и много.

И собаки лаяли.

Немного поплутав, я нашла под одним из деревьев здоровенного лохматого пса. Он поднял на меня мутные глаза. Бедняга! Это северная собака, и она явно измучена жарой.

– Привет, песик, – ласково сказала я.

Я ни разу не собачница, но этот пес был явно благородных кровей и внушал уважение. Пес кивнул мне и снова склонил кудлатую голову на лапы. Язык у него болтался, будто красная тряпка.

– Отойдите, миледи! – раздался крик сзади.

Я оглянулась. Ко мне со всех ног мчался старик с длинной белой бородой – точь-в-точь старик Хоттабыч.

Глава 10. В каждом монастыре свой уклад

– Ты подумай, – доверительно сказала я псу. – Он тебя боится.

Пес зевнул, показав огромные клыки, и засмеялся. Я засмеялась вместе с ним.

– Миледи, отойдите от собаки, – повторил старик, остановившись на безопасном расстоянии.

– Чей это пес? – спросила я, почесав нового приятеля за ухом.

– Это… ничей. Он к нам прибился, князь велел его оставить. Ну и злейшая же тварь! Никому не дается, а еду принимает как дань. Он, видимо, считает, что он тут самый главный.

– А я и есть самый главный, – рыкнул пес.

Старик шарахнулся.

– А ну не шуми, – прикрикнула я. – И вообще, разгавкался тут, умник.

А ведь в самом деле, умник! Обычные, то есть российские, собаки лаяли куда менее связно: «Мячик, догнать», например, или «Голоден», «Чужой», «Ненавижу». А этот – с интеллектом на уровне человека. Пес легонько боднул меня в бок, положил морду мне на колени и вздохнул. Хоттабыч с некоторой опаской подошел поближе.

– А ты, девонька, никак собак понимаешь? – поинтересовался он. – А в роду у тебя эльфов не было? Ты только не обижайся на меня…

А чего тут обижаться? И так понятно, что эльфы с нашими, то есть с человеческими, женщинами не связываются, а если и связываются, то на одну ночь. И то, возможно, нетрезвые. А женщины

– Эльфы, судя по всему, были, – хмуро ответила я. – Папа и мама. И я не девонька, мне сорок семь.

– Да ну? – не поверил старик. – А ушки-то у тебя не эльфийские.

– Это уже моя проблема, – отрезала я. – Я эльф, не веришь – спроси у Оскара, в смысле, у Князя.

– Спрошу, спрошу, – мирно ответил старик, осторожно присаживаясь рядом и косясь на пса. – А зовут тебя как?

– Галла, – ответила я. – А вас? Не Хоттабычем, случайно?

– Меня все дядюшка Рахман называют, я тутошний садовник. А раньше у эльфов садовничал.

Видимо, «садовничал у эльфов» – это высшая степень призвания, решила я. А заодно очередной намек на мои уши.

– Я и говорю, Гасан Абдурахман ибн Хоттаб, – засмеялась я.

Старик юмора, естественно, не понял, и я вкратце пересказала ему «Старика Хоттабыча». Когда он закончил смеяться, рассказала и про Азазелло из Булгакова.

– А огород у вас, дядюшка Рахман, и в самом деле, образцовый, – похвалила я старика. – Я ведь, знаете ли, думала, что лучше, чем у меня, огорода не бывает. Так вот у вас хоть и не лучше, но нисколько не хуже. А капусту выращиваете?

– Помилуй, дочка, капусту уж собрали, – улыбнулся старик. – В подвале лежит. Теперь мы уж картошку засадили.

– А огурчики-помидорчики?

– А смысл? – вздохнул старик. – Овощ нежный, долго не лежит. А возни-то с ним…

– А мариновать?

– А умеешь?

– Я-то не любитель, а вот Ника… А зима здесь бывает?

– Куда она денется, бывает, – усмехнулся старик. – Полгода почитай, непогода. Дожди, а потом снега выше крыши.

– А что, зимой ничего не растите? Тут с вашими горячими источниками такую оранжерею отгрохать можно! И зимой свежие овощи будут.

– А ну-ка, девочка, расскажи, что это за изобретение такое – оранжерея?

Я хотела было ему рассказать, но пробил колокол – обедать. Болтая, мы направились к замку. Я потрепала пса по холке, пообещав что-нибудь вкусненькое захватить, а он в ответ предложил поискать ему местечко попрохладней.

Да, обед значительно отличался от вчерашнего ужина! Густой суп с пряными травами, сочное жаркое и яблочный пирог на десерт! Народ был в восхищении. Я разыскала своих и присела рядом. Взгляд мой упал на Сергея. Мамочка! Я уронила ложку и раскрыла рот. Шрамов совсем не было! Только одна щека осталась не слишком приглядной, но это было не отвратительно и страшно, а даже придавало ему шарма. На шее и, смею предположить, ниже не осталось никаких следов. Вероника победно усмехнулась.

– Это целитель поработал, – сообщила она. – Тот юноша с узорчатой лентой, который тебя вчера увел.

– Великолепно! – похвалила я. – Он у тебя теперь такой красавец!

– Он всегда таким был, – улыбнулась Ника.

После обеда я, захватив Севу и Гелю, и еще нескольких ребят, отправилась в сад к песику и, преодолев все его возражения, утащила его к ручью. Врагов поблизости не наблюдалось, и часовой спокойно выпустил нашу компанию. Там мы, визжа и брызгаясь, вымыли пса и остригли свалявшуюся шерсть, чтобы ему не было так жарко. Пес ворчал, но терпел. Сева, любивший животных, вызвался его купать и расчесывать каждый день, но другие мальчишки подняли гвалт. Пришлось устанавливать дежурство.

Всего в замке было десятка два детишек в возрасте от семи до шестнадцати лет. В основном мальчики. Девочек было всего четыре, считая Гелю. Все они были детьми семей, пришедших в Цитадель за защитой, да тут и оставшихся. Двое – рыжеволосые Ханна и Исак – дети священника. Трое мальчишек – внуки бывшего коменданта, сейчас приболевшего. Он с радостью готовился к заслуженной пенсии. Их родителей убили орки. Помимо Князя времени, коменданта и священника, в замке было еще несколько человек высшего статуса. У нас бы их назвали дворяне, но тут не было правящего класса как такового, был класс воинов, ремесленников, целителей, крестьян, купцов, духовенства… Все обладали равными правами. Крестьянин, хорошо ведущий хозяйство, мог быть выбран в деревне старостой, а если деревня процветала под его руководством – волостным головой – управляющим округом. Далее его карьера могла дойти до управления несколькими городами, а дальше уже – в совет государства. А правителей тут избирали на определенный срок – на десять лет, кажется. Могли и выгнать, если что не так. А если все устраивало – и полвека можно править.

Долины и часть лесов испокон веков принадлежали людям, темное Лихолесье – вервольфам. Эльфы предпочитали горы и ближние к ним леса. Глубины гор, естественно – гномам, моря – гаррам, в пустыне – орки и гоблины. Красная земля – вулканы, долина огня, гейзеры – бесам, демонам и прочей нечисти. Были еще «облака» – самые вершинки гор – там обитали ангелы и сильфиды, предпочитающие холод и разреженную атмосферу.

Еще в замке был отряд опытных воинов – около трехсот человек. Среди них один главный – Князь Времени, трое сотников, тридцать десятников. Каждый десяток тренируется особо. Кто-то специалист по лесам, кто-то по пустыне, кто-то по горам. Есть разведчики, картографы, инженеры. Рыжеухий Азазелло-Руан был одним из сотников. У него здесь была жена и сын, тоже рыжий. Все вервольфы. Что-то у них, видимо, в своем племени не сложилось.

Здесь, в Цитадели, не было ни эльфов, ни других светлых. Были вервольфы, люди и несколько орков. Когда дети показали мне на них, я долго удивлялась. Ну какие же это орки? Это же негры – высокие, с черной кожей, приплюснутыми носами. Клыки, правда, и выступающая нижняя челюсть, и абсолютно безволосые, только брови и куцые ресницы (правильно, чтобы пот в глаза не попадал), ну и уши острые, с множеством сережек, но мало ли какие в Африке бывают племена? Хорошо хоть, без колец на шее и тарелок в губах. Кстати, чем больше сережек, тем выше воинский статус. Учитывая, что все четверо были просто увешаны бижутерией – и как у них уши не отваливаются? – все бывалые воины.

Орки – воины-кочевники. Они не знают земледелия, зато отлично управляются с любым оружием и наделены огромной силой. Справиться с ними один на один может только хозяин Цитадели, да и то он берет не силой, а ловкостью. Кроме того, я думаю, он жульничает, заглядывая в прошлое.

Вообще, я смотрю, события, начавшиеся столь увлекательно в России, как-то поутихли. Где оборотни Трибунала, погони, леденящие душу угрозы? Действие переходит в банальный дамский роман. Мой и Оскара. Главный герой – реально главный и реально герой, хм. Классика жанра. Красивый, высокий, одинокий, самый-самый… Ну я-то, понятно, для себя главная героиня, чего мне наблюдать за романами других людей? Тем более, Мариэлла не оставила попыток завоевать Павла, да и Антон времени зря терять не будет. Почему-то я уверена, что каждый, наконец-то, найдет свое место в жизни. Я, например, совсем не пугаюсь этих толп народа, снующих туда-сюда, хотя в свое время предпочитала одиночество. Я открыта к общению, хотя раньше избегала женских посиделок. Мне хочется быть красивой, и я старательно разглаживаю красивое зеленое платье, найденное мне госпожой Летицией, я заплетаю волосы и интересуюсь у Ники, нет ли у неё косметики. Я ловлю взгляд хозяина замка, останавливающийся на мне слишком редко, и с нетерпением жду каравана. Говорят, с ним обычно прибывает торговец с целой торбой женских штучек.

Ника браво командует своей столовой. Сергей проводит ревизию помещений и запасов замка. Павел проинспектировал систему водопровода, нашел её гениальной и принялся за ремонт дозорной башни, разрушенной, о ужас, драконом во время последнего нападения. Мариэлла зачастила в дом священника, репетирует с ним арии. Антон с унылым видом таскается за лекарем. Дети тоже были в восторге от новой жизни.

Кстати, вся ребятня лет с шести была задействована в нуждах замка с утра и до обеда. Кто-то помогал на кухне, кто-то работал в огороде, кто-то намывал полы и окна, работал на конюшне. После обеда им разрешалось гулять и играть. С десяти лет дети еще и учились читать и писать под руководством местного священника. Его жена и еще несколько степенных дам командовали в замке стиркой, уборкой, штопкой, глажкой. Работы было невпроворот – попробуй-ка постирай постельное белье на четыреста с лишним человек, да прибери за каждым. А ведь они еще и шить, и вышивать успевали! Когда Ника взяла на себя кухню, все вздохнули с облегчением. Свою одежду каждый стирал сам, и набор посуды тоже у каждого был свой – деревянная миска, ложка и кружка. Только у хозяина замка и его гостей, коменданта, лекаря и сотников было право пользоваться фарфоровой посудой. Как-то так получилось, что мы все, кроме вервольфа и Антона, оказались на привилегированном положении. Вервольфа очень злило, что ему приходилось есть за общим столом, а нас усаживали за стол хозяина. Дети, впрочем, быстро отказались от этой чести, предпочтя общество своих сверстников. Антону же выдали деревянную посуду, и обедал он со своим наставником.

В отличие от остальных, я что-то не могла найти своего места. С огородом прекрасно справлялся Хоттабыч, моя помощь требовалась нечасто. К женской работе – стирке, готовке и уборке – я особого рвения не испытывала, да и Ника не велела мне лезть, чтобы соблюсти статус леди, а не служанки. Пожалуй, стоит заняться тем, что я умею – работать с детьми. А то умру со скуки.

Глава 11. Женская доля

Караван почему-то задерживался, а со мной на шестой день пребывания случилась неприятность. Проснувшись утром, я с ужасом обнаружила на простынях красное пятно.

– Ника! – завопила я, естественно, всех разбудив.

– Чего? – недовольно приоткрыла один глаз Вероника.

– Ника, у меня кровь!

Ника посмотрела на пятно, на меня, снова на пятно.

– Месячные? Поздравляю. Ты не беременна, – и снова улеглась.

– Какие месячные? – взвыла я. – У меня отродясь месячных не было!

– О, ты стала взрослой? Прокладок не дам, и не проси. Узнай у дам, как они обходятся.

– Ника, ну Ника же, – толкала я подругу. – Я правду говорю, у эльфов, наверное, не должно быть этих самых дней!

– Ох, горе ты мое, – вздохнула Ника. – Не даешь поспать. Ну чего мне, за целителем топать?

Я жалобно смотрела на неё. Вероника снова вздохнула, оделась и поплелась будить целителя.

Краснея и заикаясь, юный целитель признался в своей некомпетентности относительно этой стороны жизни эльфов.

– Я, конечно, могу роды принять и все такое, – растеряно извинялся он. – А эльфов я не лечил. Вот караван приедет, там иногда Аарон с ними ездит… самый странный из всех эльфов, наверное. Он тоже целитель, у него и поинтересуйтесь.

Зашибись! И как женщины с этим кошмаром справляются? Это же каждый месяц на неделю из жизни выпадать! А если кто заметит, пятно появится или еще что? Слава Богу, обошлось тремя днями, но понервничала я изрядно. Что еще за напасть на мою голову? Особенно в воскресенье, когда было торжественное богослужение, и все слушали проповедь священника, я тряслась от страха, что кто-то узнает…

Каждое утро тут начиналось с молитвы, а в воскресенье так вообще двухчасовая служба с пением гимнов и псалмов. На мой взгляд, эти ребята чересчур религиозны, хотя если им это помогает… Во всяком случае, в замке была строгая дисциплина, никакого разврата, запрещены ругательства и богохульства, и каждый занимался своим делом, не лодырничая и не увиливая от работы. Дети были послушны родителям, родители были ласковы и заботились о детях, в то же время предоставляя им достаточно свободы. Все это даже напомнило мне Советский Союз и наше детство – целыми днями на улице, с разбитыми коленками и ветром в волосах. Не хватало только каруселей, но Павел и Сергей уже работали над этим. Да, здесь был почти рай… И после абсолютного отказа от норм морали, после сексуальной революции 80-90-х годов для нас, детей прогресса, это было странно и радостно.

Вот только одежда меня несколько не устраивала. В джинсах не проходишь – неприлично. Хорошо хоть, корсеты не носили. Простые платья из холста, серые, черные, темно-зеленые, темно-синие, спереди на пуговках, длиной до лодыжек. Из украшений – белые воротнички и шали. Летом, да на кухне в таком платье сущий ад. Это уже потом Мариэлла взялась за переделку юбок и придумала новый костюм – легкую белую кофточку из батиста, с широким вырезом и приспущенным плечом, и юбку-шестиклинку из небеленого льна с широкими карманами (как у меня). Костюм пользовался огромным успехом! Его сразу согласилась надеть даже госпожа Летиция, которая тут была первой дамой. До появления Ники, естественно. А для молоденьких девушек Мари с увлечением придумывала сарафаны, но вот с тканью была беда, а каравана что-то не было.

Бесит меня уже этот караван.

Я сидела под сенью вишневого дерева, болтая с псом. Это животное положительно мне нравится. Он построил всех здешних кошек и собак (двух мелких, глупых животных, лающих очень громко). Князю была по душе нынешняя жизнь, он охотно возился с детьми и рад был со мной поболтать в свободное время. О себе пес рассказывать отказался категорически, я только могла предположить, что он откуда-то с севера, судя по густой и длинной шерсти.

Был предобеденный час, и в саду было пусто. Все заняты – кто обедом, кто учениями. С пустыря доносились задорные вопли – Антон обучал малышню играть в футбол. Я развалилась на зеленой травке, положив голову на мягкий бок пса, и рассказывала ему про то, как жила раньше.

Запрокинув голову, так, что волосы рассыпались по земле, задрав юбку выше колен, чтобы ноги загорали, распустив ворот блузки, оголив плечи, я наслаждалась жизнью и праздностью. Тряхнув головой, чтобы убрать челку со лба, я заметила что-то лишнее. К нам приближался хозяин замка. Я ужом соскользнула с пса, поправила блузку, одернула юбку и села прямо. Стыд-то какой! Что он обо мне подумает теперь?

– Привет! – улыбнулся он. – А я тебя искал.

– Соскучился? – усмехнулась я, и прикусила себе язык.

Какой бес меня толкал кокетничать с ним? А вдруг он пришел выбранить меня за безделье?

– Вроде того, – широко улыбнулся Оскар.

Выглядел он не слишком авантажно – короткие штаны и безрукавка были в сырых пятнах, с волос капала вода. Он явно купался. Я сглотнула и отвела глаза, чувствуя непреодолимое желание коснуться его влажной груди. И вообще, на него было слишком приятно смотреть.

Он сел рядом, облокотился на ствол вишни.

– Ну как ты тут? Что-то не слышно тебя. Я ожидал от эльфа более кипучей деятельности.

– Да как-то никак, – честно призналась я. – У остальных получается гораздо лучше.

– Да уж! – ухмыльнулся он. – Ваша Ника тут все с ног на голову поставила. Слава Богу, её энергия меня миновала! Представляю, как она завоевывала мужа! Бедняга…

– Что, передумал за ней ухаживать? – ехидно спросила я.

– Упаси Боже! – шутливо ужаснулся он. – А знаешь…

– Не знаю, – улыбнулась я.

– Я думаю, как вы все пришлись ко двору тут, – серьезно сказал он. – Словно Господь вас лично за руку вел. Вы тут как будто заткнули дыру в мироздании. С вами этот мир обрел целостность.

– Даже со мной? – с горечью спросила я.

– Мне кажется, что твоя роль будет куда сложнее, чем у твоих спутников. Твой путь только начался. Тебе предстоит уехать отсюда в земли эльфов, это уж точно.

Я закусила губу. Он сейчас точно озвучил мои сомнения. Вероятно, я отправлюсь в путь с караваном. Чтоб он провалился, этот караван!

– Знаешь, я так этого боюсь, – вздохнула я. – И боюсь, и жду…

– Я тоже, я тоже…

– Почему? – прямо спросила я.

Караван так караван. Значит, времени на предварительные ласки не осталось. А с другой стороны, если я уеду, терять мне нечего.

Он посмотрел мне в глаза, взял за руку. И в этот момент, когда грудь моя вздымалась, глаза загорелись, а сердце заколотилось как бешеное, это чертова псина вскочила на ноги и негромко гавкнула:

– Я чую караван.

Я скривилась. Оскар тихонько засмеялся.

– Где караван?

– Будет здесь к ночи. Или завтра утром, – ответил пес. – Скорее даже завтра, они захотят передохнуть.

– Караван будет завтра, – уныло сказала я Оскару.

– Что ж, – ответил он. – Завтра так завтра. Мука уже на исходе.

На исходе, как же! Просто Ника часть запрятала, она такая. Запасы на случай голода.

– Пожалуй, надо собрать вещи.

– Не спеши. Они неделю тут пробудут. Да еще неизвестно, куда они дальше.

Неделя, у меня есть неделя! Какое счастье!

Голова у меня кружилась, ладошки чесались. Неделя!

И тут я поняла, что со мной такое. Мне нужно в место силы. Прямо сейчас. Будь я дома, я бы села в машину и поехала, но тут…

– Оскар, ты очень занят?

– Сейчас? Да нет. С тех пор, как твои друзья взялись за дело, у меня значительно больше свободного времени.

– Мне надо за ворота.

– Куда? Зачем?

– Надо. Очень надо.

– Прямо сейчас?

– Ага.

– Ну пошли.

Мы взяли в конюшне коня (я верхом не ездила), он усадил меня перед собой, обхватив за талию, предупредил часовых, и мы рванули. О! это было лучше даже, чем езда на автомобиле! Юбка, правда, задралась, оголив колени – ну а что, ноги у меня красивые. Не знаю, сколько мы скакали, но я была как всегда – в легком трансе, и автоматически направляла лошадь туда, куда мне нужно, легким нажатием на руки моего спутника. Минут через двадцать я поняла – здесь. Соскочила с лошади, не переломав ноги, побежала. Не знаю куда, просто побежала. К счастью, занесло меня все же не в пустыню, а в зеленую степь, к какому-то дубу, огромному, в три обхвата. Нога у меня подвернулась, я упала па землю, перекатилась на спину, раскинула руки… Красота! Оскар, бросившийся за мной, увидев, что я не рехнулась, замедлил шаг.

И я запела. То, что дома напоминало придушенное мурлыканье, прозвучало неожиданно звонко и где-то даже красиво. Более того, почти сразу же ко мне присоединился второй голос. Боже, он действительно певец. И, по-видимому, знал эту песню! Теперь уже я не напевала, а подпевала. Даже поднялась, подошла к нему, привычно уже вцепилась в безрукавку и поднялась на цыпочки, запрокинув голову. Он пел потрясающе красиво, я как могла, подпевала, следовала за переливами его голоса. Сколько мы так пели, не знаю. То ли вечность, то ли несколько мгновений. Но это было… было… неописуемо прекрасно. Я наполнилась энергией, восторгом, радостью. Песня закончилась, из глаз у меня текли слезы восторга и счастья.

А потом… я не знаю, что на меня нашло. Я сама обхватила его голову, потянула за волосы (чуточку влажные, горячие от солнца, жесткие и гладкие) и поцеловала. Он замер сначала, а потом я поняла, что ничего раньше не знала про поцелуи. До боли, до хруста в позвоночнике он сжал меня в объятьях, и целовал – жадно, горячо, как будто пил меня… Толкнул меня к дубу, впечатал в жесткую кору спиной. У меня болела шея, кажется, кровоточили губы, не хватало дыханья, но я ни за что не согласилась бы это прервать. Нашла ногой какой-то корень, поднялась, будто на ступеньку. Стало легче шее. Потом поняла – хватит. И он понял, оторвался от меня, прижался влажным лбом к моему лбу. Так мы и стояли – хватая воздух губами, вздрагивая, не в силах отделиться друг от друга.

– Черт, – наконец сказал он с ядовитой насмешкой. – Я забыл, что эльфы после этой песни всегда целуются.