Марат Байпаков
Кангюй. Бактрия

Глава 5. Суды чести

День суда приспел совсем незаметно. Пять коротких дней пронеслись стремительно: в чинных беседах с бесчисленными посетителями из разных фил полиса, обычных хлопотах по хозяйству, покраске обветшавшей мебели, роскошных трапезах из вкусных даров, горестных рассказах слуг про события минувших двух лет, трудных подсчётах в свитках расходных ведомостей. Алкеста стремилась быть полезной в делах сирийцев, корпела вечерами над бесконечной папирусной лентой, с успехом подменяя часто отлучавшегося Лисандра. Как выяснилось, почерк и стиль письма девы в чёрных нарядах ни в чём не уступает каллиграфу, да и в математических расчётах трижды вдова-и-невеста тверда умом.

С середины ночи Лисандр, Алкеста, Силан и Эпиакса приготовляют хозяина дома к важному событию. В тех хлопотах четыре тени мечутся в темноте меж двух этажей, сталкиваются во внутреннем дворе, разбегаются друг от друга, сбиваются вместе в кухне, шепчутся там подолгу, охают-вздыхают, влетают поодиночке в андрон, недолго пребывают в нём и снова предаются непонятной суете. Наконец волнительные приготовления прекращаются.

Ранним утром после восхода светила раздаётся бесцеремонный долгий стук в ворота чем-то твёрдым, не рукой. С возгласом «За Аргеем пришли!» Алкеста прячется за лестницей. Эпиакса мнёт на себе одежду, утирает слёзы, приглаживает волосы. Потрясённый Силан замирает недвижимым камнем у открытых ворот, в глазах раба мир только что перевернулся вверх дном. Лишь один Лисандр целесообразен в отправлениях воли. Печальный каллиграф возжигает огонь на домашнем алтаре, истово молится, приносит богам бескровную жертву, печенье сгорает дотла. Появляется друг базилевса, ни с кем не попрощавшись, покидает дом. Алкеста садится на пол и закрывает лицо руками. Дева беззвучно плачет.

Два жезлоносца торжественно сопровождают Аргея к буле Бактр. Скромным их шествие никак не назовёшь. Юноша в пурпурном облачении вельможи с двумя широкими полосами из золотых нитей, при фибуле друга базилевса, которая сияет нимбом в лучах светила. Красота всегда притягивает людей, вот и сегодня позади, по бокам шествующих образуется толпа. Толпа немалая. Однако при внимательном рассмотрении примкнувших к шествию любопытствующих видно, что случайных прохожих в ней нет, толпа походит на построение в стройных бравых шеренгах.

Три сотни эллинов из процветающих семей полиса, в белых нарядах, умащённые ароматическими маслами, в кавсиях, постукивают ритмично посохами по мостовой. Среди них есть несколько замужних дам в дорогих платках с серебряной вышивкой. За десять домов до агоры к процессии прибывают и хмурые мужи в чёрном, скорбящие по невинно убиенным, числом в три десятка. Так, стало быть, это религиозное семейное шествие родственников из какого-то влиятельного рода?

«Чья это фратрия?», «Чей это культ?», «Какой сегодня праздник?», «Богов и предков рода они поминают?» – подобными досужими вопросами задаются лишь несведущие провинциалы, гости столицы. Столичные жители же сведущи, сразу опознают подсудимого, во многих голосах приветствуют юношу в золотом венке не просто безучастным «хайре», но пожеланиями: «Успеха в суде», «С честью выиграть тяжбу», «Одолеть врага могущественного», некоторые же и вовсе громко, нараспев призывают богов для «вспоможения благочестивому Аргею в битве со Стасиппом-наглецом».

У буле процессию застаёт иная группа, тоже из эллинов, числом не меньшим, чем шествующие, но лицами куда сердитей и злее. Две группы в праздничных облачениях на агоре не смешиваются, хотя знакомы меж собой, сохраняют вежливое отстранённое противостояние. Жезлоносцы вводят Аргея в здание буле. Начинается судебное разбирательство.

Дело первое

Аргей застаёт окончание рассмотрения чужого имущественного спора. Пятеро бородатых мужей и юная голубоглазая дева лет четырнадцати, по виду свободные бактрийцы, все в штанах и длинных рубахах навыпуск, негодуют, злятся, обращены взорами на двух юношей, эллинов, катеков, лет восемнадцати, нагловатого вида, в коротких синих хитонах. Две с половиной сотни судей, почти весь магистрат Бактр, присутствуют на разбирательстве незначительного дела дальней хоры столицы. Что такого важного заставило ранним утром собраться вечно занятое буле? Аргей принимает торжественный вид, поправляет складки, на лице появляется холодная бесстрастность. Магистрат-судья оглашает приговор:

– Признать кражу пяти баранов у бактрийской семьи, ария Друста³¹, катеками, эллинами Ификратом и Проклом, доказанной. Признать недоказанным избиение и поношение оскорблениями дочери Друста при совершении кражи упомянутых баранов упомянутыми катеками. Взыскать с Ификрата и Прокла возмещение полной стоимости украденного в виде баранов или монетой, на выбор проигравшей стороны. Суд Бактр не будет преследовать Ификрата и Прокла за недоказанные деяния против бактрийской девицы.

Катеки удаляются из зала заседаний буле без возражений. Бактрийцы не спешат расстаться с судом. Глава семьи пытается негромко, в почтительном тоне возражать:

– Не за баранов я судился. Я староста комы. Вождь племени ариев. У меня достаточно скота. Кому нужна моя дочь после избиения и прилюдного обнажения? На ней же нет живого места. Кто женится теперь на ней, с позором осквернённой? Почему поганые юнцы не заплатили за унижения моей семьи? Моей дочери остаётся руки наложить на себя! Её жизнь навсегда разрушена.

Протестующего старосту комы и вождя выпроваживают жезлоносцы. Минуя вельможу, разгневанный бактриец останавливается Аргеем. Сочувствие к чужой беде в лице юноши. Аргей заглядывает в зелёные глаза, полные жгучей обиды.

– Ко мне сегодня загляни, достойный муж, ищу прислугу для себя.

Бактрийцы со скорбным видом покидают зал заседаний. Раздаются тяжёлые шаркающие шаги. Напротив Аргея, в пяти шагах, появляется Стасипп. Богач не один, без свиты, но с двумя ойкетами, израненными, в бинтах и шинах. Стасипп надменно-удивлённо осматривает наряды Аргея, встречается с ним взглядом, отводит взор к судьям. Золотой венок переливается благородным свечением.

– Рассматривается дело о защите чести и достоинства Стасиппа, сына Хармина, эллина, поселенца Бактр, против Аргея, сына Ореста, македонянина, гражданина полиса с привилегиями первых поселенцев.

Магистрат-судья, ведущий оглашение дела, против правил покидает своё место в первом ряду кресел зала, шурша длинным облачением, подходит к юноше и указывает рукой на серебряную фибулу.

– Не могли бы вы, Аргей, объяснить нам смысл вашего украшения?

– Вы говорите про мою фибулу? – вежливо уточняет у магистрата юноша.

– Да, именно про неё и эти пурпурные одеяния с золотом. – Магистрат считает своим долгом приподнять края гиматия Аргея для лучшей демонстрации суду. Буле наполняется шёпотом судей.

– Досточтимый суд, фибула, гиматий и остальное облачение, что на мне, – знак отличия друга базилевса Селевка Филопатра, правителя Великой Сирии.

– Позвольте уточнить у вас, Аргей, – магистрат-судья вчитывается в надпись фибулы, – на фибуле надпись «Почётный друг базилевса», а это, насколько мне известно, ранг выше «друга базилевса». Пурпурные гиматии с двумя широкими полосами дозволено носить вельможам при дворе Селевкидов только рангом «старые первые друзья» или «первые весьма почитаемые друзья». Я прав, друг базилевса?

Аргей согласно подтверждает, а вот Стасипп хлопает глазами, ничего не понимая в происходящем.

– Согласно вашим регалиям, вы, Аргей, сын Ореста, – сановник высшего ранга Сирии? Не так ли?

– Да, именно так. – Аргей касается рукой фибулы с барельефом Селевка. – Я друг базилевса Селевка Филопатра, внесённый в список сановников Великой Сирии. На мне золотой венок, дарованный Селевком за отличное служение династии.

В рядах судей шум, тихое перешёптывание сменяется приглушёнными, вполголоса разговорами. Часто слышатся среди обрывков речей слова «Сирия», «проксен», «почётный гость», «отмеченный отличием», «вельможа Селевка», «великие соседи». Магистрат-судья возвращается к своему креслу, однако не садится, повернувшись к ответчику и истицу спиной, включается в разговоры магистратов. Разговоры стихают. Поднимается Тарип и громогласно оглашает:

– Согласно законам Бактрии, установлениям предков, религиозным установлениям эллинским и традициям свободного македонского полиса, мы не можем подвергать суду проксенов иных государств, даже если проступки проксенов распространяются на граждан Бактр. Потому судебное разбирательство «Стасипп, сын Хармина, против Аргея, сына Ореста» прекращается ввиду выяснения личности и должности ответчика.

Такого короткого суда никто не ожидал. Аргей остаётся внешне безучастным. Стасипп недовольно фыркает, воздерживается от обсуждения вердикта судей, обмеривает вельможу странным тяжёлым мутным взглядом, поворачивается спиной к магистратам, намеревается покинуть зал заседаний, как вдруг слышит продолжение резким тоном от иного магистрата-судьи:

– Вернитесь, Стасипп, буле вас не отпускало.

Богач, недоумевая, поворачивается к высокому суду, выставляет перед собой в шутку пустые ладони.

– Открывается новое судебное разбирательство – «Свободный полис Бактры против поселенца Стасиппа, сына Хармина, эллина, организовавшего преступное нападение ойкетов на проксена Великой Сирии Аргея, сына Ореста, македонянина».

Дело второе

Столь неожиданное изменение статуса с истца на ответчика повергает Стасиппа в изумление. Изумление нисходит в гнев. Богач багровеет лицом, вытягивается в струну, скрежещет зубами, руки сжимаются в кулаки. Ищет взглядом кого-то в рядах судей, но не находит. Такое угрожающее поведение не новость для жезлоносцев, как и не новость попытка трусливого побега из зала заседаний буле израненных ойкетов Стасиппа. Двое жезлоносцев ловят ойкетов и возвращают их на прежнее место, ещё двое попечителей закона становятся по обе стороны от Стасиппа. От болезненного заламывания рук беглецы жалобно стонут.

– Стасипп, когда вы впервые увидели проксена Сирии, он был в этих регалиях сановника Сирии? – Магистрат-судья, закончив первое дело, без перерыва принимается за второе, манерно опускается в своё кресло, подбирает одежды вокруг себя.

– Не помню, во что именно был одет этот человек. Прошу простить, тот аукцион, где повстречался с ним, – Стасипп избегает смотреть в сторону Аргея, – был так давно.

– Шесть дней назад, – уточняет деловито Тарип. – Досточтимое буле, я вёл аукцион по продаже дома Ореста. И я, в отличие от вас, Стасипп, прекрасно помню, что Аргей, сын Ореста, был именно в тех же самых сирийских регалиях, что и сейчас пред нами. Со мной были магистраты и чиновники, они свидетели торгов.

Суд вызывает чиновников, сопровождавших аукцион заброшенного дома. Трое должностных лиц, сменяя друг друга, точно описывают события того дня, подтверждают личности участвовавших и заверяют слова магистрата Тарипа. Стасипп молча выслушивает свидетельские показания. Судья, ведущий второе дело, встаёт.

– Буле обращается к ойкетам за разъяснениями их проступка в отношении проксена Сирии.

Жезл власти указует на раба справа. Раб встаёт на колени перед судом, с колен вещает медленно, тщательно подбирая слова:

– Мой господин Стасипп приказал мне и ещё двоим ойкетам, как и я, напасть на того важного господина в золотом венке. Нам дали дубинки. Когда я спросил Стасиппа: «Зачем нам дубинки?», он сказал: «Дабы хорошенько проучить владельца дома», который ему не достался. Я возразил хозяину: «Справимся и кулаками в том нравоучении. Нас трое, а он один. Ни к чему нам оружие, ведь всем известно, дубинками можно серьёзно покалечить».

Стасипп гневно шипит на свою собственность. Раб испуганно замолкает.

– Продолжай, ойкет, говори правду, буле предоставит тебе законную для свидетеля защиту, ты сменишь хозяина после суда.

Раб набирается смелости, зло смотрит на Стасиппа, ему и отправляет проворно-многословно, округлив глаза от ненависти:

– А хозяин мне говорит: «Да пребудет ему, тому господину в золотом венке, долгой-предолгой боли, не сойдёт ему, македонянину проклятому, с рук мой убыток значительный. Добейтесь от него мольбы о пощаде. А не взмолится, можете забить обидчика моего хоть до самой лютой смерти. Бейте-бейте! Чем больше ему пребудет боли, тем лучше будет мне». Так приказал Стасипп. Истину говорю. Добавил, для чего, не знаю: «Ненавижу аристократов, нужен мне очень-очень дом старинный в аристократическом квартале, жить там мечтаю, а заполучу гражданство полиса, накажу меня звать аристократом». Крут нравом мой хозяин. Ослушайся я его, так он бы выпорол меня плетьми. Задаток дал нам за избиение того важного вельможи, по три обола серебром каждому из нас.

– Врёшь, мерзкий ойкет! – грозит Стасипп кулаком своему рабу. – Ты сам решился на ограбление невинного. – К суду милейшим тоном высказывается иное: – Подлый слуга подкуплен кем-то и оговаривает меня. Не платил ойкетам, не давал им дубинок, только их это преступные происки. Судьи, не верьте их словам.

Магистрат указывает жезлом на другого раба, израненного, в повязках. Ойкет встаёт на колени, складывает руки в мольбе.

– Прошу вас, милостивые магистраты, оградите меня от мести моего хозяина. За донос он убьёт меня!

– Буле предоставит тебе, ойкет, защиту, ты тоже сменишь хозяина.

Второму рабу есть что сказать.

– Стасипп, хозяин мой коварный, обманывает нечестиво суд. На дубинках стояло клеймо Стасиппа. Хозяин всё своё клеймит. Спрятал я дубинку под экзомисом. Пусть жезлоносец меня обыщет.

Жезлоносец выполняет просьбу раба. Так в зале заседаний появляется вещественное доказательство. Дубинку подносят судье. Судья осматривает, выявляет клеймо «Стасипп», передаёт на рассмотрение магистратам. Дубинка перемещается по рядам буле. На этот раз богач молчит с угрюмым видом. Ойкет продолжает:

– Поджидали жертву у порога дома. Достали дубинки, напали первыми. Промешкали в начале драки, господин оказался нас ловчей. Порезал свирепо нас ножом. Друга убил. Меня ранил многократно. Кровь лилась из меня. Ну поделом же нам досталось! Я сожалею о проступке. Молю вас о снисхождении. Мне стоило бы раньше у вас искать спасения, тогда б мои чресла были бы целы. Мой хозяин меня искалечил. Это Стасипп во всём виноват. Его судите строго, не меня.

– Показания ойкетов заслушаны. – Судья поднимает жезл власти. – Жезлоносцы, уведите их на рабский рынок, выставите на продажу. Цену пусть назначит покупатель. Деньги от продажи ойкетов передать Стасиппу в день продажи.

– Я протестую! – Богач поднимает в ответ правую руку. – Они моя собственность, вы не имеете права отчуждать от меня ойкетов.

– Протест отклонён. Ойкеты переходят под защиту полиса. Продолжаем рассмотрение дела. – Судья усаживается в кресло.

Рабов поднимают с колен, и они со стонами покидают зал заседаний. Стасипп повержен. Удручённость сквозит в прежде надменном лице.

– Заслушаем пострадавшую сторону. Проксен Сирии, вы ожидали в тот приснопамятный день нападения у стен своего дома?

– Нет, досточтимый судья, я никак не ожидал встретить поутру трёх враждебно настроенных ойкетов, да ещё с вертлявыми дубинами. – Аргей поворачивается к Стасиппу лицом.

Богач не решается встретиться с юношей взглядом.

– Ойкеты донесли, что у вас был при себе клинок, которым вы отразили их нападение. Как это можно объяснить? – Судья-дознаватель встаёт с кресла и подходит к Аргею.

Юноша тянет какую-то верёвку на груди, достаёт из складок одежд нож из бронзы в ножнах, протягивает магистрату со словами:

– Это подарок ритора, философа-стоика, наставника и моего лучшего товарища в эфебии Селевкии-на-Тигре, Апполодора. Известный мудростью софист подарил мне свой детский амулет. Говорил он мне на прощание, что амулет не безделица, но поможет мне, как помогал ему не раз.

Судья-дознаватель удаляется с вещественным доказательством к судье, ведущему дело. Судья встаёт и демонстрирует магистратам, высоко держа над головой, два предмета: вертлявую дубинку и бронзовый нож.

– Прошу магистратов принять во внимание, дубинок было в день нападения три. Три дубинки против короткого старинного кинжала. Бронза древняя и хрупкая. Дубинки прочные и новые. Неравный состоялся поединок у стен дома Ореста. Суд удаляется на обсуждение.

– Позвольте, почтенные судьи. – Стасипп хлопает, пытаясь привлечь к себе внимание. – Почему вы не рассматриваете его вторжение в мой дом? Ведь он пришёл ко мне потом во всеоружии, в доспехах, при ксифосе, а не при коротком кинжале. Смертью жестокой страшил меня.

– Потом? После чего? – Судья-дознаватель оборачивается к Стасиппу.

– Потом… после, ну… после… потом… – Богач запинается в простых словах и замолкает в смущении. Рдеет-пылает румянцем, как юная дева.

– …после нападения ваших ойкетов с дубинками? Втроём на одного? Втроём на посла Сирии? – Судья, ведущий дело, уточняет у Стасиппа.

– Не было нападения, он первым напал на моих людей. – Стасипп упорствует. – Дубинки ничего не объясняют в этом деле.

– Эти ойкеты принадлежали вам, а потому вы несёте за них полную ответственность. – Судья-дознаватель осаживает богача. – Ваша говорящая собственность учинила разбой на улице полиса Бактр. Вы не уйдёте от наказания, Стасипп.

– Вы отказываетесь сотрудничать с судом, Стасипп. – Магистрат с верхнего ряда строгим голосом порицает богача. – Вы препятствуете нам в поисках истины. Вы нагло лжёте в буле. Вы оскорбляете своим поведением должностных лиц. Думаю, высокий суд может вынести решение прямо сейчас, без долгих прений.

Богач смолкает, опускает взор, что-то беззвучно шепчет каменным плитам пола. Буле совещается, не покидая зала заседаний. Обсуждение краткое, магистраты занимают кресла. Судья, ведущий дело, оглашает приговор:

– Стасипп, сын Хармина, эллин, поселенец полиса Бактр, признаётся виновным в организации вооружённого нападения трёх ойкетов на проксена Сирии Аргея, сына Ореста, с целью нанесения последнему тяжких побоев. Суд лишает права на поселение в полисе Бактры и приговаривает Стасиппа к штрафу в пользу проксена Сирии. Дом Стасиппа в полисе, движимое имущество, обстановка в нём, запасы и сырьё в кладовых при доме отчуждаются в пользу Аргея, сына Ореста. Проксен Сирии, вы можете уже сегодня вступить во владение недвижимостью. Составьте подробную опись имущества и передайте буле на сохранение. Акт передачи штрафа будет оформлен в трёх копиях, заверен тремя судьями и скреплён печатями комиссии буле. Третью копию вам вручат завтра через поверенных, она для вас заменит соглашение о праве владения домом.

Богач открывает рот, тяжело дышит, хватается рукой за грудь, закатывает глаза. Раздаётся протяжный стон горя. Аргею возвращают дар Апполодора.

Дело третье

– Открывается дело «Полис Бактр против откупщика Стасиппа, сына Хармина, эллина, лишённого права на поселение». – Судья сменяется, теперь дело будет вести почётный магистрат Тарип, македонянин с привилегиями первых поселенцев.

Богач с трудом держится на ногах. Аргей не знает, как ему дальше поступить. Юноша прощается, но дальше положенных «гелиайне, досточтимые судьи, я удаляюсь» прощание с буле не заходит. Судья жестом повелевает вельможе оставаться на месте. Стасипп удивлённо смотрит на Аргея. Аргей добродушно улыбается в ответ, правой рукой машет Стасиппу как лучшему другу. Богач от вежливого приветствия неожиданно подаётся в слёзы. Горькие рыдания, всхлипывания, стоны наполняют стены полукруглого зала, магистраты выслушивают их внимательно, не прерывая, кто с презрением, кто с упоением, кто хладнокровно-безразлично. Когда же Стасипп смолкает, утирая слёзы горя ладонями, Тарип официальным тоном проговаривает фабулу третьего судебного дела:

– В соответствии с договором откупа на подряды подготовки к празднествам культа династии базилевса Евтидема Первого Стасипп, сын Хармина, эллин, обязался предоставить полису три тысячи лаой и охрану к ним. Данные лаой должны были приступить к выполнению работ десять дней тому назад. Однако до сего дня никто из означенных лаой не приступил к работам. Мы ждём от вас объяснений, Стасипп.

Богач не в силах говорить, он только шмыгает носом, давит новые рыдания, постукивает кулаком по груди, хрипит невнятно. Стасиппу дают время прийти в себя.

– Собрал три тысячи лаой. Приставил к ним охрану, четыре сотни жезлоносцев, ойкетов-усуней.

Стасипп вновь плачет. Богач раздавлен горем.

– Где работники, Стасипп? – вопрошает строго Тарип. – Вы срываете государственные празднества. Полис по вашей вине утопает в строительном мусоре. Грязь повсюду! Агора не покрашена, мощение не выложено, храмы не украшены должным образом.

– Лаой и охрана пропали, их задержали люди меридарха Евкратида, по неведомой мне причине насильственно увели в неизвестном направлении. Ничего не знаю об их судьбе. Намереваюсь срочно отбыть к самоуправцу Евкратиду с визитом.

– Нам безразлично ваше незнание. Сатрап Евкратид буле Бактр неподвластен. Властительный Евкратид подчиняется только базилевсу Евтидему Второму. – Судья немилосерден. – Нет лаой, так убираете грязь сами, Стасипп, собственными руками!

– Не смогу сам выполнить подряды. Вы прекрасно это знаете. Моих ойкетов недостаточно для тяжких работ. – Богач шмыгает носом, как провинившееся дитя, беспомощно разводит руки, сникает-горбится, у откупщика жалкий вид. – Настоятельно прошу вашей помощи.

– То есть вы, Стасипп, сын Хармина, признаётесь высокому суду, что вы не в состоянии выполнить условия договора об откупе? – Возмущённый Тарип встаёт с кресла, поднимает жезл власти. – По условиям договора обеспечением сделки были ваша загородная усадьба, с посевами пшеницы, ваш виноградник, племенные лошади в количестве двухсот голов, эргастерий по производству мебели с десятью ойкетами-ремесленниками. Полис Бактр отчуждает вашу собственность в полном объёме. Обеспечение договора будет выставлено на ближайшие торги, обращено в монету, полученные деньги составят фонд для скорейшего выполнения подрядов. Буле не допустит отмены назначенных государственных празднеств по воле кого бы то ни было из бывших жителей. У полиса есть пятнадцать дней, и с этого дня буле будет само надзирать за выполнением порученных вам подрядов. По результатам рассмотрения предыдущих дел вы, Стасипп, сын Хармина, признаётесь чрезвычайно опасным и злонамеренным лицом, потому будете помещены под арест в тюрьму полиса для воспрепятствования вашим возможным противозаконным действиям. Осуждённый Стасипп, вам предоставляется день свободы на необходимые сборы для заключения.

У богача не находится поддержки среди влиятельных мужей столицы. Никто из магистратов не пытается опротестовать вынесенный вердикт. Более того, буле нарушает незыблемую традицию бесстрастности суда, шумно покидает кресла, рукоплещет оглашённому постановлению. Отдельные хлопки магистратов сливаются в единый бурный гром. Гром подхватывается эхом, с усилиями незримого помощника гром обращается в бранную музыку мятежа. Жестокая музыка, не смолкая, накатывает одним валом за другим.

Один за другим валы бранной музыки ударяют в осуждённого. Стасипп раскачивается на ногах, шатается как пьяный, стонет, закрывает глаза, хватается за грудь руками, теряет сознание и падает ничком на спину. Изо рта Стасиппа идёт пена и кровь. Жезлоносцы с трудом выносят грузного богача на воздух, рвут дорогие одежды при перемещении, небрежно укладывают бесчувственное тело на плиты агоры. Без пояснений произошедшего передают несчастного на попечение слуг. Стасиппа окружают друзья. Их стараниями богач с трудом обретает сознание. Поверженного предводителя гетерии приподымают с плит, дают испить воды. Раздаётся скорбное мужское рыдание вперемежку с руганью и проклятиями.

Тем временем в зале заседаний Тарип обращается к Аргею:

– Проксен, прошу вас, поведайте буле всё, что рассказывали мне и трём другим магистратам.

В зал заседаний входит широкими шагами довольный Лаг, а с ним и Гиппомах, чуть позже появляется Эакид при дорожном посохе, в запылённом гиматии и кавсии. Мужи чинно приветствуют буле певучим «Хайре, досточтимое собрание», стискивают поочерёдно проксена Сирии в крепких объятиях, похлопывают по спине, как лучшего товарища, встают с ним рядом – Лаг и Эакид по бокам, Гиппомах на шаг позади. Эакид вынимает из дорожной сумы небольшого объёма свиток.

– Буле свободного полиса Бактры, выслушайте друга базилевса Селевка! Обязан сообщить вам печальные известия из Маргианы, – начинает неторопливо речь Аргей.