Марго Лурия
Преподаватель
Направив взгляд в сторону, миссис Бернар принялась крутить в руках карандаш, о чём-то задумавшись.
– Если дело в мистере Робере, – приглушённо начала она – то я могу назначит пересдачу с другим преподавателем. Вас это устроит?
– Я не-не знаю…
– Давайте поступим так, вы отдохнёте, выздоровеете, и со свежей головой мы с вами поговорим? В том, что вы восполните пробелы и сдадите недостающие работы, я даже не сомневаюсь.
Если бы не события последних месяцев, Джейн без малейшего сомнения согласилась бы, но случившееся не могло не повлиять на дальнейшую судьбу. Студентка кивнула, лишь бы вновь не нарываться на уговоры, дав себе время немного подумать. Экзамены были сущим пустяком, в сравнении с непрерывающейся тянущей болью где-то в груди.
Всё перестало иметь смысл, люди вокруг, события и раньше не затягивали в водоворот жизни, но сейчас исчезло прошлое, будущее, тяга к познанию и желание просыпаться. Луи настаивал на новых впечатлениях, по его мнению, именно события могли внушить желание снова жить как раньше, но его энтузиазм не заражал и казался бессмысленным.
По ночам накатывала паника, оттого бессонные ночи стали вынужденным спутником, ибо, каждый раз закрывая глаза, Джейн оказывалась в том вечере. Она бежала за машиной, крича и падая в лужи, царапала руки и, задыхаясь, попадала в когтистые лапы зверя, что терзал её еле живое тело, доедая остатки плоти. Сон повторялся вновь и вновь, и не было иного исхода, машина никогда не останавливалась, а зверь никогда не щадил. День за днём следовала апатия от жгучей тюрьмы собственного бессилия.
И если раньше удавалось выразить чувства на бумаге, даруя пусть и мнимое, но облегчение, то теперь, казалось, что выражать было нечего, внутри была только огромная гудящая пустота и больше ничего. Не осталось слов и поэтичных образов, прогулки не помогали проветрить голову, а еда, какая бы вкусная она ни была, будто больше не приносила удовольствия.
Несмотря на уговоры Луи и его матери, лекции девушка упорно посещать не хотела, даже рискуя предстать перед матерью в полной красе своих достижений. Но, как ни крути, зацикленные по кругу воспоминания следовало разорвать, чтобы как минимум не сойти с ума. Наконец парень одержал победу, и Джейн понемногу начала заниматься дома, нагоняя пропущенные темы, хоть ей по-прежнему было всё равно.
Так или иначе, даже бесчувствие воодушевляется от поставленной задачи, и, мало-помалу, девушка втянулась, сдавая одну за другой работы, в которых даже почерк был идеальным.
Болезный вид и маска на лице позволили беспрепятственно закрыть все долги, и никто из администрации, благодаря хорошей характеристике, даже не спросил справку о здоровье.
Выбранный миссис Бернар преподаватель успешно принял зачёт по философии, открыв допуск к экзамену в конце года. Оставалось лишь решить, каким образом посещать занятия, чтобы не наткнуться на некоторых персонажей, и посещать ли их вообще, может имело смысл обучаться дистанционно, учитывая квалификацию многих преподавателей – разница была невелика.
Дав себе неделю, Ник вернулся в университет, разгребая бардак после недолгого отсутствия. Мышцы невыносимо тянуло, кости ломило, в аудитории было душно, а на душе… сложно.
Как правило, большинство студентов покорно плывут по течению, как можно дольше оттягивая зубрёжку, но даже те, кто голову на преподавателя не поднимал, заметили отсутствие былого энтузиазма профессора. Он давал задания, раздавал контрольные, пока сам проверял предыдущие, и так по кругу, без лекций, без внимания к деталям.
Когда-то давно литература уже спасала его от терзающей боли, и в этот раз он судорожно силился повторить удачный опыт, но тщетно, пытка не отступала, а работа лишь больше раздражала его. Ник даже не предполагал, что могло произойти, приди она к нему в аудитории, а потому был безмерно рад, каждый раз видя пустое место у окна.
Временами, оставаясь один, когда больше не было смысла прятаться за текстами, он обнажал свои страхи в надежде отыскать спасение. Иногда голову посещала мысль, поговорить с Джейн, спросить её о причинах, побудивших пойти на предательство после стольких откровений. Но стоило её лицу вновь всплыть в воспоминаниях, а коже почувствовать мнимое прикосновение прохладных рук, как грудь распирала накалённая злоба, что жгла и резала неутихающую горечь от вероломства.
– А когда будут лекции? – раздался наглый голос из аудитории, и профессор, нехотя, поднял опустошённый взгляд.
– Какой смысл в лекциях, если вам на них плевать, или вы устали от проверок знаний, которых у вас нет? Так учитесь списывать, хоть какой-то навык будет после стольких лет обучения. – переглядывающиеся головы в недоумении завертелись, но задать возникшие вопросы никто более не решался, погрузив помещение в оглушающую тишину.
В середине дня оголтелые женщины, обсуждающие свои проблемы в кабинете для преподавателей за чашкой чая, кивком поприветствовали мистера Мартена, что зашёл за учебными материалами, и тут же забыли про него.
– Ой, ну конечно, знатно мы понервничали что-то в этом году, то одно, то другое, как бы до конца учёбы дожить. – возмущалась мисс Авен.
– И не говорите, даже лучшие ученики вуза стояли в списках должников, благо, всё удалось решить. – миссис Бернар сделала большой глоток, едва не подавившись, и, закинув в рот печенье и приобняв папки, удалилась.
Под пристальным взглядом мисс Авен Ник открыл журнал с успеваемостью и, проводя по странице пальцем, остановился на имени Дженнет Морел. В графе философия стояла отметка “отлично” и подпись секретаря, свидетельствующая о допуске к итоговой аттестации.
– Переживаете за своих учеников? – игривый не в меру тон мисс Авен дополняла нелепая поза, с уперевшейся в бок рукой и согнутой в колене ногой.
Девушка крутила выпавший из пучка локон рыжих волос, поправляя толстую оправу очков, и глупо улыбалась. Ник громким хлопком закрыл толстый журнал, а его чёрные глаза недвижимо упёрлись в жертву.
– Вы как всегда правы, Элен. – уголок рта чарующе поднялся, и он приблизился почти вплотную, оставляя ей возможность пофантазировать. – Не желаете выпить сегодня вечером?
Мисс Авен расплылась в восторге от того, что предмет воздыхания, спустя столько времени, назвал её по имени, и даже не сразу услышала предложение о свидании. Тепло его горячего тела доходило до самых её глубин, отчего нутро дрожало, распаляя щеки. Она немедля согласилась коротким кивком, боясь словами спугнуть момент, и, поправляя пиджак сжатыми кулачками, часто дышала.
Этот нелепый вид, всегда так отталкивающий, тешил самолюбие, что требовало немедленной реконструкции. Если бы не остатки здравомыслия, он овладел бы ей прямо в этом кабинете, заставляя весь кампус слышать стоны и тонуть в неловкости, будто бы это что-то кому-то доказывало.
Задыхаясь в собственном бессердечии, Ник наказал безвольной овечке ждать его у кладовой, намекнув на то, что собирается сделать с ней, чтобы она сама решила, хочет ли оказаться там вместе с ним или предпочтёт убежать, поджав хвост.
Неуверенно сглотнув, Элен, пытаясь проанализировать полученную информацию, чрезмерно кивала, поддакивая сладкому вниманию, она либо не поняла, либо не поверила профессору, но чарующий запах его духов и губы, что ранее не были так близко, побуждали стать безвольной марионеткой, способной на всё, лишь бы ещё немного побыть в плену этих дьявольских глаз.
Тот час девушка скрылась, большими шагами направившись прямиком к месту встречи, пока Ник, провожая её невидящим взглядом, упёрся в безразличие ко всему, что его окружало. Он вышел из кабинета под рёв своего эго, но замер.
В коридоре у расписания стояла девушка с небрежным пучком темно-русых волос, в большом вязанном бежевом свитере и белой маске. Её ладони, прижимающие тетрадку к груди, привлекли внимание Ника, эти руки он знал больше, чем свой предмет. Она стояла, изучая расписание, время от времени помечая что-то в тетрадь, её серые глаза бегали по строчкам, прищуриваясь без очков.
Столько месяцев прошло после их последней встречи, казалось, миновала целая жизнь, но от её вида жар вспыхнул вновь. Ник был уверен, что она избегала его и надеялся, что так будет и впредь, а разговоры про её болезнь смешили как величайший вздор. Но маска и нездоровый вид на секунду даже взволновали, пока пренебрежение снова не взяло вверх над разумом.
Он подошёл еле слышно, как истинный хищник на охоте, и протянул, удивляясь собственной жестокости:
– Слышал, ты философию на отлично сдала.
Девушка подпрыгнула от неожиданности, распахнув в изумлении глаза. Несколько раз она была в кампусе, и ни разу не встречала его, даже разговоров о нём не слышала, и тут его лицо так близко и так резко. Застывшие в бесчувственной издёвке черты прижали к стене, словно дикий страх, а холодный взгляд и чёрствость кололи острыми иглами.
Джейн застыла в попытке издать хоть звук, но слова застряли где-то глубоко в груди, и та нервно закивала головой, пряча взгляд в записях.
– Все-таки решила пойти на его условия? – он издал смешок – Невероятно. И почему я раньше не замечал, какая ты? – шипя он выплюнул последние слова, пряча ругательства за паузами.
Подняв глаза, в упор глядевшие в презрение, девушка сжала тетрадь, пока подступающие слезы давили, кололи и резали.
Ник пристально глядел на неё ещё пол минуты, стараясь уничтожить, будто плохой сон или неудачный опыт. Блеск серых глаз подтвердил его опасения, и, как и в случае с Софи, он жаждал превратить её в ничто в своих глазах и забыть.
Побелевшие пальца сжимали и разжимали тетрадь, словно в них сбежал пульс, резкое чувство страха застряло комом в горле, вызвав озноб. Рука Джейн дёрнулась, приглаживая волосы, а губы застыли в попытке объясниться, пряча под маской горячее дыхание.
Взгляд профессора цепко уловил движение в дальнем конце коридора, где копна рыжих волос промелькнула за одну из дверей, оставив её слегка приоткрытой. Скривив губы в некоем подобии улыбки, он проследовал к кладовой, демонстративно ослабив узел галстука, и скрылся из виду в мгновение ока.
Коридор опустел, обратившись в безжизненный тоннель с кучей неприступных дверей и тусклых ламп под потолком, который хотелось пробежать до конца, чтобы вырваться из кошмара. Но дойдя до кладовой, Джейн остановилась, не в силах преодолеть больше ни шага.
Дверь казалась огромной и тяжёлой, либо же девушка превратилась в маленькое существо, неспособное управлять массивными предметами. Тишина оглушала больше громкой музыки, дезориентируя в пространстве, но еле слышное движение по ту сторону грохотом отозвалось внутри головы, заставив прикрыть уши, чтобы не оглохнуть. Девушка спряталась за поворотом на лестницу, прижимая ладонью маску к лицу.
Целая вечность прошла прежде, чем дверь распахнулась, выпустив рыжеволосую преподшу и профессора литературы. Они о чём-то шептались, но их слова растворялись, не долетая до Джейн, лишь тяжёлое дыхание мисс Авен и глупый смех наполняли пустые коридоры.
Дрожь по телу сковала движения, оставив пленником лестничной клетки, покалывание в груди затрудняло дыхание, и девушка стала нервно нащупывать пульс, сначала на запястьях, а затем на шее. Вжавшись в стену, Джейн молилась, чтобы её больше никто никогда не нашёл, чтобы она могла растаять как снег на солнце без намёка на существование.
Ей хотелось и вовсе никогда не существовать, чтобы не видеть людей, делающих друг другу больно, и не быть частью чьей-то жизни, где так или иначе приходится принимать участие в нелицеприятных событиях. Хотелось вернуться в прошлое и поделиться с самой собой советом и полученным опытом, чтобы больше не верить никому и просто продолжать своё дело. Писать, так, будто это кому-то когда-то может пригодиться, писать для себя, оставить свою суть на станицах и исчезнуть из реальности.
Джейн просидела на лестнице до самого вечера, пока охранник, делая обход перед закрытием дверей, не нашёл её и не проводил до выхода. Он спросил нужна ли помощь и после отказа закрыл двери учебного корпуса, исчезнув в темноте как призрак, оставив девушку словно ребёнка перед взрослой жизнью.
Когда девушка вернулась, Луи уже спал, и завалившись в нему под бок, она, сжав подушку, погрузилась в нечто, что заменяло ей сон уже несколько месяцев.
Кажется, эта история в её жизни не удалась, возможно, этому стоило случиться, а может она из тех, кто так и не понял, в чём смысл, и всё беспощадно испортил. Это зудящее внутри чувство было похоже на тревогу, будто ты всегда делаешь что-то не то, а если и верно, то недостаточно. Но в книгах не пишут, как правильно жить, как общаться, и в чём правда, а тем, от кого ждёшь помощи и опыта, часто не до тебя.
7
После уединения в кладовке Ник напоказ кокетливо гладил по плечу вынужденную партнёршу, а когда понял, что зрителей поблизости нет, поспешно удалился, оставив грязную кладовку наедине со своими секретами.
Телефон несколько дней разрывался от звонков мисс Авен, отчего профессор осознал, что женщина для мести была выбрана крайне неудачно. Благо, выходные без её лица и натяжно лживых объяснений гарантировали какое-никакое отдохновение.
Когда же телефон, оставленный в спальне, перешёл в стадию непрерывной вибрации, Ник, намереваясь разбить источник шума, обнаружил на экране имя брата. Он сбросил четыре раза, а на пятый – разгневанно крикнул в трубку:
– Зачем ты мне названиваешь? Если и есть что-то ещё, я не хочу знать!
Мужчина уже опустил телефон от уха, чтобы повесить трубку, но услышанное заставило его передумать.
– Это всё ложь. – твёрдо произнёс голос, принудив снова примкнуть к аппарату – Она не обманывала, это я воспользовался ей, чтобы ранить тебя.
– Что ты сказал? – голос профессора выразил ужасающе потерянное изумление, он буквально утратил себя в окружающих декорациях, что, треснув как стекло, разлетелись на тысячи осколков, оставив его одного в огромной непроглядной пустоте.
– Мы встречались несколько раз, чтобы придумать стратегию примирения. – продолжал греметь голос – Мне хотелось, чтобы она доверяла мне, как другу, иначе ничего бы не вышло. Я боялся, что она закричит, и мой план провалится, но она лишь, тихо съёжившись, умоляла меня прийти в себя и не делать глупостей. – после паузы Уилл пристыженно прошептал – Она тебя не предавала. Это был я.
После признания в трубке Уилла раздались короткие гудки, но перезванивать он не стал, понимая, что нужно было время. Ник медленно опустил телефон, окинув одурманенным взглядом квартиру, та была пуста и оттого уродлива, как и он сам.
На рабочем столе на балконе, где они провели столько прекрасных свиданий, лежала фотография в разбитой рамке изображением вниз. Всю утварь, что Ник сломал или разбил, он собрал и выкинул, заменив новой мебелью, но фото почему-то оставил неизменным. Подняв рамку, профессор смахнул осколки стекла на стол и потёр пальцем слегка поцарапанное фото.
Улыбка девушки, счастливые глаза, руки, что обнимали его шею, в ушах пульсировали звуки того дня: звонкий смех и шуршание посуды. Они вместе готовили пасту, измазав себя и кухню в соусе, ужин получился отменным, но понадобилась уборка. То был лучший день.
Пальцы сжались в беззвучной истерии, отчего корпус рамки рассыпался словно гнилая труха, правую руку пронзила режущая боль, но то было утешение от презрения к себе, и Ник надавил на стекло со всей силы. Щекоча запястье, по руке потекли багровые капли, а из осыпавшегося стекла словно из пепла выглядывала фотография людей из прошлой жизни.
Глаза профессора сдавливала нестерпимая боль, а от тяжёлого дыхание грудную клетку пронзали острые иглы будто от средневековой пытки. Не выпуская фото из кровоточащей руки, Ник бросился к машине и направился к ней домой. Мыслей в голове не было, лишь цель, которую нужно было выполнить, несмотря ни на что, и, казалось, счёт шёл на минуты, после которых следовала неминуемая гибель.
Грозные стуки в дверь, непрерывно грохочущие на всю улицу, напугали миссис Морел, но увидев молодого преподавателя, та напряглась, скрестив руки на груди. Вид профессора так озадачил женщину, что та и не заметила, как он умчался, узнав, где её дочь жила последние несколько месяцев. У миссис Морел было много вопросов, но, проводив взглядом уезжающую машину, она лишь огляделась по сторонам и закрыла дверь, надёжно спрятав своё любопытство.
Выходные в доме Луи прошли тоскливо, Джейн, побелевшая, будто увидела саму смерть, зарылась в учебниках и почти не разговаривала. Выбираясь в кампус, девушка рисковала встретится с тем, от кого сбежала, друг это понимал и предполагал, что неизбежное всё-таки случилось. Впрочем, считал, что так как рано или поздно это должно было произойти, столкнуться следовало лицом к лицу и прожить все этапы расставания, постепенно возвращаясь в норму, а потому, как полагается, был рядом.
Джейн сидела за книгой недалеко от Луи, который играл в приставку, но почти не читала её, лишь изредка проводя взглядом по буквам, что никак не собирались в текст. Склонив голову на спинку дивана, она прижала к себе колени и расслабившись почти не дышала. Щеки и губы под маской слегка горели от горячего воздуха, а ноги в тёплых носках мёрзли и, растопырив пальцы, девушка двигала ими, чтобы согреться.
Вдруг в дверь постучали, отчего Джейн невольно вздрогнула, а Луи, поставив игру на паузу, пошёл открывать.
– Ник? – выразил удивление парень, встретив запыхавшегося гостя.
– Ты можешь позвать её? Мне надо с ней поговорить? – мужчина упёрся рукой в дверной проём, нагнув корпус вперёд, его глаза горели подозрительной нетерпимостью, но Луи, оставив гостя за порогом, покорно исчез за дверью.
Услышав знакомый голос, расслабленности, которой удалось достичь ранее, не стало, и Джейн, накрыв маску рукой, пугливо съёжилась, закрыв глаза. Пространство вокруг стало выдуманным, ненастоящим, как и сюжет книги, чьи буквы легко рассыпались об реальность. Звук приближающихся шагов сдавливал грудь, ломая кости, словно по ней маршировали армейскими ботинками.
Присев на корточки, Луи аккуратно поинтересовался, стоит ли рассчитывать на то, что девушка выйдет, и, пройдясь рукой по её волосам, принял отказ взволнованно дёргающейся головы.
– Прости, – объявил парень, вернувшись – но она не хочет тебя видеть.
– Позволь мне зайти, – Ник не унимался, с мольбой хватая Луи за ворот – я должен поговорить с ней, это очень важно.
– Она сказала нет. – твёрдо процедил хозяин, убирая от себя руки профессора – Послушай, я не знаю, что произошло между вами, это не моё дело, у меня к тебе нет претензий, но ей сейчас непросто, и, если понадобится, я буду действовать силой.
Разозлившись, Ник уже сделал шаг, чтобы ударить препятствие на своём пути, но осёкся, голова на мгновение прояснилась, а уверенно дерзкий взгляд светловолосого парня отрезвил рассудок. Каждой частичкой своего тела профессор сопротивлялся тому, чтобы не уподобиться уже привычным ему методам и не наделать ещё больше глупостей. Хоть она и была так близко, у него ещё будет возможность поговорить с ней и всё исправить, а сейчас необходимо было успокоиться и ей, и ему.
Когда профессор ушёл, Луи сел за игру, как бы невзначай бросив:
– Он был разбит.
Его не привлекала перспектива уговаривать подругу на авантюры, подталкивать её в лапы того, с кем она быть не хотела, или же оправдывать поступки, о которых тот не имел понятия, он просто и непредвзято ляпнул то, что подумал.
Теперь пустое место у окна не вызывало непомерное облегчение, а нагоняло удручающую тоску. Профессор ждал, что она появится, хоть вероятность этого была крайне мала, когда взглянет на него своими серыми глазами, и тот поймёт, что всё преодолимо. Перевязанная ладонь ныла, но Ник то и дело надавливал на неё большим пальцем, это ощущение боли помогало ему сосредоточится, когда хаос в мыслях брал верх.
Взять себя в руки помогли лекции, которым он вернул первозданный вид, как и раньше театрализовано вещая с трибуны, он словно пытался завлечь своего главного зрителя.
Сдав работы, что долгом повисли за время отсутствия, Джейн намеренно забила на несданные зачёты по литературе, уповая на оценку от балды, которые, по заверениям, так любил ставить Ник. Она была уверена, что видеть он её не желает, а наблюдать направленную на неё надменность не горела желанием. Но когда тот пришёл к Луи, тяжким трудом возводимое спокойствие рухнуло и грозило привести к безумию.
К чему было то демонстративное представление в кладовке, а главное, что побудило его прийти с повинной, или эта была игра, в которой бывший возлюбленный хотел точно убедится, что она видела и слышала его шалости? И если бы Джейн была уверена в его воинственных намерениях, перечеркнуть то, чего уже не существовало между ними, было бы в разы проще, но слова Луи о его разбитом состоянии не отпускали из тисков плена глупой маленькой девочки.
Телефон молчал, на экране не мелькали сообщения, ибо старая школа не любила изъясняться по переписке, впрочем, девушка это разделяла. Распустив волосы, бережно прикрывающие от недоброжелательного мира, и собрав в аккуратную стопку учебники, Джейн отправилась в кампус на лекцию по литературе. Стылый ветер раздувал локоны в разные стороны, отчего приходилось придерживать пряди, скрутив их и намотав на ладонь. Улицы пахли весенней свежестью, когда девушка, поправляя маску, вдыхала попадающий под неё поток воздуха. По бокам зоны видимости беспокойно мелькали машины, заставляя чувствовать дискомфорт от суеты. Люди, плывущие словно по одной траектории, казались раздражительными, что отражалось в движениях и взглядах.
Но на территории кампуса весна уже ощущалась сполна, обдавая розовые щёки расслабившихся под тёплыми лучами солнца студентов.
Кабинет литературы заметно пустовал, приютив пару-тройку заблудших будто по ошибке юнцов. Света с улицы не хватало, а тусклое освещение днём наполняло аудиторию странным тихим смятением, тревожимым редкими голосами присутствующих людей.
Профессор сидел за своим столом, просматривая бумаги, но заметив девушку, окаменел, её фигура промелькнула так внезапно будто короткая галлюцинация. Кто-то из студентов поздравил её с выздоровлением, на что девушка кивнула и села на своё место, устремив внимание в тетрадь. Ник собрал воедино учебные материалы, что разъехались по столу от ослабевших рук, и, откашлявшись, принялся читать лекцию, силясь сконцентрироваться на теме, а не на глазах, что так упорно на него не глядели.
Джейн ощущала на себе его взгляд, но глаз не поднимала, внутри вялое тело разрывалось от чувств, но скудность мысли никак не позволяла подобрать слова, которые казались такими ограниченными и неказистыми. Она пришла, чтобы что-то выяснить, что-то сказать, но теперь, когда отступать было некуда, причинно-следственные связи исчезли, забылись мотивы, оставив после себя учащённое дыхание и темноту в глазах.
– Как сказал Джордж Элиот: “Жестокость, как всякое зло, не нуждается в мотивации – голос профессора звучал где-то далеко – ей нужен лишь повод”. Но Монтень считал, что трусость – мать жестокости посему… – закрыв уши, Джейн сгорбилась, волосы с плеч упали вперёд, пряча руки, мысленно она вновь оказалась дома, за закрытой дверью, совершенно одна.
Обрывки фраз не складывались в единую цепь, но студентка чётко поняла, что слушать эту лекцию не в силах, а потому скукожилась, пережидая неблагоприятное время.
После лекции все ринулись к выходу, и Джейн надеялась уйти, но глупо было полагать, что он не попросит остаться, и услышав своё имя, она послушно остановилась.
– Я знаю правду. – Ник прислонился к доске, задрав голову как можно выше, и протяжно выдохнул, спрятав руки в карманах – Уилл мне всё рассказал. – он говорил тихо и натужно, словно каждое слово давалось с немалым трудом – Я очень виноват перед тобой.
Нельзя сказать, что Джейн была не рада, акт справедливости, как и в мечтах, приятно ласкал слух, но легче от этого не становилось, и в груди, как и прежде, зияла рана. Но стало ясно одно, когда он вёл себя уродливо, ненавидеть его было куда легче чем сейчас, а всепонимающая снисходительность была не кстати.
Если бы можно было всё забыть и простить, она по собственной воле стала бы той жертвой вечной жестокости, что смотрит на мир через призму слепой влюблённости. Но что делать с изувеченным сердцем? Как вдохнуть жизнь в тело, где была лишь боль и жалость?
В тот момент Джейн была готова даже взять вину и ответственность на себя, принять то, что, как ей всегда казалось, любить её невозможно, потому что всегда будут ситуации, где она сумеет всё испортить. Но нет, случившееся не её вина, но вот последствия, к сожалению – её проблема.
– Ты облажался. – еле шепча процедила девушка, она стояла спиной к преподавателю, говоря куда-то прочь, пока её маска впитывала солёные капли – И ты поверил тому, кто уже обманывал тебя, а не мне. Твоё недоверие – худшее наказание и уничтожает гораздо больше тех слов, что ты успел наговорить. – но внезапно, даже для самой себя, Джейн повернулась, одарив профессора тяжёлым взглядом, полным пренебрежительного разочарования – Вы с братом стоите друг друга, вы позволили играть с вами, да и кому, этой… – она сглотнула – особе, что и манипулировать то умеет, мягко скажем, дилетантски. Уверена, дело не в ней, а в вас. Соперничество, вражда, желание одолеть оппонента, доказать, кто лучше. Только и делаете, что лжёте и мстите друг другу, уничтожая при этом всё хорошее вокруг. – слова жаром пылали под маской, отчего горели глаза, но тон, став ровным и уверенным, резал холодным ножом густой воздух – Вместо того, чтобы разобраться, ты не дал мне сказать, заткнул и прогнал, а потом начал мстить. Надеюсь, секс из мести сладок, иначе твой план жалок. И давай начистоту, мне абсолютно плевать на ваши взаимоотношения, мне было не плевать на нас с тобой, и ты это уничтожил. А теперь позволь воспользоваться твоим методом. Убирайся! Я не хочу тебя видеть.
Он надеялся, что девушка будет кричать и тыкать его пальцем в грудь, упрекая за ошибки, но она держалась на расстоянии, будто боялась или ей было попросту противно. Маска мешала считывать мимику, но хищные глаза, жаждущие пристыдить великого глупца, усмиряли любую попытку заговорить. Да и парировать ему, собственно, было нечем, всё сказанное правдой резало натянутые жилки, и хуже всего – слышать это именно от неё, хоть и сам он терзал себя нещадно.
Она ушла, как и тогда – тихо и стремительно, оставив в воздухе пряный запах духов и шампуня, что вскоре разошёлся как одинокий круг на воде. Всякий гнев возможно пережить, но подобное разочарование безжалостно оставляло клеймо, избавиться от которого невозможно.
Как заведённая игрушка Ник, двигаясь по пути, что выбрал кукловод, оказался дома. Заново обставленная квартира выглядела ухоженно, но кое-где встречались царапины и сколы, намекая на развернувшуюся некогда драму. Один только вид этого стерильного порядка и чистоты донельзя злил профессора, и тот, дёрнувшись вперёд, словно всё та же игрушка, принялся разрушать мучившую его иллюзию благополучия. Один за одним он кидал в стены кресла, стулья и посуду, что, разлетаясь на осколки, даровали смутное ощущение успокоения от хаоса.
Оказавшись посреди руин лжи и лицемерия, он опустился на колени, дав волю эмоциям, что прятал весь чёртов день. Слёзы, вопли, не хватало только физической боли, способной завершить своеобразный купаж отчаяния.
Через пару часов дверь за спиной хлопнула, но было всё равно, пусть хоть ограбят, пусть убьют, Ника подобные мелочи уже не заботили. Но быстро приближающиеся шаги вызвали любопытство, и тот обернулся.
– Ну и зачем ты здесь? – с усмешкой проскрипел мужчина.
– Пришёл извиниться. – Уилл не торопясь пробирался вглубь, огибая обломки уже неопознанных предметов.
– Можешь идти дальше. – дьявольский смех перерос в хриплое шипение, и Ник сел на пол, прислонившись к фрагменту дивана – Или тебе скучно стало, и ты решил продолжить веселье?
– Нет, представь себе, совесть замучила. Я виноват перед тобой, но ещё больше я виноват перед ней, и намерен это исправить.
– Что-то я не понимаю твоих настроений.
– Вот что тебя больше всего преследует после случившегося? Меня – её взгляд, не могу забыть эти огромные испуганные глаза.
– А я бы с радостью забыл. – с издёвкой проскулил Ник.
Опустившись в пропасть, профессор то ли заснул от бессилия, то ли потерял сознание, но, очнувшись, обнаружил брата на кухне за приготовлением кофе. Бардак в квартире приобрёл некий порядок – мелкий мусор был сметён в одну сторону, крупные обломки покоились в другой, а то, что походило на важные вещи, которые ещё можно было починить, аккуратно лежали в центре комнаты.
– Что за бред? – только и произнёс Ник, явно негодуя от такой картины.
– Вот. – Уилл протянул брату кружку с горячим напитком – Тебе надо прийти в себя и заглянуть в душ.
– Для чего?
– Мы поедем к ней извиняться.
– Ты всерьёз думаешь, что кому-то нужны твои извинения? Я потерял её, и не потому, что поверил в обман, а потому что вёл себя как козёл. И поверь, вину не загладить никакими словами. Она ушла, всё кончено.
Корпус профессора грохнулся на барную стойку, голова утомлённо упала в ладонь, а свободная рука крепко сжала горячую чашку. Горло раздирала мучительная тяжесть словно от пары застрявших кинжалов, отчего голос становился глухим и хриплым.
Вид брата не на шутку напугал Уилла, что и предположить не мог, какого масштаба бедствие может его ожидать. Он понимал, что наломал дров, и исправлять подобное будет тяжело, но такая болезненная апатия, скрывающая глубинные истерики, грозила непоправимыми последствиями для Ника.
– Может и так, но я намерен хотя бы попытаться.
– И на черта тебе это? – фыркнул Ник из-под ладони.
– Ты поверишь, если я скажу, что хочу всё изменить, вернуть нашу семью, дружбу, и наконец расстаться со всей грязью, налипшей за долгие годы.
– Нет.
– Тогда просто, напоследок хотя бы немного загладить вину.
Уговаривать Ника, сдвинуться с места, пришлось долго, но в конце концов тот пришёл в себя и повёл брата к крыльцу дома Луи. Дома никого не оказалось, и они принялись ждать девушку, стоя на лестнице с руками за спиной словно деловитые агенты. В мыслях Уилл обдумывал, как правильно объясниться, чтобы выразиться чётко и ясно, а главное – быстро, на случай если девушка захочет спешно удалиться. Профессор же не думал ни о чём, ковыряя ноготь в кармане, он подставил лицо свежему ветру и мечтал убежать, чтобы не видеть вновь огорчения возлюбленных глаз.
Спустя несколько часов из-за поворота показалась девушка в маске, она шла с пакетом, задумчиво глядя перед собой, но, когда заметила мужчин, заметно сбавила шаг. Увидев её, Уилл расправил плечи и напрягся, испуг, граничащий с отвращением, заметно смирил энтузиазм, но, выдохнув, тот сделал шаг вперёд, чем вывел из транса своего брата. Ник опустил глаза и сделал шаг назад в традициях ведущего, что уступает место артисту.
