Maria Rossi
Ангел мести
Мари была надежным другом, я всегда чувствовал ее поддержку. Она, несмотря на то что была самой младшей в университете, словесно побеждала не только старшекурсников, но и преподавателей. Да уж, язычок у нее очень острый, не дай бог попасть в опалу.
Я же ее не давал в обиду на правах старшего брата. Джим при встрече, шутя, говорил: «Привет, родственник». Вообще, с Мари и Джимом можно было оставаться самим собой, рядом с ними чувствовалось счастье, которое будто бы от них передавалось и мне. Эти двое по-особенному смотрели на мир, они его иначе ощущали.
Я был единственным, да и остаюсь, наверное, до сих пор, кому известно, что Мари бросили родители, когда она была совсем маленькой, сдав в детский дом, и ее опекунами стали бабушка с дедушкой, которых она называла мама и папа, что она по происхождению русская и ее имя до изменения документов Мария, что ее любимое блюдо – блинчики, которые я со временем научился для нее готовить. А она знает всю мою жизнь, мои взлеты и падения, неудачи в любви, когда меня предавали, когда я ошибался. Мари всегда была на моей стороне и никогда не осуждала.
Что эта девушка для меня реально родной человек понял, а точнее, почувствовал, когда она на втором курсе стала донором для офицера, кажется, он был спецназовец, которого доставили в больницу с тяжелейшем ранением брюшной полости, ему требовалась редкая группа крови 4 положительная.
Я и не знал, что у Мари такая же. Пока у нее брали кровь, впервые в жизни почувствовал, что боюсь за Мари, как за самого дорогого мне человека.
Мы тогда с Джимом сидели в коридоре больницы, ждали нашу Мари, и оба за нее переживали.
С тех пор я за нее боюсь постоянно, понимая, как врач, что она может спасти других, а ее спасти, если что, будет трудно, донора можно и не найти.
В день 18-летия Мари Джим участвовал в бое, Зефирка его сопровождала. Вечером в доме родителей он собирался сделать ей предложение, о чем девушка не знала, ей готовили сюрприз Джим и их родители. Но жизнь оказалась настолько жестокой к этим двоим, что и врагу не пожелаешь.
Пока Мари была в коме, я думал, что сойду с ума. Малышка ведь еще не знает, что Джим погиб.
«И что с ней будет, когда она придет в сознание, если придет? И как сможет жить дальше?» – от этих мыслей у меня текли слезы, я задыхался от кома в горле, не находил себе места.
Все 4 дня я провел около дверей реанимации, где за ее жизнь боролись врачи. Человек, убивший Джима, дважды выстрелил и в Мари, одна из пуль прошла в 3 сантиметрах от сердца. Родители Мари и Джима, его команда – все мы молились, чтобы девочка выжила, чтоб не потребовалось переливания крови, искали донора.
Я, как мог, поддерживал Мари с первой минуты, как она пришла в сознание и узнала о трагедии.
С тех пор, как Мари выписали из больницы, после похорон Джима, она стала другой, видимо, понимая, что защитника, опоры в лице Джима в жизни больше нет и не будет, как и счастья.
Девушка активно занялась спортом, пошла в тот же клуб, где тренировался Джим, даже заняла его шкафчик в раздевалке, изучала практику восточных единоборств, уезжая в другие страны во время каникул, стала для всех, кроме меня, жесткой, уверенной, бесстрашной, резкой. Её многие побаиваются.
Лично меня ее изменения в характере и образе мысли заставляют нервничать. После гибели Джима она перестала ценить свою жизнь, у нее отсутствует страх смерти, Мари, не задумываясь, идет на риск, мало отдыхает, погружена в работу (она действительно отличный хирург, самая молодая не только в нашей больнице, но и в городе). А вот уже пару лет как она осталась и без родителей, совсем одна. Меня очень расстраивает ее любовь к одиночеству и то, что она рассчитывает и опирается только на себя и не ждет от этой жизни ничего хорошего.
10 лет прошло с момента гибели Джима, а она его все также любит, и я чувствую, что все эти годы готовится отомстить за смерть любимого человека. Я ее понимаю, но панически боюсь за ее жизнь, Мари очень мне дорога, только я знаю, какая она маленькая, беззащитная и одинокая девочка внутри.
А совсем недавно сам себе, наконец-то, признался, что Мари мне нравится не просто как «младшая сестра», а как девушка. Если быть честным, я всегда ее любил, но понимал, что у нее есть Джим. Я не представляю своей жизни без Мари. Сейчас очень хорошо понимаю чувства, которые Джим испытывал к ней. Ее хочется окутать нежностью, теплом, защитить, сделать ее жизнь счастливой, чтоб она чаще улыбалась, радовалась каждому рассвету и закату. Но чем больше в нее влюбляешься, тем сильнее страх ее потерять.
Когда смотрю на спящую Мари, мне кажется, что она до сих пор маленький ребенок: смешно хмурится, когда ей снится что-то неприятное, мило улыбается, когда гладишь ее по голове. Особенно трогательно, когда она сворачивается калачиком, а ладошки подкладывает под щеку, а еще когда обнимает своего огромного плюшевого медведя. В эти моменты я по-настоящему счастлив.
Еще я стал чувствовать Мари, улавливать ее настроение, желания. Даже просто быть рядом с ней – счастье для меня. И я понимаю, что никакая девушка в мире не сравнится с Мари, никто кроме нее мне и не нужен, потому что я ее люблю.
АВТОР
Отдежурив больше суток, Мари вернулась домой в районе обеда. В холодильнике увидела приготовленные Мартином вкусняшки, улыбнулась и произнесла: «заботливый», но сил есть не было, хотелось принять душ и лечь спать, на душе было как-то неспокойно. Выйдя из ванны, высушила, насколько хватило сил, волосы, надела пижаму, пошла в комнату, укуталась в одеяло и провалилась в сон.
МАРТИН
Мари не отвечала на звонки, не читала смс, потом абонент был недоступен. Я как-то начал нервничать и решил съездить к ней домой. Долго звонил и стучал в дверь, пока меня не осенило, что запасные ключи ведь у меня, я же последний выходил из квартиры. Переобувшись, помыл руки и прошел к комнате девушки, откуда слышался ее плач. Я тихонько постучал, но она мне не ответила, тогда открыл дверь и вошел.
Мари спала, причем глубоко, была очень бледной и просто навзрыд плакала, такое впечатление, что во сне случилась истерика. Я подошел, сел около кровати на корточки, попытался ее разбудить, называя по имени, взял за руку, но она не реагировала. Потом через слезы, всхлипывая, произнесла: «Нет, только не его! Джим, Джим, вернись, не оставляй меня одну, прошу тебя!»
Видеть ее такой расстроенной для меня мучительно. Я еще громче стал просить девушку проснуться, гладил ее по щеке. Но она меня не слышала, а в какой-то момент, не просыпаясь, крепко сжала мою руку, как будто чего-то испугалась и просила о помощи.
Тогда я лег рядом с ней на кровать, аккуратно просунул свою руку под ее голову, чуть развернув ее корпус, другой рукой стал гладить по спине, как маленького ребенка, и шептать: «Все хорошо. Я здесь, успокойся, я никому тебя не дам в обиду, буду рядом всегда, все пройдет, не бойся». И девушка начала успокаиваться, ее всхлипывания стали затихать, осталось лишь прерывистое дыхание, точнее глубокие вздохи.
«Что же тебе снится, малышка? Как тебя защитить и от кого? И сколько лет еще тебя будут мучить кошмары?» – думал я, всматриваясь в уставшее, все мокрое от слез лицо девушки.
Когда Мари перестала плакать, она придвинулась ко мне ближе, уткнулась носом в мою шею и во сне произнесла:
– Мартин это ты? – мне в этот момент показалось, что она проснулась, но нет, Мари спала. – Не уходи. Мне так страшно. Скоро ведь конец.
Я гладил ее по голове, а душа разрывалась от того, что слышу. Мари успокоилась, продолжая крепко ко мне прижиматься и обнимать одой рукой, ее дыхание стало ровным. Слушая ее сопение на своей шее, я уснул, обнимая это маленькое, беззащитное сокровище.
Проснулся первым. Осторожно, чтоб не разбудить Мари, встал с кровати и пошел на кухню. Открыл холодильник и понял, что она так ничего и не ела, видимо, от усталости не было сил.
«Надо ее разбудить и покормить, а то она уже сутки голодная».
Поставил чайник, заварил ее любимый чай, все разогрел и вернулся в комнату к Мари, которая уже сидела на кровати, но еще с закрытыми глазами и с такими забавными кудряшками, которые бывают у нее, когда она, не высушив волосы, ложится спать. Похожа на львенка.
– Маруся, пора вставать, проспишь все на свете, – с этими словами я подошел к ее кровати.
Мари открыла глаза и, посмотрев на меня, улыбаясь.
– Приветики, а почему ты здесь?
– Все потому, что кто-то спал и не отвечал на звонки, – ответил ехидно я ей.
– Прости, Мартин, – она и слезла с кровати. – Я в душ.
А проходя мимо кухни, радостно вскрикнула: «Как же вкусно пахнет! Мартин, ты лучший!»
На это я мог только улыбаться. Когда она такая, мне легче на душе.
Мари с аппетитом ела, нахваливала мои кулинарные способности. А я сидел напротив нее и думал, что ей я готов посвятить всю жизнь, лишь бы она была счастлива. Я решил осторожно узнать, что же ей снилось, но Мари меня опередила.
– То, что во сне плакала, поняла по глазам. Я во сне разговаривала?
– Да.
– На каком языке?
– На английском, конечно.
– А что конкретно говорила?
–Точно не разобрал, – произнес я и поднес чашку ко рту.
– Мартин, ты не умеешь врать. Вероятнее всего, это связано с Джимом, – она смотрела на меня и о чем-то задумалась. – Помню, что просила тебя не уходить, остаться. Спасибо, что был рядом.
Я с удивлением на нее посмотрел, потому что точно знаю, она спала в тот момент. Девушка, считала мой немой вопрос.
– В детстве я страдала лунатизмом. Не только ходила по квартире, но и совершала целенаправленные действия, например, рисовала, а еще разговаривала, могла даже отвечать на вопросы. При этом у меня глаза бывают то открыты, то закрыты, для лунатиков это нормально. Потом о лунатизме забыла, мы с родителями думали, что переросла его. Но после гибели Джима эпизоды лунатизма снова стали возникать, но теперь я еще иногда в этот момент разговариваю на тех языках, которыми владею. Поэтому и спросила, на каком языке сегодня говорила. Как правило, люди не помнят, что делали в эпизод лунатизма. Я некоторые слова, картинки помню. Вот, например, как то, что ты был рядом, успокаивал меня. Спасибо тебе, Мартин. Твое тепло сегодня меня спасло. Чувствую, что мне во сне было очень плохо, но почему, не запомнила, – Мари ласково улыбнулась.
Я сидел неподвижно, глядя на девушку, которая усмехнулась.
– Вот где ты нашел такого непутевого, со странностями друга, а Мартин?
– Не говори глупости, ты самая лучшая и уникальная, – ответил я и надул губы, отчего Мари в голос рассмеялась и потрепала меня по волосам.
А у меня в голове засели ее слова, сказанные во сне «скоро ведь конец», от которых возникло чувство тревоги. Эта фраза порождает много вопросов, но ответов на них пока нет.
– Марусь, у меня есть предложение. Раз у нас с тобой выходной, поехали к Джиму, а еще можем заехать к его родителям и Эдвуну, которому ты с некоторых пор кровная родственница, – предложил я, а глаза девушки засверкали радостью. Она выскочила из-за стола, подошла ко мне, обняла.
– Ты самый лучший друг на всей планете! – сказала она и чмокнула меня в щеку.
Мы ехали на моей машине, с Мари на мотоцикле ездить невозможно, она так гоняет, что каждый раз прощаюсь с жизнью, садясь с ней на байк.
По дороге купили подарки детям, цветы Джиму, в пути болтали на отвлеченные темы, время пролетело незаметно.
Подойдя к могиле друга, я обратился к нему:
– Привет, Джим. Вот, привез твою ненаглядную. Хоть ты ей объясни, что надо отдыхать и не забывать есть. Меня она не слушает. Ни сестра, а наказание какое-то.
Мари с нежностью на меня посмотрела, потом села напротив могилы, положила цветы и заговорила с Джимом.
– Я скучала, любимый. Как ты? Вспоминаешь меня? А вредину Мартина? Хотя нет, если честно, он обо мне хорошо заботится. С сестрой ему действительно не повезло, но он меня терпит. И за это ему спасибо. Джим, я вот тут представила, что будет, когда я Мартина женю, я же совсем останусь одна. Тогда буду у тебя бывать чаще, а может вообще перееду в этот район. Ты же будешь этому рад?
Меня последняя фраза девушки расстроила, я встал и решил оставить ее наедине с Джимом.
После кладбища мы поехали в дом к Паркерам. Нас тут всегда рады видеть. Еще во дворе к нам вышел Грейди с маленьким Эдвуном, который сразу побежал к Мари с криками «Маа». Она его подхватила, расцеловала и не спускала с рук. Мальчик ее постоянно обнимал, ласково прижимаясь, гладил по волосам.
Пока детвора разбирала привезенные подарки, мы с Грейди разговаривали во дворе, а Мари с миссис Амади пошли в дом. Эдвун так и сидел у нее на руках.
Вообще, у Мари очень трогательные отношения с этой семьей. Они ее называют дочкой, любимой Зефиркой, нашей девочкой. А она родителей Джима папой и мамой, а Эдвуна с недавних пор сыночком. Это так мило.
Пару часов побыв у родителей Джима, мы поехали домой. Когда отъехали, Мари повернулась ко мне и сказала:
– Спасибо, Мартин. Ты себе не представляешь, как важно мне было сегодня побывать у Джима. И как ты только об этом догадался?
– Почувствовал, – ответил я и улыбнулся.
Когда мы с Мари подошли к ее квартире, на пороге обнаружили коробку дорого зефира. Я даже не стал скрывать своего удивления. А Мари достаточно спокойно подняла коробку и выбросила в стоящую на этаже урну.
– Это что? – я даже не пытался скрыть своего удивления.
– Пошла вторая неделя, как кто-то балует меня зефиром, – усмехнувшись, ответила она.
– Ты знаешь кто это?
– Не знаю. Может, поклонник – самоубийца.
– Почему самоубийца?
– Только такой может рискнуть пойти на неоправданный риск, пытаясь привлечь мое внимание к себе таким образом. Я же и убить могу за это, – она засмеялась, вталкивая меня в квартиру, а я, если честно, сильно напрягся, что-то мне не до смеха. Такие совпадения маловероятны: дарить зефир тому, кого очень узкий круг называет Зефиркой.
– Марусь, поживи пока у меня. Не нравится мне этот инкогнито.
– Я же не могу у тебя жить вечно. Может, этот человек не проявится никогда. У тебя должна быть личная жизнь, ты не обязан растрачивать время на непутевую «сестричку». Не волнуйся. Я смогу себя защитить, а вот тобой рисковать не буду, ты у меня единственный остался. Даже не проси.
Мне от ее слов стало тепло, она меня бережет.
– Тогда я у тебя поживу, могу даже для этого еще в одной комнате начать делать ремонт, чтоб был легальный повод.
– Нет, Мартин. Никакой угрозы пока нет, а дальше посмотрим.
Мы с Мари поужинали, на прогулку или в кино, как я предлагал, она идти отказалась, и я уехал к себе, по дороге полностью погрузившись в события сегодняшнего дня.
МАРИ
Я сидела в комнате на диване и думала над тем, как мне повезло с другом. Но он слишком настороженно относится ко всему, что, по его мнению, представляет для меня угрозу. Мне ни в коем случае нельзя, чтобы он узнал о моих планах очистить свою жизнь от некоторых людей, не могу подвергать его опасности, давать повод для беспокойства. Он реально единственный мой близкий человек.
Когда мы с мамой Джима были в доме, а Мартин с Грейди во дворе, миссис Амади обняла меня и спросила:
– Как живешь, доченька, у тебя все в порядке?
– Все по-прежнему, – ответила я с улыбкой.
– Мари, я знаю, что ты любишь Джима, но тебе, дочка, надо жить дальше, столько лет уже прошло.
– Мам, меня все устраивает, я не хочу ничего менять.
– Ты, может быть, не замечаешь или не знаешь, но Мартин всегда тебя любил. Открою тайну: вы же долго дружили, и Джим знал, что ты не просто нравишься Мартину, а он любит тебя. Но Джим всегда был уверен в этом парне, который никогда и словом не обмолвился тебе о своих чувствах, ценил вашу любовь. Когда случилась трагедия, Мартин все четыре дня, что ты была в коме, не отходил от тебя. Он почти ничего не ел и не спал. Они с твоим и его отцом искали донора и нашли, человек был готов приехать в любое время из другого штата. Но, слава Богу, кровь не понадобилась. Ты к Мартину всегда относилась, как к другу, старшему брату. Но на него стоит посмотреть с другой стороны. Он очень хороший, достоин быть рядом с нашей Зефиркой. Уверена, Джим тоже так думает. А мы с папой любовь Мартина поддержим. Мы тебя все любим. Подумай над моими словами. Мама ведь плохого не посоветует. И учти, мамой я для тебя буду всегда, кого бы ты ни выбрала, моя красавица, – и она крепко прижала меня к своей груди, а у меня по щекам потекли слезы.
– Мам, если я отвечу взаимностью, это будет предательством Джима. Я очень его люблю. Я так не могу.
– Дочка, послушай, ты своей любовью доказала преданность Джиму и вашим с ним чувствам, но ты не должна хоронить свою жизнь. Джиму это не понравится, он всегда хотел видеть тебя счастливой. А Мартин любит тебя всем сердцем. Мой сын это знал всегда. Не закрывай свое сердце от Мартина. И никогда не расценивай это как предательство. Запомни, никогда!
«Если Мартин действительно меня любит, как сказала мама, то я не имею права им рисковать ни при каких обстоятельствах. Но я никогда не думала о том, что Мартин меня любит, всегда видела в его действиях исключительно заботу о младшей, а также в память о друге – Джиме».
ДЖАМИР
Согласно тому, что было установлено в ходе наблюдения за доктором, за последней активно следят люди из «Огненного Льва», а также она в один из вечеров на пляже встречалась с мужчиной, с которым ее познакомил главврач больницы на официальном мероприятии. Я получил видеозапись с этого мероприятия, на которой четко видно, что мужчина увлекся Мари Росси.
На установление личности этого неизвестного ушло пару дней. Оказалось, что его зовут Даниэль Миллер, окончил университет в Лондоне, основной бизнес унаследовал от отца. В настоящее время является представителем европейской элиты в сфере бизнеса, связанного с разработкой новых информационных технологий, оборудования для медицинских учреждений, кроме того, имеет непосредственное отношение к Межконтинентальной бирже, представительства которой находятся Нью-Йорке, Лондоне, Чикаго, Сингапуре. Владеет недвижимостью в Лондоне, Швейцарии, Испании и Италии.
«Все как-то идеально у него, что-то здесь не так. И что ему нужно от Мари? – размышлял я. – И начну с главврача больницы, который их познакомил».
От главврача толку было мало, к сожалению, поэтому я распорядился незаметно повисеть на «хвосте» у этого «идеального мужчины».
Кроме того, из отчета моих людей узнал, что несколько раз в неделю под дверь квартиры доктора приносят коробку зефира. Каждый раз это делают разные люди. Мари всегда эти предметы выбрасывает.
– Еще какой-то ухажер появился? И сколько же у вас секретов, милая леди? – задал сам себе вопрос.
АВТОР
После рабочего дня Мари приехала на тренировку в клуб, здесь она, как говорится, «возрождается». Последнее время Шон лично ее тренирует, не давая ей никаких поблажек, в принципе, как и всегда. Он усложнил и изменил схему и стиль тренировок. Парни в клубе смеялись, что Шон делает из Мари «универсального солдата», миссия которого – спасти мир от зла и при этом выжить. Но только эти двое знали, для чего это.
Шон дал Мари 10 минут перерыва, а сам вышел. Вернуться его заставили неясные крики и шум в зале.
Появившись на пороге, увидел следующее: пятеро парней гоняются за Мари по залу, она, хохоча, лихо перепрыгивает через тренажеры и снаряды, толкает на них боксерские груши, убегая. Увидя Шона, она забежала за его спину со словами «Тренер, они меня обижают!»
На что Шон принял «суровый» вид, еле скрывая улыбку, и произнес:
– Парни, что здесь происходит? Почему обижаете нашу маленькую и слабую сестричку?
Мари выглянула из-за его спины и сказала жалобно:
– Да, самую слабую, между прочим.
– Да где вы видите слабую сестричку?! Она же торнадо! На ринге так метелить мужиков маленькие не могут, – в ответ почти хором провопили парни.
На что Шон, уже еле сдерживая смех, подмигнув Мари, произнес на распев:
– Но она же девочка!
Мари после этих слов победоносно показала всем язык, подбоченившись, что вызвало всеобщий, по-семейному добрый смех.
Из таких моментов и складываются элементы простого человеческого счастья.
МАРИ
В ординаторскую вошел Сэм, подошел к моему рабочему столу, за которым я заполняла медкарты.
– Мари, я знаю, что ты терпеть не можешь главврача больницы. Он сейчас в отъезде, позвонил мне и распорядился, чтобы ты провела осмотр какого-то бизнесмена, якобы ты его знаешь. Прошу тебя, прими этого человека, – чувствовалось, что ему неудобно передавать такие распоряжения, ведь на приеме я не сижу, являюсь оперирующим хирургом.
– Без проблем, Сэм, приму, конечно. Где этот пациентик?
– Спасибо, дочка. Он ждет в коридоре», – он улыбнулся и вышел.
Через пару минут в моем кабинете сидел Даниэль Миллер, очаровательно улыбаясь.
– Простите, доктор, что напросился к вам на осмотр, но вы не отвечаете на смс и звонки, вот пришлось через главврача попасть на прием. Вы же не сердитесь?
– Не сержусь. Так, что вас беспокоит?
– У меня непонятные боли в области живота, отдает в левую ногу.
– Хорошо, раздевайтесь по пояс и ложитесь на кушетку.
Я оставила «пациента» за ширмой, а сама начала мыть руки.
– Вот ты и клюнул на удочку моего безразличия, любитель сладкой жизни. Продолжим спектакль. Видно же, что проблем у тебя нет, но создадим интригу. Ты сам этого захотел, – усмехнулась я про себя и зашла за ширму, где уже лежал Даниэль. Объективности ради скажу, его тело в отличной физической форме, есть на что посмотреть. Я приступила к осмотру: как полагается, прощупала его живот, убедилась, что печень и поджелудочная в норме, прощупала область кишечника, поворачивая своего пациента в разные стороны, прикасаясь к нему максимально нежно, тем самым «щекоча его нервы».
Он же неприкрыто, с наслаждением вдыхал аромат моих духов, которые ему явно нравились, пристально наблюдал за мной и недвусмысленно облизал свои губы, на которых я специально задержала свой взгляд. Чувствовалось, что он кайфует от моих прикосновений.
– «Поплыл», дружочек, сегодня тебя морально доконаю, – ехидничал мой внутренний голос. – Даниэль, мне нужно вас послушать, встаньте, пожалуйста», – обратилась я к нему.
Он встал во весь рост. Я сделала растерянное лицо и произнесла с нежной улыбкой, глядя ему в глаза:
– У вас потрясающий рост. Я погорячилась, не дотянусь до верха грудной клетки, прошу вас сесть на кушетку, – и развернулась спиной к нему, чтобы сделать шаг в сторону.
Как и ожидалось, он со спины меня обнял, сцепив впереди свои руки, уткнулся носом в волосы. Я свои руки положила на его кисти, слегка сжав, и сказала: «Даниэль, мы не закончили осмотр».
Он же сильнее сжал свои объятия, не намереваясь меня отпускать.
– Зачем вы это делаете?
– Вы мне нравитесь, Мари. Вот и все.
– Но вы мне не нравитесь.
– Поверьте, понравлюсь. Я учту ошибки своего прошлого.
– Неужели, такие как вы ошибались?
– Было, но в прошлом. Я не упущу второго шанса.
– Постараюсь вам не мешать в самосовершенствовании. Давайте продолжим осмотр, – с этими словами я, приложив немного сил, выскользнула из его рук.
Я начала слушать легкие, сердце, перемещая фонендоскоп по его телу, пару раз ненароком коснувшись своей ладонью к его торсу, на что он сразу же отреагировал напряжением мышц. Затем попросила сесть на стул, чтобы проверить зрительную реакцию, как это делают неврологи, предварительно предложив снять контактные линзы, если они имеются.
Даниэль ответил, что не пользуется ими. Я проверила его зрение, а потом установила с ним прямой зрительный контакт. Мы всматривались в глаза друг друга, пытаясь заглянуть в душу, прочитать мысли.
– У вас красивые глаза, доктор. Я вам это говорил, и буду говорить всегда, – произнес он, не отводя взгляда.
– А вот таких глаз, как у вас, Даниэль, я никогда не встречала. У них нежный, почти прозрачный серый цвет. Вам он идет, – ответила я, сделала вид, что смущаюсь. – С вами, пациент, все в полном порядке, не перетруждайте себя частыми тренировками, не забывайте отдыхать, у вас покрасневшие склеры, глазам нужен отдых. И скажите, вас не беспокоит сустав на правой руке, не ломали кисть?
– Это было давно, в студенчестве, когда играл в баскетбол, но меня не беспокоит.
– Просто вам не надо давать очень больших нагрузок на эту руку, – я видела, что ему нравилось мое внимание к его персоне, он «пожирал» меня взглядом. – В принципе, если у вас нет ко мне вопросов, осмотр закончен. Можете одеваться.
– Раздеваться мне понравилось больше, – сказал Даниэль, выходя из-за ширмы. – Мы можем с вами как-нибудь встретиться в более приятной обстановке, чем врачебный кабинет?
– Время покажет. Может быть, я не захочу этого. Не люблю людей, – мы продолжали смотреть друг на друга.
– Я стану исключением.
Даниэль поцеловал мне руку, и мы вышли из кабинета. Он попросил проводить его, якобы боясь запутаться в кабинетах и коридорах.
– Придумал бы повод сделать наш совместный снимок поинтереснее. Ты предсказуем, сладкоежка, – про себя сказала я, провожая «гостя» к выходу из больницы, на пороге которой он еще раз поцеловал мою руку.
– До встречи, сладкий доктор Мари, – томным голосом произнес он и спустился по ступенькам, сел в автомобиль, который его уже ждал, а я вернулась в отделение.
После работы приехала в клуб на тренировку. Всем сразу стало ясно, что я не в духе, злость из меня просто перла. Бедный Том, который стоял со мной в спарринге, чуть не пострадал от моей ярости, благо я вовремя остановилась.
Тренировалась долго, ни с кем не разговаривала. Видя это, Шон сказал:
– На сегодня заканчивай. Поговорить не хочешь?
– Извини, не сегодня, – он понимающе кивнул, я пошла в душ, переоделась и поехала домой.
Пока колесила по городу, за мной все время следовал автомобиль, вроде, как и не совсем «хвост в хвост», но я не пропадала из его поля зрения.
Поскольку сегодня настроение мне испортил «пациент», понимала, что сейчас малейшая искра приведет к взрыву моей ненависти. И этой искрой, судя по всему, станет этот автомобиль.
Я специально долго ездила, чтоб убедиться, что следят за мной, потом выехала в менее оживленную часть города, прибавила скорость, автомобиль сделал то же самое. Тогда я резко развернулась и на бешеной скорости поехала навстречу этому автомобилю, водитель которого явно не ожидал такого выкрутаса с моей стороны.
Резко затормозив прямо около бампера автомобиля, выхватила пистолет и выстрелила по передним колесам, потом направила пистолет в сторону водителя и его пассажира, которые сделали то же самое.
– Вылезайте, есть разговор о правах человека! – крикнула им.
Из машины вышли двое в черных масках. Наше оружие было направлено друг на друга.
– Ну, и какого черта вы за мной следите? В курсе, что конституцией закреплено право на неприкосновенность частной жизни? Если нет, то сейчас покажу, как это право отстаивается, – и с этими словами ногой выбила пистолет из рук одного, увернулась от выстрела, который сделал второй, а потом ударом ноги в живот свалила его на землю.
В этот момент первый схватил меня сзади, я подпрыгнула и двумя ногами ударила второго нападавшего, а потом резко своим затылком нанесла удар по лицу того, что меня удерживал, услышав, как сломался его нос.
Пока он вопил от боли, первый прицелился, чтобы выстрелить, но я, скользя спиной по земле, практически лежа, сбила его с ног и нанесла серию ударов по голове кулаком. Тот, что с разбитым носом, попытался меня ударить, но получил в челюсть и упал.
Я подошла к нему, расстегнула его спортивную куртку, задрала майку и посмотрела на торс сбоку с двух сторон. То же самое сделала и со вторым, которому предварительно его же ремнем связала руки. На теле ничего не было.
– Передайте своему боссу и его правой руке большой привет и напомните, что я очень люблю, когда автомобили взлетают в воздух, – с этими словами села на мотоцикл и поехала домой.
Около дверей лежала коробка зефира, а на ней букет нежных ромашек. Психанув, пнула весь этот набор ногой, потом все сгребла и выбросила. Вошла в квартиру и поняла, насколько напряжена и вымотана, села в коридоре на пол, посмотрела на свои разбитые костяшки на руке, вытянула ноги и закрыла глаза.
Сколько я так сидела, не знаю, но у меня зазвонил телефон, это Мартин.
– Как же хорошо он меня чувствует, – подумала я.
– Марусь, привет. У тебя все в порядке?
– Да. Все в норме.
– Мне не нравится твой голос. Ты дома?
– Дома. Извини, Мартин, устала и буду спать. Давай завтра созвонимся.
– Хорошо. Отдыхай.
Я продолжала сидеть, не было сил встать. В голове крутилось все произошедшее с Даниэлем. Он еще не догадывается, в чьи руки попал, и как я освежу его память, как ему придется о многом пожалеть, и что он будет при этом чувствовать. Главное, чтобы у меня хватило моральных сил на все.
В дверь сначала постучали, затем в замочную скважину вставили ключ. Я вытащила пистолет, сняла его с предохранителя, передернула затвор. Дверь открылась, и вошел Мартин. Он включил свет, увидел сидящую меня на полу с пистолетом в руке, бросил на пол сумку, кинулся ко мне.
– Мари, что случилось? Где болит, ты ранена? Посмотри на меня.
– Мартин, все в полном порядке. Почему пришел, уже ночь на дворе, мы же договорились завтра созвониться? – спросила я, пока друг помогал мне подняться.
– Сама как думаешь? Волновался. Ты же чепешная. И не зря волновался, как понимаю. Пойдем в комнату.
Я сняла кроссовки, куртку, и мы прошли в зал. Мартин осмотрел меня с ног до головы.
– Ну и куда ты влезла в этот раз? Что произошло, можешь объяснить? Видела бы ты сейчас себя со стороны. Как бандитка после разборок.
– А это и были разборки.
– Ты можешь жить спокойно, а? Кто на этот раз на тебя напал и с какой целью?
– Не на меня, а я на них. Нечего было за мной следить. Пришлось напомнить о своих конституционных правах.
– Марусь, ты хочешь совсем в жизни одна остаться?
– Почему одна?
– Потому, что мое сердце не выдержит такого скоро. Кто за тобой следит и зачем, знаешь?
Знаю, но не стала Мартину говорить об этом другу.
– Еще не выяснила, в следующий раз спрошу.
– Боже, какой еще следующий раз? Забудь! Давай в полицию обратимся.
– Мартин, весь Лос-Анджелес разделен между преступными группировками. Убийство Джима до сих пор не раскрыто, и никто этим делом не занимается. Посмотри, сколько ежедневно в больницу поступает людей с ножевыми и огнестрельными ранениями. Веры полиции нет. Никуда мы не пойдем. Я сама во всем и со всеми разберусь.
– Вот именно твоя самостоятельность меня и пугает больше всего.
– Пойду приму ванну, а ты, если хочешь, располагайся. Ужин в холодильнике. И завари, пожалуйста, чай.
Теплая вода с морской солью творит чудеса. Наплескавшись, отмыв волосы от пыли, собранной во время драки, расслабилась настолько, что захотелось спать. Вышла из ванной, посмотрела, что Мартин «колдует» на кухне, прошла в свою комнату, переоделась в домашний комплект, оставив полотенце на голове, вошла в зал, где села, а потом и прилегла на диване и незаметно для себя уснула.
