bannerbannerbanner
Эрис. Фила всадников

Марат Байпаков
Эрис. Фила всадников

Глава 3. Дознание Мегисты

Благоухающие кофоны постепенно пустеют. Безмолвие прерывается приглушённым гулом разговоров. Прислуга быстро уносит прочь пустую посуду. Обычно между окончанием трапезы и совместной молитвой следуют объявления новостей, как то: известий от союзников в Коринфе и Спарте, помолвок, перечисление имён новорождённых и ушедших, иногда просьбы уладить спор, но только не на этой сисситии. Никто из предводителей родов гаморов не спешит выйти в центр круга. Аристократы полиса явно чего-то ожидают.

– Аристарх… – обратился Полидам через голову Гермократа к мрачному, флегматично-спокойному голубоглазому мускулистому мужу лет тридцати пяти. Могучий Аристарх, едва заслышав своё имя, с готовностью приподнялся с кресла. – Присмотри за моим шалуном… – Полидам кивнул в сторону Гермократа и встал с кресла. Гермократ снизу вверх тревожно посмотрел на воспитателя. Старик снисходительно похлопал его по плечу: – Ты тут не важный архонт-фермосфет19. За моим столом ты только лишь мой сын.

Полидам поднимает правую руку. Шум затихает. Почтенный гамор покидает место за столом, выходит к священному камню-алтарю. В огонь костра сисситии из его рук отправляется благодарная щепотка благовоний.

– Чтимая фила всадников! Полидам, сын Хармина из рода бакхиада Пасимела, имеет честь сообщить вам важные новости.

Но вместо оглашения только заявленных новостей Полидам покидает место у камня, направляясь на север, к проходу между столами. Гаморы в полной тишине провожают Полидама понимающими взглядами. Жертвенный костёр у священного камня радостно потрескивает. Неужели новости старика давно известны всадникам? Старик возвращается, ведя за собой кого-то, укрытого белым покрывалом. Счастливый Полидам ведёт за правую руку стройную, высокую девушку. Из-под покрывала невесты выступают острые углы кифары. Невеста и гамор встают перед танцующим костром.

– Друзья, родственники, гаморы! – Голос Полидама дрожит. Солидный муж теряет на короткий миг самообладание, утирает слёзы. – Простите, старость. Не удержался! Пустил слезу! – сокрушается выступающий. Гаморы за столами сочувствующе улыбаются. – Когда мой воспитанник, сын Гермократ, поздно ночью заявил мне, что нашёл невесту, – Полидам воздел руки к прояснившемуся небу, – я, мягко говоря, не обрадовался!

За столами тут же раздались едкие смешки. Речь Полидама не похожа на сухое оглашение новостей. Голова девушки под белым покрывалом гордо поднялась. Полидам продолжил:

– Воспитанник встал, как уложено традициями предков, на колени и испросил моего отцовского согласия на брак. Ну хоть в порядке женитьбы уважил, думаю я про себя. А руки так и чешутся отчего-то. – (Смешки уже нескрываемы, многие аристократы за столами прикрывают лица руками.) – Ладно, говорю приёмному сыну. И кто же твой выбор, внук великого героя Агесилая? – Полидам картинно скрестил руки на груди. – «Дева приезжая. Из далёкого изнеженного Милета, флейтистка», – говорит мне, аристократу Сиракуз, воспитанник. Хорошо, что в тот момент, после ужина, сидел я в кресле, а то бы рухнул наземь. Значит, спрашиваю, не о благоденствии рода ты, неблагодарный птенец, заботишься? В дурмане любви пребываешь? Пьянствуешь чувствами? Позором несмываемым вознамерился меня, предводителя древнего рода гаморов, на старости покрыть?

Никто из присутствующих не смеётся и не улыбается. Очевидно, главы аристократических семейств представляют себя на месте говорящего. Голова невесты под белым покрывалом поднимается ещё выше.

– Признаюсь при всех, а вы тоже бы так сделали, – поднял руку, чтобы как следует огреть сына. Лишил бы жизни! Разум помутился от обиды. Но… – Полидам снял белое покрывало с головы невесты. Перед собранием гаморов предстала крайне надменного вида красивая девушка. Это Мегиста. Словно спасительным щитом прикрывает гордячка грудь милой кифарой-формингой. Смотрит гостья немигающим взглядом куда-то в бесконечное сицилийское небо.

– Сын мой огласил главное для меня: невеста дорийская, из Коринфа… – (Раздались разрозненные хлипкие хлопки.) – Из бакхиадов… – (Хлопки со всех ветров слились в бурные, почти штормовые аплодисменты.) – Называет мне на ушко знаменитейший род Гераклидов… – (Аплодисменты разом стихли. Любопытство овладевает гаморами. Стоящую у камня смущённую девушку щедро одаривают восхищёнными взглядами.) – А род легендарный у неё… – (Тишина установилась такая, что слышно, как хлопает крыльями ворон, прилетевший на пинию.) – Ксантикла!

Раздаются ошеломлённые «Ох!», «Ах!», «Не может быть!», «Да чтоб мне прибыло!», кто-то с силой в сердцах ударяет кулаком по столу. Где-то вдали, слева от Полидама, из-за столов поднимаются раскрасневшиеся мужи. На глаз сотен пять-шесть бравого вида. Их руки недовольно упёрты в бока. Полидам поднимает правую руку и указывает на них, встающих:

– Бесценный Полиник, мой всегдашний оппонент! Ты слышишь меня, драгоценный?

– Да, слышу!

– Невеста моя предполагаемо из твоего рода! Выйди ко мне, прошу! Мы с тобой, прорицатель, породнились! Так получается? Где ты? – (Невеста повернула лицо к Полидаму.) – И пока ты выходишь, расскажу, что было дальше. А дальше я сказал любимому воспитаннику (вы знаете, Гермократ, внук Агесилая, как родной сын мне): «Дай мне время проверить девицу. Коринф от Сиракуз недалеко будет. Гостей и торговцев из родного нам города на Сицилии всегда много. Ты, говорю Гермократу, отправляйся к италикам за металлом. Я выспрошу у заслуживающих доверия людей, как да что. Если и вправду твой выбор из почтенного рода, дам отцовское согласие на брак». Честно сказать, ожидал продуманного милетского мошенничества. Что можно хорошего от ионийцев с ахейцами ожидать? Полиник? Ты там выходишь? Или что, мне без тебя… деву самозваную из твоего рода замуж выдавать?

– Выхожу, выхожу! Подожди, не выдавай! Дай на деву незнакомую посмотреть. – Летит враждебно, с иронией. Появляется высокий, сухого сложения, представительного вида муж, в годах Полидама. Собрание приветствует Полиника частыми здравицами. Непонятное свадебное расследование личного свойства приобретает серьёзный государственный оборот.

– Помнишь, Полиник, как ты при свидетелях и не единожды мне заявлял, что наши роды никогда не породнятся? Был между нами такой обидный уговор? – Важный муж идёт молча. Полидам откровенно ликует: – Был такой уговор!

Мегиста не отрываясь смотрит на Полидама, в новинку ей стародавние конфликты сиракузской знати. Полиник подходит к костру. Вглядывается серыми проницательными глазами в Мегисту. Отправляет свою горсть благовоний в огонь, шепчет молитву. Поворачивается по-военному к Полидаму и, не глядя уже на невесту, тревожась о чём-то своём, спрашивает:

– Узнал правду про самозваную деву?

– Узнал! – торжествующе выкрикивает Полидам в укрывшееся облаками небо.

Багровый Гермократ пытается встать с кресла, но бдительный Аристарх пресекает эту попытку. Фила всадников теряет всякое терпение. Раздаются частые выкрики: «Говори!», «Полидам, не мучь!», «Кто она?». Но Полидам хладнокровно держит паузу. Разрозненные крики сменяются сердитым монотонным стуком кулаков по столам. Полидам выпячивает грудь:

– Подтвердилось! Дева из рода Ксантикла!

Слова Полидама тонут в восторженных криках. Мегиста цветом лица схожа с покрывалом невесты. Её влажные глаза вновь ищут защиты в прозрачных белых облаках. Полиник напряжённо всматривается в лицо девушки. Овации смолкают. Гаморы ждут ответа извечного оппонента Полидама.

– Что ты на неё так смотришь, моя любимая вражина? Она же дева, а не зеркало! Себя в ней, что ли, хочешь увидеть? – Удачная шутка Полидама встречает отклик среди гаморов. Смех накрывает весенним облаком столы. Полиник смущается, но его ответ шокирует собрание не меньше, чем новость о благородном происхождении невесты.

– Не было между нами вражды! – Полиник первым стискивает Полидама в объятиях. – Не вражина я тебе! На всё воля всесильных богов!

Гаморы в молчании поднимаются с кресел. Такого замирения никто не ожидал. Собрание гаморов одобрило не только выбор невесты. Полидам утирает предательские слёзы радости. Гаморы занимают места за столами. Мегиста осторожно оглядывается. Трава на поле первой борозды сочно-зелёная после холодных зимних ливней. Запах травы – как у горького мёда. Суровые сицилийские облака теплеют розовыми оттенками. Примирительные объятия двух солидных глав родов размыкаются.

– К сожалению, однако, выяснилось и другое… – (Мегиста прикусывает губы до крови. Девушка закрывает глаза.) – Дева-бакхиад круглая сирота… – (Голова невесты низко склоняется.) – Смелый отец подвергся остракизму худых. Из скорых обвинений в предательстве Коринфа в пользу Афин, предъявленных её отцу, на суде ничего не подтвердилось! Бунтарей из… расплодившихся худых… интересовал преступный передел его земли! То был заговор, всё выяснилось уже после изгнания семьи. Дела давние, но не позабытые в родном Коринфе…

Раздаётся злое «У-у-у!». Венок полевых цветов Мегисты падает в траву. Гермократ встаёт. Аристарх печально качает головой и не препятствует юноше. Полидам продолжает:

– Приданого у знатной девы нет. – (Мегиста выдыхает и снова поднимает лицо к небу. Из глаз её текут слёзы.) – Дева была оскорблена в Милете. – (Красавица вздрагивает.) – Крайне жестоко расправилась с обидчиками – по слухам, опоила ядом и сняла с ещё живых, умирающих, кожу… – (Неистовые аплодисменты в адрес мстительницы разрывают тишину.) – Развесила кожу обидчиков в доме, что принадлежал её родителям, обезобразила до неузнаваемости трупы, сожгла глаза и сердца мертвецов в очаге и скрылась на неизвестном торговом судне. Судно с беглянкой приплыло на Сицилию. В Милете суд заочно приговорил беглянку и её коринфских подруг-бакхиадок к смерти через позорное повешение. Дом беглянки, скромный земельный надел и скотину изъяли в собственность семей убитых…

 

– Персидский Милет мне не указ! Ионийцы мне не друзья. – Полиник решительно прерывает оглашение скорбных подробностей. У сикелиотов умная голова на плечах. – Пустозвоны ионийцы, не мы, гаморы Сиракуз! – Допустимое тщеславие наполняет слова говорящего. – Дева достойна нашего благородного рода! Нет на деве Мегисте… – Полиник в запальчивости сбивается, откашливается и торжественным тоном, уже неспешно, продолжает: – Я, глава славного рода Ксантикла в Сиракузах, заявляю: нет на деве Мегисте бесчестья! Моё суждение таково: Ксантиклы, как коринфские, так и сиракузские, не несут позора за преступления, совершённые против них. Мы, потомки Ксантикла, Гераклиды, основатели Сиракуз, подтверждаем честь этой доброй девы! Подойди ко мне, достойная из филы всадников Коринфа!

Не осталось сил у Мегисты выполнить просьбу. Дева бережно положила свою защитницу, семиструнную кифару, на землю, покачнулась и упала без чувств. Гермократ устремился к невесте, поднял её, принялся поцелуями и растиранием висков приводить деву в сознание. Мегиста наконец открыла глаза. Сочувственное молчание воцарилось среди гордой сисситии. Никто из аристократов не попытался опротестовать суждение, вынесенное влиятельным главой древнейшего коринфского рода из первых переселенцев. Расчувствовавшийся Полиник обернулся к представителям рода бакхиада Ксантикла:

– Ну что ж, Полинику есть что сказать! Ксантиклы-бакхиады приплыли нищими на Сицилию… – По красноречивому вступлению видно, что хитроумному Полидаму удалось за живое задеть бывшего порицателя. – Нищетой благородных храбрецов не испугать! Отбили у варваров землю. Среди камней честно в труде, с молитвами богам, добыли отцы-основатели процветание полису. Кровью и потом политы наши тучные пшеничные поля. Под всяким кустом винограда, под корнями олив Сиракуз лежат белые кости бакхиадов. Не стыжусь за предков! Одарим родством деву из нашего рода? Скинемся на приданое? Поведём на свадьбу нашу коринфскую деву?

Стоящие мужи в ответ поднимают утвердительно руки. По странности совпадения поднимают руки не только бравые Ксантиклы, но и главы и остальных родов. Мегиста заплаканными глазами оглядывает собрание гаморов. Её губы беззвучно шевелятся. Полидам расцветает в улыбке победителя. Правой рукой старик указует на невесту:

– Дева воспитана как гамор – благодарит вас! Да и ещё, кажется, считает руки, за неё проголосовавшие!

Добродушный хохот гаморов летит к весенним облакам. Личное горе девушки разделено многотысячной филой всадников. Мегиста находит силы подняться, направляется к главе рода Ксантиклов в Сиракузах. Полиник поднимает правую руку:

– Понимаешь, коринфская дева Мегиста, гаморы на Сицилии пережили не один, а два бунта подлости худых. Мы, добрые Сиракуз, знаем, что такое оскорбление невинных дев! Мы знаем, что такое неправедное изгнание из родных домов! В чём повинны убиенные девы благородных родов? Мы, добрые… – Полиник неожиданно обеими руками указывает на Гермократа. – Мы знаем, что такое месть за утраченное!

Аристократы Сиракуз встают с кресел. Гермократ удивлённо принимает знак почтения от филы всадников.

– Гаморы уважают достойных! Нет подлости худых в наших сердцах. – Полиник обращается к извечному оппоненту Полидаму: – Прошу, дорогой, не падай на землю. Сегодня не только твой день торжества, но и наш. Род аристократов Ксантиклов щедрый! Радость общая. Не забирай всю славу себе любимому!

Насмешка добродушно принята не только главой рода, но и столами позади него.

– Родительскую формингу зачем на сисситию принесла? – Полиник поднимает с земли драгоценную кифару из слоновой кости. Улыбается в прекрасные девичьи глаза, утратившие косметику. По-отечески краем гиматия утирает со щёк растёкшиеся чернила египетского карандаша. – Драться ею с нами хотела?

– Песню приветственную приготовила благородной филе всадников. Нет, мой глава рода, драться на сисситии не хотела, – шепчет смущённая владелица форминги. Статная девушка в этот миг невероятно красива! Заплаканная и счастливая Мегиста – сама весна, сменившая зиму. Полиник поднимает высоко над головой семиструнную кифару. Вручает инструмент владелице.

– Возлюбленная фила всадников! Для вас дева-бакхиад из рода Ксантиклов сейчас исполнит приветственную песню! – С теми словами достойный Полиник удаляется к своим столам, всем видом показывая, что сиракузский род всецело доверяет Мегисте. Покидает девушку и Полидам, увлекая за собой протестующего Гермократа. У жертвенного костра остаётся только Мегиста и её защитница-кифара. Из потайной сумки на поясе красавица достаёт благовония. Сыплет их в огонь, громко, во весь голос, клянётся стилем военной присяги:

– Боги милосердные, примите мои искренние слова! Артемида-защитница, о благая, приди ко мне! Я, Мегиста, дочь благородного Харета, буду отныне верна славной филе всадников Сиракуз. Дочь благородного Харета из Коринфа с благодарностью принимает родство двух сицилийских родов. Обещаю оберегать и защищать интересы гаморов Сиракуз. Клянусь при богах и богинях мстить подлым предателям полиса Сиракуз, покуда жизнь не покинет меня. И да поможет мне в стараниях и радениях о филе всадников богиня труда, славная Эрис!

– Поздравляю! Да позаботятся о молодой семье щедрые боги! – шепчет на ухо Гермократу привычно мрачный Аристарх. – Такой удачный выбор! Дева – настоящая дорийка!

– Щедрые, – охотно подхватывает Полидам. Аристарх мрачно улыбается – у ревнивого старика отличный слух. – Жеребец, а ты только что ввёл моду на восхитительных коринфских невест. Н-да! Намечается прибыток – приданое за деву дадут приличное. Скотина у новой родни племенная, не чета нашей худосочной. В союзе с Ксантиклами многих наглецов подвинем в филе. – Предводитель аристократического рода довольно потирает руки, как иной трапезит с агоры Ахрадины. Помолодевший до возраста своего воспитанника Полидам восхищённо глядит на невесту – примирительницу соперничавших родов.

– Чудо как хороша! Порода бакхиадов видна даже слепцу. Редкой красоты дева! – Воспитатель треплет волосы приёмного сына. – Десяток годов бы скинуть – отбил бы у тебя невесту. Готовься к печали – наши женщины тебя проклянут.

Неожиданно старик воспитатель хватает себя обеими руками за голову. Снимает венок и разочарованно фыркает. Лицо Полидама принимает горестный вид. Сидящие за столом, числом за двадцать, а с ними и Гермократ с Аристархом вглядываются в глаза предводителя рода.

– Тьфу! По канонам традиций невеста до свадьбы должна жить с родственниками. Мегисту заберут Ксантиклы. – (Гермократ сжимает зубы до скрежета.) – Да-а! – словно увидев прямо перед собой страшного призрака, шепчет Полидам. – Непростые ждут невесту испытания. Во что мы её, наивную, впутали! И даже не предупредили! О-ох! – Полидам опускает повинную голову.

– Как бедную девушку примут женщины Ксантиклов? – тут же с тревогой вопрошает безбородый юноша лет семнадцати, сидящий напротив Гермократа. – Они такие же кичливые, как и их мужчины. А традицию нельзя обойти?

– Там таки-и-ие горгоны водятся! Врата Аида им сторожить! Скольким головы в полисе пооткусывали, и не перечесть. Как обойдёшь традицию? Даже не помышляй о таком, – твёрдо отвечает ему Аристарх и стискивает плечи Гермократа. – Крепись. Затравят. Унизят твою радость.

– Твоя красавица Мегиста – мудрая дева-бакхиад. Управится с горгонами Ксантиклов! – наигранно уверенно рычит Полидам. Его правое веко нервно подёргивается.

Глава 4. Приветственная песня и прощальная речь

Девушка легко касается спящих струн кифары-форминги. Старинная родовая кифара в руках Мегисты сладкозвучно поёт. Грустная мелодия поднимается вверх от жертвенного костра к яркому солнцу. Недолгое вступление тоскующей кифары окончено, песня струн приглушается, исполнительница страстно слагает повествование:

 
Десять минуло лет, как покинула дом я!
    Ночью, беглянкой, по воле чужой,
       Я, родной очаг навсегда затушив,
          Милый сердцу Коринф поменяла
                                  на тяготы странствий.
 
 
Те, кто выгнал отца моего
                по наветам несправедливым,
Те, кто родины сладкой лишили меня,
                                            имя богов попирая,
  Спят спокойно в Коринфе, в кровати моей!
      Нету дела подлым до тягот моих на чужбине.
        С полей тучных моих обирают воры
                                                                  мои урожаи.
 
 
Я же, нищая, за деньги песни пою.
   Я же, печальная, за деньги танцую,
       Праздники людям музыкой радости
                                                          я наполняю!
Вот мой горький удел от злых козней худых.
Я не плачу и сочувствия вашего я не ищу —
     Гордость предков в горе меня утешает!
         Попрошайкой не буду в доме чужом —
             Бакхиадам неведома рабская слабость!
                 Я зажгу в очаге,
                               что сложу на чужбине,
                                                       новый огонь.
 
 
Здесь, на Сицилии, я сирота!
    Мой отец, моя мать
                 умерли в злобном Милете.
     Я на свете одна: нет ни брата,
                                               нет ни родни.
         Рок преследует неумолимо —
                                      отовсюду изгнана я.
Вы, как и я, бакхиады – мы с вами тело одно!
     Вы познали бунты худых,
                            вы познали изгнание!
         Вы вернули, как я не сумела,
                                        дом свой родной.
             Я семью ищу среди вас.
                             Горе хочу позабыть.
В бурю покой долгожданный среди вас обрести,
                                                                благородных.
 
 
Пред богами клянусь,
   Вас, гаморы,
       в свидетели клятвы я призываю:
     Буду верной урокам отца,
      Что учил никогда не просить подаяний.
        Что учил судьбе быть благодарной.
      Что учил в мире радость искать!
    Что учил гордо сердце хранить для любви,
Для того, кто поймёт и оценит
                                                 честность девы
                                 из гордого рода Ксантиклов!
 

Исполнительница замолкает, но её кифара-форминга торжественно завершает грустную приветственную песню. Многие гаморы уже поднялись с мест, чтобы рукоплескать мастерскому владению голосом и кифарой. Однако, встав, остаются молчаливо стоять в напряжённом ожидании. Взгляды гаморов сходятся на столах Ксантиклов. С последними звуками семи струн Ксантиклы дружно, шумно похлопывая друг друга по спинам, покидают столы сисситии. Пять сотен опасного вида мужей, от пятнадцати до пятидесяти лет, чуть не злыми военными колоннами направляются к одинокой Мегисте у затухающего жертвенного костра. Шествие возглавляет Полиник. Оливковый венок надвинут на самые брови, оттого выражение лица предводителя пугающее.

– Дева Мегиста, дочь Харета, отдай мне кифару-формингу!

Исполнительница покорно выполняет приказ. Полиник поднимает, уже вторично за сисситию, кифару над головой:

– Фила всадников Сиракуз! Отныне великолепная кифара благородного Харета из Коринфа будет храниться в моём доме! На почётном месте, в андроне20. Любоваться будет кифара храмом Афины. На праздниках моего рода будет молитвы петь! На прочих же – только с моего соизволения.

 

Мегиста выдыхает. Двое мужчин, памятуя о недавнем обмороке, с готовностью подхватывают исполнительницу под руки. Бурные овации несутся от всех столов. Полиник крепко прижимает старинную коринфскую кифару к груди, как до него Мегиста. Едва овации смолкли, глава рода Ксантиклов обратился к счастливому Полидаму:

– Я дважды слышал пение коринфской девы. Первый раз у порога дома лучшего. Но то было давно и слегка подзабылось. Второй раз вот сегодня… Такая талантливая певица нам самим нужна. Не отдадим вам невесту! Не заслуживаете вы великолепной девы из рода Ксантиклов!

Громкий хохот гаморов заглушает бурные протесты возмущённых родственников Полидама. Ксантиклы со свистом и пританцовывая уводят Мегисту, вновь накрытую белым покрывалом. На глазах Гермократа Полиник отряжает юношу-эфеба в полис.

– Сына в полис отправляет. Готовит домашних к визиту Мегисты. Невесту разместят у Полиника, – шепчет Аристарх очевидное Гермократу.

Приходит черёд Полидама со стороны жениха огласить дату свадьбы. Но место пяти сотен мужей неожиданно занимают суровые архонты. Их пятеро, без отсутствующего в их рядах Гермократа. Архонтам-фермосфетам безразличны весёлые свадьбы.

– Достопочтимые всадники! – приветствует сисситию старший из них. – Два неотложных судебных дела требуют разрешения. Судебные уложения касаются только интересов нашей филы и потому не подлежат рассмотрению на агорах полиса. – Архонт поднимает дорожный посох. Радостные разговоры стихают.

– Главы пятидесяти родов гаморов, выйдите!

Вызванные благообразные мужи степенно выходят к архонтам.

– Первое дело таково. Если кто из вас не знает, то сообщаю, что в полисе, в квартале Ортигии, на правах гостя трёх семей гаморов проживает беглый афинянин, некий Протагор, по роду занятий софист. Софист Протагор уличён в безбожии… – Гневные выкрики из-за столов прерывают речь архонта. Но он продолжает: – Книга софиста Протагора «О богах» публично сожжена на костре в Афинах. Софист Протагор афинским судом граждан приговорён к смерти. Как вы знаете, любое отрицание богов, публичное поругание веры, а также обучение богохульству в Сиракузах считаются особо тяжкими преступлениями. Нам с вами надлежит решить дальнейшую судьбу гостя филы всадников. Предлагаю выслушать… возможного безбожника, гостя… софиста Протагора.

Предложение архонта не вызывает возражений. Рабы сопровождают Протагора к судьям. Софист входит во враждебное пространство между столами лёгким шагом атлета, готового к соревнованиям. Он шествует прямо к жертвенному костру, игнорируя требование сопровождающих его рабов идти к архонтам. Встав лицом к пламени, «возможный безбожник» присаживается, заботливо добавляет в священный костёр дров. Поднимается с колен, посыпает неизвестно откуда взявшиеся у него в руках благовония. Беззвучно что-то шепчет в небо и предстаёт перед удивлёнными архонтами.

– Софист Протагор, беглец из Афин, приветствует гаморов Сиракуз!

На приветствие Протагора из одной только вежливости архонты вымученно тихо проговаривают: «Хайре!» Сиссития хранит зловещее молчание. Афинянин обводит столы спокойным взглядом и неожиданно продолжает приветствие:

– Богиня Эрис, сестра Арея, призываю тебя, крылатую, позаботиться обо мне на суде.

Устанавливается очень долгая пауза. Собравшиеся удивлены: софист обращается к женскому божеству, не особо-то чтимому, к тому же откровенно жуткому. Архонты сходятся в круг. Должностные лица обмениваются мнениями. Со стороны кажется, что в их рядах раскол. Но вот совещание архонтов закончилось. Старший из них обращается к софисту:

– Бывший гражданин полиса Афин, внесите ясность о целях вашего пребывания в славном полисе Сиракуз.

Протагор принимает положенную строгую позу для выступления перед должностными лицами.

– Я, Протагор, бывший гражданин Афин, скрылся от смертного приговора суда полиса Афин по обвинению в отрицании богов. Вынесенный мне приговор считаю несправедливым. Прибыл в Сиракузы для установления культа почитаемой мною богини Эрис, а так как отправлять культы женского божества может только женщина, то и для нахождения в Сиракузах сиятельной жрицы. Занятие софистикой обеспечивает мне доход, достаточный для безбедного проживания в полисе.

– Софист Протагор, я вас правильно понял, вы признаёте эллинских богов? – уточняет архонт по правую руку от старшего.

– Я, Протагор, признаю богиню Эрис своей покровительницей. Почитаю её божественные установления. – Протагор воздевает к небу руку. По странному стечению обстоятельств в этот момент в небе, очистившемся от туч, появляется орёл. Крупная птица, расправив крылья, парит кругами над сисситией. Гаморы поднимают головы. Появление орла – добрый знак.

– Софист Протагор, чем может помочь полису Сиракуз учреждённый вами культ богини вражды, раздора и прочих бедствий, с ними связанных? – задумчивым голосом, не сводя глаз с парящего орла, продолжает расследование старший архонт. Благородное собрание филы всадников ожидает от афинянина напыщенной и долгой речи, но Протагор отвечает коротко:

– Богиня труда, спорта и соревнований не почитается. Алтаря нет, нет жертвоприношений и праздников с подобающими Эрис молитвами. Богиня, породившая труд, обижена незаслуженным забвением. Мать богини Лимес…21 – (Услышав упоминание Лимес, гаморы перестают любоваться полётом орла.) – Вдохновительница воителей лишена культа, ей, благой, причитающегося. Я, Протагор, готов доказать, что достойное почитание достойной богини Эрис обогатит ваш полис, установит мир и благоденствие на улицах Сиракуз! – Двойное упоминание «достоинства» в отношении пугающей одним своим именем грозной богини погружает сисситию в глубокие размышления. Появляются мрачные тучки. Орёл поднимается выше и исчезает из виду. Протагор замолкает. Софист хладнокровен, держится спокойно – афинянин не боится суда.

– Архонты и главы родов удаляются для вынесения решения по делу софиста Протагора, – после затяжной паузы огласил старший архонт. Пятьдесят мужей и архонты отошли, встали в совещательный круг у пинии. Со стороны видно, как часто мужи прикладывают руки к бородам. Однако в этот раз среди шепчущихся царит единодушие. Гаморы за столами тоже обмениваются репликами. Что и говорить, такой интересной сисситии давно не было. Насупившийся старший архонт подошёл к Протагору:

– Основываясь на установлениях предков, как в части почитания богов, так и в части гостеприимства, архонтами и главами родов софисту Протагору, афинянину, разрешается основать под надзором архонтов культ богини Эрис. А также подобрать жрицу, эллинку происхождением, из жительниц полиса, для отправления культа Эрис Сиракузской, попечительницы соревнований, матери созидательного труда. Разрешено составить и фиас22 из почитателей богини Эрис.

Установилась тишина, не нарушаемая никем из присутствующих.

– Разрешается софисту Протагору преподавание в полисе Сиракуз, – продолжил наконец архонт. – В целях лучшей доступности для учеников собрание гаморов наделяет бывшего гражданина Афин, Протагора, участком земли без права наследования. Также метеку Протагору поручается составить трагедию в честь богини Эрис.

Архонт поднял посох. За ним выстраиваются архонты и главы родов.

– Переходим к рассмотрению второго судебного дела.

Протагор намеревается покинуть место суда, но архонт останавливает его. Софист вновь принимает подобающую судебному разбирательству строгую позу, поправляет складки на одежде.

– Вызываются гаморы Мирон и Граник. Сторона обвинения, предстаньте перед нами!

Из рядов глав семейств выходит сердитый Полидам. Вскоре перед судьями предстают обескураженные Мирон и Граник. Архонт обращается к главам родов:

– Достопочтимый гамор Полидам, огласите ваши претензии к гаморам Мирону и Гранику.

Друзья наконец-то находят взглядами Гермократа, сидящего за столом. Тот сокрушённо разводит руками – архонт-фермосфет не может ничем помочь, он не приглашён к рассмотрению дела.

– Я, Полидам, предводитель рода бакхиада Хирисофа, потомков Гераклидов, что основали полис Сиракуз, обвиняю гаморов Мирона и Граника в нарушении сыновних обязанностей. Требую с упомянутых гаморов взыскания в части пренебрежения традициями при совершении брачных помолвок. Гаморы, воспитанные мною, не поставили меня, их опекуна, а также предводителя их рода, в известность о намерении вступить в брак с коринфскими девицами, бакхиадами младших родов.

Раздаётся единодушный злой перестук кулаков по столам. Проступок Мирона и Граника требует публичного порицания. Архонт призывает аристократов к тишине и тоном глубокого сочувствия просит Полидама продолжать, возложив руки на плечи «скорбящего». Полидам впивается немигающим взглядом в Мирона и выкрикивает:

– Литургия!23

Главы родов за спиной старшего архонта согласно кивают. Суровый архонт неожиданно оборачивается к внешне равнодушному Протагору:

– Софист Протагор, вам было поручено составить трагедию.

Протагор приложил правую руку к груди. Архонт обернулся к Мирону и Гранику:

– Фила всадников налагает на гаморов Мирона и Граника литургию – поставить за свой счёт трагедию софиста Протагора в честь богини Эрис. Срок исполнения литургии – сорок дней, отсчёт от дня сисситии. После литургии вам будет дозволено испросить согласие у вашего воспитателя на браки с девицами из младших родов бакхиадов Коринфа. Ответственным за соблюдение литургии назначается… – (Главы родов одновременно, не сговариваясь, почему-то смотрят на вставшего из-за стола Гермократа.) – Назначается архонт-фермосфет Гермократ.

19Архонт – высшее должностное лицо древнегреческих полисов. В данном случае «фермосфет» – неологизм автора, псевдосубсицилийский диалект дорического диалекта древнегреческого языка, от аттического «фесмосфет» (законодатель) – представитель судебной власти, во многих древнегреческих полисах избираемый пожизненно.
20Андрон или андронитид – парадная зала в древнегреческом доме для мужских праздников.
21Лимес – богиня голода.
22Фиас – древнегреческое религиозное объединение или община для совместного отправления культа.
23Литургия – государственная повинность, налагаемая на богатых граждан и метеков.
1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17 
Рейтинг@Mail.ru